Выступление в поход главных сил отряда и движение их до Эмбенскаго укрепления.

Разделение отряда.

Все приготовления, изложенныя в предъидущей главе, делались под видом ученой экспедиции к Аральскому морю, но огромность их, необыкновенная деятельность, шитье зимней одежды, сбор небывалаго прежде числа войск и верблюдов, заставляли предполагать иную цель, и общее мнение угадывало, что все эти приготовления делались для похода в Хиву. За несколько дней до выступления войск из Оренбурга, утром 12-го Ноября собраны были на городскую площадь войска, долженствовавшия участвовать в походе и бывшия в то время в Оренбурге. Им прочитан был приказ г. корпуснаго командира о походе на Хиву ⁶¹, потом, после многократных ура и молебствия, войска [92] прошли церемониальным маршем. К 14 ноября они распределены были к выступлению в назначенныя им места.

Все тяжести, которыя не могли быть забраны башкирскими транспортами и передовым отрядом, вышедшим с подполковником Данилевским, перевезены были за р. Урал, где все вьюки, повозки, верблюды, войска, артиллерия распределены были, для удобства движения, продовольствия, пастбища и управления, — на 4 колонны:

1-я колонна составлена была из 2-х рот баталиона № 2, 1 сотни оренбургских казаков, 2-х 10-ти-фунт. горных единорогов и 360 киргизских верблюдовожатых при 1,800 вьючных верблюдах.

2-я колонна из 2-х рот баталиона № 5 с баталионным штабом, 50-ти башкирских и 50-ти оренбургских казаков, 2-х 10-ти-фунт. единорогов и 400 кайсаков при 2,000 верблюдах.

3-я колонна — или главная — заключала баталион № 4, дивизион Оренбургскаго казачьяго полка, сотню Уральских казаков, 2 — 12-ти фунт. орудия и 6 кугорновых мортир, команды: ракетную, мортирную, парковую, понтонную, лодочную с их обозами; походную церковь, подвижной госпиталь, штаб отряда и 700 киргиз при 3,600 верблюдах.

4-я колонна — из 2-х рот, баталиона № 5, 1 сотни башкир, 2-х 10-фунт. горных единорогов и 360 кайсаков, при 1,800 верблюдах ⁶².

Первая из этих колонн вверенна была начальнику 22-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Толмачеву, который в то [93] же время был и начальником пехоты; 2-я колонна была под начальством командовавшаго конно-артиллерийскою бригадою полковника Кузьминскаго, который был в то же время и начальником артиллерии и парка всего отряда; 3-я колонна вверена была состоявшему по кавалерии полковнику Мансурову, и наконец 4-я колонна и вся конница отряда были под начальством командовавшаго башкирским и мещеряцким войсками генерал-майора Циольковскаго.

Кроме этих 4-х колонн, еще выступили 16-го ноября с нижней уральской линии два полка уральских казаков при 1,800 верблюдах, под начальством уральскаго войска полковника Бизянова. Для избежания напрасных передвижений, они направлены были (с верблюдами, пожертвованными ханом внутренней Орды Джангером и доставленными киргизами с Калмыковской крепости) прямо к укреплению, устроенному на Эмбе ⁶³.

1-я и 2-я колонны направлены были из Оренбурга по Бердяно-Куралинской линии и выступили 14 и 15 ноября; 3-я и 4-я колонны выступили 16-го и 17-го ноября на Илецкую защиту; все четыре колонны должны были соединиться близ караваннаго озера на правом берегу р. Илека, верстах в 17-ти от пограничнаго форп. Григорьевскаго. Здесь, перед выступлением за границу, отдан был по отряду приказ генерал-адъютанта Перовскаго от 22-го ноября, что Государь Император удостоил облечь его всеми правами и властию командира отдельнаго корпуса в военное время.

При выступлении в поход дана была отряду нужная для степнаго, зимняго похода организация и предписаны правила для отправления службы во время похода. (Правила эти представлены на Высочайшее усмотрение 17 ноября 1839 г. № 263 ⁶⁴. [94]

На основании этих правил колонны составлены были, как самостоятельныя части отряда, из пехоты, конницы, артиллерии, с необходимими боевыми запасами и с соразмерным числом вьючных верблюдов.

Начальники колонны заведывали всеми частями ея в хозяйственном и строевом отношениях. В помощь им назначено было несколько офицеров, которым вверено было управление частей колонны. Начальник колонны должен был наблюдать за безопасностию колонны, заботиться о здоровьи людей, о хорошей пище и наблюдать, чтобы лошади и верблюды получали положенныя им дачи и чтобы, за ними имели надлежащий надзор. Принимая колонну, должны были осмотреть вьюки и разпределить их, соображаясь с силами верблюдов.

Иметь строевые списки всем чинам колонны, строевым и подъемным лошадям, киргизам, опись всем тяжестям и ведомость о расходе и приходе всех запасов.

Подчиненные им офицеры, заведывая каждый своею частию, должны были находиться походом при своих частях, наблюдать, чтобы верблюды шли в порядке и конвойные казаки и киргизы следовали при них. В лагере обязаны были наблюдать, [95] чтоб верблюдов пасли, как следует, и потом располагали на ночлеге в приличных местах, надзирать над киргизами, делать им перекличку и смотреть за выдачею им по положению продовольствия, требовать, чтобы одни и те же верблюды были постоянно назначаемы под те же вьюки.

Они должны были иметь списки верблюдовожатым и припасам и ведомость о расходе продовольствия.

Порядок этот был только на бумаге; правильной организации отряда, при которой бы начальник мог всегда знать состояние отряда, не было. Не смотря на то, что генерал-адъютант Перовский действовал на правах командира отдельнаго корпуса, не было ни походнаго начальника штаба, ни обер-квартирмейстера, ни обер-провиантмейстера Н., Д., Ц. и проч., желая не выпускать из рук своего влияния на генерал-адъютанта Перовскаго, без сомнения содействовали этой неурядице. Спустя несколько переходов назначен был дежурный штаб-офицер, но выбор был очень неудачный, он пал на Д…, не отличавшагося тою деятельностию, которая требуется для этой должности. При том, если запасы первоначально и были распределены под надзор нескольких казачьих офицеров, то, дня три после выступления из Оренбурга, с прибытием в главную колонну (3 колонны), генерала Перовскаго с огромным штабом, офицеры котораго, желая принять на себя какия либо части отряда для наружнаго управления, чтобы иметь случай к наградам, — не знаю по чьему приказанию, разобрали зря, под свой надзор, по нескольку десятков верблюдов с запасами, которыми и заведывали только несколько дней, и в это время до того перепутали и верблюдов и запасы, что даже киргизы изумились безпорядку. По этому поводу разсказывали; что когда впоследствии на р. Эмбе пришлось, для облегчения верблюдов, пересыпать кули для сделания тяжелых вьюков более легкими и разсортировать запасы по колоннам, то почти целый месяц бились с этим, и не могли доискаться некоторых запасов. А в этот месяц снега увеличились, верблюды от морозов худали и потеря месяца увеличила затруднения дальнейшаго похода.

В каждой колонне назначался дежурный для наблюдения за [96] порядком на походе и в лагере и за лагерным караулом. Походом он преимущественно находился при ариергарде, принимая над ним начальство, и вообще исполнял все обязанности дежурнаго по баталиону.

Для управления киргизами, в каждой колонне были караван-баши (старшины).

За два часа до разсвета били генерал-марш ⁶⁵, по которому люди вставали, завтракали, разбирали кибитки и увязывали их; потом часов около 5 1/2 или 6 били сбор, по которому навьючивали верблюдов; конвойные казаки выезжали к своим частям, приказывали киргизам вести верблюдов к вьюкам; остальные люди разсчитывались отделениями по 6 человек для вьючки; им назначали определенное число верблюдов; навьючив одного верблюда, отделение переходило к другому, третьему и так далее.

Офицеры наблюдали за порядком вьючки, за надлежащей увязкой вьюков ⁶⁶; после вьючки пехота отправлялась к ружьям, надевала аммуницию, часть ея садилась на верблюдов, а казаки на лошадей. Авангард выезжал на рысях и за ним трогался весь отряд, двигаясь походом в несколько рядов или ниток. Требовалось, чтобы верблюды одного рода запасов следовали в одном и том же ряду, или нитке; но это не могло наблюдаться, потому что запасы в самом начале похода перемешались, как было сказано выше.

При каждых 10 верблюдах было по 2 киргиза: один из них ехал впереди, другой шел сбоку, подгонял задних верблюдов и поправлял вьюки. Если приходилось остановить верблюда для перевязки вьюков, то он, отводился в сторону, чтобы не останавливать задних верблюдов. [97]

К каждому ряду или нитке приставлялось 6 конвойных казаков для наблюдения за порядком следования и помощи верблюдовожатым. Впереди каждой нитки ехал передовой казак для указания своему ряду удобнейшаго пути следования; передовые казаки по возможности равнялись между собою.

Прочия войска размещались: в авангард, арьергард и по бокам колонны.

Ариергард имел обязанность принимать всех отсталых при нем был: отряд казаков, часть лагернаго караула и часть верблюдов, назначенных для подвоза отсталых пехоты, и порожние верблюды, для замена усталых.

Верблюды, которые после поправки вьюка не могли попасть на свое место, должны были примыкать к хвосту своего ряда, или арьергарду. Становища выбирались на местах, на которых был корм, топливо и вода поближе, если представлялась к тому возможность.

Чтобы дать время попасти верблюдов, колонна останавливалась за 2 или 3 часа до захода солнца и располагалась правильным четыреугольником.

На пастьбу отводили верблюдов под надзором одной четверти наличных киргиз и казаков; последние содержали пикеты вокруг табуна и высылали партии на высоты за несколько верст от лагеря; другия части войск раскладывали по рядам вьюки, разбивали кибитки, приготовляли топливо, подносили воду и проч.

Придя на становище делалась смена дежурным, караулам и прочим должностным лицам.

Против каждаго фаса становились по 2 и по 3 часовых, которые должны были опрашивать всякаго приезжающаго и отъежающаго из колонны и также наблюдать, чтобы не было воровства из вьюков, к чему киргизы оказывали наклонность.

Казаки по 3 человека в бекет, назначались вокруг лагеря на пикеты, становясь на версту и более от него, наблюдая, чтобы никто не мог прокрасться, не будучи ими замечен, ни выйдти из лагеря.

К сумеркам приводили верблюдов с пастбища и [98] располагали их для ночлега. Офицеры делали перекличку людям, поверку лошадям и верблюдам, каждый своей части, и доносили о своих частях начальнику колонны.

Первые дни была прекрасная осенняя погода, почти без ветра, при 4° R.; морозу; но 19-го задул северо-восточный ветер и термометр опустился на 10° R. 21-го ноября выпал небольшой снег, а на другой день, как бы для подтверждения слов приказа г. корпуснаго командира, что нас встретят стужа и бураны, с приходом к лежащей близ границы Илецкой защиты, мороз по утру был в 18°, а в вечеру 29° R., и потом морозы и бураны были постоянными спутниками отряда.

Для нас, живших постоянно в теплых домах, выезжавших только на охоту или в дорогу, и потом, после нескольких часов езды, отогревавшихся в теплых избах и гостиницах за кипящим самоваром, эти холода первое время были невыносимы. В походе, т. е. при езде верхом, нельзя было одеваться так тепло, как в дороге, следовательно приходилось зябнуть; ночью, когда обыкновенно мороз усиливался; спать на мерзлой земле, покрытой войлоком, под войлочной кибиткой, хотя и закутавшись тулупом, было не менее холодно как и днем; обыкновенно мы закрывались с ног до головы, чтобы во время сна не отморозить ног и носа, но во время ночи от испарины и дыхания, к волосам головы и усам примерзал тулуп, так что первая забота, вставая, была оттаять образовавшийя на говове и усах лед и отделить примерзшие к тулупу волосы. Первыя ночи с непривычки мы не могли заснуть, но потом привычка и природа взяли свое; морозы в 15° уже казались оттепелью, и мы, не смотря на них, после добрых переходов и усталости, спали сном богатырским. Ворочем некоторые из более догадливых и имевших средства, во время дневки при Илецкой защите, поделали из железных ведер железныя печки, и джуламы с такими печками были благодеянием для офицеров штаба отряда, потому что в них можно было не только отогреться, написать, необходимыя бумаги ⁶⁷, но по [99] временам побриться и переменить белье. Впрочем и в них не всегда было тепло. В бураны теплота в кибитках вовсе не держались, и при 6° или 7° R. буран был несноснее морозу в 30° при тихой погоде. В умеренную погоду, т. е. при 9° или 10° R. и тихой погоде, в натопленной джуламе было, так сказать, два климата, теплый, или умеренный и холодный: в верхней части джуламы, во время топки печки, термометр показывал несколько градусов тепла, иногда до +14° R., а внизу было также холодно как и на открытом воздухе; по прекращении топки чрез час или два, внутренняя теплота в кибитках исчезала.

Движение отряда до урочища Биштамак; порядок движения

и расположения колонн, лагерная служба и меры на случай обороны против неприятеля.

24-го ноября все четыре колонны соединились близ Караваннаго озера; отсюда после двух-дневнаго отдыха, 27-го ноября оне выступили вверх по Илеку уступами, в следующем порядке: колонна, вверенная г.-м. Циолковскому, выступила ранее всех и приняла название № 1-го, за нею шла калонна полковн. Кузьминскаго, или №. 2-й, потом г.-л. Толмачева, или № 3, и наконец главная колонна № 4, вверенная полковн. Мансурову, смененному потом г.-м. Малоствовым; колонна за колонной должны были следовать на четверть или на полперехода, придерживаясь этого разстояния и на ночлегах, на которых начальникам колонн, предписывалось пускать на пастьбу верблюдов и лошадей впереди своих становищ, чтобы они несмешивались с лошадьми и верблюдами задней колонны. По данному маршруту, колонны при урочище Тангры-Бергень должны были перейти на левый берег р. Илека, и, следуя по этой реке, сосредоточиться на вершинах ея на урочище Биштамак ⁶⁸.

Не смотря на то, что выпал снег и были постоянные морозы, (11° до 25°), движение это совершено успешно; переходы делались от 15 до 30-ти верст; корма по долине Илека были обильны и хотя частию и закрывались снегом, но как он был еще не глубок, то не затруднял движения обоза и пастьбу скота; притом лошадей и верблюдов кормили сеном, то закупаемым [100] у киргиз, то заготовленным заблаговременно. 4-го и 5-го декабря, пройдя 274 1/2 версты от Оренбурга, колонны сосредоточились на Биштамаке, урочище обильном кормами и частию топливом.

При этом движении долиною р. Илека, пересекаемой множеством оврагов и ручьев, все затруднение состояло в переходе их; иногда случалось делать кругу по несколько верст, чтобы найти отложе спуск или подъем, крутизна которых в особенности была затруднительна для повозок, запряженных верблюдами, еще мало привыкшими к упряжной езде. Впрочем больших остановок в походе не было и только изредка приходилось вытягиваться из широкаго фронта в узкий, потому что не везде можно было найти удобных, значительной ширины спусков и подъемов чрез овраги. Особенно был затруднителен переход чрез р. Илек, при урочище Тангры-Бергень, по причине крутизны берегов Илека и поросшаго по ним тальника, между которым пришлось прокладывать пути; движение это для верблюдов с грмоздкими вьюками, и повозок с лодками, не редко цеплявшимися за сучья тальника, было особенно затруднительно.

Прежде описания дальнейшаго движения, я считаю необходимым ознакомить с устройством походных колонн, порядком движения и расположением их на ночлегах.

Если бы возможно было двигаться по степи, не опасаясь никаких нападений, ни угонов скота, то без сомнения удобнее и успешнее всего было бы двигаться так, как ходят караваны — в один, два или три ряда, или нитки, и разделив отряд на несколько малых колонн, от 800 до 1,000 верблюдов каждую ⁶⁹, не заботясь о соблюдении порядка, утром выступать — кто как успеет навьючить, придя же на ночлег стягиваться и становиться где кому покажется удобнее. Но в этом случае надобно бы отказаться от всякаго порядка, от управления отрядом и от соблюдения всех военных правил и [101] предосторожностей. Очевидно, что такого рода движение невозможно отряду, идущему с военной целью, который должен быть готов на отражение неприятеля, с какой бы стороны и когда бы он ни показался, который должен идти так, чтобы можно было стать в лагерь, удобный к обороне, без малейшей потери времени, а возможно-ли это при движении караванным порядком, или, правильнее сказать, безпорядком, растянувшись на несколько десятков верст? Посему надобно было придумать порядок движения, сколько возможно соответствовавший военной цели и в тоже время простой, державший обоз и войска в совокупности. Принимая в соображение, что отряд был только что сформирован из войск, не бывших в войне, сопровождавших огромный обоз, в котором киргизских верблюдовожатых было более 2,000, народа сомнительной преданности, требовавшаго надзора, не привыкшаго к нашему строю, порядку и дисциплине, не знавшаго нашего языка; то естественно, что необходимо было заблаговременно приучать их к тому порядку движения и расположения лагерем, какой был бы принят нами приближаясь к Хивинским владениям. Поэтому поход вблизи от линии должен был служить опытом или учением для того движения и расположения, которыя требовались бы при встрече с неприятелем.

Для удобства управления и надзора выгоднее было бы идти всему отряду вместе, но движение и расположение в степи отряда, при котором состояло более 2,000 лошадей и до 10,000 верблюдов, представляло следующия неудобства:

1) Не везде можно было найти обширныя и хорошия пастбища на становищах для такого громаднаго количества скота, и топлива для людей.

2) На пастбищах пришлось бы слишком далеко распускать скот, следовательно и собирать его долее и труднее, а как по причине коротких зимних дней, для корма скота на пастбищах оставалось не более 2-х или 3-х часов, то и нельзя было распускать скот слишком далеко. В регулярных войсках лошади в полках распределяются по мастям, что дает большое удобство, за частям войск надзирать лошадьми во время пастьбы и [102] собирать их; но здесь в казачьих войсках нет этого однообразия мастей, а верблюдов еще труднее распознавать по причине почти одинаковаго цвета их шерсти. Для обознания им придуманы были особыя деревянныя таблички или лоскутки сукна, привешиваемые на грудь, на которых означалось какого отделения верблюд и какого рода продовольствие он везет; но киргизы посрывали эти таблички и лоскутки, может быть с умыслом, чтобы по своим разсчетам удобнее было переменяться верблюдами ⁷⁰. Очевидно, что при таком множестве скота, пригонка его с пастбищ к месту ночлега, переборка и отыскание своих верблюдов отнимало бы много времени.

3) В степи не было вовсе колесных дорог; при переходе рытвин, оврагов, речек и рек, не всегда можно было идти широким фронтом, приходилось вытягивать колонну из 30 в два или три ряда, что, и при разделенном на 4 колонны отряде, останавливало иногда колонну на несколько часов; идя же всем отрядом пришлось бы терять времени еще более, при том от таких остановок вьючный скот напрасно устает, держа на себе вьюк.

Эти причины заставили разделить отряд на части, и как известно было, что неприятель наш не отличался своею воинственностью, мужеством и уменьем вести войну, то и решено было разделить отряд на 4 колонны, из которых четвертую, носившую потом № 3, и имевшую при себе артиллерийский парк, понтоны, суда и штаб отряда, предположено было сделать значительно сильнее прочих колонн.

По составу своему отряд имел сходство с громадным караваном или обозом, везущим с собою боевых запасов на весь поход, продовольствия на 2 месяца и множество других принадлежностей, — посему походное устройство его и расположение должны были быть принаровлены к порядку движения и расположения обозов, следующих к армиям во время войны. Имея при себе верблюдов столько, что на каждаго воина [103] приходилось по два верблюда, нам нельзя было двигаться так, как Наполеон двигался в Египте, окружив небольшой обоз свой кареями, или принять порядок, сходный с тем, которому держатся французы в Алжире. Владения их тянутся там вдоль Средиземнаго моря, которое доставляет возможность устроивать по берегу его в разных местах укрепленные склады, и снабжать из них назначенные для военных действий отряды всем необходимым; отрядам этим редко случается отходить от своих складов далее 200 или 300 верст, следовательно им и не приходится брать с собою большаго количества запасов. Так напр. Бюжо, при движении пред знаменитым сражением при Исли, отошел от укрепленнаго стана Лалла Маграния, где был у него склад запасов, менее нежели на два перехода; поэтому у Бюжо обоз при 10,000 войска, занимая всего 150 саж. длины и 25 саж. ширины, мог быть прикрыт войсками устроенными в баталионныя каре, отстоявшими одно от другаго на хороший ружейный выстрел и окружавшими со всех сторон обоз ⁷¹. У нас напротив почти при 10,000 верблюдах, из которых до 500 были навьючены одними боевыми запасами, 4,600 штыков и сабель едва были заметны, и отряд наш, походя на огромный караван под военным прикрытием, был сверх того озабочен наблюдением за 2,000 слишком киргизских верблюдовожатых, на которых, в случае нападения хивинцев, вовсе нельзя было полагаться.

Эти соображения и причины заставили принять для движения и расположения на становищах следующий порядок:

Каждая колонна, разсчитав свои вьюки по родам продовольствия, разделяла их на две половины: правую и левую, и становила вьючных верблюдов от 12 до 20 рядов, из которых от 6 до 10 составляли правую половину колонны, а другие 6 или 10 рядов — левую половину колонны. Два внешние ряда каждой половины колонны должны были состоять из тюков громоздких, которые в случае нападения могли бы служить, [104] прикрытием от ружейных выстрелов, напр. из сухарных коробов, прессованнаго сена, кулей с мукою и проч. Внутри между этими двумя половинами колонны шел артиллерийский парк, имея от 4 до 10 рядов, за ним обозы: корпуснаго командира, штабных чиновников, войсковой, госпитальный, церковный, маркитантский, лодочный и проч. ⁷².

Ряд от ряда должен был идти шагах в 6 или 8, чтоб верблюды каждаго ряда не зацеплялись вьюками. Каждая колонна высылала от себя: авангард, арьергад, из 1/4 или 1/2 сотни казаков и боковые отряды из 1/4 сотни и менее. Те и другие высылали от себя патрули и шли от колонн от 1 до 2 верст, а патрули от команд своих от 1/4 до версты. Оставшияся за тем войска шли возле колонн в голове, хвосте и с боков; назначенныя идти в хвосте и с боков, преимущественно конница, имели обязанностью поправлять развязавшиеся вьюки и подымать упавших верблюдов.

При этом порядке движения самая большая колонна № 3, при которой было до 4,000 верблюдов занимала на походе ширины от 120 до 250 шагов, а длины от 1200 до 1600 шагов, следовательно в случае нападения могла скоро приготовиться к бою и дать отпор. На ночлегах колонны устроивались в продолговатый четыреугольник ⁷³, для построения в который из [105] авангарда высылались топографы, которые и разставляли в надлежащих местах назначенных для этого казаков, для указания каждому ряду или нитке где становиться и заменявших жалонеров; ими же обозначалась внешняя линия и главныя части лагеря, в котором колонна располагалась так:

С приближением к месту становища, наружные два ряда верблюдов каждой половины колонны, несшие, как выше сказано, громоздкие вьюки, короба с сухарями, прессованное сено, кули с мукою и проч., отделялись от колонны в право и в лево, и, для образования внешней линии лагеря, вытягивались из двух в одну линию, обходили около жалонеров так, чтобы 2 ряда правой половины колонны составляли правую наружную линию очертания лагеря, с прилежащими к ней половинами передняго и задняго фасов; а два ряда левой половины — левую линию очертания лагеря, с прилежащими к ней половинами передняго и задняго фасов; оставляя в средине между этими полуфасами проход шагов в 30 шириною. Тюки этих наружных рядов клались один от другаго чаще, нежели тюки прочих рядов. Остальные затем вьюки правой и левой стороны колонн, клались внутрь, параллельно наружных праваго и леваго фасов лагеря, шагах в 30 от них, чрез что между наружными тюками лагеря и внутренними тюками оставался промежуток в 30 шагов шириною.

Для 3-й, т.е. самой большой колонны, которую мы назвали главною, длина внешней линии лагеря занимала около 600 шагов ширина, около 400 шагов. Войска, артиллерийский парк, штабный обоз, верблюды, киргизы и проч. распределены были в ней следующим порядком: позади передняго фаса лагеря, шагах в 30 от него, и против оставленнаго интервала между вьюками правой и левой половин лагеря, стояли кибитки сотни уральских казаков, по правой и по левой стороне их по роте пехоты; войсковыя тяжести тех и других сложены были перед кибитками их в линию, образуя род прикрытия; позади этих тяжестей ставились пирамиды пик и ружей. Коновязи артиллер. 12 ф. орудий и казаков были за кибитками. На заднем фасе против отверстия, и шагах в 30 позади наружных вьюков, [106] становились лодки и понтоны, правее и левее их, по роте пехоты, имея вьюки и ружья также расположенными как и в переднем фасе. За лодками, кибитки лодочной и понтонной прислуги, за ними Гурьевские казаки и артиллерийская прислуга 10 фунт. горных единорогов; за кибитками этих команд лошади на коновязах этих команд и потом артиллерийския лошади и верблюды для горных 10-ти фунт. единорогов (для сбережения лошадей эти орудия походом везены были верблюдами на вьюках). За правым фасом в таком же порядке располагались два эскадрона Оренбургскаго казачьяго полка, и за левым фасом две сотни казаков ⁷⁴. За вторым эскадроном Оренбургскаго казачьяго полка были коновязи артиллерийских лошадей двух 1/4 пуд. единорогов.

Затем в средине лагеря становились: позади передняго фаса, шагах в 15 от коновязи Уральских казаков, кибитки прислуги артиллерийскаго парка; за ними, шагах в 35, артиллерийский парк, занимая в глубину 45, а в ширину 120 шагов; за парком, шагах в 40, кибитка корпуснаго командира, за нею кибитки штабных чиновников, позади их кибитки прислуги; далее коновязь лошадей и обоз корпуснаго командира; госпитальныя кибитки и церковный обоз; за ними маркитанты и наконец принадлежащие к колонне верблюды и верблюдовожатые киргизы, занимая четыреугольник около 180 шагов в каждой стороне. Таким образом киргизы, в случае нападения неприятеля или намерения их убежаать из лагеря, или возмутиться, не имели возможности выполнить этого, находясь внутри лагеря, и будучи окружены войсками.

На всех углах лагеря позади внешних вьюков были караулы; на двух углах, в диагональном направлении, были поставлены орудия, а для удобства обстреливания обоих прилежащих фасов, вьюки впереди их были выложены в виде [107] бастионов полукружием, вьюки внешней линии лагеря, положенные гуще прочих вьюков линий лагеря, назначены были для прикрытия застрельщиков; за орудиями становились кибитки артиллерийской прислуги. Улица между внешней линией и прочими частями лагеря, шагов в 30 шириною, назначена была для того, чтобы по ней, в случае нападения, можно было под прикрытием застрельщиков, перевозить орудия куда надобность потребует, и разставить резервы позади стрельковой цепи, расположенной за тюками внешняго ряда лагеря.

Для ночнаго времени пары часовых, высылаемыя от угловых караулов, становились шагах в 30 впереди внешних тюков; кроме того ставились особые часовые у козел с ружьями, у коновязей и артиллерийскаго парка.

В прочих колоннах расположение для движения и становища было сходно с порядком, принятым для главной колонны. Чертежи эти, изображающие порядок движения и расположения колонн, помещены в конце.

Из этих чертежей видно, что для перехода из походнаго порядка в лагерный, не нужно было делать никаких перестроений, исключая отделения с каждой стороны колонны наружных двух рядов вьюков, для обводной черты лагеря; остальныя все части располагались в лагерях почти в таком же порядке как шли походом. Эта простота построений и однообразие необходимы были при смешении разных родов войск, не приученных к построениям такого состава отряда, и при множестве киргиз, вовсе незнакомых с нашими военными эволюциями.

Во время тревоги каждая часть войск должна была строиться у своего фаса, а караулы по мере надобности разсыпать цепь стрелков, пехота посылать четвертую часть рот для образования застрельщичьих резервов, к местам караулов или где будет надобность.

Для скорейшаго приготовления части войск на случай отражения неприятеля, требовалось, чтобы поочередно четвертая часть пехоты и конницы были днем и ночью в полном вооружении. Из этой четвертой части конницы назначались денные и ночные [108] разъезды, денные ведеты, а из четвертой части пехоты содержались в ночное время часовые, вдоль внутренних рядов тюков, для предохранения от замеченнаго воровства запасов ⁷⁵; а в случае надобности должны были высылать застрельщиков на подкрепление пехоты. При внутренних рядах тюков во время тревоги и нападения, конные часовые должны были оцеплять место, где расположены были киргизы и верблюды колонны.

Если дурная дорога, глубина снега, или если где, во время движения колонн, местность или обстоятельства заставляли съуживать колонну и идти меньшим числом рядов, то требовалось, чтобы ряды не перепутывались между собою, а вытягивались с праваго или леваго фланга, по порядку, и могли, в случае надобности, в скором времени построиться в изложенный выше порядок, для движения и распоряжения лагеря. Но для предупреждения нечаяннаго нападения при проходе дефилей, предписано было авангарду, арьергарду и боковым отрядам, осматривать окрестныя места сколько можно далее, и занимать особыми отрядами войск позиции, могущия прикрыть прохождение отряда чрез дефилей, а по прохождении его они опять должны были выстраиваться в принятый походный порядок.

Необходимыя изменения в расположении и движении колонн, смотря по обстоятельствам, предоставлялись колонным начальникам.

Авангард, арьергард и боковые патрули, при расположении колонны на становище, осматривали окрестную местность и, возвратясь в лагерь, доносили о том что замечали. С тем вместе, для охранения скота во время пастбища от угона, высылались конныя команды и учреждались конные ведеты, наблюдавшие [109] все военныя предосторожности, необходимыя в степи, по при чине наклонности киргиз к воровству скота, особенно лошадей и верблюдов.

Притом 28-го ноября получено было сведение, что хивинцы с значительным отрядом идут чрез Усть-Урт, с тем, чтоб, соединясь у северо-западнаго залива Аральскаго моря Каратамака с преданными им киргизами, напасть на передовое укрепление при Акбулаке; посему могли быть от них посланы партии для обезпокоивания отряда и угона его лошадей и верблюдов ⁷⁶.

Движение к Эмбенскому укреплению; занятия отряда во время похода.

6-го декабря, в день тезоименитства Государя Императора, был мороз более нежели в 32° R., потому что ртуть термометров наших замерзла, но эта стужа не помешала отряду, собранному при Биш-Тамаке, помолиться под открытым небом за высокаго имянинника, и отпраздновать этот день пушечной пальбой, песнями, водкой и шампанским. А на другой день отряд двинулся далее в глубину Киргизской степи.

Пока мы шли долиною р. Илека, множество стогов сена, видневшихся по берегам его, изредка попадавшиеся плетневые сараи с такими же крышами, служившие киргизам, зимовавшим по р. Илеку, для укрытия их скота во время буранов, некоторым образом напоминали нам оставленную нами родину. Но удаляясь от долины Илека и эти бедные признаки оседлости исчезли. Пока отряд следовал по Илеку до Биш-Тамака, мы, не смотря на морозы, почти не чувствовали тягостей похода. Пастьба лошадей и верблюдов не затрудняла казаков, потому что на всяком переходе было сено, или купленное от киргиз, или везенное с отрядом, или накошенное высланными в течение лета командами. Хорошая вода везде была в изобилии, топливо [110] в достаточном количестве, местами даже имели дрова, заготовленные заботливостью корпуснаго командира, а это в зимнем походе было благодеянием; не только можно было отогреться за огоньком и кашицей, просушить платье, обувь, но и напиться солдатам сбитню, а офицерам чаю, который сделался для них существенною потребностью.

7-го декабря колонны двинулись к укреплению на Эмбе эшелонами, как шли от Караваннаго озера, в разстоянии одна от другой от 3-х до 5-ти верст. Сначала они шли по ручью Исанбаю, составляющему одну из пяти вершин р. Илека, потом по вершине р. Тык-Темир потом, оставя эту речку при впадении ея в р. Кульденен-Темир, вышли к Эмбе при впадении в нее р. Сага-Темир и, следуя по р. Эмбе, остановились лагерем близ укрепления, устроеннаго на устье р. Аты-Якши.

Как колонны следовали по одному и тому же пути, в близком одна от другой разстоянии и подвергались одним и тем же непогодам, местным препятствиям и неприятностям степнаго похода, то здесь описывается движение до Эмбы и далее, до укрепления при Акбулаке, только одной главной колонны, которому мною был веден походный журнал ⁷⁷.

Колонна эта 7-го декабря, около 10-ти часов утра, двинулась с места при 30° морозу снег, оледеневший от стужи, хрустел под ногами; взору не представлялись более ни тальник, ни камыши; вдали виднелись только вершины холмов, покрытых снегом, ярко освещенные солнцем; блеск этот и постоянно один и тот же снежный цвет начали утомлять зрение. Едва колонна отошла 7 или 8 верст, как небо начало заволакиваться облаками, задул северо-восточный ветер и, усилясь, подымал тучи снеговой пыли и быстро перешел в буран. Отряд первый раз узнал, что такое степной буран в походе. За тучами снега нельзя было различать предметов и за 20 шагов; чтобы не растеряться в этом снежном тумане, колонна [111] немедленно стянулась и стала лагерем; к счастию, ветер дул не прямо в лицо, иначе, при такой стуже, перезнобилось бы очень много людей; сила бурана была так велика, что нельзя было дышать стоя против ветра, потому что захватывало дыхание; лошади и верблюды невольно отворачивались от ветра и жались одни к другим. Не смотря на то, что от холода коченели руки, люди принялись за работу. Войска мигом разгребли снег для постановки кибиток, поставили их входом под ветер, пригребли к наветреной стороне снегу, чтобы не поддувало под них, — предосторожность пригодившаяся только на время, потому что чрез несколько часов, низ кибиток на полвысоты их, занесло снегом. Естественно, что для сбережения по возможности тепла, мы закрывали отверстие кибитки как можно плотнее, но это имело свои невыгоды. Внутри кибиток становилось так темно, что если в ясный день приходилось входить в нее, пробыв пред тем несколько времени на открытом воздухе, то первыя две три минуты мы в ней ничего не видели, кроме горящей свечи, но и та казалась тусклою как в тумане; при выходе из темной кибитки в наружу, в солнечный день, в глазах чувствовалась боль, от быстраго перехода от темноты, к яркому свету. Это вероятно одна из причин глазных болезней, которыми к весне обыкновенно страдают киргизы; и в нашем отряде тоже многие из нас начали страдать глазными болезнями.

В то же время отряжены были команды для рубки камыша и полыни (по счастию случившихся при становище), необходимых для варки кашицы и отогревания окоченелых членов. Киргизы между тем разгребали снег для своих верблюдов, чтобы уложить их на земле, а не на снегу. Это животное, названное арабами кораблем степей, в киргизских степях зимой есть корабль, плавающий между льдами, корабль, которым не только надобно править, но который надо еще сберегать от повреждений. Верблюд легко переносит зной, жажду, голод и труды, но он не создан для перенесения холода и сырости. Не смотря на то, что верблюды экспедиции покрыты были войлоками их надобно было укладывать один возле другаго на ночь не на снег, а на [112] голой земле, и по возможности, подстилая на нее войлок или камыш, или траву; иначе, от растоявшаго под ними снегу, они получили бы на первых же переходах простудныя болезни и не выдержали бы и третьей доли пути. Киргизы, зная уход за ними, расчищали для них места на подветренной стороне кибиток, где укладывали их теснее один возле другаго. В этом положении верблюд, поджавши под себя ноги, скорчивши шею, наслаждался всю ночь восточным кейфом, пережевывая жвачку, если пред тем удавалось час или два пощипать травы или получить несколько клочков сена. Предполагалось поддерживать их силы тестом, составленным из муки, смешанной с водой, бараньим салом и солью, но в трескучие морозы этого теста нельзя было делать и давать верблюдам, потому что оно немедленно замерзало; притом многие киргизы, заботясь более о своих желудках, нежели о верблюжьих, предпочители готовить для себя из этой муки салму (род малороссийских галушек), а верблюды были часто только зрителями этого ужина; естественно, что силы их начинали слабеть ⁷⁸.

Буран с 7-го на 8-е декабря бушевал всю ночь и притих на другой день в 3 часа по полудни, что заставило нас делать невольную дневку и мерзнуть в томительном бездействии. По словам киргиз, если бы снег перед тем не затвердел от морозов, то буран занес бы им наши кибитки до верху. После этого бурана снегу в степи заметно прибавилось; мы начали чувствовать всю тягость степнаго зимняго похода, особенно при переходе оврагов и лощин, занесенных снегом. На пути до притоков р. Эмбы, тальника почти не было, камыша мало, и для топлива нередко приходилось вырывать из под снега корни трав. Так как дни были [113] короткие, а верблюдам не было уже заготовленнаго по дороге сена, то необходимо было в течение дня давать им часа два пощипать травы; но чтобы успеть сделать переход верст в 20, надобно было выступать с места за долго до света. Часа в два ночи кашевары и деньщики, которые должны были приготовить кашицу и чай, если только с вечера заготовлено было топливо, начинали вставать, и принимались за работу; но были и такие дни, что, не смотря на стужу, солдатам и казакам приходилось выступать в поход, закусивши мерзлыми сухарями, потому что не на чем было сварить кашицы, а о сбитне уж и думать было нечего. Опыт показал нам, что если при варке пищи приходилось употреблять снег вместо воды, то требовалось несравненно больше топлива и времени, чем для варки ея, когда имелась вода, и потому мы старались останавливаться по возможности возле воды. Часов около трех или четырех утра били генерал-марш, люди вставали, завтракали, потом, по пробитии сбора, около 5-ти или 6-ти часов, разсчитывались на разныя службы: одни убирали кибитки, увязывали их и навьючивали на войсковых верблюдов; другие назначались на вьючку верблюдов, везших запасы для похода, третьи для ухода за больными и укладки их на сани, и проч., все это делалось в потьмах; иногда даже выступали до разсвета, чтобы придти на ночлег раньше и успеть, до захода солнца, попасти верблюдов. Сначала солдатам нашим вьючка была не знакома, и потому продолжалась по два, три и четыре часа, особенно при 30° R. морозу; но потом, когда они понаучились ей и когда киргиз отряда побудили поощрениями и наградами помогать солдатам вьючить, то вьючка почти 4,000 верблюдов 3-й колонны продолжалась не более часу. Жалобные крики множества верблюдов при вьючке и подъеме их, особенно когда они чувствовали, что груз положен им не по силам, ржание коней, звуки языков и наречий: киргизскаго, башкирскаго, уральскаго, чисто русскаго, все это перемешивалось, сливалось вместе и составляло дикий, нестройный шум, далеко раздававшийся в степи. По мере того как верблюды навьючивались, их подымали и вытягивали в нитки, в том порядке, как они должны были [114] следовать походом. В то же время отряжались: авангард, арьергард и боковые отряды, которые, независимо от обязанности служить глазами колонны, имели свое особое назначение: авангард должен был осматривать места, где лучше идти отряду; если случалось переходить овраг или лощину, занесенные снегом, то он должен был проехать взад и вперед по одному и тому же месту несколько раз, чтобы протоптать дорожки и тем облегчить движение вьючным верблюдам; пехота, шедшая с боку, должна была походом поправлять вьюки, в случае если они ослабнут или спустятся; но если вьюк совсем упадет или так ослабнет, что для поправки его надобно положить верблюда, то этого верблюда отводили в сторону и после навьючки его обыкновенно вводили в хвост колонны, или он поступал в арьергарде, имевши обязанностию вести с собою всех отставших верблюдов. Для перемены усталых верблюдов при арьергарде, следовали запасные верблюды. Плохо было тому верблюду, который падал дорогою и отказывался идти далее. Толпа жадных и голодных киргиз, как стая воронов, немедленно окружала несчастнаго страдальца, и с живаго, еще трепещущаго, начинали вырезать себе куски мяса для ужина, кому какой полюбится.

Выше было сказано, что верблюды следовали ниткой один за другим; чтобы верблюды не отставали во время движения каравана, киргизы имеют обыкновение бичевку, — служащую к управлению верблюда, и которая привязывается к деревянной палочке, продевающейся чрез нос животнаго, — наверстывать эту бичевку другим ея концем за седло предъидущаго верблюда, но с такой снаровкой, что бичевка может только слегка натягиваться, а при усиленном натягивании сама собою от седла отвязывается; от этого если верблюд начинал отставать, то, чувствуя в носу легкую боль, ускорял шаг; если же случалось ему спотыкнуться и упасть, то бичевка сама отцеплялась от седла, и верблюда только дергало за нос, не причиняя другаго вреда; но наши солдаты не знали этой снаровки, и привязывали бичевку к седлу предъидущаго верблюда так крепко, что бичевка не могла отцепляться, и если по несчастию верблюду [115] случалось упасть, то или веревка рвалась по полам, или нос верблюда, последнее не редко случалось; нельзя было без сострадания видеть этих несчастных, трудолюбивых животных, на которых легли главные труды похода и укор в неудаче его, следовавших с отрядом с рванными, как у каторжников, ноздрями.

Походом нередко казаки затягивали песни, пехота то садилась на верблюдов, то шла пешком; из офицеров и чиновников, кому был досуг и средства, охотились на походе за зайцами, лисицами и волками; следовавший при отряде естествоиспытатель Леман, человек честный, добросовестный и трудолюбивый, собирал находящияся в Киргизских степях, неизвестныя еще тогда, или малоизвестныя породы животных, растений и минералов; частные начальники хлопотали о порядке движения своих частей ⁷⁹. Офицер генеральнаго штаба, с топографом и вожаками из киргиз, ехали впереди колонны и выбирал места, где бы лучше провести колонну и остановиться для ночлега. Вожаки, зная местность, не смотря на мятель и утреннюю темноту, брали направление как по компасу, и не разу не сбились с надлежащаго пути. Пройдя от 15 до 25 верст, часа за два или три до захода солнца, отряд останавливался; для лагеря выбиралось место, если было возможно, там где был камыш, вода и подножный корм; но это случалось не всегда: были ночлеги, где вода заменялась снегом, камыш корнями трав, выкапываемыми в мерзлой земле из под снега; если и подножный корм был покрыт глубоким снегом, что впрочем на пути до Эмбенскаго укрепления случалось редко, тогда предстояла киргизам египетская работа для каждаго верблюда разрывать по нескольку квадратных сажень снега, чтобы под ним найти хоть что нибудь для ужина этим животным. Для лошадей не нужна была такая работа, потому что здешния степныя [116] лошади, привыкшия с малолетства сами добывать себе корм зимою, разгребают снег копытом лучше лопаты; но верблюд или по усталости от перехода под вьюком, или по несоответствующему для этой работы устройству его копыта, или наконец по непривычке отказывался от такой трудной работы, и забота накормить его лежала на человеке который завел его в суровый север из теплаго, роднаго климата.

Как только колонна подходила к месту становища, ей отводимы были квартиры; в несколько минут все части отряда занимали свои места и приступали к работе; кто развьючивал верблюдов и отгонял их на пастьбу; кто разгребал снег для постановки кибиток; кто высаживал из саней и повозок, укладывал в кибитку и укутывал больных и слабых; кто отправлялся за водой и топливом; кто наряжался для караула вокруг лагеря и для охранения лошадей и верблюдов на пастбище; чрез час везде были костры и кое-где грелись горячим чаем; когда наставали сумерки, лошади и верблюды сгонялись к лагерю; вторые укладывались спать, т. е. устанавливались рядом плотно один возле другаго на расчищенном от снега месте, где они и ложились; первыя треножились на ночь и привязывались к коновязям, где им давалась дача овса, а иногда фунтов по 5 или 10 сена.

К сумеркам обыкновенно приезжали с донесениями из прочих колонн, и мы каждый день узнавали о следовании, происшествиях и состоянии колонн всего отряда.

Часу в 7 или 8 вечера поспевал ужин, кашица с бараниной или говядиной, а для больных и слабых иногда готовились щи с сушеной капустой и огурцами, или суп с бульоном ⁸⁰: после ужина говор умолкал, все засыпали крепким сном, даже иногда и часовые; холод и усталость были сильнее страха наказания; чтобы чаще поверять их и побудить к бдительности, кроме рундов, цепь часовых обходили ночью особо наряженные офицеры. К утру та же тревога, хлопоты, труды, заботы, то же [117] однообразие степи и жизни. Главныя новости были: сколько градусов мороза, есть ли впереди топливо, какова вода, каков переход; изредка только оживлялся разговор, когда почтовый киргиз о дву-конь прискакивал с бумагами и письмами из Оренбурга, или с передовых укреплений.

Так проходил день за днем, степь становилась все беднее водой, топливом и растительностью; тальник заменился камышем, потом камыш корешками трав, а морозы не уменьшались. При движении от Илецкой защиты до Эмбенскаго укр., с 22 ноября по 21 декабря, только один день был мороз 9 ° R., а в прочие дни морозы стояли от 10 до 30° R., а 3 дня выше 30° R., и при этих морозах нередко дул резкий ветер, превращавшийся иногда в буран; глубина снега увеличивалась и движение по нем становилось день ото дня тяжелее; в особенности затрудняла отряд возка больных и 6 и 12 фунт. орудий, колеса которых от тяжести глубоко врезывались в снег; посему, для облегчения движения этих орудий, из имевшагося при отряде запаснаго леса устроили для них полозья со станком такой вышины, что, в случае надобности, на лафет орудия, положеннаго без колес на полозья, можно было скоро надеть колеса, потом, отвязав веревки, которыми лафет привязывался к полозьям, приподняв хобот лафета к верху, отодвинуть орудие от станка полозьев и действовать им, так что через 1/4 часа орудия могли быть готовы к стрельбе ⁸¹.

По переходе колонны чрез Оренбургскую линию, мы на всем пути до р. Эмбы не видели ни одного киргизскаго аула, и только за переход до укр. Эмбенскаго показались в стороне несколько кибиток киргиз назаровскаго рода, при которых паслись огромные табуны лошадей и стада баранов.

Пользуясь этим случаем, отряд, через следовавшаго с нами маркитанта Зайчикова, закупил от назаровцев для мясных порций 1,000 баранов, а для смены ослабевших верблюдов получил несколько свежих. [118]

Наконец после труднаго перехода долиною р. Эмбы, по которой, по причине глубокаго снега, надобно было идти только в 6 или 8 рядов, — отряд 19 декабря прибыл благополучно к Эмбенскому укреплению; замерзших на всем этом пути не было но поверхностных ознобов лица, рук и ног было не мало; отмороженных членов то же ни у кого не было, так как люди не подвергались резким и быстрыми переходам от холода к теплу, как это обыкновенно бывает, когда поморозившиеся по неосторожности, прямо с холода входят в теплое помещение.

Разстояние от Оренбурга до укр. Эмбенскаго, всего 472 версты, отряд прошел в 32 дня. [119]

61. Приказ этот был следующаго содержания: «По Высочайшему Государя Императора повелению, я иду с частию вверенных мне войск на Хиву.

«Давно уже Хива искушала долготерпение сильной и великодушной державы и заслужила наконец вероломными, неприязненными поступками своими грозу, которую сама на себя накликала. Честь и слава всем, кому Бог привел идти по повелению Государя на выручку братьев, томящихся в неволе.

«Товарищи! нас ожидают стужа и бураны и все неизбежныя трудности дальняго, степнаго и зимняго похода; но забота обо всем необходимом, по возможности, предупредила крайности и недостатки, а рвение ваше, усердие и мужество довершат успех и победу. Войска Оренбургскаго корпуса в первый раз выступают в значительном составе против неприятеля. Россия в первый раз карает Хиву, эту дерзкую и вероломную соседку. Чрез два месяца, даст Бог, будем в Хиве и в первый раз еще в столице ханства, под крестом и евангелием, русские будут приносить теплыя и громкия молитвы за царя и отечество.

«Обращаюсь к той части войск, которая остается для охранения Оренбургскаго пограничнаго края и родины своей. Вам не судило счастие делить с нами труды и опасности, но вы, не менее того, заслужите добрую славу и милостивое внимание Государя Императора: всякий чин, малый и великий, простившись с ушедшими в поход товарищами, будет свято помнить долг и присягу, будет нести службу за себя и за походных и в свое время радостным братским приветствием встретит возвратившихся из дальняго и труднаго странствия сослуживцев своих. Приказ этот был отдан по отдельному Оренбургскому корпусу от 14-го ноября 1839 г. № 181.

62. Распределение верблюдов по колоннам показано приблизительно; по безурядице ни числа киргиз, ни верблюдов нельзя было в точности определить, напр. в 3-й колонне, носившей после наименование колонны 2-й, а потом 4-й, показано киргиз до 700 и верблюдов насчитано 3,781. Суточный рапорт 2-й колонны от 19-го ноября 1839 г. за № 9.

63. Ведомость № 2 тяжестям и запасам, привезенным пятью башкирскими транспортами, караваном, вышедшим с подполковником Данилевским, Полковником Бизяновым и главным отрядом. На обороте распределение людей, лошадей, и запасов по колоннам.

64. Правила эти розданы были начальникам колонн при самом выступлении. Известно, что и приемка полка продолжалась по несколько дней и даже недель; когда списочное состояние людей, наличное состояние их, кондуитные, арматурные и амуничные списки и проч. сведения о полковом хозяйстве были ведены при полках; а здесь все хозяйство составлялось перед самым выступлением; все люди были мало или вовсе неизвестны колонным начальникам, и счет киргиз с верблюдами быль только приблизительный. Следовало бы хоть за неделю дать эти правила, чтобы осмотреть и поверить состояние колонн, а не в день выступления. И потому естественно, что правила эти во многих отношениях были неприменимы к делу и казались хороши только на бумаге. Здоровье нижних чинов много зависело от свежей пищи, а ея было мало; сухари были худо выпечены, хрен пересушен; уксус слабый, который потом замерз, на вьюках не было назначено веса, поэтому и трудно было распределять их по силам верблюдов. Из ведомости № 10 видно, что составлен был разсчет верблюдам отряда, при выступлении из Эмбенскаго укрепления, но тоже приблизительно; напр. начальнику отряда показано по ведомости 100 верблюдов, но под обоз ген.-ад. Перовскаго шло 160 верблюдов; генерал Циолковский вместо 10 брал под свой обоз до 30 верблюдов и проч. Для заведывания такою сложною частию как колонна из пехоты, артиллерии, конницы, с громадным обозом от 2 до 4,000 верблюдов и несколькими сотнями полудиких киргиз, нужно предварительное ознакомление с нею и ознакомиться с людьми, которым пришлось вверять разныя части колонны и запасы ея, а не на походе, и потому трата, порча, разстройство, безпорядки, были неизбежны от извинительной ошибки в выборе начальников во время самаго похода. Правила эти помещены в приложении.

65. Это наблюдалось только в начале похода, пока было на пути заготовлено сено и обильные корма, но потом вставали гораздо ранее.

66. Наблюдение это вначале мало приносило пользы; большая часть офицеров сами не имели понятия о хорошей вьючке верблюдов, следовательно с пользою не могли руководить в этом своих подчиненных. Дело другое, еслиб заблаговременно собрали в штабы несколько способных офицеров и показали им на опыте как правила лучшей вьючки, так и вообще обращение с верблюдами, тогда они были бы полезны.

67. Впрочем писать не долго пришлось обыкновенными чернилами, потому что они замерзли и мы писали или карандашем или чернильным порошком, разведенным на спирте, но чернила эти были жидки и слишком светлы.

68. Урочище это замечательно обилием луговых мест, потому что здесь все пять верховых р. Илека соединяются в одно русло. В приложении приказ по войскам Хивинской Экспедиции, от 26-го ноября 1839 г., за № 12, с приложением маршрута.

69. Впрочем, и торговые караваны, в случае, опасений нападения от хищных племен, стягиваются и идут широким фронтом в несколько ниток вместе, в виде колонны.

70. Для прекращения частых перемен верблюдов, принуждены были таврить их во время похода.

71. В конце чертеж походнаго и боеваго расположения отряда маршала Бюжо.

72. Чертеж порядка движения 1-й 3-й колонны или главной. При выступлении из Оренбурга, 3-я колонна или главная шла в 22 ряда, имея на каждом крыле по 11 рядов или ниток; между крыльями и средине шел обоз штаба, потом парк, потом войсковой обоз; нитка от нитки шла в 15-ти шагах, а крыло от крыла в 300; ширина колонны была до 600 шагов, глубина такая же; противу крыльев впереди и сзади шло по роте пехоты, впереди штабнаго обоза шли 2 батарейныя орудия, а за ними два эскадрона Оренбургскаго полка, сзади войсковаго обоза лодки и понтоны и потом Уральская сотня. Слишком широкий фронт колонны этой был, неудобен для похода, и потому изменен по представлению моему на означенный на чертеже.

73. При выступлении из Оренбурга колонны останавливались почти в таком порядке как шли, но только для доставления места верблюдам, киргизам и их кибиткам, с праваго и леваго крыльев или половин колонны внешние 4 или 5 рядов отделялись от своих внутренних рядов, составляя интервал в 60 шагов, где и располагались киргизы со своими верблюдами. Штабные чины располагались внутри колонны как попало, отчего их трудно было отыскивать, особенно во время темноты. Порядок этот расположения изменен на нижепоказанный на чертеже первой и третьей колонн.

74. Это расположение на становищах дано было колонне № 3 при выступлении из Эмбенскагое укрепления, но до того на правом и левом фасах располагалось по одному эскадрону Оренбургских казаков; в приложении чертежи расположения 1-й и 3 колонн на становищах.

75. От стужи и усиленных работ аппетит увеличился; казенная дача была для многих недостаточна и попытки к воровству продовольствия из тюков заметно со дня на день увеличивались не только между киргизами, но и между солдатами. Даже воздержные верблюды, когда голод начал томить их, во время движения, прогрызали кули с овсом, выщипывали из тюков сено и проч.; это требовало особой бдительности, следовательно прибавляло трудностей при движении колонн. Киргизы и солдаты обкрадывали и офицеров, вытаскивая из тюков преимущественно чай и сахар.

76. Не помню, когда представлено было составленное мною предположение порядка движения и расположения на становищах колонн, на утверждение генерала Перовскаго; но оно наблюдалось отрядом до прихода в Эмбенское укрепление. Впрочем диспозиция для расположения и движения войск Хивинскаго отряда от Эмбы в Хиву, подписана генерал-адъютантом Перовским 22-го декабря 1839 г. № 14; копия с нея помещена в приложении. Во время стоянки при Эмбенском укреплении, удалось составить и чертежи для походнаго и лагернаго расположения колонн. Приложения в конце.

77. В приложении журнал движения колонны, при которой следовал штаб отряда, назначеннаго в Хиву от Оренбурга до укрепления при урочище Чушка-Куле с 17 ноября 1839 г. по 25 января 1840 г.

78. Киргизам верблюдовожатым назначено было по 2 фун. гречневых круп и по 1/2 фун. мяса; киргизы употребляют в пищу просо, а к гречихе не привыкли; мяса казалось им мало, они уверяли, что крысы более съедают; и потому если не удавалось им поживиться мясом павших верблюдов, что они крали муку, назначенную для поддержания сил верблюдов. Еслиб это были хозяева своих верблюдов, то они более бы заботились о поддержании их сил, но в верблюдовожатые в отряд назначен был большею частию всякий брод. И так дешевая поставка верблюдов оказалась хуже дорогой наемки верблюдов, с своими хозяевами.

79. В походе лучший порядок был наблюдаем: начальником ракетной № 1-й батареи штабс-капитаном Сафоновым при движении парка; капитан-лейтенантом Бодиско и поручиком Шильдером при движении лодок и понтонов, и № 16 артиллерийской батареи подпоручиком Левашевым при движении его артиллерии.

80. Для замены бульона и мяса был куплен джелатин, но он показался солдатам до того неприятным, что они отказывались от него, почему и перестали приготовлять из него похлебку.

81. Такого устройства полозья придуманы и сработаны были на походе под надзором казачьей конной № 6 батареи подпоручиком Левашевым.