ГЛАВА VIII.

Разбор причин, имевших влияние на неуспех похода, и соображения о возможности продолжать поход в Хиву.

В главах I и II было сказано, что для войны в степях Средней Азии требуются соображения и правила, отличающияся от соображений и правил европейских войн, и что для азиатских войн военная литература у нас очень бедна. Литература эта должна состоять не только в разсказе событий войн, но и в пояснении причин успехов или неуспехов войн; без этого разбора ошибки и неудачи могут повторяться. Война есть великая тягость для государства, общественное бедствие истощающее силы и богатства народа; частое повторение военных неудач может послужить одной из главных причин падения государств. И потому я полагаю, что предпринятое мною описание похода в Хиву 1839—1840 г. будет труд неконченный и безполезный, если не разъяснить причин неудачи этого похода. Из разсмотрения предшествовавших войн с Хивой видно было, что удобнейший путь в Хиву — из Оренбурга по восточную сторону Аральскаго моря; что нам следовало бы предварительно устроить укрепление на р. Сыр-Дарье с колонизацией, завести там сотню или две косных лодок, изследовать Аральское море и входы в р. Аму; предварительно осмотреть ближайшия и удобнейшия к Хиве места для складов на берегу Аральскаго моря или р. Аму; свезти, в укрепления на р. Сыр-Дарье требуемое число боевых и продовольственных запасов, и перевезти их оттуда водой в назначенные склады; упрепив их, и за тем предпринять поход в Хиву, который не представил бы тогда больших трудностей. Но исторических розысканий о походах в Средней Азии по 1840 г. не было, а избрав [163] направление пути по западную сторону Аральскаго моря и приняв план, предложенный полковником Бергом, по которому передовой склад запасов назначен был при уроч. Донгуз-тау, виденном полковн. Бергом зимою, в 1826 г., не позаботились даже узнать, действительно ли это уроч. представляет все условия, необходимыя для хорошаго склада; можно ли при нем устроить укрепление и в нем содержать почти целый год гарнизон; имеются ли при нем средства для отдыха и откармливания верблюдов и лошадей отряда, в течение нескольких недель, и удобен ли до этого склада путь от Оренбурга? Это была основная ошибка, повлиявшая вреднее прочих ошибок на весь успех похода. На таких складах, при зимних походах, сена должно иметь громадные запасы. Киргизы, как народ пастушеский, после зимняго скуднаго корма для скота, спешат занимать для своих кочевок места, где растут обильнее травы; если вы опоздали занять эти места для склада и сенокошения, то травы будут вытравлены, так и случалась. Для занятия удобнаго обильнаго травами складочнаго пункта, надо было спешить; но полковн. Геке с отрядом выступил в степь только в конце мая; пока он с обозом дошел до вершин Эмбы и отыскивал удобное место для склада около урочища Донгуз Тау, прошел; месяц; не найдя удобнаго здесь склада, он должен был выбирать его в другом месте; затем возникла переписка; пока она продолжалась время шло; наконец увидели необходимость основать другой склад, так что только в начале августа поручили полковн. Жемчужникову приступить к выбору его, и он, при всей деятельности, только 19-го августа выбрал удобное для склада место, при впадении р. Аты-Якши в р. Эмбу, где можно бы было накосить до 200 и даже 300 тысяч пудов сена, если бы своевременно это место были занято. Итак от несвоевременнаго осмотра места для передоваго склада запасов, от несвоевременной высылки отряда для занятия избраннаго склада а от запоздалых распоряжений для кошения сена, еще до выступления отряда в поход, положено было шаткое основание для успеха задуманнаго похода.

Содержание в официальном секрете приготовлений к [164] походу в Хиву, под покровом ученой экспедиции к Аральскому морю, принесло более вреда, нежели пользы. С марта 1839 г. поход этот в Оренбургском крае ни для кого не был тайной; но в штаб Оренбургскаго корпуса, по приготовлению к походу в Хиву, не поступало ни одной бумаги; приготовления, т. е. покупки, шитье, перевозка запасов в степь, делались гласно, но совещания происходили келейно, и сосредоточились между несколькими приближенными к генерал-адъютанту Перовскому лицами, мало знавшими степь, Хиву, свойства верблюда, но желавшими иметь деятельное участие в этом деле для наград. Лица эти имели и без того много деловой переписки, поэтому им было мало времени обдумывать средства к успеху, такого труднаго и сложнаго похода, в котором все приготовления делались при том или медленно, или с особой поспешностью, так как запасов для этого похода надобно было успеть приготовить к осени громадное количество. Разсматривая ведомость № 4 запасов экспедиции, невольно припоминаешь слова Монтескье. «Les grandes entreprises lointainesе perissent par la grandeur meme des preparatifs qu’ on fait ponr en assurer la reusite». Старались ничего не забыть, что могло понадобиться в степи, но забыли взять поболее тех запасов, которые не требуют для перевозки верблюдов, но которые необходимее всех прочих запасов, именно: силы характера, предусмотрительности, находчивости в трудных обстоятельствах, и уменья выбирать людей для задуманнаго дела, и знания его.

Известно, что трата физических сил животных имеет свои пределы; что совершить путь в Хиву, не давая отдыха верблюдам, при 1300 и более верст разстояния, из которых до 700 или 800 местами малокормными, и при том при усиленном движении — очень трудно. Следовало бы, согласно плану полк. Берга, придти к складочному месту ранней осенью, дать здесь несколько недель отдыха лошадям и верблюдам, и с выпадом снега идти далее. Но от запоздалости, корма на складах так были вытравлены, и так было мало заготовлено сена, что о выполнении этой части плана нельзя было помышлять. К этому присоединилась задержка к выступлению отряда из Оренбурга [165] почти на целый месяц, происшедшая от причин вовсе неожиданных. Лето было сухое и жаркое, очень удобное для произведения пожаров, чем злонамеренные люди и воспользовались для поджога деревянных строений г. Оренбурга. В этом городе для заготовления необходимых для похода запасов, как то: зимной одежды, сапог, джуламеек (войлочных кибиток) и проч., собрано было до 1000 человек мастеровых: портных, сапожников и разных других, но в самые жары; в августе месяце, начали подбрасывать письма с угрозами поджогов, а за тем начались пожары, поджоги были и днем и ночью, кроме потушенных при самом начале нескольких пожаров, было 17 значительных пожаров, истреблявших разом по нескольку домов. Первый пожар начался по близости дома, занимаемаго самим генералом Перовским. Необходимая помощь при погашении пожаров, ночные караулы и т. д. отвлекли мастеровыя команды от работ почти на целый месяце; а это имело последствием позднее выступление отряда в поход. Причины пожаров этих до сих пор необъяснены; сначала полагали, что поджигателями были польские уроженцы, сосланные в Оренбургский край в солдаты, но те, напротив, чувствуя, что подозрение может пасть на них, и что они первые могут пострадать, трудились на пожарах усерднее прочих солдат: подозревали также в поджоге хивинцев задержаннаго каравана, но те, будучи мало способны к тому, без сомнения попались бы; при том поджоги производились с такою непроницаемою скрытностью, строения загорались с такою внезапностию, что для произведения пожара таким образом необходимо предполагать употребление каких либо химических средств, допустить же знание химии у полудиких хивинцев трудно. Наконец были люди, которые думали, что поджоги производятся нашими же злоумышленниками, подкупленными англичанами; но в таком случае англичане верно дали бы им лучший совет, что именно поджигать. Вместо того чтоб разорять мирных граждан, им было бы гораздо полезнее, если бы были сожжены заготовленные для похода короба, ящики, прессованное сено и другия приготовленныя для похода вещи; этим легче всего можно бы было разстроить предприятие; [166] но заготовленных для похода припасов не пытались сжечь. Правда, раз обнаружился смрад в сарае, где были сложены сшитыя для похода войлочныя кибитки (джуламейки); но когда начали раскидывать их, то увидели, что сильный жар между тюками джуламеек произведен был жиром, которым киргизки, шившия их, обедая, залили некоторыя из них во время работы; потом, когда джуламейки эти были по окончании шитья их сложены, сильно сжаты в тюки и нагромождены довольно высоко одна над другой, то от давления и произошло, известное из законов физики, самовоспаление. След пожаров от поджогов, произведенных в то же время по направлению от Оренбурга к Харькову до гор. Сум и по направлению к Петербургу до Новгорода, указывает, что были две шайки поджигателей, которые вероятно состояли из людей, не принадлежавших к Оренбургскому краю: но, несмотря на эти пожары и ошибки, при большой силе характера поход в Хиву имел бы успех.

В состав плана похода входила доставка сухарей и круп на 2 месяца и поставка до 1500 верблюдов от киргиз, кочевавших на северо-восточном берегу Каспийскаго моря и около бывшаго Новоалександровскаго укр.; для сбора этих верблюдов послан был, как выше сказано, корнет Аитов; после бы мы изучали предшествовавшую историю кочующих здесь киргиз, то мы дали бы Аитову прикрытие хотя из двух сотен казаков, при котором и сбор верблюдов был бы успешнее, и доставка их к отряду на Эмбенское укр. надежеее; но предшествовавшия враждебныя действия этих киргиз и поступок их с Аитовым, котораго они отправили в Хиву, показывает, что они более находятся под влиянием хивинцев; нежели нашим, и это происходит от следующих причин.

В конце прошлаго столетия на Мангишлаке и Бузачах кочевали пять отделений туркмен: Абдал, Бузачи Игдыр, Бурунчук и Чаудур; они занимались, кроме скотоводства, торговлей и частию земледелием; но киргизы Адаевскаго и Бершевскаго родов, подстрекаемые и вспомоществуемые хивинцами, пользуясь внутренними несогласиями этих туркмен, начали теснить их; это побудило туркмен обратиться к русскому правительству и [167] просить о постройке укр. на Мангишлаке. Хотя кн. Цицианов и посылал инженера в Тюп-Караган для выбора места для укрепления, но последовавшая вскоре смерть его, а потом Персидская и Турецкая войны отвлекли наше внимание от здешних дел. Киргизы и хивинцы более и более теснили туркмен, отчего в 1813 г. часть отделений Абдал и Бурунчук, продав свой скот, перевезены были в Астраханскую губернию; другия отделения откочевали за Александр-Байский залив, а часть переселилась в Хиву.

Получа, при помощи хивинцев, полуостров Бузачи и Мангишлак, адаевцы и кочующие на Бузачах и Мангишлаке киргизы считают себя в зависимости более от Хивы, нежели нашей, а торговыя сношения их с Хивой, где им предоставлены льготы в торговле, поставили их в полное влияние от Хивы. В 1839 г. более всего ими доставлено было в Хиву русских пленных. Влияние это, как опыт показал, не прекращалось и продолжается и ныне. Когда в 1846 г. основано было нами на Тюп-караганском заливе, Н. Петровское укр., то от киргизских биев и старшин Адаевскаго рода поступило следующее прошение: «Прибыв на Мангишлак вы вознамерились возвести крепость. По сношению ли это с Хивинским ханом или без онаго? ежели без согласия, то оказывать вам услуги нам не приказано, на это мы имеем от хана повеление. Если же вы желаете, чтобы мы вам служили, то истребуйте на это разрешение Хивинскаго хана, и тогда мы готовы к услугам. Мы люди выросшие в степях; законов не знаем, не причтите в вину.»

Действительно, первое время при постройке Н. Петровскаго укр. (ныне форт Александровский) было большое затруднение в получении верблюдов для перевозки запасов от пристани к укреплению; за наем верблюда платили по рублю в сутки, а овец для мясных порций киргизы вовсе не хотели доставлять, между тем от испорченной солонины, которую из Астрахани доставляли гарнизону, начала сильно развиваться цынга. Надо было озаботиться о средствах добывать на месте свежее мясо. Для этого представилось благоприятное обстоятельство. Основание нами укрепления в Тюп Карагане, воскресило надежды [168] кочевавших здесь прежде туркмен, которые просили перевезти из Астрахани их однородцев и обнадеживали, что если они будут перевезены на Мангишлак, то и все пять отделений присоединятся к ним. Сношения эти не могли укрыться от киргиз; они увидели опасность для себя и решились доставлять гарнизону мясо по самой сходной цене, а верблюдов для съемки полуострова Мангишлака по 5 р. в месяц вместе с верблюдовожатыми ¹⁰¹.

Так как мангишлакские киргизы и по настоящее время находятся под влиянием Хивы, то полагаю, если это продолжится, дорожить ими нет надобности; нам выгоднее будет иметь здесь народ более преданный нам, нежели киргизы, и для того, полагаю предварительно следует узнать, согласятся ли бывшие мангишлакские туркмены, кочующие ныне в Астраханской губернии, переселиться опять на Мангишлак: если согласятся, то можно с ними войти в соглашение о будущих их обязанностях при переселении на Мангишлак, и, по соглашению их на предложенныя нами условия, перевезти из Астраханской губернии тамошних туркмен, к которым без сомнения присоединяться прочие их родичи, если мы развитием торговли здесь избавим их [109] от необходимости ходить за хлебом, кожами и проч. в Хиву, и доставим им безопасность от хивинцев.

Относительно влияния нашего и сношений с сопредельными нам кочевыми народами, мы пока не установили основательных и твердых правил, но об этом поговорю после. Теперь только замечу, что переселяя туркмен на Мангишлак, для прикрытия их нам необходимо усилить Н. Александровский гарнизон конницею, чтобы доставить действительную защиту туркменам; а чтобы содержание конницы обходилось нам дешевле, обязать переселяемых туркмен поставкой нам за определенную плату кормовых трав, для чего дать им для обработки около 100 десятин при самом укреплении и более тысячи десятин в горах Каратау, примерно верстах в 120 от укрепления близь родн. Джангильды, Бишбулака и проч.

Предпринимая такой отдаленный, степной, зимний поход, где люди должны подвергаться всевозможным лишениям относительно пищи, воды, изменений температуры, переносить труды, которые можно сравнить с трудом волжских бурлаков былаго времени, с тою разницею, что последние работали летней порой и нанимались по своей охоте, а первые после привольной жизни должны были терпеть лишения и переносить труды зимой, в трескучие морозы и по наряду. Для такой службы следовало бы выбрать людей, привыкших к трудам и лишениям; следовало или взять войска кавказския или действующия, но никак не линейные баталионы Оренбургскаго корпуса.

Эти баталионы, расположенные, по выражению Пушкина, по разным богоспасаемым крепостям, в которых не бывало ни парадов, ни разводов, ни учений, совершенно потеряли навык к военным трудам, к перенесению лишений, непогод и усиленных движений. Вся их служба состояла в том, что им изредка приходилось вести арестантов до ближайших этапов. Проводя почти всю свою службу на месте, солдаты обзавелись хозяйством, завели лошадей, овец, занялись хлебопашеством, торговлею, словом сделались более земледельцами и купцами, нежели солдатами. Чтобы отвлечь их от этих занятий генерал Перовский, за год до предположеннаго похода в Хиву, [170] начал переводить их из одного укрепления в другое. Этой мерой он, правда, отвлек их от промышленных их занятий, многих разорил, возбудил ропот, но способными к перенесению степных походов и военных трудов в короткое время не мог сделать. Можно бы еще было отобрать из них молодых, здоровых, не изнеженных солдат, и с добавлением солдат действующих войск, сформировать из них особые баталионы, занять их практической стрельбой, приучать к лагерной жизни, к деланию переходов по степи, высылая их для этого в экспедиции за Урал, и приучать их таким образом к тем трудам, которые этим солдатам пришлось испытать во время похода в Хиву; но на это требовалось более продолжительное время. Мудрено ли, что резкий переход от теплой избы, от хорошей пищи, от покойной жизни к трудностям зимних переходов по снегу, к мерзлому сухарю, к усиленной деятельности и при отсутствии правильных мер для сбережения здоровья солдат, имел такое вредное влияние на здоровье их и произвел между ними такую сильную смертность.

За недостатком в Оренбургском корпусе молодых здоровых солдат, способных в перенесению трудностей степнаго похода, лучше было бы попросить два, три баталиона из действующих войск, а еще лучше из тех войск, которыя были тогда на Кавказе, нежели брать местныя войска, изнеженныя и отвыкшия от воинских трудов.

Назнача такия изнеженныя войска для похода, как были тогдашние линейные баталионы, необходимо было принять самыя деятельныя и благоразумныя меры к сбережению здоровья их.

Эти меры преимущественно должны бы состоять в выборе заботливых, толковых и добросовестных ближайших начальников и в составлении гигиенических правил для сбережения здоровья людей. Но там, где много интриг, мало обращают внимания на выбор дельных и честных начальников, а последствием от такого порядка были потери, неудачи, неуспех предприятия, страшная болезненность и смертность в тогдашних степных гарнизонах и в самом Хивинском отряде. Без сомнения, нижние чины не получали того, что им следовало по положению; а [171] к усилению болезней еще содействовала и несоответствующая зимнему походу одежда и содержание солдат.

Во время этого похода, при снаряжении зимней одежды самая неудачная выдумка была заменить из экономии овчинные полушубки полушубками или, вернее сказать, кителями, подшитыми джебагой. Джебагою называют свалявшуюся грубую шерсть киргизских баранов; ею-то, наподобие ваты, подшивали солдатские холщевые кителя; но вата легка, и от стежки, даже не очень хорошей, легко удерживается на месте; джебага же, по тяжести своей и без сомнения от небрежной стежки, на первых же переходах отпоролась и опустилась к низу кителей, от чего эти кителя вовсе не грели, а между тем несколько фунтов этой джебаги, которая, намокая от снега и болтаясь внизу во время движения, еще более увеличивала тяжесть их, что напрасно изнуряло солдат. Придя на становище, спотевшие солдаты внезапно остывали, так как кителя эти не удерживали тепла и не могли защищать от ветра; естественно, что от внезапной остановки испарины должны были развиваться разныя простудныя болезни которыя, при несоблюдении чистоты, причинили такую смертность в пехоте.

Данныя солдатам огромныя онучи (длиною до 4-х аршин) тоже были неудобны; просушка их требовала много времени, была неудобна на морозе, а иногда от недостатка топлива делалась невозможною. При том, пока солдат обертывал ими ноги, руки у него сильно настывали, поэтому лучше было бы дать солдатам валенки и длинные кожанные сапоги, в которые могли бы входить эти валенки, да по две пары небольших суконных онуч, которыя удобно бы было переменять и просушивать.

Суконные нагрудники, данные солдатам для надевания на голое тело, тоже оказались неудобными, потому что грубая шерсть их производила раздражение и свербеж кожи, а сверх того в них разводилось множество насекомых, которых неудобно было уничтожать в сукне. Кроме безпокойства, которое насекомыя эти причиняют здоровому человеку, для больных, неимеющих возможности их уничтожать, они, размножаясь все более [172] и более, могут быть очень вредны. Нагрудники эти не переменялись, поэтому нельзя было наблюдать опрятности. Чистота тела есть одно из главных средств к поддержанию здоровья, и потому, по мнению моему, необходимо принимать меры к поддержанию чистоты тела и вообще опрятности во всех видах в войсках во время похода и войны. Баня в этих случаях неудобна, да и не везде ее можно устроить, а в зимних походах она положительно вредна; распарившись в бане и будучи потом нередко вынужден по обязанностям службы вскоре после бани продолжительное время оставаться на открытом воздухе стоять во время мороза и ветра на часах и т. д., солдат, сделавшись чувствительнее к стуже, может получать сильную простуду. Поэтому лучше было бы заменить баню обмыванием холодною или летнею (тепловатою) водою с мылом. Бывший с нами в хивинском походе известный наш путешественник, П. А. Чихачев, не смотря на морозы, часто обмывался водою в кибитке, я тоже следовал его примеру и, не смотря на то, что пред походом был болен ревматизмом, так что пользовавший меня медик не советывал мне идти в поход, я в продолжение всего похода был здоров, за исключением трех дней, в которые имел припадок ревматизма, и удовлетворительное состояние своего здоровья должен приписать обмыванию холодною водою. Других предохранительных мер против простуды и скорбута я не принимал, и рекомендованных тогда от этих болезней средств: водки и табаку не употреблял. Чихачев тоже не был болен, а многие из офицеров, участвовавших в этом походе, не только навсегда разстроили свое здоровье, но даже поплатились жизнью.

Полагаю, что для истребления насекомых и для уничтожения злокачественной испарины в белье и платье, по невозможности мыть в зимнем походе белья, можно бы на стоянках употреблять окуривание белья и платья. Опыты, произведенные в 1854 и 1857-м годах, во внутренней Киргизской орде, убедили меня, что даже шкуры рогатаго скота, зараженнаго чумою, по окурке их хлором в простой киргизской кибитке, теряют свое заразительное свойство; и потому я полагаю, что окурка [173] белья, платья, полушубков и т. д. в течение получаса или часа истребила бы всех насекомых, а также приставшую к вещам этим злокачественную испарину. Но так как сильная окурка хлором действует разрушительно на белье и платье, то хлор вероятно можно употреблять в более слабой смеси или заменять чем либо другим. Само собою, что следует предварительно произвести опыты, какой способ окурки полезнее всего для этой цели, а также определить с точностию, в какой пропорции веществами этими можно очищать белье и платье, без особаго вреда для прочности и цвета ткани. Если при каждом баталионе иметь по две киргизския кибитки, а за неимением их по две офицерския палатки, обтянутыя сукном, то одна из них может служить мыльнею, а другая употребляться для окурки белья и платья; в первой из них следует поставить железную печь; ставя на нее железныя ведра с водою, легко можно будет иметь достаточное количество горячей воды. Во время зямняго похода в Хиву, опыт показал, что в такой палатке, во время топки печи, можно, когда нет ветра, даже в сильные морозы возвысить температуру до 14° тепла по R. И даже более; в другой палатке производить окурку платья тех, которые моются в первой палатке. Если окажется, что такая окурка будет не толька полезна для истребления насекомых, но в гигиеническом отношении хотя отчасти заменит мытье белья, которое в походе и во время войны, особенно зимой, мыть неудобно, а часто и невозможно, то очень полезно будет ввести такую окурку белья во время войны, на дневках, при осадах и проч., в войсках в общее употребление, тем более, что подобный способ окурки не дорог и удобоисполним.

Вместо кителей, подбитых из экономии джебагой, лучше было бы дать солдатами Хивинской экспедиции овчинные полушубки, но из русских овчин, потому что киргизские бараны жирны и шерсть у них груба и масляниста, и, по уверению наших солдат, овчины киргизской выделки и киргизских баранов более намокают, чем наши овчины.

Наглазники из сукна, с вставленною волосяною сеточкою против глаз — тоже были неудачною выдумкою; они сильно [174] нагревали, возбуждали испарину на лбу и вокруг глаз, и таким образом располагали к простуде. Киргизския волосяныя сеточки, надеваемыя киргизами на глаза во время сильнаго блеска снега, гораздо полезнее и достаточно предохраняют глаза. Иметь их в надлежащем количестве было бы не трудно, но если бы их, по какому либо случаю нельзя было достать сколько нужно, то лучше бы было натирать вокруг глаз пороховою мякотью или чем либо черным, нежели употреблять суконные наглазники.

Разсматривая ведомость №4, видно, какое громадное количество запасов приходится возить в степных походах и потому следовало бы заменять, если возможно, тяжелую по весу пищу более легкою, но питательною. Известно, что запорожцы в своих походах питались но несколько недель пшенной кашицей (по малороссийски кулеш) с свиным салом, и эти запасы были легче в сравнении с нынешней дачей. Если напр., фунт сухарей может замениться 1/4 фунт. сала или 1/2 фун. мяса, то там, где представляется возможность добыть их во время похода, и следует заменять ими сухари, чрез что уменьшится груз в сухарях наполовину; из круп брать те, которыя питательнее; овес может быть с пользою заменен ячменем, полбою и проч. Вопрос о степном продовольствии у нас еще не разработан. Если питательная пища обойдется по цене дороже, но уменьшит груз, то уменьшение груза удешевит перевозку и вероятно вознаградит, при дальности пути, увеличение цены на питательную, но легкую пищу. Из придуманных приправ к пище, для сбережения здоровья солдат, оказались в походе не все удобными, впрочем вероятно от дурнаго распоряжения; на приготовление сбитня нужно было топливо, а в нем часто был большой недостаток; при том же для раздачи сбитня солдат собирали заблаговременно, заставляя их таким образом, в ожидании раздачи, стоять иногда по получасу на морозе, держа в руке металлический стакан, почему многие солдаты и уклонялись от сбора к сбитню, уверяя, что уже пили его; вообще они предпочитали сбитню водку. Впрочем я не отвергаю пользы сбитня, а считаю только [175] неудобным принятый способ приготовления его на целыя роты в одном котле, и способ раздачи его, и употребление его там, где недостаток в топливе. Где есть топливо, и особенно где дурная вода, раздача на небольшия артели калмыцкого или чернаго чая с сахаром или медом была бы полезна, но именно так, чтобы каждая такая артель могла бы приготовлять его отдельно и пить его в своем кружку в кибитке.

Хрен и уксус были бы тоже полезны, но хрен, приготовленный для Хивинскаго похода, был пересушен так, что потерял свою крепость, а уксус замерз, и потому если невозможно иметь такого уксуса, который бы не замерзал от мороза, то лучше заменить его лимонным порошком.

Сушеная капуста была хороша, но ее было заготовлено мало, только для больных и офицеров. Капуста известное противуцынготное средство, и потому ее следовало иметь в таком количестве, чтобы можно было давать чаще всем вообще воинским чинам.

В заметках об этом походе, помещенных в Военном Сборнике в 1863 г., я высказал свое мнение, что главною причиной болезни в войсках, и особенно в гарнизонах, были злоупотребления и невнимание начальников к положению солдат. Здесь считаю нужным поместить совет, данный мне перед выступлением в Хивинский поход, служившим долго в Оренбургском крае, доктором Соколовым.

1) Летом не пить сырой воды из озер, луж, копаней, так как в ней множество инфузорий; употребление такой воды располагает к горячкам, лихорадкам, поносу, цынге. Воду эту для питья следует смешивать со спиртом, уксусом или кипятить и пить в виде чая или сбитня.

2) Приготовлять из трав салат и борщ, употребляя для этого листья: ревеню, заячьей капусты, заячьяго щавеля или кислятки цикория, солотковаго корня, молодаго виноградника и проч.

3) Не есть на тощак много фруктов, а против цынги употреблять дикий лук и чеснок.

4) В колодцах часто от долговременнаго застоя вода портится; такую воду следует вычерпать, и если есть при отряде [176] древесный уголь, — набросать, его в колодезь: тогда набравшаяся новая вода будет годна к употреблению.

Если бы для этого замняго похода заготовлены были в башкирских лесах лыжи и небольшия легкия сани, то они были бы полезны, они избавили бы пехоту от трудных переходов по снегу и сберегли бы здоровье ея. На лыжах пехота при бездорожьи легко бы могла ходить, не углубляясь в снег, а в малых санях солдаты могли бы сами везти для себя топливо, часть войсковых тяжестей, а в случае надобности слабых и больных товарищей. Вероятно этим способом при Иоанне III производили движение наши предки к р. Оби и Иртышу, как выше было сказано, сделав, по уверению Карамзина, до 3,000 верст.

Мы шли походом по указанию вожаков, по снегу неутоптанному никем; нам встречались кочковатыя места, крутоберегие спуски и подъемы, овраги, занесенные снегом; по таким дорогам без разработки их трудно было идти, и нам чрез это при дурных, неразработанных дорогах, пришлось иметь частыя остановки. Если бы имелась впереди саперная команда на лошадях, или хоть казаки, которых к разработке дороги легко бы было приучить, то мы шли бы успешнее.

Лошадей походом пало немного; но в Хиве, если бы после скуднаго подножнаго корма дали бы лошадям наброситься на свежую юрунжу (люцерну), то было бы много из них больных. Для сбережения их следует, по примеру хивинцев, смешивать юрунжу с пшеничной соломой, давая 1/3 юрунжи и 2/3 соломы.

Нельзя одобрить также принудительнаго способа приобретения верблюдов для отряда, числом поболее, ценою подешевле; от киргиз нельзя было ожидать усердия к нашему делу против их одноверцев; может быть мы нашли бы более усердия от киргиз, кочевавших при Сыр-Дарье, которые просили нас избавить их от угнетения хивинцев и предлагавших нам свои услуги; но от прочих киргиз, из которых много было недовольных нами, — как показано будет ниже, мы могли ожидать только наружнаго исполнения наших, приказаний из страха наказания, а в таком случае выполняется только форма, а не [177] сущность дела; они нам поставили до 12,000 верблюдов, но не все они были надежны для дальняго похода, некоторые из поставленных этой мерой верблюдов начали падать на первых переходах.

Другая ошибка состояла в назначении верблюдовожатыми не хозяев этих верблюдов, а кой-каких бедняков, по наряду обществ. Известная наша пословица, что лошадь сыта бывает от хозяйскаго глаза, неприменима была к собранным изложенным способом верблюдовожатым. С тайным желанием, чтобы мы не дошли до Хивы, на приобретенных дешевою ценою верблюдах, у многих киргиз не могло явиться усердия к их сбережению. Так как мясная порция для киргиза; по 1/2 фун. в сутки, казалась им мала, то можно даже подозревать киргиз в умысле ослаблять силы верблюдов с целию попользоваться мясом их. За верблюда хорошаго и худаго назначена была одна цена, 10 рублей. Естественно, что выгоднее было поставлять худых верблюдов нежели хороших, лишь бы поставить счетом назначенное по наряду число. Казалось полезнее было бы заблаговременно объявить, что за верблюдов, которые не дойдут до Эмбенскаго укрепления, платы не положится; за тех, которые дойдут до Акбулакскаго укрепления, по приходе к нему выдастся за пришедшаго туда верблюда по 10 руб.; за тех, которые дойдут до перваго склада близ Хивинских владений, выдастся по 20 руб. за верблюда; а за тех, которые пойдут с отрядом в Хиву, выдастся за каждый месяц по 10 руб., да и самым киргизам следовало бы в таком же содержании назначить жалование: тогда у киргиз был бы интерес сберегать верблюдов, и тогда без сомнения; назначенныя для поддержания сил верблюдов мука, сало и соль выдавалась бы им исправно. Так как, при вышеизложенном способе набора верблюдов и верблюдовожатых в виде повинности, последним не было большаго побуждения заботиться о сбережении верблюдов, то заботу о них следовало бы возложить хоть на чинов отряда, распределив верблюдов в роты, сотни, команды и чинам штаба, для постояннаго за ними наблюдения, но этого не было. Известно, что если кому нибудь дадут для употребления [178] какую либо вещь, на определенный срок, предварив вместе с тем, что если он ее испортит, то не получит другой, то он, для собственной пользы, будет беречь ее. Относительно верблюдов этому правилу не последовали. В первый день выступления привели ко мне назначенных под походные мои вьюки двух верблюдов; забрав свои вещи, я поехал в лагерь, откуда в следующий день назначено было выступить, и зная, что с этого, времени лошади и верблюды тогда только будут надежными спутниками и помощниками в походе, когда они будут иметь силы, то есть будут в теле, я, прибыв на сборный пункт, озаботился о кроме их, и в добавок к положенному корму прибавил оставшийся после ужина суп. Разбавя его несколько солоноватою водою, я велел дать его верблюдам; сначала они не хотели его есть и отворачивали морды, но когда одному из них плеснули супу на морду, он облизался, и видя, что вкус приятен, съел весь бывший в кастрюле суп. С другим верблюдом я поступил так же, и он тоже охотно поел супу. Видя, что дело идет успешно, я намерен был поддерживать силы моих верблюдов остатками от моего стола и хлебом, независимо от назначеннаго им корма. Но на другой день привели под мои вьюки других верблюдов, на третий опять новых; и так во весь поход продолжали переменять верблюдов, и не одному мне, а и всем вообще. При таком порядке не было никакой возможности заботиться о поддержании сил верблюдов; так как они были общие, то и чинам отряда нельзя было иметь наблюдение для сбережения сил верблюдов. Естественно, что при таком порядке, силы верблюдов должны были слабеть. Вообще должно сознаться, что с свойствами верблюдов мы мало были знакомы, и еще менее с уходом за ними; а как для успеха походов в средней Азии верблюды необходимы, составляя главную движущую силу наших обозов, то нам и следует практически ознакомиться с свойствами этого животнаго, и для этой цели учредить, в виде опыта, на юго-востоке России, в двух или трех местах, небольшия учебныя команды: из пехоты, казаков и артиллерии, [179] при которых бы верблюды состояли для перевозки тяжестей, орудий и людей.

Вьючка верблюдов была сначала очень продолжительна, но и потом, когда люди к ней поприучились, вьючка по способу киргиз, обвязывая вьюки или тюки веревкою, затягиваемою узлом, была неудобна тем, что дорогою узлы веревки ослаблялись и вьюки падали; отчего приходилось во время перехода класть вспотевших верблюдов на снег (что для них очень вредно) и перевязывать вьюки; а это задерживало колонну и утомляло людей. Так как верблюды во время перехода идут спокойно, ровным шагом, то гораздо лучше было бы заблаговременно пригнать вьючныя веревки к вьюкам, сделав на концах их петли, которыя застегивались бы на коклюши, как показано на чертежах №№ 1-го и 3-го артиллерийских вьюков и вьюков с коробами; не но все вьюки так вьючились.

Сила верблюдов не одинакова; отправляясь в дорогу, всякий извозчик обыкновенно накладывает на лошадь столько грузу, сколько она может везти без изнурения; и с верблюдами следует делать то же, составляя вьюки разнаго веса, от 4-х до 8-ми пудов, и слабым давать вьюки легче, сильным тяжелее, так чтобы ноша каждаго верблюда соответствовала его силам; а для дальняго похода и на сильных верблюдов не назначать грузу более 16-ти пудов.

Чтобы в походе не переделывать вьюков, не пересыпать и не перевешивать кулей, коробов, ящиков, не терять времени в отыскании в них запасов, как это было при Эмбенском укреплении, следовало на каждом вьюке назначить вес его и что в нем положено.

Раздача и развеска походом, особенно зимой, сухарей, круп и проч. неудобна, хлопотлива и требует много времени; и потому следовало бы вьюки иметь таких размеров, чтобы для определеннаго числа людей можно было разом отпускать целые вьюки, напр. на роту, на полроты, на полусотню и проч. Например дача сухарей одному составляет 1 3/4 фун., сделав  вьюк в 4 пуда 15 фунтов (без ящика и веревок), его можно будет отпускать на 100 человек, а полную ношу одного [180] верблюда, или два таких вьюка, на 200 человек. Еще полезнее было бы продовольствие во вьюках распределять так, чтобы, наприм., сухари, крупу, соль, сало, капусту, лук и проч., развешанные в таком содержании, какое следует на определенное число людей на сутки, помещать в одном вьюке, чтобы потом, придя на ночлег, можно было немедленно выдавать такой вьюк на определенное число людей; чрез что сберегалось бы время, необходимое солдатам для отдыха.

Во время похода части войск могут быть отделяемы и посылаемы для выполнения особых поручений; чтобы посылки эти могли производиться быстрее, и по возможности в тайне от неприятеля, если это будет необходимо, то следует при каждой части войск, напр. баталионе, роте, казачьем полку или сотне и т. д., иметь свой обоз и своих верблюдов, под названием войсковых, и на верблюдов этих навьючивать не более 12-ти или 14-ти пудов, так чтобы эти части войск были подвижнее. Если, по примеру действующих войск, иметь при частях этих 10-ти дневный провиант, все боевыя принадлежности, необходимую запасную одежду, ранцы и т. д., и везти все это на верблюдах, чтобы солдата по возможности облегчить в походе, так чтобы он нес только оружие, трехдневное продовольствие и 20-ть или 30-ть патронов; если сверх того положить на каждых 2-х или 4-х солдат особо по верховому верблюду, так чтобы солдаты, по парно, по очередно, могли ехать на верблюдах, то такие отряды пехоты могли бы делать, при хорошей местности и погоде, по 40-ка и 50-ти верст в сутки, следовательно не отстали, бы от конных во время преследования неприятеля, или при поисках. Для надзора и ухода за верблюдами этих отрядов и частей, надо придавать по нескольку преданных нам киргизов или калмыков. Но как солдаты не привыкли садиться на верблюдов во время движения их, то надо к седлам верблюдов привязывать деревянныя стремена, устроенныя в виде лесенки с двумя ступенями, так чтобы солдаты, не останавливая верблюдов, могли одновременно, по парно, садиться на них или слезть с них.

Легкость и быстрота движений по степям Азии и юго-[181] восточной Европы многочисленных полчищ Чингис-хана, Батыя, Тамерлана, объясняются тем, что войска их не стеснялись средствами продовольствия, употребляя в пищу верблюдов и лошадей. Наше войско и казаки не употребляют в пищу конины и верблюдов, то чтобы по возможности уменьшить обозы, и для сохранения здоровья людей иметь свежую пищу, необходимо нашим войсками, при движении по степям, доставлять возможность отделять летучие отряды в стороны, для отыскания у кочевых народов баранов и приобретения их покупкою или меною, если уже нельзя административными мерами побудить эти народы пригонять означенных животных к указанным, по избранному пути следования, местам. Вышеизложенная организация войсковых частей доставит возможность отделять в стороны такие летучие отряды. Но там, где необходимость потребует иметь еще более быстрые отряды, надобно, при каждом казачьем полку, иметь одну или две сотни заводных лошадей, которых и давать отрядам, отделяемым и посылаемым в стороны на значительныя разстояния, или для быстрых преследований.

Иногда недостаток воды или корма вынуждает отряд разделяться на части, и потому, по моему мнению, полезно бы дать двигающемуся в степи отряду такую организацию, чтобы он мог быстро разделяться на самостоятельныя части. Представим пример такой организации.

Так как в степи одна пехота без конницы не может двигаться, потому что ей необходимо во время движения иметь, на возможно дальнем разстоянии, авангард, ариергард и боковые отряды, чтобы дальше видеть неприятеля и лучше наблюдать за ним; во время же стоянки делать разъезды, при пастьбе верблюдов иметь конные караулы, чтобы при появлении неприятеля успеть заблаговременно собрать верблюдов и лошадей и пригнать их в лагерь, то приняв примерно самостоятельною частью пехоты баталион из 1000 т. чел., в пяти ротном составе (в каждой роте по 200 чел.), имея в числе этих пяти рот одну стрелковую роту; то к этому баталиону надо придать сотню казаков и 2 орудия, при которых прислуги от 15-ти до 25-ти [182] чел. В означенную числительность отряда входить до 30-ти чел. офицеров и нестроевых чинов.

В зимнем походе уже одна одежда составляет тяжесть, а потому войска надо по возможности облегчать, почему ранец, часть 10-ти дневнаго провианта и часть патронов должно возить на войсковых верблюдах, а также несколько фунтов муки и соли для верблюда, ведро, топор, две лопаты, мотыку, 4-х аршинный войлок для постели солдат и несколько аршин веревок ¹⁰². На себе солдат будет только нести оружие, часть патронов, напр. от 20-ти до 30-ти, и на два или на три дня провианта, и так как на каждых 4-х солдат должен быть дан один верховой верблюд, то два солдата всегда могут поочередно ехать на верблюде для чего из ранцев и других мягких вещей можно сделать два тюка в роде небольших вьюков. Остальные два солдата могут идти пешком, или быть отряжаемы на служебныя работы, для поправки вьюков и проч.

Полагая снабдить такой отряд продовольствием на два месяца, для него потребуется верблюдов:

На 1,000 человек пехоты — 250 верблюдов.

На 100 человек казаков — 25 верблюдов (под овес и сено).

На 25 человек артиллеристов — 6 верблюдов.

Для офицеров отряда, в том числе одного сапернаго офицера, медиков и проч., — 34 верблюда.

Итого войсковых верблюдов 315.

На этих верблюдах повезется 10-ти дневное продовольствие, необходимыя лекарства и другие вещи и запасы, которые должны быть под рукой у войска.

Для джуламеек или кибиток, для запасных солдатских вещей, для госпитальных вещей, запаснаго шанцоваго инструмента, запасных войлоков и проч:, 50 верблюдов, для больных и слабых, а также для замены верблюдов, следавшихся негодными, еще 50 верблюдов. Для подъема двухмесячнаго продовольствия на верблюдов, то есть муки, соли и сала, 100 [183] верблюдов; под продовольствие пехоты, как-то: сухари, крупу, приварочную провизию, спирт и проч., — 250 верблюдов.

Для 100 человек конницы или казаков, для артиллерийских и офицерских лошадей и для 50-ти заводных лошадей, всего для 170-ти лошадей отряда следует:

Под овес, по 2 гарнца в день, и сена на случай худаго корма, по 10-ти фунтов в день, примерно на полмесяца, 250 верблюдов.

Для перевозки сухарей казакам 25 верблюдов.

Под муку, соль и сало верблюдам 30 верблюдов.

Для сухарей артиллерийской прислуги 6 верблюдов.

» их тяжестей 6 верблюдов.

Под тяжести казаков, 10 верблюдов.

» орудия и в запас 20 верблюдов.

» артил. парк, по 240 зарядов на орудие, 50 верблюдов.

Под патроны пехоты, по 500 патронов на человека, 100 верблюдов.

На них же повезутся: запасный порох, несколько осей и проч.

Итого на такую самостоятельную часть, с запасными верблюдами, следует до 1,300 верблюдов.

Тяжесть на верблюда разсчитана от 12-ти до 14-ти пудов. Как пехота такой части может поочереди ехать на верблюдах, то она, в таком составе, может делать в сутки по 35-ти, 40 и даже 50-ти верст, разумеется не при глубоких снегах, которых по возможности должно избегать, начиная поход раннею осенью.

При таком устройстве отряда, он может, в случае надобности, разделяться на самостоятельныя малыя части. Но чтобы по возможности уменьшить при отряде число верблюдов, надобно при всяком случае пользоваться водяным путем.

Чтобы не быть в зависимости от киргизских верблюдовожатых, полезно было бы иметь при отряде несколько рот пехоты и несколько сотен конницы с своими верблюдами, с которыми войска, без помощи киргиз, умели бы обращаться. Что это возможно и полезно, тому доказательство представляют французы: вот что говорит по этому поводу генерал [184] Карбукчи ¹⁰³: «В 1798-м году, после возмущения в Каире, Бонапарте учредил отряд на дромадерах, состоявший сперва из ста дромадеров и доведенный потом до 700. Два пехотных солдата садились один к другому спиной на дромадере, на седле, прилаженном на горб животнаго, которое управлялось посредством особаго рода уздечки; а когда люди слезали, то животное вели на бичевке, прикрепленной к ноздрям, как это введено в Египте (также у киргизов и туркмен).». . .

«После завоевания Алжирии, верблюды для возки тяжестей состояли постоянно при наших колоннах, когда оне направлялись на юг. Но эти животныя, взимаемыя в виде повинности или нанимаемыя по 3 1/2 и до 4 франка в день, — которыя водились исключительно туземцами, казались только годными для перевозки тяжестей.

«В 1843-м году генерал Бюжо, чтобы избавиться от зависимости арабских верблюдовожатых и узнать, какую пользу можно извлечь из верблюдов, решился организовать отряд на дромадерах, подвергнув его правилам администрации и дисциплины.

Вскоре опыты доказали, что солдаты, при доброй воле, были не менее арабов способны управлять и обходиться с верблюдом, назначенным для перевозки тяжестей.» К этим словам известный генерал Юсуф (в книге: De la guerre en Afrigue) прибавляет:

«Много критиковали систему полк. Карбучи, которая состоит в употреблении верблюдов (вместо подъемных лошадей или мулов) для перевозки тяжестей в колоннах. Что касается до меня, то я, с помощию только этого средства, мог делать продолжительные походы во всякое время года, сберегая солдат; но там, где было необходимо, требовать от них особых усилий. Впрочем это не новость: во время похода в Сирию, Бонапарте, почти с 15,000 войск, употреблял только этот способ перевозки, чтобы пройти степи от Каира до Сен-Жанд-д’Акр.

«Употребляя мулов, надобно начать с заготовления продовольствия для них самых, что составляет уже тяжелый груз, [185] тогда как для верблюда не нужно готовить продовольствия; он сам питается везде, и даже во время самаго движения.

«Вопрос о верблюдах очень важен в видах утверждения наших колоний в Африке. Ныне главный предмет нашего владычества есть юг Алжирии, оттуда будут происходить будущия возстания, и чтобы их быстро укрощать или предупреждать, необходимо дать правильную организацию употребления на службу верблюдов.

«С верблюдами следует обращаться кротко и с терпением… одному солдату поручены были дромадеры для обучения их; он начал колотить их до того, что вышиб у двоих по глазу, и, не смотря на то, не мог заставить повиноваться; тогда он начал с ними обращаться коротко, и был удивлен необыкновенным их послушанием.

«Наряд верблюдов во всякое время года, для службы при колоннах, сильно возбуждает неудовольствие арабов: араб смотрит на эту обязанность, как на насилие и несправедливость, и вот одна из причин, которая должна побуждать французское правительство иметь своих верблюдов».

Кажется все, что здесь сказано, вполне применимо к нашему положению в средней Азии. К этому только можно прибавить, что русские солдаты также способны как и французские, но терпеливее и менее вспылчивы, и потому нам легче достигнуть приучению их к уходу за верблюдами, вьючке, езде и проч. Мы имеем возможность завести и содержать своих верблюдов, устроить отряды для перевозки тяжестей, а на случай быстрых передвижений, преследований по безводным степям и пескам составить пехотныя роты на верблюдах, и конныя команды с перевозочными средствами на своих верблюдах. Я полагаю, что необходимость в таком учреждении будет более и более ощущаться, так как, в качестве христианской державы; мы не можем разсчитывать на преданность к нам мусульман. Описывая поход Шах-Надира в Хиву, я упомянул, что он, для избежания огромнаго обоза из верблюдов, предпочел везти запасы и артиллерию на судах. Без сомнения, как шах шиитов, он не мог разсчитывать на преданность к себе [186] сунитов-туркмен, чрез степи которых он шел в Хиву; не мог надеяться получить от них верблюдов и верблюдовожатых, воюя с сунитами; это вероятно одна из причин, заставивших его предпочесть перевозку запасов на судах. Возмущение киргизских верблюдовожатых в Эмбенском укреплении, после нападения хивинцев на Акбулак, и на поручика Ерофеева показывает, что нам еще менее можно разсчитывать на туркмен и южных или прикаспийских киргиз; и нужно употребить десятки лет хорошаго управления, развития торговли и здравой политики для установления приязненных отношений с этими племенами.

Трудно вести войну вдали от своих пределов, не имея надежды приобресть на театре войны союзников. Если бы англичане, в войну 1866—1867-й год в Абиссинии, не сумели бы приобресть союзников из врагов императора Федора, то война эта с таким же храбрым народом как авганы, без сомнения, кончилась бы так же печально, как возвращение англичан из Авганистана в 1842-м году.

Путь для приязненных отношений с кочевыми племенами указан нам двумя нашими государственными людьми: Сперанским и Ермоловым; к сожалению, генерал-адъютант Перовский не последовал этому пути. Редкий год, во время его управления Оренбургским краем, проходил, чтобы мы не посылали в степь отрядов для наказания киргиз, недовольных нами по нашей же вине. Если мы считаем киргиз нашими подданными, то полагаю, что должны уважать у них права собственности и, занимая у них для наших поселений и укреплений луговыя места и пастбища, необходимыя также и пастушескому народу, следовало бы вознаграждать за это, на основании закона отчуждения собственности в пользу государства. В 1835-м году, под предлогом спрямления Оренбургской линии, мы основали новую Оренбургскую линию, заняв более 4-х мил. десятин превосходных пастбищных киргизских земель под казачьи поселения, без всякаго вознаграждения киргизов, чем естественно киргизы не могли быть довольны, и что не обошлось без волнений. В то же почти время, в противуположной стороне [187] Оренбургскаго края, между Уралом и Волгою, во Внутренней Киргизской Орде, произошли волнения от следующей причины. В начале нынешняго столетия дозволено было потомку хана Абул-Хаира, хану Букею, занять оставленныя калмыками Астраханския степи, между Уралом и Волгою, в общее владение перешедших с ним к нам киргиз. Но сын Букея, хан Джангер, начал распоряжаться этою землею уже как своею собственностию и выдавать ярлыки на крупные участки земли, в 20,000, 80,000, 150,000 и более десятин, своим родственникам и другим лицам, конечно не без вознаграждения за это; а для себя хан Джангер отделил до 400,000 десятин лучшей земли, так что для прочих киргиз осталось не более 2-х мил. десятин самых скудных пастбищ. Вследствие этого явилось много недовольных, во главе которых был киргиз Исатай Тайманов. Они сначала жаловались генерал-адъютанту Перовскому; но у хана Джангера были заступники, и жалобы киргиз оставались без удовлетворения; терпение их кончилось, они в южной части своей степи стали не дозволять занимать земель, отдаваемых по ярлыкам хана Джангера; это почтено было бунтом, и для усмирения киргиз, предводимых Таймановым, послан был казачий отряд. Тайманов, преследуемый казаками, прорвался за Урал, и там уже открыто стал волновать Зауральских киргиз, пока в 1838-м году не был убит. Естественно, что от такого управления киргизами из них было много недовольных. Впоследствии генерал-адъютант Перовский, узнав, что был обманут ханом Джангером, содействовал, после его смерти, к прекращению ханскаго достоинства во Внутренней орде, признал поземельные ярлыки хана Джангера не имеющими силы и, будучи недоволен султанами его родственниками, советниками и соучастниками, за неправильную раздачу киргизских земель, предписал обложить всех султанов наравне с прочими киргизами податью со скота, что произвело новыя волнения во Внутренней орде, но произведенныя уже не простыми киргизами, а султанами, так как, по понятиям их, белая кость, то есть потомки Чингиз-Хана, не могут быть облагаемы никакими податями. [188]

Относительно достижения влияния на киргиз и туркмен, восточнаго берега Каспийскаго моря, Ермолов считал полезным, развитие у них торговли, чтобы избавить их от необходимости гонять свой скот за 500, 600 и более верст для продажи в Хиву, и для покупки там хлеба, кож, халатов и других необходимых для них предметов. Кроме этого их надобно избавить и от грабежа хивинцев, доставя им защиту и безопасность, для чего необходимы гарнизоны с достаточным числом кавалерии. Но как торговыя дела правительство на себя принять не может, то необходимо это дело предоставить компании, с некоторыми гарантиями от правительства, так как главный товар кочеваго народа есть скот, которым кочевой народ может платить за наши товары, а перевозка его в Астрахань, или к Бирючьей косе, или к Пороховинскому бугру потребует устройства пароходов и барж, что потребует значительных затрат. Поэтому следует первыя 20 или 25 лет или давать гарантию на затраченный капитал, или премию за каждую тысячу баранов, перевезенных с восточнаго берега Каспийскаго моря к вышепоказанным местам. Но составление положения об основании компании для торговли с восточным берегом Каспийскаго моря не входит в предмет описания похода в Хиву. Я упомянул о необходимости и пользе такой компании только в том отношении, что если дела этой компании пойдут успешно, то и торговля юго-западной части Средней Азии может быть обращена к этой части моря и далее к Волге; а когда для перевозки товаров необходимо будет иметь большое число верблюдов и киргизы станут заботиться о их размножении, то и наемка верблюдов удешевится для наших военных потребностей. Во всяком случае, нам выгоднее действовать в Средней Азии развитием торговли, мирными сношениями, а не силой и военными действиями. Несостоятельность этой последней системы обнаружилась в бытность генерал-адъютанта Перовскаго Оренбургским военным губернатором и, как увидим ниже, имела влияние и на неуспех похода.

Впрочем, не смотря на ошибки и недостатки по снаряжению этого похода, я полагаю, что нам все же не следовало [189] возвращаться с полупути, а продолжать движение к Хиве. В начале похода позволительно было сомневаться в стойкости и мужестве Оренбургской пехоты, изнеженной продолжительной стоянкой на хороших квартирах и не бывшей в огне; но после отражения хивинцев гарнизоном Акбулака и малым отрядом поручика Ерофеева, не следовало сомневаться в мужестве и стойкости ея и Оренбургских казаков; об Уральских казаках и сомнения не могло быть, и я полагаю, что начальник такого закала, как герой Кавказа Котляревский, после получения известия об отражении хивинцев, не задумался бы долго над вопросом: идти ли в Хиву, а взяв с собой бывших уже в огне людей Акбулакскаго гарнизона и отряда поручика Ерофеева, два полка Уральских казаков, часть артиллерии, прибавил бы к ним еще роты две-три пехоты, и быстрыми переходами, после получения донесения 21-го декабря о нападении хивинцев, на другой или на третий день, то есть 22-го или 23-го декабря, пошел бы к Хиве, отдав приказ, что отступления не будет, и предписав остальной части отряда, малыми переходами, следовать по тому же направлению, пока снег не завалил еще путей. Полагаю, что и генерал-адъютант Перовский имел намерение не стоять долго при Эмбенском укреплении, а продолжать движение к Хиве, так как диспозиция о порядке движения к Хиве подписана была 22-го декабря (приложение); но я выше заметил, что некоторые из чинов штаба отряда, по получении известия о нападении хивинцев, начали побаиваться жестокости хивинцев, и вследствие этого явились опасения за силы верблюдов, представилась необходимость облегчения вьюков, делания коек для больных и проч., и этим протянули почти на месяц пребывание отряда при Эмбенском укр., а в это время слой снегу не уменьшился; а увеличился, а с тем вместе увеличились и трудности похода.

Что нам действительно можно было выпустить так, как выше сказано, тому я представлю следующия доказательства.

С подполковником Данилевским, прибывшим к Эмбенскому укр. 12-го ноября, было 1,128 верблюдов. В течение более нежели месячнаго отдыха, они могли отдохнуть и [190] поправиться в силах. Полковник Бизянов шел из Калмыковской кр. к Эмбе всего 21 день, по хорошим кормам, снег на пути его выпал 4-го декабря, т. е. всего за 5 дней до прихода к Эмбенскому укр. 9-го декабря; следовательно и Бизянова 1,800 верблюдов имели тоже почти 2-х недельный отдых. Да и значительная часть верблюдов главного отряда не была так изнурена, чтобы пересыпка кулей и облегчение вьюков требовались. Снег при движении к Эмбенскому укр. был глубиною около 2-х вершков (кроме небольшаго числа лощин и последняго перехода долиною р. Эмбы, где снегу напало несколько глубже), следовательно корма не были еще завалены; притом до уроч. Биштамака, на 280-ти верстах от Оренбурга, почти везде имелось для верблюдов и лошадей сено.

Из ведомости же № 2-го можно видеть, что запасов, взятых Бизяновым и из Оренбурга, было в сложности не более 8 или 10-ти пуд. на верблюда; если некоторые вьюки были тяжелее, за то можно было сберегать силы верблюдов, переменяя им на другой день вьюки на более легкие, или и совсем не нагружая их, потому что с каждым днем похода, от употребления продовольствия, освобождались десятки верблюдов. И так верблюды до Эмбы не могли еще изнуриться, и если вообще поставка киргизами верблюдов была неудовлетворительна, то все же из 9-ти слишком тысяч верблюдов, можно было отобрать тысячи три-четыре надежных верблюдов, а с верблюдами подполковника Данилевского и полковника Бизянова, можно было иметь вполне надежных от 5 до 6,000 верблюдов, с которыми уже можно было смело идти в Хиву, с отрядом от 2 1/2 до 3-х тысяч человек; а приближаясь к Хиве, чтобы уменьшить обоз, и из этих 5—6-ти тысяч отпустить половину к следовавшему малыми переходами заднему отряду. Естественно предполагать, что чем далее к югу, тем менее встретили бы снегу, и потому, выступя 22-го или 23-го декабря, легко было бы дойти до ближайших оседлых мест в Хиве в течение месяца, т. е. около 25-го января, самаго удобнаго времени для действия в Хиве, когда каналы бывают сухи и р. Аму не в разливе. [191]

Я полагаю даже, что по прибытии нашем на Ак-Булак, после потери почти целаго месяца на Эмбе, и после перехода всего 160-ти верст до Ак-Булака, наше положение не было такое безнадежное, как официально описано, и что хотя искусственными мерами силы верблюдов ослабились (для подготовления возвращения отряда в Оренбург), но худоба их была преувеличена. Следующий случай удостоверяет меня в этом. По приходе нашей колонны на Ак-Булак, в конце января, живший со мною в одной джуламейке, Н. В. Ханыков пришел из кибитки Даля, и со слезами объявил мне и бывшим в нашей джуламейке флота капитану втораго ранга Бодиско, поручику Шильдеру и разжалованному в рядовые Кноблоху, что на другой день предполагается созвать военный совет, на который пригласят и меня; цель совещания будет состоять в том, чтобы решить вопрос: продолжать ли поход в Хиву или возвратиться назад? В ответ на эти слова — которыя, как последствия показали, были пробным баллоном, — я сказал, что, по моему мнению, нам иначе нельзя возвратиться в Оренбург, как чрез Хиву. Тогда Ханыков и вышеупомянутыя лица стали уговаривать меня идти к генералу Перовскому и представить ему причины возможности продолжать поход в Хиву; но так как известие о созвании совета было получено мною от Ханыкова частным образом, то мне нельзя было, без всякого повода, идти к главному начальнику и делать ему представления о том, о чем еще не было делано никаких официальных распоряжений, и о чем у меня совета не спрашивали. Но желая по возможности, узнать, сколько справедливаго заключается в словах Ханыкова, чтобы, в случае надобности, приготовиться к совещанию по такому важному предмету, на предполагаемом совете, я решился употребить другой способ, чтобы вызвать генерала Перовскаго на разговор об этом предмете. Идти к нему я нашел следующий предлог: несколько дней перед тем отряд полковника Бизянова отправлен был, верст за сто, для отыскания удобнейшаго всхода на Усть-Урт, а между тем у нас перед глазами был очень удобный всход на эту возвышенность, называемый Кин-Коус; [192] с вожаком своим, киргизом Ходжа-Бергеном, котораго мы, за знание его Киргизской степи, прозвали географом Средней Азии, я подъезжал верхом верст за 15 до этого всхода и, разсмотрев его в подзорную трубу, убедился, что здесь действительно существует довольно широкий, отлогий овраг, по которому, по уверению Ходжи-Бергена, легко можно подыматься на повозках (что впоследствии и потвердилось); посему я просил у генерал-адъютанта Перовскаго дозволения взять 10 или 20 казаков, чтобы с ними ехать осмотреть этот всход; через день или два, я мог возвратиться. Но Перовский решительно отказал мне, говоря, что надобно дождаться возвращения полковника Бизянова и узнать какие он привезет сведения. Так как всход на Усть-Урт, который отъискивал полковник Бизянов, находился в стороне от прямаго пути и, избрав его, пришлось бы сделать верст сто кругу, то изследование всхода по прямому пути вовсе не повредило бы делу, а дало бы только возможность, без потери времени выступя из Ак-Булака, скорее достигнуть Хивы; а поэтому из отказа Перовскаго, сделать рекогносцировку на Усть-Урт, видно, что отступление уже было решено, что посылка Бизянова, для отыскания всхода на Усть-Урт, была только предлогом, для лучшаго сокрытия настоящей причины отступления; а совет предполагали созвать только для формы. По возвращении моем Ханыков опять отправился к Далю, без сомнения передал ему мои слова, потому что предположенного совета не было созвано, а возвращение отряда с полупути было решено так, как мною разсказано выше, чрез отобрание от начальников колонн сведений о состоянии верблюдов, и эти сведения доставлялись секретно. И так не один я, но четверо, бывших со мною в джуламейке, и я уверен и еще многие в отряде, разделяли мое мнение о возможности продолжать путь в Хиву.

Причины, на которых я основывал возможность продолжать поход в Хиву, были следующия: мы имели более 1,000 Уральских казаков, у которых лошади были не изнурены, люди бодры, больных между ними было мало; если бы к ним прибавить отряд поручика Ерофеева, который с 200-ми человек [193] отбился от 2-х или 3,000 хивинцев, бежавших после этого и распространивших тревогу в Хиве; да отобрать еще охотников человек 500 пехоты, взять часть артиллерии отряда, и по возможности меньшее число штабных чинов, и самые необходимые запасы; то с таким уменьшенным отрядом и обозом очень возможно было идти в Хиву, потому что для такого отряда довольно бы было 3,000 хороших верблюдов, а таковое число нашлось бы в колонне полковника Бизянова, в парке, в колонне подполковника Данилевскаго и прочих колоннах. На Усть-Урте корм для верблюдов был хорош. Между тем остальная часть отряда могла бы следовать малыми переходами за передовой колонной, для подкрепления, в случае надобности, передоваго нашего отряда. Я уверен, что, после неудачнаго для хивинцев дела при Акбулаке, появление в Хиве нашего отряда решило бы участь похода. Что отобранныя 2 или 3,000 лучших верблюдов, из числа остававшихся еще в отряде около 9,000, могли бы пройти еще 600 верст, можно заключить из того, что, возвращаясь назад, мы прошли до Эмбенскаго укрепления 160 верст, из укрепления этого к лагерю на Темире, на разстоянии около 30-ти верст, перевезли все бывшие в укреплении этом запасы и лес, свезенные туда в течение лета на 7,500 троечных башкирских повозках; при чем одним и тем же верблюдам пришлось совершить этот путь по нескольку раз; потом от лагеря при Сага-Темире отряжен был отряд из 425 верблюдов к Ильинской крепости, до которой было 400 верст, и разстояние это, не смотря на глубокие снега, от 1/4 до 3/4 аршина, он прошел благополучно в 17 дней. На Усть-Урте же снега в это время не были очень глубоки. В подтверждение моего заключения надо еще прибавить, что полковник Бизянов и Султан Айчуваков, по прибытии в лагерь при Сага-Темире, отряженные с 500 казаками, 2-мя отрядами и несколькими верблюдами, для наказания Адаевских киргиз, гонялись за ними и, делая при этом иногда переходы от 60 до 80-ти вер. прошли с 5-го марта до 12-го мая, то есть до возвращения на линию, более 1200-ти верст, а это и доказывает, что и наш отряд, облегченный, как было сказано выше, благополучно мог бы [194] достигнуть Хивы. Приблизясь к Аральскому морю и р. Аму, изобильных рыбою, отряда составленный почти наполовину из Уральских казаков, по ремеслу своему искусных рыболовов, без сомнения нашел бы возможность, к имевшемуся у нас продовольствию, прибавить еще и рыбу, а в Хивинском ханстве, где до полумиллиона оседлых жителей, для нашего отряда в 2500 человек нашлось бы, и кроме наших запасов, что есть. И так поход в Хиву был потерян от интриг и недостатка смелости нескольких лиц. Вот доказательство, что для всякаго дела надобно уметь выбирать себе дельных и добросовестных помощников. Хороший выбор людей для задуманнаго предприятия есть уже ручательство за половину успеха.

Что генерал-адъютант Перовский решил вопрос об отступлении прежде предположения о созвании военнаго совета ¹⁰⁴, я заключаю из того, что около этого времени он потребовал к себе офицеров Генеральнаго Штаба, начал говорить им о некоторых ошибках по приготовлению похода и, взглянув на капитана Никифорова, сказал: «Это поэзия». Эти слова показывают убеждение его, к сожалению слишком позднее, в ошибочности многих распоряжений и предположений похода, и что самонадеянность его была надломленна; а судя по впечатлительности его надобно полагать, что возмущение киргиз в Эмбенском укреплении, не хотевших идти в Хиву, много содействовало к разочарованию в достоинстве приготовительных мер похода. Известно, как ловко киргизы и туркмены умеют отгонять скот, а если верблюдовожатые киргизы нашего отряда будут к тому содействовать, особенно во время пастьбы, то отряд, после нескольких отгонов верблюдов, может лишиться средств продолжать движение ¹⁰⁵. Что подобная мысль могла [195] тревожить генерал-адъютанта Перовскаго, видно из того, что впоследствии, при составлении новаго предположения похода, он обратил внимание на неудобство, при походах в Средней Азии, иметь верблюдовожатых из киргиз, которым он имел основательную причину не доверять, так как, по принятой им системе, он действовал внушением страха, а не по любви к себе и имел между киргизами много недовольных его управлением ¹⁰⁶.

В проэкте экспедиции в Хиву, представленном на утверждение от 16 февраля 1839 года, высказано было опасение, что с приближением нашим к Хиве, туркмены разграбят это ханство, — но участие туркмен в сожжении запертаго льдом провианта около Прорвинских островов и разграблении преданных нам киргиз, кочевавших близ Ново-Александровскаго укрепления, разочаровали генерал-адъютанта Перовскаго и в отношении надежды на помощь туркмен.

К этому присоединилась окружающими его ловкая подготовка к возвращению отряда: внушение мысли о необходимости облегчить вьюки, постройке для больных коек и проч.; этим протянули почти целый месяц, а между тем снег ухудшил дорогу, засыпал корма; потом явилась тревога насчет сил верблюдов, и тревога более искусственная, нежели действительная, потому что переборку верблюдов и свидетельство о их годности и негодности к походу вверили ловкому хитрецу г. Ц. Что свидетельство такого человека не может внушить доверия, можно видеть из следующаго:

Поступя в военную службу юнкером в пехоту, во время Наполеоновских войн, он попал в дивизионный штаб к генералу Эссену, и сумел приобресть его доверие. С назначением г. Эссена оренбургским военным губернатором, и Ц. переведен был в штаб оренбургскаго корпуса, где посыпались на него разнаго рода награды. В чине полковника он получил [196] 2,000 дсесятин земли, впоследствии приобрел еще более земли; а по представлению генерал-адъютанта Перовскаго получил очень выгодное место, давшее ему возможность жить открыто. У него были лучший стол в Оренбурге, дочери — невесты с хорошим приданым; а такой человек у нас не мог не иметь влияния на общество, которое привлекалось его хлебосольством. В Оренбурге было известно, что он был дворянин одной из южных польских губерний; родоваго имения за ним только сорочка, в которой он родился; благоприобретеннаго: дом в Оренбурге, до 10,000 десятин земли и очень почтенный капитал. Он умел приобресть связи с людьми, близкими сердцу сильных мира сего, а это есть верный путь для приобретения благ земных. Человек бывалый умеет этим пользоваться. Неужели такому человеку жертвовать для России жизнью, как пожертвовал ею князь Бекович? — да еще рискуя, что шкура его пойдет на барабан. А он был ненавидим подчиненными, и не мог не опасаться, что, при первой неудачной стычке, его выдадут головой; и так не лучше ли повернуть назад, и зажить припеваючи.

Для такого похода, как зимний поход 1839—1840 г., его не следовало бы брать; но обстоятельства, о которых не место здесь говорить, заставили это сделать. В 1825 году, сопровождая с 625 человеками войска, при 2 орудиях, торговый караван в Бухару, он писал, что будто 13 января, в песках Кизил-Куме, в дефиле близ г. Биш-Тюбе на него напало 8,000 хивинцев (как не припомнить слов одного генерала, диктовавшаго реляции писарю: «Бусурманов жалеть нечего, пиши больше»), где его держали 12 дней в блокаде, и потом, когда он решился отступить, то преследовали его 6 дней, делая непрестанныя атаки. Если это показание справедливо, то надо полагать, что местность за р. Сыр-Дарьею) вовсе не такая безкормная и безводная, как мы предполагали, и что можно по ней ходить с значительными силами. Но без сомнения число хивинцев слишком преувеличено; их могло быть не более 2 или 3,000; а от такого числа их поручик Ерофеев с 200 солдат и казаков, бывших первый раз в огне, без орудий, и имея всего по 30 [197] патронов на человека, мог отбиться. А имея в три раза более войск и 2 орудия, — и не пробиться в Бухару, отдать значительную часть товаров хивинцам, испортить предположение правительства оживить торговлю посылкою вооруженных караванов ¹⁰⁷, — это, но моему мнению, более нежели трусость. Такой человек мог ли не позаботиться об увеличении причин невозможности идти в Хиву?

Но чтобы заключение мое о неправильной сортировке годных и негодных к походу верблюдов, и увеличенном счете убыли их не показалось голословным, считаю необходимым привести счет верблюдов по имевшимся данным. Из ведомости № 8 видно, что всех верблюдов, собранных для похода, было более 12,000; но перед выступлением отряда их было на лицо до 10,450. К ним надобно прибавить 1,128 верблюдов, имевшихся в колонне подполковника Данилевскаго, выступившаго из Оренбурга в октябре месяце, и до 900 верблюдов, присоединившихся к отряду во время следования его к Эмбенскому укреплению. Если положить, что, при следовании к Эмбенскому укреплению, их пало до 500 — что уже много — потому что, до получения известия о нападении хивинцев на Ак-Булакское укрепление, даже толков об ослаблении и гибели верблюдов не было. Из ведомости № 10, составленной капитаном Никифоровым вскоре после прибытия в Эмбенское укрепление, видно, что для подъема всех тяжестей отряда, при движении его к Хиве, исчислено необходимых для этого верблюдов 10,457, с полным на них грузом. К этому числу надо прибавить до 1 1/2 тысячи запасных верблюдов, на смену уставших и падавших верблюдов и для пехоты, как это было и при следовании к Эмбенскому укреплению. При движении к Эмбенскому укреплению верблюды не могли изнуриться, как это выше было доказано; при Эмбенском укреплении работы верблюдам не было, и потому нет причины допускать быстраго ослабления их сил; и об ослаблении верблюдов начали говорить уже спустя несколько [198] дней после получены известия о нападении хивинцев, и тогда же заговорили о необходимости пересыпки запасов в более легкие вьюки; потом, что — при стоянке на месте, — начало падать много верблюдов; а перед выступлением главной колонны из укрепления Эмбенскаго, что к продолжению похода годных оказалось всего 8,900 верблюдов. Куда же давалось до 3,100 верблюдов? Во время стоянки на р. Эмбе разнеслись слухи, что киргизы переменяют верблюдов; посему тому же г. Ц. поручили клеймить их. Как по близости укрепления аулов не было, то вероятно часть киргиз, уходя тайно, или отпускаемые тайно, забирали с собой лучших верблюдов, и оставляли слабых и старых. Далее при движении к Ак-Булаку и обратно, показано павших или брошенных 3,880 верблюдов. За тем по приходе к Эмбенскому укреплению оставалось их будто бы только с небольшим 5,000, из них 425 верблюдов отправлено к крепости Ильинской, 700 оставлено для надобностей отряда, и отогнано на лучшия пастбища до 3,800 верблюдов. В марте месяце ¹⁰⁸ корма в южной степи таковы, что скот, после зимняго отощания, начинает поправляться, а между тем из донесения генерал-лейтенанта Толмачева видно, что верблюдов, к времени выступления отряда на линию, было всего 1,300. Можно ли допустить, чтобы из оставшихся 3,800 верблюдов на пастьбе и 700 при отряде пало 3,200 верблюдов? Очевидно, киргиз отпускали с ними в аулы; они их и забирали, сколько кто мог.

Другая несообразность, которая бросается в глаза, это разсчет груза для верблюдов, показанный по ведомости № 10. По ней назначена ноша верблюда в 14, 15 и 16 пудов; а когда задумали об обратном движении, то нашли необходимым облегчить все кули и короба, и эта необходимость родилась в несколько дней, как будто при разсчете вьюков, показанных в ведомости № 10, нельзя было тогда же видеть, что эти вьюки тяжелы для верблюдов. [199]

Те, которые показывали о весьма значительной убыли верблюдов забыли упомянуть о киргизах верблюдовожатых, которых при отряде было более 2,000; куда девались они, и как добрались до своих аулов? Киргизы не любят ходить пешком, особенно зимою; возвращаясь в свои отдаленные аулы, они без сомнения позаботились на чем уехать, и потому запаслись верблюдами отряда, уводя с собою и других порученных им верблюдов, так как у каждаго было на руках от 4 до 5 верблюдов. А это облегчило г. Ц. свидетельствовать, что годных верблюдов при обратном следовании от Ак-Булака оказалось будто бы только с небольшим 5,000; а показать, что, за невозможностью поднять необходимое для отряда продовольствие, будто брошено его на 36 дней, а потом и на 50 для всего отряда — представляло и выгоды. Известно, что числа самыя послушныя орудия наших мыслей, наших соображений; посредством их можно что угодно доказывать и опровергать. А если эти цифры собираются в зимнем походе по степям Средней Азии, при трескучих морозах, когда и писать было трудно, и обыкновенныя чернила замерзали, то какую достоверность оне имеют, если ведутся человеком податливой совести; да и кому придет охота в таком положении поверять счеты, если кто захочет в них к единицам прибавлять нули?

Запасы, которые означены в ведомостях № 2 и № 4, должны были по предположению везтись в Хиву, но в том ли количестве они везлись, как показано по ведомости № 4? Сомнение в этом рождается от разностей в количестве запасов, показываемых по ведомостям № 2 и № 4. Допустить разницу в десятках кулей и пудов можно: на усушку, раструску, поспешность пересыпки и перевешивания; но по показанным ведомостям разность оказывается на сотни четвертей и пудов. Так по ведомостям показано:

По ведомости № 2 сухарей 11,653 четв., по ведомости № 4 11,889

» » — муки 4,140 » » » — 4,605

» » — овса 15 828 » » » — 16,098

» » — вина 8,286 вед. » » — 4,198 9/10

» » — соли 5,331 пуд. » » — 6,098 [200]

Из показанных по ведомости № 2 потребных для войск 13,953 1/2 пудов мяса, показано его везенным при отряде в виде мяса, баранины, сала до 3,000 пудов, остальное количество предполагалось закупать во время движения у киргиз и кроме того следовал за отрядом порционный скот. Разность в количестве вина по ведомости № 2 против ведомости №4, почти на половину, можно бы объяснить тем, что по ведомости № 2 показан спирт, разбавленный водою, а по ведомости № 4 чистый спирт; по здесь необяснимо то, для чего спирт везли разбавленным; в степных походах, особенно зимних, при отрядах не выгодно возить водку, не только потому, что она может замерзать, но и по увеличению чрез то груза; на спирт, на показанное количество ведер, требуется около 300 верблюдов, а при разбавке его водой, до 600 верблюдов. Для чего же разбавлять водою спирт, когда чрез это требуется столько лишних верблюдов? Меду, по ведомости № 2, показано 500 пудов, а по ведомости № 4 — только 200 пудов.

Полагаю, что генерал-адъютанту Перовскому многое из подробностей и злоупотреблений в походе было неизвестно, как видно из письма его ко мне, от 20 декабря 1849 года ¹⁰⁹, в котором между прочим он говорит: «Мне необходимо воспользоваться некоторыми имеющимися у вас материалами, в особенности частною перепискою, посему и прошу вас обязать меня высылкою, с первою почтою, всех имеющихся у вас документов, которые возвращу вам впоследствии вместе с вашею рукописью».

Из ответа моего, от 26 декабря 1849 года, из г. Могилева на Днепре ¹¹⁰, видно, что я не замедлил выслать имевшиеся у меня материалы, относившиеся до похода 1839—1840 г., приложив к ним некоторыя из моих бумаг, частию и черновых, которых, равно как и самой рукописи, я обратно не получил, хотя потом с 1853—1855 год служил под начальством генерал-адъютанта Перовскаго, и потому естественно, что [201] некоторыя из моих походных заметок, описываемаго мною похода, окончательно потеряны.

В напечатанном описании этого похода (Военный Сборник за 1863 год, № 1, 2, и 3) на стр. 68 в замечании сказано, что генерал-адъютант Перовский поручил описание этого похода составить Я. В. Ханыкову, и что, по смерти его, материалы к описанию похода, весьма уже разрозненные и растерянные, доставлены были в архив Генеральнаго Штаба отдельнаго Оренбургскаго корпуса, откуда они взяты для напечатания. Очень вероятно, что они сданы были в архив в безпорядочном состоянии, потому что Я. В. Ханыков заболел умопомешательством. Легко может быть также, что некоторыя места посланной мной генерал-адъютанту Перовскому рукописи переделаны г. Ханыковым, для согласования ея с первою и последнею главами, составленными им, о чем было сказано в письме ко мне генерал-адъютанта Перовскаго. Так как часть моих бумаг, даже черновых, была послана мною генерал-адъютанту Перовскому и, как уже сказано выше, мною обратно не получена, и настоящее описание я сверял частию с официальными бумагами, а частию писал с памяти, то вероятно найдутся пропуски, а быть может даже небольшия ошибки. Я. В. Ханыков действительно делал все статистические выводы о средней температуре, о числе больных, об истощении и гибели верблюдов; этими выводами я и пользовался для своего описания похода, но за их верность не ручаюсь.

Из ответа моего генерал-адъютанту Перовскому видно, что я считал необходимым прибавить к описанию похода в Хиву замечания о нем, с показанием того, что при снаряжении его оказалось хорошим, и что следовало изменить в случае предприятия будущих походов по Средней Азии.

Пересматривая ныне, имеющееся в Главном Штабе, дело об этом походе ¹¹¹, я увидел, что, при снаряжении новаго похода в Хиву, генерал-адъютант Перовский предполагал его сделать тоже зимой, прежним же путем; что разница с прежними приготовительными мерами заключалась в увеличении средств похода; что расходы, исчисленные на него, [202] простирались свыше 9.400,000 руб. ассиг.; что войск требовалось, вместе с гарнизонами, более 19,000 человек, лошадей до 15,000, волов 6,000 и верблюдов 17,000. Припасов: 39,500 четверт. сухарей, 95,000 четверт. овса, 6,760 чет. круп, 8,270 чет. муки, 15,000 ведер спирту и проч.

Такие размеры продовольственных запасов, естественно, увеличили бы трудности приготовительных мер похода и приискания перевозочных способов, следовательно и число препятствий к успеху похода. И потому надобно приписать счастию, что втораго похода не пришлось предпринимать.

Это побудило меня, при описании похода в Хиву 1839—1840 годов, осуществить мысль мою, высказанную в письме моем к генерал-адъютанту Перовскому, добавить, в последней главе описания похода, изложение причин его неудачи.

Верно ли изложены мои замечания о неудаче похода 1839— 1840 г., предоставляю судить людям, узнавшим Среднюю Азию лучше, нежели мы знали ее 30 лет тому назад; но следя за ходом наших действий в ней, я полагаю, что нам многому надо еще учиться о способе вести хозяйство в Средней Азии, о способах приготовлять походныя движения, и придумать лучшую политическую систему для управления краем и для сношений с владельцами Средней Азии. Полагаю, что изучение истории этой части света поможет нам в этом, и считаю, что для этого нам полезно было бы перевести и издать на русском языке, на первой раз, следующия сочинения:

1) Родословная история о татарах Абулгази Баядур-хана, с изследованием и разъяснением разных названий, по его указаниям, туркменских и узбекских племен, и указываемых им местностей Хивинскаго и Бухарскаго ханств (имеющийся перевод слишком устарел).

2) Записки султана Бабера.

3) Zefer name de cheref-oud-din Aly yezdy ou Histoire de Timour-bec. Paris, MDCCXXII.

4) Instituts politiques et militaires de Tamerlan. Paris, MDCCLXXXVII.

101. Для съемки полуострова я выступал из укрепления два раза; первый раз к заливу Александр-баю, другой раз в горы Картау за 200 слишком верст от укрепления; хотя со мною всего было 76 человек, но нападения и даже попытки к угону верблюдов и лошадей не было. Кроме вышепоказаннаго опасения киргиз от искательства туркмен, этому способствовало и внимание мое к понятиям и религиозным верованиям туземцев, — что надобно особенно рекомендовать нашим деятелям в Средней Азии. В окрестностях укрепления, которое мы строили на полуострове Мангышлаке было несколько могил, уважаемых туркменами и киргизами; над ними они ставили шесты сажени в 2 или 3 вышиною, это что то в роде нашего памятника или креста; не знаю кто из начальников гарнизона приказал эти шесты снять и употребить на дрова. В глазах туземцев это было святотатством, они обратились ко мне с жалобой, и я немедленно приказал возвратить, взятое число шестов из привезеннаго из Астрахани леса, и потом мне не пришлось жалеть об этом поступке. Хотя до прибытия в Тюп-Караган в 1846 г. мы никогда не ходили по полуострову Мангишлаку с отрядами, но туземцы не только не откочевывали, при движении нашего отряда, но во время остановок его приходили в лагерь для торговли и медицинскаго совета и пособия, от распространенной у них болезни сифилиса; вообще сношения с туземцами при этом были самыя приязненныя.

102. Все это на каждых 4-х человек.

103. Du dromadaire comme bete de somme et comme animal de guerre 1853 р. VIII—ХII, 5, 44, 75, 144.

104. Рапорт генерал-адъютанта Перовскаго о возвращении подписан 30 января 1810 года, № 14; а полковник Бизянов, посланный с легким отрядом для узнания состояния пути от Ак-Булака на Усть-Урте и далее к Хиве, возвратился 2 февраля, т. е. после донесения генерал-адъютанта Перовскаго от 30 января.

105. Для отвращения подобных несчастий, я полагаю, полезно было бы, в степных походах, при отрядах иметь монгольфьеры. Подымаясь на них, на высоту 50—60 сажень, можно на равнинах видеть неприятеля за 20 и 40 верст, и тем предохранять отряд от внезапных нападений и угонов скота.

106. О замене верблюдовожатых из киргиз вооруженными башкирцами, он доносил 31 марта 1840 года, № 23, и в проэкте новаго похода в Хиву полагалось на 2,500 верблюдовожатых башкирцев до 1,200 верблюдовожатых из киргиз.

107. По показанию ростовскаго купца Евграфа Кандалова, бывшаго в этом караване, частныя лица понесли убытка на 547,600 р., а казна, по снаряжению каравана, на 224,000 рублей.

108. Мною веден журнал, с показанием температуры, при движении к Ильинской крепости, и то до 11 марта; из журнала этого видно, что больших морозов не было, а южнее; где стоял отряд лагерем, температура без сомнения была умереннее.

109. В приложении, копия с письма.

110. В приложении, копия с письма.

111. Дело № 49,862.