Оружие и доспехи наших противников в Средней Азии
Н. Каразин. (+ илл. Оружие и доспехи наших противников в Средней Азии. Рис. Н. Каразин, грав. Берг).
«Нива», 1874, №15, 233-235.
Читая о боевых подвигах наших войск в центральной Азии, о тех успехах, грандиозных и блистательных, которое делает наше оружие, пролагая широкий путь к благим началам цивилизации и, проникая все глубже и глубже в полудикие, неведомые до сих пор страны, — и, конечно, читая обо всем этом с понятным любопытством и вниманием, мы не можем не остановиться на некоторых странных обстоятельствах, которые для непосвященных кажутся чем-то совершенно необъяснимым, почти вымышленным.
Например: мы читаем известие, о каком-нибудь сражении, где русский отряд численностью в 10 — 12 рот, т.е. около полторы тысячи человек, наносит окончательное поражение тридцатитысячным массам неприятеля. Недоумение наше растет еще более, когда мы узнаем, что потеря наша ограничивается каким-нибудь десятком жертв – неприятель же «усеивает степь своими телами».
Что же это такое? Какой же это неприятель? не были ли это совершенно безоружные толпы дикарей?.. невольно приходит нам на мысль такое предположение. Но тут же мы читаем и следующее, окончательно уже сбивающее нас с толку: мы узнаем, что у неприятеля этого было отнято несколько десятков пушек и фальконетов, что неприятель этот весьма деятельно поддерживал артиллерийский и ружейный огонь – и прекратил его только тогда когда обратился в полное бегство, оставив в наших руках и пушки свои, и обозы, и палатки, спасая свою жизнь, рассеиваясь во все стороны под влиянием страшной неотразимой паники. Значит: есть что-то такое, дающее этот перевес нашим малочисленным войскам, этим горстям героев, оторванных от родины, от всего дорого сердцу, заброшенных в самую глубь чужой страны. этих безвестных пионеров цивилизации.
Эта могучая сила состоит из двух элементов: первый – это дисциплина и строгое сознание долга; второй – полнейшее превосходство оружия. Первое помогает нам бороться со всеми лишениями и ужасами, которые на каждом шагу ставит нам негостеприимная природа, — второе, помогая первому, родило Ташкент, Ирджар, Ходжент, Джюзак, Ура-тюбо, Самарканд, Зарабулак и, наконец, Хиву – эти бессмертные боевые подвиги наших «белых рубашек».
Я ограничусь только подробным очерком средне-азиатского вооружения и разберу по частям красивую арматуру, предложенную читателям на одной из страниц нынешнего номера «Нивы».
1, 2, 3 и 4 значки начальников и предводителей, бунчаки и пики на длинных гибких древках, сделанных из целого молодого дерева, или из китайского бамбука, или же из клинообразных кусков как обыкновенно приготовляются бильярдные кии. Последние, впрочем, исключительно встречаются только у знамен и значков, служащих признаком власти, но не употребляются непосредственно как оружие, по причине своей хрупкости и недостаточной эластичности. Самая странная из них – это туркменская камышевая пика с волосяным пучком под своим коротким, тонким, острым как ножка циркуля острием. Эта пика в руках ловкого наездника неотразимое смертельное оружие – и потому наш солдат очень хорошо делает, не позволяя врагу воспользоваться своим оружием и ссаживая его с лошади пулей, едва только он подскачет на приличное расстояние.
Знамена редко встречаются с четверо угольным полотном, большею частью они делаются в виде вытянутого треугольника красного цвета вышитого красивым узором изречений из Корана черным и белым шелками. Коймы знамен иногда вырезываются зубцами иногда обшиваются бахромой и кистями.
У бунчаков часто подшиваются металлические, пустые шары и конские хвосты, что придает им необыкновенно своеобразный вид. (ф. 1 и 4).
Вилообразные, многоконечные бунчуки редко встречаются в войсках, они должны служить боевыми эмблемами над могилами павших богатырей (ф., 4).
Теперь перейдем к саблям («клынч»).
В Средней Азии вы чрезвычайно редко встречаете хорошо закаленные клинки, рубящие гвозди, стругающие железо, и делающие тому подобные бесполезные подвиги, какими гордится перекаленное донельзя знаменитое кавказское оружие. Здешний богатырь считает лучшим достоинством клинка его остроту; оттачивает его как бритву и, пользуясь, мягкостью своего оружия, тотчас же с помощью карманного оселка приводит свой клинок опять в порядок, едва только он затупится о вражескую кость, едва только загнется его тонкое жало… что невозможно, по крайней мере, неудобно сделать с перекаленным клинком, по хрупкости последнего.
Ф. 12. Клинок ятагана с лукообразными вырезами по спинке, тяжелый и весьма неудобный при вынимании и вкладывании обратно в ножны; встречаются довольно редко.
Ф. 9. Бухарская сабля, роскошное и дорогое оружие. Красиво выгнутый эфес, выточенный из слоновой кости, украшен на конце серебряною ажурною оковкой и длинною белою кистью; бархатные ножны окованы золотом и серебром, отделаны чеканным узором, бирюзою и даже дорогими камнями. Ценность этих сабель доходит часто до весьма крупных цифр, и, понятно, делает их принадлежностью весьма не многих избранных. Подобная сабля была прислана бухарским эмиром генералу Абрамову, после взятия им г. Корши, занятого инсургентами.
Ф. 14. Авганская сабля, с железной ручкою, замечательна как по форме своего широкого клинка, так и по своей необыкновенно изящной ручке.
Ф. 15. Топорик (балта) (чекан) носится за поясом и, смотря по своей рукоятке, золотой, серебряной, или же просто обтянутой цветным бархатом, служит признаком сана и должности.
Ф. 17 и 18. Поясной нож (исяк) с рукояткою, совершенно уходящей в ножны, и кошель для запасных кремней и боевого фитиля из зеленой кожи, вышитой золотой ниткою.
Самое оригинальное, допотопное оружие – это разнообразные булавы, как их здесь называют батики (ф., 7 и 6), оружие, не смотря на всю свою дикость довольно внушительное в рукопашной схватке, — особенно ф. 6, представляющая довольно тяжелую чугунную шишку, насаженную на тонком гибком как хлыст камышовом или буковом древке. Эта шишка со свистом режет воздух, описывая круги, — и горе тому телу, которое подвернется под этот губительный розмах.
Осмотрев, таким образом, оружие холодное, не представляющее никаких особых преимуществ перед нашим холодным же оружием, — мы перейдем к мултукам, фалконетам и пушкам, этим деятелям так — называемого «огненного боя».
Ф. 5. Крепостное ружье, фальконет. Тяжелое, безобразное, неповоротливое оружие совершенно ясно и понятно изображенное на нашем рисунке. Тяжелый чугунный ствол, более полутора дюйма в диаметре канала, привязан сыромятными ремнями к такой же неуклюжей тяжелой ложе. Ствол этот тоже покрыт неизбежными изречениями из Корана и разным узором, заряжается большой пулей, обвернутой насаленной тряпкою, — заряжается очень неудобно, медленно, так что едва только каждые десять минут может делать по одному выстрелу; к нему прилажена железная подпорка, без которой немыслимо было бы ворочать его человеческими руками; страшно отдает при каждом выстреле и даже опрокидывает стреляющего. Огонь сообщается заряду посредством пропитанного селитряным раствором фитиля, один конец которого намотан на приклад, а другой защемлен в развилку проволочного крючка, изогнутого в виде буквы S и двигающегося на шарнире; если потянуть за нижний конец этого крючка, верхний тотчас же клюнет в отверстие заднего конца стола, насыпанное порохом и таким образом произойдет выстрел, предшествуемый, обыкновенно, сильною вспышкою из затравки, обжигающей брови и бороду полудикого стрелка.
При большом угле возвышения, пуля летит довольно далеко и, благодаря своей неправильной форме, прорезывает воздух с каким-то ревом и визгом, очень хорошо известным нашему солдату.
Ф. 11. Легкое ружье (мултук), с подсошкою, заряжается, так же как и первое и с таким же фитильным крючком; это собственно оружие пехотинцев, но часто встречается у конных. Последние для каждого выстрела должны слезть с лошади, и держа за повод робкое, напуганное выстрелами животное, садиться на землю, устанавливать подсошку и тогда уже стрелять, — понятное дело, надеясь только на аллаха и свою пулю, «которая должна же найти, наконец, виноватого». Большею частью пули, вылетевшие из подобного оружия, оказываются несравненно гуманнее самих стрелков – и вопреки их желанию летят с жалобным визгом совсем не туда, куда хотят эти последние.
Ф. 19. Короткий фитильный же карабин конных воинов, без подсошки. Стрельба из этого оружия еще менее действенна, принимая во внимание, неспокойно стоящую лошадь, неловкость приклада и боязнь стрелка отдачи и затравочной вспышки, заставляющей его предварительно закрыть глаза и даже отвернуться в сторону.
Кроме фитильного оружия, встречается иногда и кремневое и даже ударное, — но это последнее, большей частью, испорченное донельзя европейское оружие, благодаря частым поправкам и переделкам неумелых мастеров доведенное до полной негодности.
Такими ружьями вооружены регулярные пехотинцы бухарского эмира и других средне-азиатских владык. Из целых куч подобного оружия, взятого в Самарканде, невозможно было найти и одного экземпляра, хотя сколько-нибудь могущего исполнять свое прямое назначение.
Представителями классической древности служат щиты, и даже наивный лук с камышовыми стрелами, отваживающийся идти на состязание с нашим штуцером Бердана. Впрочем, щиты эти совершенно утратили свое прямое назначение, а сохранились только как признаки власти и сана; они большей частью бывают кожаные – и украшены или тисненым золотым узором или же металлическими, чешуеобразными бляхами и даже золотыми монетами.
Поставьте теперь против этого, описанного нами, оружия, как бы оно не было многочисленно, несколько десятков «берданок», стреляющих чуть не на версту и посылающих пули одна за другою – по тридцати штук в минуту – и вам ясны будут результаты, кажущиеся с первого взгляда невероятными.
Об артиллерии наших противников в Средней Азии, мы поговорим в другой статье; теперь же ограничимся только тем, что наши пушки и митрильезы составляют с действительно многочисленными пушками неприятеля еще более поразительный контраст, чем ручное огнестрельное оружие.
Те знаменитые пушки — чудовища, которые украшают в Москве здание арсенала и грановитой палаты, дают уже некоторое понятие об артиллерии азиатских воителей; а если и встречаются, попавшие через Афганистан в Бухару, старые английские пушки, то они тоже, временем и неумением обращаться, доведены до полнейшей негодности к употреблению.