№ 36 1873 3 Сентября

ГРАЖДАНИНЪ ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ

На дняхъ въ «Русскомъ Инвалиде» появилось подробнейшее извлечение изъ донесения генерала фонъ–Кауфмана о возстании въ хивинскомъ ханстве, о чемъ и нами уже сообщено въ 34 № «Гражданина». Сведения въ этомъ донесении новыя и чрезвычайно интересныя.

Прежде всего мы узнаемъ (и впервые) вотъ–что. «Выяснилось — говорится въ донесении — что власть хана надъ туркменами, живущими на хивинскомъ оазисе, есть власть чисто номинальная и что эти последние пользовались авторитетомъ хана исключительно для своихъ выгодъ и для своихъ целей. Не ханъ властвовалъ и распоряжался въ среде туркменъ полукочевниковъ, а они держали его постоянно въ своихъ рукахъ… Туркмены не привыкли къ повиновению и совершенно не подчиняются никакому авторитету власти и не исполняютъ никакихъ требований хана и его правительства. Не внося въ ханскую казну никакихъ податей, туркмены номинально только обязаны передъ ханскимъ правительствомъ выставкою для защиты территории определеннаго числа воиновъ… Поступивъ въ ряды хивинскаго воинства, они получали отъ хана содержание, и, проходя по землямъ своихъ же соотечественниковъ, подданныхъ хана, обирали жителей и получали съ нихъ все, что имъ нужно было, для выполнения якобы роли защитниковъ страны».

Затемъ более чемъ ясно стало (после этого официальнаго донесения), что туркмены сильны, слишкомъ сильны не только внутри ханства. «Сильное количествомъ — говорится въ донесении — въ числе до 30 тысячъ кибитокъ, население туркменовъ представляетъ собою грозный для хивинскаго правительства элементъ; племя это, весьма воинственное и до крайности своевольное и разбойническое, можетъ выставить (по одному человеку съ кибитки) до 30 тысячъ вооруженныхъ воиновъ, чрезвычайно сильныхъ, дерзкихъ, хищническихъ, на прекрасныхъ быстрыхъ, выносливыхъ коняхъ». На сколько туркмены оказались сильными — это какъ нельзя более подтвердилось возстаниемъ ихъ, о которомъ идетъ речь въ донесении, и которое, — случись это въ другой стране, потрясло бы общественное мнение, покоившееся на лаврахъ безпримерныхъ походовъ.. Возстание это произошло такимъ образомъ: «Генералъ фонъ–Кауфманъ определилъ взыскать съ туркменовъ пеню въ 300 тысячъ рублей, принимая въ соображение общее число кибитокъ туркменовъ» и для этого «выдвинулъ, 7 июля, изъ Хивы къ г. Хазавату отрядъ, въ составе 8 ротъ, 10 орудий (въ томъ числе две картечницы) всю кавалерию туркестанскаго кавказскаго отряда (8 сотенъ съ ракетною батареею), подъ начальствомъ генерала Головачева». Но на другой же день получено было известие, «что иомуды не только не приступаютъ къ сбору контрибуции, но поднялись со своихъ местъ, собираются откочевать и дать намъ вооруженный отпоръ». Въ виду этого отрядъ нашъ двинулся въ иомудския кочевья. И лишь только отрядъ сталъ располагаться въ боевомъ порядке на первой сухой канаве, какъ «туркмены появились въ большихъ массахъ, сначала впереди лагеря, а потомъ съ правой и съ левой его стороны. Атаки туркменъ хотя, конечно, и были отбиваемы, но возобновлялись по несколько разъ и съ разныхъ сторонъ. Это было 13 июля. 15 же июля, когда «генералъ Головачевъ решился окончательно разсеять туркменовъ и двинулся почти со всемъ своимъ отрядомъ «въ самое средоточие туркменовъ» и когда и кавалерия стала вытягиваться съ места лагернаго расположения, какъ вдругъ, на всемъ пространстве вокругъ отряда и большаго лагеря, одновременно послышались оглушительное гиканье и крики, и масса конныхъ туркменовъ понеслась на бывший лагерь… Не смотря на действие огня разныхъ нашихъ орудий, туркмены постоянно возобновляли ожесточенныя нападения на отрядъ съ разныхъ сторонъ. Ожесточение ихъ дошло до того, что они прорывались «на плечахъ сотенъ, до передовыхъ пехотныхъ частей нашихъ», и останавливаемые на несколько минутъ, снова кидались въ атаку и завязывался рукопашный бой. Объ этой храбрости туркменъ въ донесении говорится: «особенно критическою была та минута, когда тукмены, на плечахъ 8–й сотни, потерявшей убитымъ своего храбраго командира подполковника Есипова, прорвались за фронтъ боевой линии. Въ атаке этой участвовали, кроме конныхъ, также и пешие тукмены, вооруженные, исключительно, холоднымъ оружиемъ. Они подскакивали къ фронту, сидя на крупахъ лошадей туркменскихъ всадниковъ, и, въ несколькихъ шагахъ отъ фронта, соскакивали съ лошадей и кидались въ атаку. Босые, въ однихъ рубахахъ, съ засученными рукавами, закрывая левой рукой глаза, они, съ гикомъ и воплями, ворвались въ образовавшийся между 2–мъ стрелковымъ баталиономъ и 8–ю оренбургскою сотнею промежутокъ и кинулись на свиту генерала Головачева и на конвой. Въ это время, самъ генералъ Головачевъ былъ раненъ сабельнымъ ударомъ въ кисть правой руки». Вообще сила туркменъ и ихъ дикая храбрость прямо подтверждаются донесениемъ. «Туркмены дрались — говорится въ донесении — съ отчаянной решительностью; надвинувъ шапки на глаза, бегомъ, съ саблями и айбалгами въ рукахъ, кидались они на штыки; завязывался рукопашный бой… Все единогласно свидетельствуютъ, что никогда еще въ Средней Азии туземцы не оказывали такой отчаянной смелости и энергии; видно было что они бились на жизнь или на смерть. Можно сказать безъ малейшаго преувеличения, что въ деле 15 июля все, безъ исключения, чины отряда принимали участие въ рукопашной схватке»… Одно время после открытия враждебныхъ действий противъ отряда генерала Головачева туркмены показались на путяхъ къ Хиве и даже «прервали на время сообщение отряда, оставшагося въ Хиве, съ отрядами туркестанскимъ и оренбургскимъ».

Оказалось, наконецъ, что враждебно къ намъ относятся не только иомуды, но и другия племена. Въ донесении прямо говорится, что «въ деле 15–го июля принимали участие, кроме иомудовъ, туркмены следующихъ родовъ: гоклены, два отделения гаудоровъ, имрали, часть али–или и карадашли. Число же всехъ туркменовъ участвовавшихъ въ деле простиралось, по разсказамъ туземцевъ, до 10,000, въ томъ числе было около 4,000 пешихъ и до 6,000 конныхъ».

И такъ, теперь во–очию можно убедиться, что страна съ дикимъ племенемъ, которое держитъ въ рукахъ номинальное ханское правительство и его самого и которое вместо несовсемъ еще тяжелой контрибуции, наложенной грозными победителями, выставляетъ до 10,000 воиновъ и дерется съ неслыханнымъ ожесточениемъ, — далеко не можетъ считаться покоренною и умиротворенною русскимъ оружиемъ. И хивинский вопросъ, который нашими оптимистами считается поконченнымъ, вновь предсталъ передъ нами… Хотя въ донесении говорится что после такого погрома туркменъ и полнаго ихъ раззорения, они неизвестно куда разбрелись и неизвестно когда оправятся; но не забудемъ одного: какъ бы ни былъ «весьма значителенъ погромъ», произведенный между дикимъ и до крайности воинственнымъ племенемъ, этотъ погромъ не производитъ на полудикаго азиата того нравственнаго поражения, подъ ощутительнымъ влияниемъ котораго цивилизованный человекъ не только не начинаетъ безразсудно, при первомъ случае, новой войны противъ победителей, но и буквально исполняетъ, по истине, тяжелыя «обязательства» (какъ, напр., французы относительно Пруссии). Полудикий человекъ, уже вследствие одного невежества своего, забываетъ всякия погромы и завтра же, при первой, иногда совсемъ неосновательной надежде, готовъ опять драться «на жизнь, на смерть»…

Въ виду всего этого нельзя не подивиться темъ упорнымъ слухамъ, которые держатся въ обществе о скоромъ оставлении нашими войсками ханства, и «что для обезпечения уплаты контрибуции и наблюдения за порядкомъ, решено оставить только небольшой гарнизонъ, изъ несколькихъ ротъ, въ Кунграде и, быть можетъ, еще въ Шурахане», какъ это утверждаетъ «Голосъ», со словъ своего туркестанскаго корреспондента. Хивинское возстание (хотя ханъ и поздравлялъ генерала фонъ–Кауфмана съ победою надъ туркменами и уверялъ что не скоро они оправятся, но это возстание есть хивинское) изменило все прежния обстоятельства: если и предположить справедливыми слухи, что мы прежде намеревались очистить Хиву, оставивъ небольшой гарнизонъ, то въ настоящее время у насъ само собою возникаетъ право несколько прочнее гарантировать за собою получение того или другаго вознаграждения за потраченные 3 3/4 миллиона рублей и за «безпримерные въ истории человечества» переходы русскаго солдата, котораго не мешаетъ поберечь «на черный день»… Впрочемъ во всякомъ случае мы можемъ сказать: пусть англичане успокоятся. Кто такъ много потратилъ на дело, — тотъ долженъ, такъ или иначе, по возможности вознаградить себя за траты…