ИЗУЧЕНИЕ «ПУТЕШЕСТВИЯ» ИБН БАТТУТЫ. ПЕРЕВОДЫ И ПУБЛИКАЦИИ

В конце XVII в. один из почитателей Ибн Баттуты, Мухаммад ибн Фатхаллах ибн Мухаммад ал-Байлуни, чтобы приспособить «Путешествие» к вкусам широкого круга читателей и сделать его доступным, значительно сократил книгу и, присовокупив к ней собственное предисловие в стихах, выпустил под названием «ал-Мунтаки мин рихлат Ибн Баттута ат-Танджи ал-Андалуси» («Извлечения из „Путешествия» Ибн Баттуты Андалусского из Танжера»). После того как «Извлечения» ал-Байлуни вошли в обиход, почти окончательно прекратилась переписка полного текста «Путешествия». Большинство рукописей «Путешествия», дошедших до нас, содержат текст «Извлечений» ал-Байлуни, а не подлинной книги Ибн Баттуты.

Европейская арабистика познакомилась с Ибн Баттутой также через сокращенный вариант ал-Байлуни. Впервые (1808 г.) на «Путешествие» обратил внимание немецкий путешественник У. Зеетцен, который приобрел его для Готской библиотеки. На основе этой рукописи «Извлечения» Дж. Г. Козегартен в 1818 г. опубликовал отдельное исследование, текст и латинский перевод трех отрывков из «Путешествия», посвященных Индии, Китаю и Судану. Основное внимание было уделено сообщениям путешественника, относящимся к Судану. Для проверки достоверности сведений Ибн Баттуты Козегартен привлек и другие географические источники, сравнение с которыми убедило его, какую огромную историко-географическую ценность представляет «Путешествие».

В 1819 г. ученик Дж. Г. Козегартена Генрих Апец издал другую часть «Извлечения», посвященную Малабарскому побережью Индии и Мальдивским островам. Работа Апеца, состоящая из перевода, комментариев и небольшого предисловия, по своему характеру и методу исполнения представляла собой продолжение исследования Козегартена.

В том же, 1819 г. вышла в свет книга знаменитого путешественника И. Л. Буркхардта «Путешествие в Нубию», в приложении к которой была помещена заметка о «Путешествии» по «Извлечениям» ал-Байлуни, три рукописи которых он приобрел во время своего пребывания в Магрибе. Несмотря, на то что Буркхардт не разобрался во многих местах текста, он сумел достойным образом оценить важность книги своего предшественника. Буркхардт умер в Каире за два года до выхода своей книги, и после его смерти рукописи сокращенного варианта «Путешествия» поступили в библиотеку Кембриджского университета.

Английский ориенталист Семюэл Ли продолжал изучение памятника и перевел на английский язык полный текст «Извлечений», составленных ал-Байлуни. Однако перевод Ли не отличался большой точностью, а местами представлял собой лишь изложение текста.

Первый европейский перевод с полной рукописи «Путешествия» Ибн Баттуты появился в 1840 г. в Лиссабоне. Португальский священник Ж. С.-А. Моура во время пребывания в Фесе в 1797 г. приобрел рукопись «Рихла» и решил перевести текст своего списка на португальский язык. Первый том перевода Моуры, охватывающий путешествие Ибн Баттуты в Египте, Сирию, Йемен, Мекку, Малую Азию и Золотую Орду, увидел свет в 1840 г. в издании Лиссабонской академии. Однако смерть Моуры помешала осуществлению его дальнейших планов.

Отдельные отрывки из подлинного текста «Путешествия» были переведены на французский язык бароном де Слэном, опубликовавшим в 1843 г. в «Журналь Азиатик» части сочинения, посвященные Судану. Де Слэн добавил к своему переводу примечания Рейно, присланные ему в частном письме.

В 1848 г. другой французский арабист, Эдуард Дю-ларье, поместил в том же «Журналь Азиатик» текст и перевод (снабженный соответствующими комментариями) глав с полной рукописи памятника, посвященных путешествию на острова Малайского архипелага и в Тавалиси.

Эти публикации заинтересовали французского востоковеда Ш. Дефремери, и он на основе полной рукописи перевел на французский язык главы, описывающие странствия Ибн Баттуты по Ирану и Центральной Азии; перевод был напечатан в 1848 г.

Спустя два года увидели свет «Рассказ о путешествии в Крым и Кипчак», «Путешествие в Малую Азию», а также «Рассказ о монгольском султане двух Ираков и Хорасана Абу Сайде».

Благодаря этим изданиям ориенталисты полностью осознали необходимость подготовки и публикации полного критического текста «Путешествия» и его всестороннего исследования. К этой задаче более других ученых был подготовлен Ш. Дефремери. И он вместе с Б. Сангинетти взялся за эту нелегкую работу.

К пятидесятым годам XIX в. наряду с накопленным опытом работы над памятником уже был выявлен и целый ряд списков с полным текстом подлинного сочинения. Подавляющая часть этих рукописей, обнаруженных после захвата Алжира французами, была собрана в Парижской национальной (тогдашней имперской) библиотеке. Это в значительной степени облегчило работу над составлением текста. В распоряжении издателей было пять рукописей, из которых лишь две содержали полный текст сочинения. Две другие, вместе взятые, составляли третий экземпляр, и, наконец, пятая имела несколько значительных пропусков. Первая из этих рукописей, хранящаяся в Национальной библиотеке в Париже за № 967, по утверждению де Слэна и Ш. Дефремери, является автографом Ибн Джузаййа, изготовленным в 1356 г. Вот краткое описание этой рукописи, выполненное де Слэном и без всяких изменений помещенное Дефремери и Сангинетти в предисловии к изданию: «Бумага, источенная в нескольких местах, плотная и пожелтевшая от времени. Потускневший почерк рукописи в нескольких местах еле различим. Несколько листов позднее заменены другими листами, чтобы восстановить выпавшие листы с текстом. Таковы листы 1, 2 и, вероятно, листы с 19-го по 39-й включительно. В остальном вся рукопись написана одной рукой, и почерк представляет хороший образец магрибинско-испанского письма; заметны легкость, изящество и смелость, которые свидетельствуют о большом искусстве каллиграфа, которое очень редко встречается в чисто африканских почерках. На последнем листе переписчик сообщает нам, что он закончил свою работу в месяце сафаре 757 г. [февраль 1356 г.]. Рукопись является неполной и содержит лишь вторую половину текста произведения».

Судя по всему, у де Слэна, а впоследствии у Дефремери и Сангинетти не было достаточных аргументов в пользу их утверждения о том, что данная рукопись является автографом Ибн Джузаййа. Единственное свидетельство, которое они приводят в пользу принадлежности списка перу Ибн Джузаййа, сводится к содержанию надписи в колофоне, которая гласит: «Да канат ал-фирагу мин та’лифиха фи шахри сафар амма саб’а ва хамсина ва саб’ амиа».

Эта приписка ни в коем случае не может служить доказательством того, что рукопись переписана самим Ибн Джузаййем. Прежде всего следует отметить, что Ибн Джузайй умер в конце 1356 г., т. е. несколько месяцев спустя после завершения обработки книги Ибн Баттуты, и за короткий срок при всем желании он не смог бы изготовить новый экземпляр, исполненный «красивым, изящным и искусным» почерком. Во-вторых, слово «талиф» никогда не употреблялось в смысле «переписка». Указанная надпись была сделана Ибн Джузайем, чтобы отметить время окончания обработки «Путешествия», и поэтому оно должно быть понято так:

«Составление [книги] завершилось в месяце сафаре 757 г. (февраль 1356 г.)».

Вторая рукопись, которую использовали Ш. Дефремери и Б. Сангинетти в работе над установлением текста, тоже неполная и содержит лишь первую часть текста «Путешествия». Она переписана в месяце сафаре 1134/конце января 1721 г. Кроме того, она страдает большими лакунами, поглотившими значительные отрывки текста. Как отмечали сами издатели, из всех списков полный текст содержат лишь два. Один из них не датирован, и в колофоне его содержится весьма любопытная надпись: «ва кутиба мин нусхатин фи гайат ат-тасхифи» — «[этот список] переписан с очень искаженной рукописи». Другая рукопись тоже не датирована, но, по утверждению издателей, «она выглядит довольно древней». Последний из этих списков тоже неполный и содержит часть текста сочинения. Он переписан в июне 1766 г. В колофоне рукописи весьма примечательная приписка, гласящая о том, что переписчик «очень болел во время переписки значительной части».

«Из всех рукописей, — пишут издатели, — которые были в нашем распоряжении, бесспорно, наиболее полная и наиболее правильная, хотя и она изобилует ошибками переписчика и упущениями, которые в целом имеют мало значения. Это и есть та рукопись, которой мы пользовались более других и положили ее в основу нашего издания, главным образом для всей первой части текста, сохраняя за собой во второй части возможность замены ее чтений чтениями рукописи № 967, автографа Ибн Джузаййа».

Сличая все эти рукописи, издатели подготовили и опубликовали в четырех томах первый полный сводный арабский текст и французский перевод (1853— 1857 гг.). Каждый том содержит соответствующее предисловие и примечание.

Бесспорно, Ш. Дефремери и Б. Сангинетти проделали колоссальную работу по восстановлению текста «Путешествия» Ибн Баттуты, его расшифровке и раскрытию. Это издание легло в основу всех последующих многочисленных переводов на европейские и восточные языки, а также всех арабских изданий текста.

Однако приходится констатировать, что проблема восстановления подлинного текста сочинения Ибн Баттуты до сих пор не снята с повестки дня. Как мы видели выше, в распоряжении издателей были всего две рукописи с полным текстом сочинения, и ни она из них, как отмечали сами издатели, не была свободна от многочисленных упущений, дополнений, переделок и других искажений. Не располагая списками с полным текстом, издатели были вынуждены отмечать разночтения и расхождения не систематически, а выборочно, там, где позволяла полнота текстов. Кроме того, в этом издании из-за технических затруднений был нарушен один из основных принципов составления научно-критического текста — издатели отказались от воспроизведения отвергнутых ими вариантов и разночтений в подтексте. Они по этому поводу пишут так: «Мы тщательно сличили рукопись с тремя другими, но вводили в текст чтения этих списков лишь тогда, когда они казались нам более правильными и более полными. Мы могли бы снабдить текст нашей работы большим числом вариантов, как мы это делали в начале подготовки нашего издания. Но формат и типографские правила, принятые для подобных работ по указанию Бюро Азиатского общества, не допускали примечаний (по крайней мере в местах, где они могут быть действительно полезными, т. е. под строкой), и из-за этого мы вычеркнули почти все варианты, которые ничего не прибавляли к авторскому замыслу… Другие варианты помечены номерами и цифрами страниц в конце каждого тома».

Вывод, который вытекает из изложенного выше, ясен: издатели по объективным причинам не смогли предложить читателям подлинный сводно-критический текст, восходящий к первоначальному авторскому оригиналу. На это обращали внимание и другие исследователи.

Для восстановления оригинала «Путешествия» необходимо прежде всего выявить все старейшие рукописи с полным текстом сочинения. Судя по опубликованным каталогам разных книгохранилищ мира и по отдельным сообщениям, в настоящее время обнаружено пять списков полного текста Ибн Баттуты. Два из них, использованные Ш. Дефремери и Б. Сангинетти, были описаны выше. Ныне они хранятся в Парижской национальной библиотеке. Другая полная рукопись, как сообщает Махмуд аш-Шаркави, содержится в библиотеке Мадрида. Нам не удалось установить ее происхождение. Если это не та рукопись, которая была в распоряжении португальского переводчика Моуры, то еще одна рукопись с полным текстом должна находиться в одной из библиотек Португалии. Кроме того, имеется еще два полных списка — один из них хранится в библиотеке университета «Джами Каравиййин» в Фесе, а другой, переписанный 27 октября 1747 г., находился в частной коллекции Мухаммада ибн ал-Карима ал-Лафкун. Существует также несколько рукописей сокращенного варианта ал-Байлуни. Однако они, как говорилось выше, не могут быть использованы в качестве материалов для восстановления подлинного текста «Путешествия».

Текст «Путешествия», опубликованный Ш. Дефремери и Б. Сангинетти, неоднократно переиздавался. Он также служил источником многочисленных полных и сокращенных, популярных и учебных изданий в арабских странах в разное время. Среди наиболее полных восточных публикаций, воспроизводящих парижское издание, следует отметить следующие: каирские издания 1287/1870 г., 1322/1904 г. и 1964 г.; багдадское издание 1962 г.; бейрутские 1962 г. и 1968 г. Кроме этих изданий имеются адаптированные публикации, среди которых наибольшей популярностью пользуются изданные в Каире в 1934 г.

Наиболее авторитетным и научным до сих пор остается парижское издание. Именно благодаря своему авторитету оно легло в основу многочисленных переводов на европейские и восточные языки.

Кроме отмеченных выше существуют также переводы на шведский, итальянский, немецкий, английский, польский, чешский и венгерский языки. Из этих переводов наиболее точными и научно аргументированными можно считать переводы на немецкий язык Г. Мжика и на английский Г. Гибба.

В XX в. над исследованием и переводом «Путешествия» на английский язык работал известный английский арабист Гамильтон Гибб. Еще в 1929 г. в Лондоне он выпустил сокращенный перевод «Путешествия», снабженный лаконичными, но исключительно содержательными комментариями. После выхода в свет своего перевода Г. Гибб продолжал работу и наконец в 1956 г. завершил перевод и комментарии к сочинению. Первый том, включающий в себя предисловие и перевод (с подстрочными примечаниями), охватывает путешествия Ибн Баттуты в Египет, Сирию и на Аравийский полуостров; он опубликован в 1958 г. Второй том содержит описание путешествия в Малую Азию, Крым и Крымскую степь, в Центральную Азию; он увидел свет в 1962 г. Третий том вышел в 1971 г.

Работе Г. Гибба многим обязаны позднейшие переводы, появившиеся на европейских языках.

Самым ранним из восточных переводов следует считать турецкий, выполненный Мухаммадом Шарифом. Он выпустил в 1897—1901 гг. в трех томах полный турецкий перевод «Путешествия». Второе издание этого же перевода вышло в 1916 г.

Из новейших восточных переводов следует отметить персидский, принадлежащий Мухаммад-Али Муваххиду и опубликованный в 1970 г. в Тегеране. Этот перевод также выполнен с французского издания Дефремери и Сангинетти.

В арабских странах из года в год выходят книги, представляющие собой переложение текста Ибн Баттуты для современных арабских читателей. По характеру и назначению эти книги являются как бы переводом «Путешествия» на арабский язык наших дней, понятный широким кругам читателей. Одним из таких наиболее удачных «переводов»-популяризаций следует считать книги Махмуда аш-Шаркави и Хусбана Шакира.

На «Путешествие» Ибн Баттуты и важность его сведений давно обратили внимание в России. Еще в 1841 г. в «Русском Вестнике» были опубликованы переводы небольших выдержек из «Путешествия» под рубрикой «Известия иностранцев о России». Перевод этот с небольшим предисловием был выполнен с английского перевода С. Ли, который, в свою очередь, пользовался текстом оригинала сокращенной редакции «Путешествия» ал-Байлуни. «Книга Ибн Баттуты нам остается неизвестной, — пишет переводчик, — и мы знаем его по двум сокращениям земляков его, Ибн Джези ал-Келби и ибн Феталлаха ал-Бейлуни. Буркхардт первый вывез их в Европу. Козегартен и Апетц издали их сокращенно, а в 1829 г. напечатан в Лондоне полный перевод их С. Ли. Из его перевода передаем читателям нашим любопытное извлечение — путешествие Ибн Баттуты в Золотую Орду, описание того грозного Двора Ханского…» Далее приводится перевод выдержек из «Путешествия», где описываются Крым, Дашти-Кипчак и двор Узбек-хана.

Русский читатель познакомился снова с рассказами марокканского путешественника в 1864—1865 гг. В сборнике «Средневековые путешественники» анонимный автор поместил довольно обширную статью о «Путешествии» Ибн Баттуты, в которой по ходу изложения приводятся соответствующие извлечения. Эта статья, как и первый перевод в «Вестнике», на который иногда ссылается автор, целиком, судя по всему, опирается на английский перевод, хотя к тому времени уже вышло в свет великолепное для того времени издание и перевод Ш. Дефремери и Б. Р. Сангинетти. Вышеуказанные перевод и статья, ныне не представляющие никакого интереса для науки, в свое время играли большую роль и привлекли внимание историков России к «Путешествию» Ибн Баттуты.

Первый сравнительно точный перевод значительных извлечений из «Путешествия» был опубликован спустя 20 лет В. Тизенгаузеном в известном труде «Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды». В. Тизенгаузен ставил перед собой определенную задачу — предоставить в распоряжение историков России извлечения из сочинений «арабских, персидских, татарских писателей» для составления «основательной, возможно полной и критически обработанной истории Золотой Орды», чтобы «правильно оценить степень влияния ее на Россию». Эта задача и предопределила характер выборки извлечений для перевода на русский язык. Наряду с текстом и выборками из сочинений Ибн ал-Асира, Ибн Абд аз-Захира, Ибн Васила, Рукн ад-Дина Байбарса, ан-Нувайри, ал-Умари и других авторов приведен русский перевод извлечений из «Описания путешествий Ибн Абуабдаллаха Мухаммеда Ибн Баттуты, записанного со слов его Мухаммедом Ибн-джозай… относящихся к истории Золотой Орды». Туда включено и описание Хорезма, который тогда входил в состав Золотой Орды. В «Сборнике» не приведен арабский текст «Путешествия», а представлен лишь перевод, выполненный на основе издания Ш. Дефремери и Б. Р. Сангинетти. Издание В. Тизенгаузена было выдающимся событием в востоковедной науке XIX в., однако, как отмечал И. Ю. Крачковский, «переводы этих материалов и выводы из них Тизенгазуена теперь требуют детальной проверки и уточнения на основе новых источников и изданий, которые стали известны науке за 60 лет, протекших со времени выхода его эпохального труда».

Следует отметить также перевод на татарский язык отрывка из «Путешествия», касающегося Дашти-Кипчак. Этот перевод, выполненный хорошим знатоком арабского языка Рида ад-Дином ибн Фахр ал-Дином, был опубликован отдельной книжкой в 1917 г. в Оренбурге. Несмотря на большую работу переводчика, который сличал тексты различных арабских и европейских изданий «Путешествия», чтобы установить точное правописание собственных имен и названий, перевод не отличается академичностью, а представляет собой вольное изложение рассказа Ибн Баттуты о кипчакских степях.

Небольшой отрывок из «Путешествия» в русском переводе был опубликован в сборнике «Прошлое Казахстана в источниках и материалах».

В последние годы в отечественном востоковедении оживился интерес к «Путешествиям» Ибн Баттуты. В 1974 г. вышла книга В. Г. Милославского «Ибн Баттута», в которой впервые в советской литературе дается рассказ о жизни и странствиях выдающегося путешественника. Ему же принадлежит несколько статей об Ибн Баттуте. В 1983 г. в серии «Жизнь замечательных людей» опубликована работа И. Тимофеева о марокканском путешественнике. Ряд статей о нем принадлежит перу автора настоящей работы.

Отрывки, касающиеся посещения Ибн Баттутой Африки, помещены в хрестоматии «История Африки». Однако полный русский перевод «Путешествия» и его всестороннее исследование пока еще не осуществлены.

Что касается отдельных сведений, приведенных в «Путешествии» Ибн Баттуты и относящихся к Средней Азии, то они были весьма полно использованы в трудах русских и советских ученых, занимавшихся вопросами истории и истории культуры Средней Азии. Одним из первых к сообщениям нашего путешественника обратился В. В. Бартольд, который кроме арабского текста прибегал также к упомянутому выше переводу В. Г. Тизенгаузена. В. В. Бартольд весьма широко цитирует Ибн Баттуту и ссылается на его данные как на заслуживающие полного доверия. Эта тенденция прослеживается в работах других ученых, которые, говоря о различных явлениях истории и истории культуры Средней Азии в начале XIV в., упоминают «Путешествие» Ибн Баттуты как источник первостепенной важности.

Очень полно использовал отдельные сведения Ибн Баттуты И. П. Петрушевский, указывая, что рассказы средневекового путешественника содержат фактические данные, которых нет в других источниках. Столь же часто обращался к сообщениям и отдельным отрывкам из «Путешествия» Ибн Баттуты А. Ю. Якубовский.

«Путешествие» Ибн Баттуты использовано в таких фундаментальных трудах по истории Средней Азии, как «Таджики» Б. Г. Гафурова, «История орошения Хорезма» Я. Г. Гулямова, «Бухарские документы XIV века» О. Д. Чехович и др.

Кроме того, к сочинению Ибн Баттуты обращались такие известные ученые, как С. П. Толстов, М. Е. Массон, А. М. Беленицкий, А. П. Смирнов и многие другие. К труду Ибн Баттуты прибегали авторы, разрабатывавшие историю Узбекистана, Казахстана, Туркмении.

Ценность «Путешествия» Ибн Баттуты увеличивается тем обстоятельством, что книга представляет собой не свод сухих данных, взятых из книжных источников, а живой рассказ очевидца. Ибн Баттута, величайший из путешественников своего времени, принадлежал к той же плеяде первопроходцев, что и Марко Поло, Афанасий Никитин и др. Неутолимая жажда знаний, любознательность, постоянное томление души, стремившейся своими глазами увидеть «все диковинки земли», толкавшие их в путь, были знамением времени, были обусловлены исторически. В Ибн Баттуте эти приметы эпохи, когда человечество так рвалось раширить свое поле зрения, нашли необычайно яркое воплощение. Он представляет собой богато одаренную, очень интересную психологически личность. Для него, в частности, характерна широта взглядов, уживающаяся с «правоверностью», сочетание точности в передаче наблюдений со стремлением рассказать о «чудесах святых», которые он рассматривает как подлинные факты.

Способы описания Ибн Баттуты иные, чем у других арабских средневековых авторов. Он не тревожится о схоластическом наукообразии, не ведает, о нем. Его «Путешествие» представляет собой живой рассказ очевидца. Он не приводит географических координат городов, которые посетил, а просто рассказывает, как ехал от одного города к другому, из страны в страну (например, из Сарай-Берке в Хорезм и далее по Средней Азии). Побывав в городе, он пишет о том, что видел собственными глазами, описывает людей, с которыми встречался, лишь изредка приводя услышанные им от местных жителей рассказы об истории того или иного города или поселения. Останавливается он главным образом на своих впечатлениях о местных правителях, духовных лицах и «святынях».

Его рассказ напоминает в этом отношении повествование Марко Поло, посетившего эти места несколько раньше, — тот также при описании увиденных им стран и городов уделял большое внимание «чудесам», совершенным каким-либо святым. Только Марко Поло писал о христианских святых, а Ибн Баттута весьма подробно рассказывает о гробницах «святых шейхов» и чудесах, которые произошли на его глазах или о которых ему довелось слышать.

Посетив Хорезм, путешественник наибольшее внимание уделяет его столице Ургенчу, которую называет также Хорезмом. Из описаний Ибн Баттуты явствует, что в первой половине XIV в. этот город был крупным экономическим и культурным центром.

Особое внимание Ибн Баттута обращает на хорезмийские рынки, где, по его словам, «толчея была такая, что я не мог двинуться ни вперед, ни назад…». Напомним, что путешественник посетил множество городов Ближнего Востока, и среди них такие, как Каир и Дамаск. При этом он описывает столицу Хорезма Ургенч примерно в тех же выражениях, что и эти огромные по масштабам того времени города («город волнуется, как бурное море»). Можно заключить, таким образом, что Ургенч в 1333 г., когда его посетил Ибн Баттута, был действительно большим, оживленным городом, выдерживавшим сравнение с другими выделенными им городами.

Путешественник не стремится рассказать о Хорезме все — он и не может сделать этого, так как незнаком с письменными источниками. Да и взгляд его обращен на другое. Для него главное — живое впечатление от города, давка, суета на базарах. Об Ургенче он пишет: «Это величайший, красивейший, крупнейший город тюрков с прекрасными базарами, широкими улицами, многочисленными постройками и впечатляющими видами. В городе кипит жизнь благодаря большому числу жителей, и он кажется волнующимся морем».

Путешественник не перечисляет подробно товары, имеющиеся на рынках Ургенча. Ограничившись беглым упоминанием о том, что летом по Джайхуну ходит множество судов, которые привозят из Термеза пшеницу и ячмень, Ибн Баттута с восторгом описывает знаменитую хорезмскую дыню, которая была его любимым лакомством. Попутно он указывает и способ приготовления вяленой дыни: «Как на востоке, так и на западе мира нет дынь, подобных хорезмским, за исключением бухарской, за которой следует исфаханская дыня… Удивительно, что ее разрезают на куски, сушат на солнце и кладут в корзины, как у нас делают с сушеными фигами и малагским инжиром, и везут из Хорезма в дальние города Индии и Китая…».

Весьма детально рассказывает Ибн Баттута обо всех торжественных приемах и угощениях, которые были устроены в его честь эмиром Хорезма Кутлудумуром (Кутлуг-Тимуром), кади города и другими высокопоставленными лицами. Здесь он не скупится на подробности, описывая убранство покоев эмира и кади, ковры, посуду и угощение. Мы узнаем, что к столу было подано множество фруктов в стеклянных иракских вазах, что помещение было украшено сукнами и златоткаными шелками.

Так же пространны описания Ибн Баттуты полученных им подарков, о которых он говорит без всякого смущения, расценивая их как признак уважения к себе и своему духовному званию. Он сообщает о денежных подношениях эмира Хорезма, жены кади Ургенча — хатун Джиджа-ага, подчеркивая «благочестие» дарителей. Сами эти подарки, сделанные ему, человеку, посетившему «священные города» и образованному мусульманскому законоведу (каким ему хотелось себя считать), он рассматривает как подтверждение этого «благочестия».

С этой точки зрения пишет Ибн Баттута о строительстве в городе мечетей, медресе, завий, больницы.

Как и в других местах своей книги, Ибн Баттута уделяет большое внимание угощениям, устроенным в его честь, подробно описывает завии, в которых он остановился, повествует о бытовых подробностях, что придает его рассказу своеобразный характер. Это не столько ученое географическое описание, сколько мемуары, путевые заметки, в которых на первый план выступает субъективный, личный момент, придающий «Путешествию» характер определенной беллетристичности.

Интерес к тому, принял ли ислам тот или иной правитель, который отмечают некоторые исследователи Ибн Баттуты, нельзя назвать особенностью, свойственной лишь ему. Многие историки, главным образом разрабатывающие послемонгольский период, специально подчеркивают этот момент. В самом деле, для мусульманского населения завоеванных монголами стран было весьма важно, принял ли их правитель религию покоренного народа, — это определяло вопрос о налогах, правах жителей, судопроизводстве. Этот «жизненный» интерес не мог не отразиться в литературе. Например, Перс ал-Джузджани, автор сочинения «Табакат-и Насири», современник монгольского нашествия, подробно рассказывает о том, что хан Джучи, отец Берке, приказал воспитать сына по мусульманским обычаям и обучить его в Ходженде Корану у «одного из ученых благочестивцев этого города». При дальнейшем изложении историк постоянно подчеркивает благожелательное отношение Берке к мусульманам, «благочестие» этого правителя.

Столь же показательно для мусульманских авторов XIII—XIV вв. подчеркивание почтительного отношения монгольских правителей к суфийским шейхам, главам суфийских орденов, которые играли в эту эпоху большую экономическую и идеологическую роль — и как крупные землевладельцы, и как «духовные руководители» в первую очередь крестьян, приписанных к их земле. Для иллюстрации популярности и влиятельности суфийских шейхов в эпоху Ибн Баттуты приведем лишь отрывок из известной «Истории Вассафа», характерный также своим перифрастическим стилем, общим в то время и для персидской, и для арабской «официальной» прозы: «Царевич Узбек, который был украшен красою ислама и у которого шея чистосердечия была убрана жемчужинами чистой веры, с великим смирением отправил в обитель для паломничества небольшую группу доверенных лиц (инак), и старец (той) эпохи говорил: «В обители дервишей хан и каан одинаковы с одетыми в рубище». Прежде чем в армии (Узбека), по многочисленности равной муравейнику, разместились правое и левое крыло, авангард (манкила) и арьергард (кечка), Сарай-Кутлуг, брат Кутлуг-Тимура, для [этого] паломничества снял с головы произвола шапку спеси и султанства и смиренно [положил] голову на порог унижения и скромности».

Многие сообщения средневековой истории Вассафа полностью согласуются с кажущимися на первый взгляд преувеличенными рассказами Ибн Баттуты о том, как почтительно относятся султан Узбек, Тарма-ширин, правитель Мавераннахра, Кутлуг-Тимур, эмир Хорезма к имаму Хусам ад-Дину ал-Йаги в Нахшабе, шейху хаджжи Низам ад-Дину в Сараи-Берке и другим шейхам, особенно Нуман ад-Дину ал-Хорезми, «очень строгому к мирянам». Ибн Баттута, например, сообщает, что султан Узбек навещает шейха Нуман ад-Дина каждую пятницу, но тот «даже не встает со своего места».

«Путешествие» Ибн Баттуты, который всякий раз точно указывал, в какой из суфийских обителей он остановился, как его приняли и кто прислал продукты для «прокормления», дает любопытные свидетельства о числе суфийских завий в Средней Азии. Показательно само перечисление завий, в которых он побывал во время своей поездки по Средней Азии (в порядке его маршрута, начиная от Хорезма). Он называет завию на могиле шейха Наджм ад-Дина ал-Кубра, где «готовили угощения для приезжающих и уезжающих». Шейхом этой обители в то время был мударрис Сайф ад-Дин ибн Асаба. Тут же Ибн Баттута упоминает соседнюю обитель, шейхом которой был «благочестивый муджавир» Джалал ад-Дин ас-Самарканди, «один из величайших праведников». Джалал ад-Дин также устроил прием в честь Ибн Баттуты. Далее путешественник говорит о гробнице «ученого имама Абу-л-Касима Махмуда ибн Умара аз-Замахшари, над которой возведен мавзолей». Правда, Ибн Баттута не описывает его подробно, но, как правило, при таких мавзолеях существовала и завия, а к гробнице был приписан вакф, за счет которого существовали духовные лица, «обслуживающие» мавзолей и странноприимный дом при нем.

Затем Ибн Баттута рассказывает о «новом медресе» за пределами Ургенча, где он остановился на ночь, чтобы не въезжать в город во время толчеи (перед закрытием городских ворот). В медресе Ибн Баттуту посетили кади Ургенча и ряд духовных лиц; среди них Ибн Баттута называет Шамс ад-Дина ас-Синджари — имама хорезмского эмира.

Далее Ибн Баттута описывает угощение, которое устроила в его честь Турбек-хатун, жена эмира Хорезма, в выстроенной ею завии, где также «кормили приезжающих и уезжающих».

Таковы завии одного лишь Хорезма, о которых упоминает Ибн Баттута. Продолжая свое путешествие, он прибыл в предместье Бухары Фатхабад, где находилась могила «благочестивого отшельника Сайф ад-Дина ад-Бахарзи, одного из величайших святых» . Здесь путешественник говорит о том, что завия, построенная у мавзолея Сайф ад-Дина ал-Бахарзи, существует на доходы от многочисленных вакфов: «Завия, носящая имя этого шейха, где мы остановились, очень велика и имеет огромные вакфы, на доходы с которых питаются приезжие».

Очень интересно сообщение Ибн Баттуты о том, что шейх этой завий — «один из потомков Сайф ад-Дина, совершивший благочестивое паломничество Йахйа ал-Бахарзи» (ум. 1335-36). Можно предположить, что во время Ибн Баттуты уже существовали своеобразные «суфийские династии», где звание шейха переходило по наследству.