№ 23 1873 14 мая

ГРАЖДАНИН

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛ ПОЛИТИЧЕСКИЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Хотя военная газета «Русский Инвалид» не переставала сообщать сведения о хивинском походе, с самаго времени выступления экспедиционных отрядов против Хивы, но до последняго времени эти сведения не имели особеннаго интереса для читателей, непосвященных в стратегическия тонкости. Этим мы и обясняем наше молчание о походе до сих пор (см. №№ 15–16 «Гражданина»). Теперь же, по мере приближения наших отрядов к Хиве, стали уже получаться сведения более интересныя, с которыми мы и будем знакомить читателей.

Поход, как известно, направлен был со стороны трех пограничных с Хивою наших округов: туркестанскаго, оренбургскаго и кавказскаго. Сверх того, в устья Аму–Дарьи направлена была аральская флотилия. Следование наших отрядов до последняго времени было почти безостановочно. Соседния племена, по бoльшей части, не оказывали нашим отрядам враждебных действий. При прохождении оренбургскаго отряда через Ургу, к генерал–лейтенанту Веревкину, командующему отрядом, добровольно явились с повинною киргизы, бежавшие в прежние года из наших пределов. А бухарский эмир обнаружил особенно дружественныя чувства к нашим. Во время стоянки джизакской колонны туркестанскаго отряда у Темир–Кобука прибыли в лагерь соседние бухарские беки — нуританский и зиаудинский, присланные бухарским эмиром для встречи и приветствования командующаго отрядом туркестанскаго генерал–губернатора фон–Кауфмана. Эмир Музафф выказал при этом полнейшую предусмотрительность: кроме богатых подарков, доставленных, по его приказанию, беками генерал–губернатору, владетель Бухары приказал им содействовать нашим войскам всем, чем только могут. Вследствие этого беки заготовили разные запасы фуража и пригнали до 100 верблюдов. Подобныя предложения, по словам самаркандскаго корреспондента «Голоса», пришлись как нельзя более кстати, так как отряд в последнее время довольно настрадался от непогоды, недостатка воды и кормов. «Солдаты начали, по замечанию корреспондента, крепко побаливать, и, к довершению удовольствия, сухари оказались совершенно негодными в пищу*), вследствие чего местныя войска начали быстро заготовлять их и отсылать в отряд». Кроме того, особый посланец эмира назначен состоять при генерал–губернаторе на все время хивинскаго похода, а коканский постоянный поверенный в делах при Ташкенте — Мирза–Хаким, парваначи, должен был также присоединиться к отряду. Впрочем, дело не обходилось иногда без мелких стычек наших отрядов с разными, более или менее враждебными нам племенами. Так, например, мангышалакскому отряду (части кавказскаго) приходилось, в апреле, иметь незначительную стычку с киргизами, в которой у нас ранено 2 казака, а у них убито 5 и до 10 ранено.

С самаго начала похода стали распространяться самые противоречащие слухи относительно положения, принятаго хивинским ханом в походе против него: то говорили, что хивинцы собирают большия скопища и готовятся всеми силами отражать наших, — то утверждали, что хан и не думает вступать в бой, а намерен просто сдать Хиву без всякого боя и явиться с повинною… Как бы то ни было, хан, однако же, во время движения джизакской колонны туркестанскаго отряда, прислал в Казалинск посланца с письмом, в сопровождении 25 человек свиты, и с 21 человеком наших пленников, бывших в Хиве. В числе их было 11 человек казаков, 6 мещан и 4 крестьянина. Все они были захвачены киргизами в 1869–70 годах в степи и на Каспийском море. Все наши пленные, по их разсказам, проданы были в Хиве по 250 тилей за каждаго хану и разным богатым хивинцам. В начале с ними обходились жестоко, но впоследствии мягче. Во все время пути к Казалинску с ними обходились хивинцы хорошо. По приказанию генерал–губернатора фон Кауфмана, посол хана бий Муртаса–Ходжа–Абасходжин был приглашен в отряд и остался при нем. Возвратившиеся же из плену казаки пожелали участвовать в походе против Хивы.

По более поздним известиям (от 22 мая) «Русскаго Инвалида», туркестанский отряд находился 17 апреля на хивинской границе, у колодцев Суллы–Кужумды, около пяти переходов от Аму–Дарьи; оренбургский отряд был 5 мая на мысе Ургу, а мангышалакский, проследовав 1 мая колодцы Ильтендже (в 250 верстах к юго–востоку, от Биш–акты), продолжал движение по направлению к Айбугиру. Красноводский же отряд (часть кавказскаго), следовавший по пути на колодец Игды, Ортукай и Дудур к Измыхшику, по случаю чрезвычайных знойных ветров, начавшихся с 17 апреля и доходивших до 25 градусов, встретил неодолимыя препятствия при переходе по совершенно безводным, глубоким и сыпучим пескам. И, при таких необычайных условиях, и в избежание крайняго изнурения как войск, так и вьючнаго скота, признано было необходимым, не доводя до Ортукая, возвратить отряд в Красноводск, куда он и прибыл 16 мая. Этот последний отряд шел на легке, без значительных тяжестей. И полковник Маркозов, командующий этим отрядом, предполагал к 30 апреля быть под Хивою, в 60 верстах от нея. От Игды он взял на северо–восток, через пески Кара–Кумы, вовсе не изследованные нашими рекогносцировками. Кара–Кумы оказались совершенно безводными сыпучими песками, а о таких песках еще известный писатель Вамбери разсказывал ужасы. Ураганы раскаленнаго песку засыпают целые караваны. Вот как описывает Вамбери песчаную степь между Хивой и Бухарой, которая, однако, не так грозна как Кара Кумы, откуда возвратился красноводский отряд:

«Пусть читатель вообразит себе необозримое море песку; с одной стороны высокие холмы, как волны, взбитые на эту высоту страшными бурями; с другой — те–же волны, разбегавшияся мелкою зыбью, точно тихое озеро рябит западный ветер. В воздухе ни птицы, на земле ни растения, ни насекомых; только следы разрушенной, уничтоженной жизни, в виде белеющих костей людей или животных, собранных прохожими в груду, чтобы служить указанием будущим путешественникам… Не смотря на палящий зной, мы должны были, даже днем, ехать безостановочно по пяти и шести часов, потому что чем скорее мы выйдем из песков, тем меньше риску попасть под страшный ветер теббад (лихорадочный ветер): на твердой почве он может угрожать только лихорадкой, тогда как в степях он может засыпать что угодно. Мы слишком понадеялись на силы наших верблюдов. Они вступили в степь уже yтомленные ночным путешествием: неудивительно, что несколько из них заболели от тяжелой ходьбы и зноя, и двое пали в тот же день, когда мы добрались до станции.

Но еще до теббада томительный зной совершенно изнурил нас, и двое из наших беднейших товарищей, принужденных идти пешком возле своих изнуренных животных и истративших весь свой запас воды, так захворали, что мы должны были привязать их к верблюдам, потому что они были совершенно неспособны сидеть. Мы прикрыли их, и пока у них были еще силы говорить, они безпрестанно повторяли: воды! воды!… Увы! даже лучшие друзья отказали им в спасительном напитке. И когда мы, на четвертый день, достигли до Медемин–Булага, один избавился от страшных терзаний жажды — посредством смерти. Я присутствовал при последнем издыхании несчастнаго. Язык у него был совершенно черный, полость рта серо–белаго цвета; губы раскрыты и зубы обнажены. Едва–ли в таком положении вода принесла бы ему пользу; да и кто согласился бы дать ему воды теперье

Животныя наши были не в силах идти дальше, и мы поневоле должны были провести в песках и четвертый день. У меня осталось около шести стаканов воды. Я пил их по капле, ужасно страдая от жажды. Встревоженный тем, что язык мой начал немножко чернеть в средине, я немедленно выпил половину остававшагося запаса, думая помочь беде, но, увы, жгучее ощущенье, сопровождаемое головною болью, стало еще сильнее к утру пятаго дня, и когда, около полудня, горы Халата показались из за окружавших их туманов, силы мои стали постепенно упадать. Чем ближе подвигались мы к горе, тем тоньше становился песок; и все глаза с жадностью искали следов какого–нибудь жилья; как вдруг керванбаши обратил наше внимание на облако пыли, приближавшееся к нам, и обявил, что нужно, не теряя времени, сходить с верблюдов. Бедныя животныя, чуя приближение страшнаго теббата, испускали громкий крик, упали на колени, прилегли длинными шеями к земле и старались закрыть головы в песок. Мы спрятались за них как за стену, и как только мы опустили головы, над нами пронесся ветер с глухим шумом и свистом, покрыв нас слоем песку в два пальца. Первыя песчинки, коснувшияся меня, показались мне горячими, как искры. Если бы мы попали под теббад шесть миль глубже в степи, мы погибли бы все безвозвратно».

Вообще нашим войскам приходится переносить почти баснословныя трудности похода по азиатским степям. И нужно только удивляться, что, по всем сведениям, здоровье их находится в совершенно удовлетворительном состоянии. Чтобы получить понятие о климатических трудностях похода, говорит корреспондент «Инвалида» из оренбургскаго отряда, достаточно сказать, что после недавних морозов (до 12 град. по Р.) 17 апреля днем было 36 град. тепла; по ночам же делается просто душно…

По поводу возвращения красноводскаго отряда «Московския Вед.» справедливо замечают, что, конечно, это возвращение не будет иметь никакого влияния на исход хивинской экспедиции, потому что план ея был составлен так, что каждый из посланных отрядов, и туркестанский, и оренбургско–мангышалакский, достаточно сильны для покорения ханства. В каждом из этих отрядов свыше 4,000 человек, а военные люди полагают, что и двухтысячнаго отряда достаточно для того, чтобы справиться с ханством.

По последним известиям «Русскаго Инвалида» произошло следующее.

Телеграф принес из Мерке (на границу Сыр–Дарьинской и Семиреченской областей) весть, что казалинский и джизакский отряды соединились 24 апреля на урочище Хала–ата, в 120 верстах от Аму–Дарьи и 30 верстах от хивинской границы, причем выдвинутый авангард имел стычку с туркменами. Вот подробности стычки и дальнейших действий отряда до 29 апреля, как оне изложены в военной газете.

На урочище Хала–ата, в виде опорнаго и складочнаго пункта было возведено укрепление св. Георгия, на котором поднят флаг 26–го апреля. Укрепление построено на 200 чел. гарнизона и вмещает в себе артиллерийский, провиантский и инженерный склады и лазарет. В укреплении оставлена одна рота, два орудия и полсотни казаков.

Так как, по собранным сведениям, до 4,000 хивинцев собрались вблизи Уч–Чучака, то было предположено, оставив тяжести в укр. св. Георгия, двинуться к названному пункту, в два перехода: один, в 40 верст, до Адам–Крылгана, а другой, в 80 верст, от этого пункта до Аму. Для обрекогносцирования пути до Адам–Крылгана, и для устройства колодцев, 27–го апреля, была выслана передовая колонна (2 роты стрелков, рота сапер, 4 горных и 2 скорострельных оpyдия, и полсотни казаков), под начальством генерал–маиоpa Бардовскаго. Остальныя части боевой колонны (4 роты стрелков, 5 линейных рот, 8 орудий и полсотни казаков) должны были выступить 30–го апреля. Затем, после занятия переправы на Аму, имелось в виду двинуть прочия войска отряда и тяжести, направляя их чрез Уч–Чучак на Шурахан и далее.

Передовая колонна генерал–маiора Бардовскаго выступила 27 апреля, в 31/2 часа дня. В голове колонны следовал взвод стрелков, впереди котораго находился казачий патруль, выславший разезд. В 8 1/2 часов вечера, в 18–ти верстах от Хала–ата, партия хивинцев в 150 чел., скрытая за барханом, бросилась на разезд (состоявший из 4 казаков и 9 джигитов; при нем находились генеральнаго штаба подполковник Тихменев и артиллерии подполковник Иванов). Разезд, бывший в полуверсте впереди патруля, спешился. Хивинцы окружили его и открыли огонь; им отвечали огнем. С первых выстрелов ранены пулями: подполковник Тихменев (двумя пулями в голову, легко), подполковник Иванов (в руку и ногу легко), 4 казака (один тяжело, а 3 легко), 3 джигита*) (один тяжело, 2 легко). На выстрелы быстро прибыл патруль. Хотя хивинцы отошли, но видя малочисленность прибывших (8 казаков), продолжали стрелять, но безвредно. С приближением передоваго взвода колонны, усиленнаго генерал–маиором Бардовским, хивинцы ускакали, увезя своих убитых (3) и раненных (6).

С получением известия о стычке, 28–го апреля, колонна генерал–маиора Бардовскаго была усилена. После произведенной разведки, на протяжении до Адам–Крылгана не оказалось на пути ни одной партии. По собранным сведениям, нападение было сделано туркменами, которые составляют главную массу хивинских войск, находящихся на р. Аму.

Генеральнаго штаба подполковник Тихменев остался при авангарде; артиллерии подп. Иванов, 4 казака и 3 джигита отправлены в укрепление св. Георгия для излечения.

Получив донесение о происшедшем, через несколько часов после того, генерал–адютант Кауфман, 28–го апреля, в 5 часов по–полуночи, выслал из лагеря при укреплении св. Георгия три сотни казаков и ракетную батарею, под начальством подполковника Главацкаго. Этому отряду приказано было: дойти до отряда генерал–маиора Бардовскаго, остановившагося на месте стычки с хивинцами, принять раненных и отправить их, под конвоем одной сотни, в лагерь при укреплении св. Георгия, а с остальными двумя сотнями и с ракетною батареею пройти до Адам–Крылгана, произведя несколько разездов в стороны, для освещения окрестной местности и прогнания шаек, если бы таковыя оказались, — и затем, обратно возвратиться в лагерь.

29–го апреля, в 9 часов утра, подполковник Главацкий возвратился в лагерь и донес командующему, что на пройденном пути — от укрепления св. Георгия до Адам–Крылгана и от последняго на несколько верст вперед и в стороны, — хивинских шаек нигде не видел, но следы их были заметны по многим направлениям.

По собранным сведениям оказалось, что нападение на разезд было произведено собственно туркменами, и что главныя массы хивинских войск, расположенныя на Аму–Дарье, состоят также из туркмен. Большая часть из нападавших на разезд была на хороших туркменских лошадях и вооружена самым разнообразным оружием.

Затем, 29–го апреля, от генерал–маиора Бардовскаго было получено известие, что авангардный отряд приступил к рытью колодцев (в числе 20–ти) у Адам–Крылгана и что воды на этом пункте достаточно.

По предположению командующаго отрядом, генерал–адютанта Кауфмана, остальныя войска передоваго эшелона (четыре роты стрелков, пять рот линейных, восем конных орудий и полсотни казаков), 30–го апреля, должны были выступить к Адам–Крылгану и, соединившись там с авангардным отрядом генерал–маiора Бардовскаго, перейти в один переход, с несколькими большими и малыми привалами, 80 верст до р. Аму–Дарьи.

Наконец, при заключении нашей заметки в «Русском Инвалиде» появилась следующая телеграмма из Мерке от 29–го мая:

«11–го мая, передовой отряд войск, действующих против Хивы, в составе десяти рот, десяти орудий, шести сотен и ракетной батареи, благополучно вышел на Аму–Дарью. Неприятель, в числе трех с половиною тысяч туркмен, киргиз и ханских нукеров, разбит, не нанеся нашему отряду никакой потери. При передовом отряде находится командующий войсками, генерал–адютант фон–Кауфман, со штабом своим. 13–го мая вечером, или 14–го утром, он должен был с передовым отрядом выступить далее к Шурахану».