Таким образом, как видно из приведенного расположения войск отряда по местам их нахождения в момент получения предписания № 14-го, мы уже не имели никакого права воспользоваться позволением предпринят решительные действия против враждебного нам ханства. Наконец, со дня поворота отряда из Игды в Кызил-Арват, т. е. с 19-го октября, мы уже не имели к тому и возможности. У нас не доставало для этого перевозочных средств. Еще 30-го октября начальник отряда подробно донес начальнику штаба Кавказского округа из Кизиль-Арвата о том, что он предпринял, дойдя до Игды, с объяснением при чин своих действий, но, само собою разумеется, это донесение не могло быть получено в Тифлисе к 5-му ноября, т. е. к числу, [105] которым было помечено предписание № 14-й. Донесение то, между прочим, заключало соображения и предположения начальника красноводского отряда по поводу полученного им пред тем предписания, к которому приложена была копия письма военного министра к Его Императорскому Высочеству Главнокомандующему Кавказскою армиею от 17-го августа, № 279-й. Из письма этого усматривалось, что нанесение Хиве решительного удара сделалось, наконец, делом почти предрешенным и откладывалось лишь до весны следующего 1873 года, дабы в предстоящую зиму подготовиться к экспедиции по общему плану, согласованному между начальниками трех военных округов, а именно: Кавказского, Оренбургского и Туркестанского²².

По поводу содержания этого письма, начальник красноводского отряда счел своим долгом объяснить, что хотя весна, быть может, и действительно наилучшая пора для покорения ханства, нопоход туда для войск Кавказского округа будет еще возможен, по его мнению, в таком случай, если начальники отрядов, направляющихся с восточного берега Каспия, получат окончательные приказания не позже конца декабря, или, по крайней мере, первых чисел января, так как необходимо принять во внимание, что весна в районе красноводского отряда обыкновенно далеко не совпадает с тем же временем года в округах Туркестанском и Оренбургском, а тем более с весною Петербурга. Выразив эту мысль, начальник отряда продолжал свое донесенье так: «Красноводский отряд, на который, как мне кажется, ближе всего, дешевле и удобнее возложить самую серьезную роль в предстоящем походе, решительно не может выступить позже самых первых дней марта, так как, в противном случае, жары помешают ему исполнить его дело. Январь и февраль месяцы необходимы будут отряду для изготовки материальной части, а главное для добычи верблюдов, что составляет единственно трудную и серьезную статью, не исключая взятие Хивы и окончательного покорения ханства. Вследствие вышеизложенного, имею честь покорнейше просить ваше превосходительство, ко времени возвращения [106] вверенного мне отряда, т. е. приблизительно к половине декабря приказать меня уведомить, действительно ли можно ожидать, что наконец будут предприняты окончательные действия против Хивы, а также — когда и какая именно обязанность падет по общему плану, предварительно согласованному между тремя округами, на красноводский отряд ». Дабы не было неясностей и недоразумений в будущем, говорилось далее в донесении, «мне остается присовокупить, что если последует окончательное приказание вверенному мне отряду готовиться к решительному поход даже и к определенному мною времени, то и в этом случае придется для приобретения верблюдов прибегнуть к одному из двух средств, а именно: или пригнать их из Мангишлака, который, говорят, обилует названными животными, или расположить теперь же весь отряд кордоном в маленьких укреплениях по Атреку, с целью не пропускать на правый берег этой речки ни одной кочевки. Последний способ, за неимением с нашей стороны права переходить Атрек, может нам доставить верблюдов потому, что степняки к зиме частью откочевывают к Хиве, частью же втискиваются в полосу между Атреком и Гюргеном, кормовые средства которой едва способны поддерживать существование животных до ранней весны, а потому с наступлением первых теплых дней заатрекские иомуды спешат переходить на нашу территорию. Следовательно, если мы не позволим им исполнить их желания, то они волею-неволею должны будут отдать нам часть своих верблюдов, чтобы спасти от голодной смерти остальных. Само собою разумеется, что животные, которых можно получить этим последним способом, не особенно будут хороши. Притом же в этом случае необходимо будет не возвращать хозяевам тех верблюдов, которые работают отряду и еще к чему нибудь годны, так как на них придется снабжать всем необходимым гарнизоны укреплений на переправах чрез Атрек. Сравнивая два предполагаемых мною способа приобретения перевозочных средств, доносил далее начальник отряда, невольно приходится отдать преимущество первому, так как Мангишлакский полуостров, сколько известно, находится в полной зависимости от свободно действующей там нашей администрации. Чтобы покончить с верблюжьим вопросом, нужно еще доложить вашему превосходительству, что, по указанию опыта, каждая рота, считая ее в 120 штыков, для поднятия с места двухмесячного довольствия, со своим лагерем, запасными патронами, аптекою и 4—5 дневных запасом [107] воды, потребует по меньшей мере от 100—105 верблюдов. Каждое орудие, круглым счетом, — 10 верблюдов, а каждый всадник едва-едва может обойтись четырьмя верблюдами, не считая воды, необходимой лошадям, так как для проведения кавалерии в хивинские владения ее придется направить туда по особому маршруту, отдельно от пехоты, чтобы скорее пройти безводные промежутки. Запас на третий месяц увеличит потребное число верблюдов всего на одну треть и такая же еще надбавка потребуется, если приказано будет везти запасы продовольствия на четыре месяца».«Затем, продолжал свое донесение начальник красноводского отряда, если мне позволено будет высказать свои мысли относительно будущего Хивы, то я полагал бы, что так как несомненное значение, которым пользуется это ханство в Туркменской пустыне, направлено прямо во вред нашему там значению, так как стратегическое положение его несомненно велико в от ношении остальных наших среднеазиатских владений, так как каждый лишний день, независимого существования ханства, все более и более протаптывает путь и устанавливает внутреннюю связь между Калькуттой и Хивою²³, что, конечно, не ведет к нашей пользе, и так как наконец, вследствие подобных условий, сколько бы мы ни старались иначе решить этот вопрос, Хиве все равно суждено испытать участь ближайших к ней среднеазиатских ханств, то, чем скорее будет выработан общий план действий против Хивы, предварительно согласованный между тремя военными округами, тем будет лучше. Однако же можно с основанием опасаться, что выработка этого плана последует не так еще скоро и, вероятно, именно благодаря тому, что он, будучи сам по себе весьма несложен, должен выработаться, пли по крайней мере начинать вырабатываться, в трех округах, между которыми одно сношение требует всего времени, остающегося до наступления весны в Чекишляре и Красноводске. Это тем более жалко, что, значит, нельзя будет воспользоваться опытом, который достаточно указал, что действия против Хивы вполне возможно возложить на[108] кавказские войска, если только для сего будет выбрано вполне соответствующее время года, как, например, осень. Я не хочу этим сказать, говорилось в донесения, чтобы и дальнейшее ведение ханством, и охранение его должно было быть тоже делом Кавказа. Напротив того, по покорении страны, войска кавказского отряда должны быть немедленно оттуда уведены, так как, не говоря уже о других неудобствах, одно инспектирование их или осмотр края каким либо начальником каждый раз потребует формирования целого отряда для конвоирования по пустыни, между тем как хивинский оазис сопределен с Оренбургским военным округом и лежит на лучшем пути в Туркестан ».

Вместе с тем, начальник отряда донес, что он, дабы не терять времени, тогда же обратился к начальнику мангышлакского отряда, полковнику Ломакину, с просьбою донести прямо от себя начальнику штаба Кавказского округа, а также уведомить Красноводский отряд о том, возможно ли будет, если обстоятельства того потребуют, добыть в пределах Мангышлакского полуострова, не позже февраля месяца предстоявшего 1873 года, до 4,000 верблюдов для экспедиции из Красноводска, и если это можно, то не отказать сообщить также, каким способом, по мнению его, полковника Ломакина, было бы удобнее всего препроводить этих животных в Красноводск.

Между тем, следуя обратно, красноводский отряд сосредоточился у колодцев Ходженем-куюсы и 3-го декабря пошел чрез Кюрендагский хребет На следующий день, перевалив по Уила-Кошлюкскому проходу, верхняя точка которого оказалась на высоте 2,177 футов над морским уровнем, отряд переночевал на южном склоне названных гор и, продолжая путь, к ночи 5-го декабря пришел в Баир, что на Сумбаре. С этого места и до самого Каспийского моря дорога нашего отряда все время шла, можно сказать, в виду берегов проточных вод: сперва по берегу Сумбара, а от местечка Чат, у которого названная речка изливается в Атрек — берегом сего последняго. Еще находясь в Кизил-Арвате, мы осмотрели путь, ведущий в Ходжам-Кала, верст на 20; следуя же в Чекишляр и пользуясь всякою свободною минутою, часть отряда обрекогносцировала течение речки Чандыр, а другая колонна нанесла на карту путь к ущелью Диван-дере. Затем, от Малага-Джан-Мамет, что на Сумбаре, казаки наши с одним из топографов ходили к Ялын-якской переправы через Атрек и, в заключении, отправив часть пехоты [109] и все наши тяжести от переправы Баят-Хаджи прямым путем в Гасан-Кули, начальник отряда продолжал рекогносцировочное движете вниз по Атреку, причем осмотрены были переправы Чельте, Аг-Яйла, Кара-Иш и Беюи-Баши.

Благодаря крайней недостаточности числа верблюдов и вследствие постоянной необходимости возвращать их за нашими тяжестями, мы едва только успели возвратиться в Чекишляр 18-го декабря, и этим днем окончилась рекогносцировка, произведенная красноводским отрядом в 1872 году. В это время все единогласно признавали труды отряда, как в названном году, так и в предшествующем, вполне удовлетворительными во всех отношениях. Все соглашались с тем, что красноводцы сделали все, что только возможно было сделать. И действительно, благодаря походу 1872 года. на карте Закаспийского края явилось 1,600 верст, невиданных до той поры еще никем из европейцев. Вместе с тем, тогда же было определено с большой точностью географическое положение многих пунктов, а для некоторых из них вычислены также и абсолютные высоты. Чтобы все это осмотреть и сделать, отряду пришлось исходить по пустыне свыше 3,000 верст, конечно считая в этом числе не только то, что он прошел в полном своем составе, но и то, что пройдено дробными его частями. Мы уже не говорим о целом ряде боевых успехов красноводского отряда, взятие нескольких текинских крепостей и проч., так как на этот счет все мы находились тогда в полнейшем заблуждении. В то время никто бы из нас не поверил, что победы над народом, хотя и довольно храбрым, но вовсе не имеющим артиллерии, понятия об инженерном искусстве и представления о дисциплине, а также вооруженным большею частью таким оружием, образцы которого в Европе можно видеть лишь в музеях, в числе редких древностей, могли бы тоже во что-нибудь цениться.

Обращаясь к прерванному рассказу, необходимо сказать, что еще до возвращения нашего из похода 1872 года в Чекишляре, т. е. до 18-го декабря, начальнику красноводского отряда прислано было приказание при первой же возможности прибыть в Тифлис для личного доклада о ходе и результатах последних движений, а также и для получения дальнейших инструкций и личных приказаний. Не смотря на то, что, спеша приведением в исполнение этого приказания, начальник отряда отплыл из Чекишляра на второй же день после своего прибытия, ему удалось прибыть в[110] Тифлис не ранее 30-го декабря, благодаря крайне жалкому тогда состояние наших морских судов и большой потере времени на море. В Тифлисе он немедленно был ознакомлен с проектом предстоявшего движения наших войск в пределы Хивинского ханства, который был удостоен Высочайшего утверждения еще 10-го декабря. По поводу этого бесповоротно уже решенного вопроса, начальником красноводского отряда, в свою очередь, был представлен доклад, в котором он высказал полное сомнение на счет возможности согласования нашего похода с походами прочих отрядов, предназначенных для отправления в Хиву.

Сомнения эти, прежде всего, основывались на том, что нас разобщало с ними громаднейшее пространство, по которому решительно не было средств установить сколько нибудь надежные и достаточно скорые взаимные сношения. Независимо от этого, в выше упомянутом докладе начальника отряда обращено было внимание и еще на одну капитальную причину, которая неизбежно должна была помешать нашему прибытию в оазис одновременно с прочими отрядами. Чтобы быть в пределах Хивы к концу мая месяца, как это требовалось по общему плану главного штаба, красноводский отряд должен был выступить с места только в конце второй половины апреля и, следовательно, проходить безводные места в пору года, заведомо для него исключительно трудную. Выйти раньше и где-либо по пути ждать наступления времени общего вторжения в ханство, конечно, не имело смысла, так как это нисколько не устраняло вышеприведенного неудобства. Значит, нам оставалось лишь одно — пройти, как можно скорее и раньше весь пустынный промежуток, а затем выжидать время, стоя на окраине непосредственных пределов ханства. Легко понять, что и этот способ согласования действий неминуемо должен был оказаться тяжелым для красноводского отряда. Так как, однако же, забота о неприятеле, по водворившемуся среди нас убеждению, всегда отступала на задний план, то нас ничуть не тревожила мысль о вероятных затруднениях, соединенных с обязательно пассивным положением, в котором мы должны были находиться в течении более чем месяца, на рубеже страны, населенной народом, враждебно настроенным против нас. Все наши помышления направлены были лишь к тому, чтобы побороть природные препятствия, силу которых мы успели уже достаточна изведать. Мы рассчитывали на полный успех в решении возлагавшейся на нас задачи лишь в том только случае, если бы [111] получили право и возможность выступить в поход не позже февраля месяца.

При полном участии и исключительном, безграничном внимании, всегда оказываемом высшим начальством Кавказского округа красноводскому отряду, начальник сего последняго не сомневался в том, что желаемое право будет дано ему, но он хорошо знал также и то, что пассивное пребывание на окраине Хивинского оазиса не вполне находилось во власти ближайше распоряжающихся нашими судьбами. В виду этого обстоятельства, начальник отряда просил главнокомандующего армиею предписать ему идти в Теке. Ходатайство это было сделано не без основания. Правда, существует и всегда существовало мнение, которое приписывало почин многих наших походов в Азии искательству дешевой славы нашими военачальниками, но такой взгляд, по мнению нашему, следует считать весьма односторонним. Каждый, кто знаком, например, с ходом событий в средней Азии и с характером племен, с которыми мы поставляемы были там в соприкосновение, племен, которым совершенно чуждо международное право в том смысле, в котором понимают его народы сколько нибудь цивилизованные, безусловно согласится, что экспедиции наши по неприветливым средне-азиятским пустыням не только были неминуемы в прошлом, но, к величайшему сожалению, покуда неизбежны и в будущем, и притом по причинам несравненно более основательным, чем искательство славы. Они часто вынуждались и будут еще вынуждаемы впредь настоятельною необходимостью охранения имущественной собственности, даже более, собственной личности русских подданных, что, разумеется, ближе граничит с вопросом об охранении государственного достоинства, чем с личными интересами кого бы то ни было. Именно эти причины прежде всех остальных всегда вынуждали нас и будут вынуждать подчинять себе номадов, которые, делаясь нашими соседями, не в состоянии отрешиться от веками установившегося у них взгляда на чужую свободу и чужую собственность. Так пришлось нам поступить с киргизами, то же самое поставило нас лицом к лицу с иомудами, хивинцами и ахал-текинцами, привело нас в Мерв и, может быть, поведет даже и далее, до той черты, за которою уже нетерпимо сажание в ямы свободных и честных промышленников, и где выкатывание из мешков отрубленных голов гяуров не производит никакого восторга. [112]

Полоса между широтами Красноводска и устьями Гюргена всегда имела для нас особенно важное значение во многих отношениях. Это пространство было, а частью остается и поныне непочатым уголком причин, могущих вынуждать нас рассекать его в различных направлениях военными экспедициями. В нем и до сих пор многое остается еще в тумане и далеко недоделанным как в отношении военном, так в экономическом и политическом. В сказанной же полосе особенное внимание всякого наблюдательного русского приковывало к себе Теке. Было более чем очевидно тогда же, что текинский поход во всяком случай для нас был неизбежен, и притом если не одновременно с походом в Хиву, то в самом недалеком будущем. Кто не знал, например, тогда, что вызывающее поведение враждебного нам хивинского хана подогревалось не уверенностью его в воинственности непосредственно подвластных ему народов — узбеков, сартов и иных им подобных, как известно, совершенно не имеющих никаких боевых качеств, а расчетами на помощь Теке? Все хорошо знали также о существовании договора между Хивою и текинцами, в силу которого последние обязывались, в случае нужды, направить в пределы ханства до 40,000 лучших своих всадников. Таким образом, не говоря ни о чем ином, движение нашего отряда в текинский аркач²⁴ удержало бы эти полчища на их родных пепелищах для собственной обороны, а из этого следовало, что текинский поход, по результатам, которые можно было от него ожидать, был бы в сущности тем же походом в Хиву и, кроме того, мог бы доставить нам еще н другие выгоды.

Что касается самого похода в Теке, то он, по крайней мере в ту пору, мог быть сделан без значительных жертв и лишений, без которых, как известно, дело впоследствии не обошлось. Для него, как и для всякого в той стране похода, разумеется, требовались верблюды; но животных этих вообще тут нужно было несравненно меньше, так как не было надобности возить с собою воду. Дорога по пространству 290 верст, отделяющему Чекишляр от Текинского оазиса, пролегает почти все время, а именно до Ходженем-Куюсы, берегом, вверх по течению — сперва Атрека, а потом Сумбара. Только последние 82 [113] версты находятся в области горной, по которой путь совершенно тверд, а следовательно и легко проходим. На этом последнем участке также нигде не ощущается особенного недостатка в воде, иногда даже и родниковой. Приведенное расстояние составляло лишь 3/8 пути от того же Чекишляра до оазиса Хивинского. Наконец, если впоследствии инженерное искусство развилось у текинцев и создало в Теке такие твердыни, защитники которых, не обладая средствами и знаниями, усиливающими оборону, могли с большою честью для себя отстаивать их от нас, противников, в высокой степени обладающих всеми недостающими текинцам способами и качествами, то тогда такие искусники еще не успели проникнуть в Теке. Таким образом, результат этого выразился бы или совершенно легким покорением Хивы, после безусловного подчинения русской власти всего текинского народа или одновременною разделкою и с Хивою, и с Теке. Само собою разумеется, что в первом случае выполнение задачи могло совершиться в одном и том же 1873 году, именно: покорение Теке непременно весною, а Хивы — осенью. Если же был бы принят последний способ, то приведение его в исполнение, конечно, удобнее было отложить до осени. Не говоря уже о том, что указываемый порядок хода предстоявшего нам тогда дела не потребовал бы целых десятков миллионов, затраченных впоследствии на Теке, по мнению нашему, был бы совершенно систематичен, ибо, само собою разумеется, несравненно правильнее избирать предметом своих военных действий сперва ближайшего неприятеля и, только покончив с ним, направлять удар на неприятеля дальнейшего, чем делать это наоборот. В данном случае приведенная теория имела тем большее основание, что, по значению неприятельских масс, ближайший к нам неприятель был сильнее дальнейшего. Но при составлении плана покорения Хивы составители его не воспользовались результатами предшествовавших походов отряда, которому удалось так много видеть и так хорошо изучить Закаспийский край. Таким образом, все труды красноводского отряда остались совершенно бесплодными и никто не в состоянии был бы объяснить теперь, зачем именно был он высажен на восточный берег Каспийского моря и зачем ходил он по пустыне, начиная с 1869 г. по 1872 г. включительно. Между тем, отряд наш все время усердно и толково выполнял инструкцию, ему данную, главнейшею статьею которой требовалось изучение народа, страны и путей, по ней пролегающих. Инструкцию эту, повторим [114] мы, красноводский отряд приводил в исполнение столь согласно с желаниям утвердившей ее власти, что тогда наши успехи казались всем превосходящими всякие ожидания, причем каждый поход наш удостаивался самой лестной оценки не только всегда особенно благосклонно относившегося к нам высшего кавказского начальства, но и лично покойного Государя Императора. Не смотря на это, походов этих для будущего как бы вовсе не бывало. Даже и топографические работы, произведенные во время их с необыкновенною заботливостью и точностью, по-видимому никому не пригодились. По крайней мере в одном из нумеров «Московских Ведомостей» корреспондент этой газеты и личный участник Ахал-Текинской экспедиции 1879 года, приобревший значительную известность обстоятельными сообщениями о ходе этой экспедиции, а именно А. В. Арский, одиннадцатое свое письмо начал так: «Сообщу читателям некоторые сведения об Ахал Текинском оазисе, основанные на расспросах и дополненные тем, что мы видели сами. Тем более, — писал он, — считаю необходимым это сделать, что сколько-нибудь удовлетворительной карты текинской земли не существует до настоящего времени, а о самой стране даже мы, участники похода, ничего но знали до вторжения в ее пределы». Что должны чувствовать участники старых походов по тем странам, читая эти и подобные этим строки, и как объяснить себе такое сообщение? Ведь, как о том уже и было сказано в своем месте, красноводский отряд, которым предводительствовал тогда полковник Столетов, был в текинской крепости Кизил-Арват еще в 1870 году. Позднее, а именно в 1872 году, тот же красноводский отряд не только занимал названную крепость в течении целого месяца, но еще и побывал в дальнейших крепостях того же текинского народа, а именно в Кодже, Зау, Кизил-Чешме, Дженги, Бами, Беурма и других. Он ходил даже и далее Беурмы верст за 10, по направленно к Арчману. Затем, на обратном пути в Чекишляр, как об этом тоже было сказано, красноводский отряд переваливал чрез Кюрендагские горы, вышел к верховью Сумбара и продолжал следовать сперва по этой речке до Чата, а потом вниз по Атреку до его устья. Куда же девались сведения о местности, добытые при этом, и почему ими не воспользовались впоследствии отряды, вновь ходившее буквально по этой же дороге? А между тем сведения эти, конечно, стоило принимать в расчет, тем более, что в экспедиции 1872 года лично участвовал полковник Стебницкий, [115] начальник кавказского топографического отдела, человек столь известный своими трудами не только в русском генеральном штабе, но и вообще в ученом мир. Топографы, состоявшие при отряде под личным руководством и наблюдением своего просвещенного прямого главного начальника, делали самые обстоятельные съемки пройденного пространства, которое тщательно измерялось, и одновременно с этим снимались планы осмотренных и занимавшихся нами неприятельских крепостей. Сам полковник Стебницкий, неутомимо работая, определил географическое положение многих из наиболее интересных пунктов и, со свойственною ему аккуратностью, вычислил высоты большего числа точек. И всеми этими дорогими материалами, по-видимому, не воспользовались надлежащим образом.

Как бы то ни было, но ко времени, в которое начальник красноводского отряда имел счастье докладывать свои соображения Августейшему Главнокомандующему, план главного штаба не подлежал уже переделке, а, напротив того, требовались немедленные и самые энергические распоряжения для того, чтобы сделать с своей стороны все, что только было возможно для выполнения того плана. Поэтому начальнику отряда было отвечено, что, не смотря на действительно очевидную необходимость экспедиции в Теке, дело это до времени должно быть отложено, тогда как непринятие красноводским отрядом, исходившим пустыню вдоль и поперек, участия в движении, долженствовавшем положить конец враждебным проискам Хивы против России, может оказаться упущением непоправимым, ибо, по прихотливости климата страны, жары в начавшемся тогда году могли наступить значительно позже нормального для наступления их времени. Нельзя было не признавать всей справедливости такого указания и, конечно, еще менее можно было не принять его к немедленному приведению в исполнение, с искреннею готовностью сделать все, что было в возможности нашего отряда и по его силам. Наконец, за исключением вышеприведенного упрека, самый план составлен был в высшей степени обдуманно и целесообразно, чего нельзя было не признавать. Должно было также отдать полную справедливость его составителям в том, что они старательно обдумали возможность всякого рода случайностей, зависящих от при родных свойств страны, так как план, прежде всего, ставил непременным условием, чтобы каждый из трех двигающихся к Хиве отрядов был вполне достаточно силен для того, чтобы [116] совершенно покончить с ханством, если бы даже пришлось дойти туда лишь одному из них. Такая постановка вопроса, не смотря на условия, очевидно неблагоприятные для наших надежд, до некоторой степени развязывала руки распорядителям красноводского отряда. Поводы к опасениям, которые были вызваны назначением для нашего похода совершенно несоответственного времени, как бы отступали на дальнейший план и начинали уступать место нашим заветным мечтам, которые, конечно, заключались в том, чтобы увидать эту заколдованную Хиву и принять участие в ее завоевании. Мы чувствовали, что предшествовавшие наши трех летние труды давали нам неоспоримые права на эту радость, и все в отряде нашем оживилось. Наконец, далее и относительно срока выступления, равно как и согласования предстоявших нам действий с действиями прочих отрядов, Августейший наш Главнокомандующий обещал исходатайствовать некоторая облегчение. В этом духе приказал он составить предварительную инструкцию, которую Его Высочество повез с собою в Петербург на утверждение. И, действительно, едва Великий Князь изволил прибыть в столицу, как телеграммою, от 18-го января 1873 года, на имя помощника своего, генерал-адъютанта князя Святополка-Мирского, сообщил следующее: «Инструкция начальнику красноводского отряда утверждена. Вменяется лишь в обязанность сделать все возможное для соединения, но, в случае затруднения, разрешается действовать вполне самостоятельно. Продовольствие иметь на 2 1/2 месяца со дня выступления и прибыть не раньше 1-го мая». К. телеграмме этой прибавлено было, что подробности посылаются с курьером. Вместе с ожидавшимися подробностями курьер привез письмо начальника штаба Кавказского округа, сопровождавшего Великого Князя в Петербург. Оно было адресовано одному из лиц, долженствовавших отправиться в составе красноводского отряда, и было помечено 24-м января. В нем, между прочим, буквально было сказано: «Передайте полковнику Маркозову, что хотя в посылаемом ему вместе с сим предписанием Его Высочества, заключающем в себе полную инструкцию, и сказано, что он должен употребить все зависящие меры, чтобы прибыть к Измыхширу не раньше 1-го мая и, прежде всего, искать соединения с генералом Веревкиным²⁵, но предвидится, однако же, что все его старания могут не привести к желаемой цели, [117] и на этот случай предоставляется ему действовать самостоятельно. Великий князь уверен, разумеется, что он, как всегда, в точности исполнит предписанное и постарается стремиться к соединению; но он не должен однако же забывать, что все-таки поставить в пустыне из нашего отряда лишних 100 русских могил было бы непростительно. Поэтому, если для сбережения здоровья отряда, или по условиям сбора верблюдов, пришлось бы выступить и раньше, чем назначено, и прибыть в Измыхшир раньше 1-го мая, то Его Высочество отнюдь не поставит этого в вину начальнику отряда».

Из только что приведенных документов можно видеть, во первых, как дорого ценило кавказское начальство жизнь каждого русского солдата, а, во-вторых, что причиною быстрого нашего движения во время похода 1873 года вовсе не было желание стяжать себе всю предстоявшую славу, отняв ее у других отрядов, как в том впоследствии многие совершенно ошибочно упрекали красноводский отряд. Да, наконец, и самое движение в 1873 году, как то мы постараемся доказать далее, сравнительно вовсе не было движением быстрым.

Обращаясь к прерванной нити рассказа, мы должны сказать, что, по нашему мнению, после приведенных категорических приказаний Великого Князя Главнокомандующего, начальнику красноводского отряда оставалось только во время выступить, а для этого необходимы были верблюды. Чтобы судить, в каком положении находился вопрос об этих животных, мы приведем содержание некоторых бумаг и телеграмм, которые, думаем мы, в состоянии будут в достаточной степени засвидетельствовать право красноводского начальства считать, что все возможное по этому поводу им сделано и успех дела обеспечен.

Мы уже имели случай сказать, что в рапорте начальника красноводского отряда, служившем ответом на предписание, по лученное им в Кизил-Арвате 20-го ноября, он между прочим донес, что, до крайности озабоченный вопросом о перевозочных средствах для весеннего похода в Хиву, о котором его тогда оповестили, он сделал на этот счет сношение с мангышлакским приставом. И, действительно, начальник нашего отряда просил сего последняго не отказать сообщить ему, а также, в видах выиграния времени, донести и непосредственно в Тифлис, возможно ли будет к февралю месяцу добыть в пределах управляемого им полуострова от 3.000 до 4,000 верблюдов и[118] препроводить их в Красноводск. Исполняя эту просьбу, полковник Ломакин рапортовал²⁶ следующее: «в октябре месяце, донося о произведенной мною рекогносцировки к колодцу Биш-Акты, я, между прочим, уже докладывал, что временным занятием его, в особенности раннею весною пред откочеванием от сюда, адаевцев на летовки, с довольно значительными стадами, обремененными молодым приплодом, мы ставим народ этот в совершенную невозможность уклоняться от исполнения наших требований, а тем более таких (как требование от них верблюдов), в исполнении которых они обязались подписками при изъявлении покорности после бывших здесь весною 1870 года беспорядков. Между тем, еще прежде, и особенно пред представлением соображений о предполагавшемся движении в глубь степи весною прошлого года, нами собраны были возможно точные сведения о количестве верблюдов, которое могут, в случае надобности, выставить здешние адаевцы, причем оказалось, что здесь почти при каждой, даже бедной кибитке, могущей платить подать, есть по одному и по два верблюда, большинство же имеет их по несколько десятков, а у более состоятельных есть по несколько сот. Таким образом, выставить от каждой податной кибитки даже по два верблюда здешние кибитковладельцы могут без всякого затруднения. По взносу подати, как за этот, так и за прошлый годы, здесь считается и находится теперь на Мангишлаке до 5.000 кибиток адаевцев, безусловно кавказского ведомства (нижних). Кроме того, на зиму прикочевала сюда почти половина и верхних адаевцев. Поэтому добыть от всех этих адаевцев необходимое число верблюдов, как для красноводского, так и для мангышлакского отрядов, весьма возможно и не представит особых затруднений. Но для этого необходимо только стать предварительно в Биш-Актах. Хотя за все время управления нами этим краем, в течение почти трех лет, и не было ни одного случая, чтобы наши приказания и требования не выполнялись адаевцами в точности и беспрекословно, а за последнее время они не медленно выставили до 400 верблюдов, необходимых как для движения отряда в степи, так и для перевозки каменного угля в форт для надобностей войск, но, во всяком случае, я считаю эту меру крайне необходимою как по важности этого дела, так и по количеству требуемых зараз верблюдов, а главное вследствие [119] обнаруживаемого в последнее время особенно враждебного к нам настроения в Хиве, выражаемого посылкою уже нескольких партий к Эмбе и одной к нам, чтобы грабить и разорять покорных нам людей, а также и воззванием, разосланным от хана нашим биям²⁷, чтобы они уплатили ему прежний зякет (подать) и вносили по барану с кибитки, иначе он прикажет обобрать их. Поэтому я и опасаюсь, что если мы потребуем от адаевцев верблюдов, не поставив их предварительно в невозможность уклоняться от исполнения этого требования, то они, будучи под стрекаемы из Хивы, могут отогнать своих верблюдов на Усть-Урт, вне нашего влияния и досягаемости отряда. Вследствие этого, и так как верблюды необходимы красноводскому отряду в конце февраля, я полагаю занять Биш-Акты не позже половины февраля двумя сотнями кавалерии, оставив роту стрелков в Киндерли. Тогда только и можно будет надеяться, что к назначенному времени мы будем иметь нужное число верблюдов, не смотря ни на какие подстрекательства и угрозы из Хивы; до того же необходимо держать это дело в секрете.

Плата за верблюдов, с необходимым числом вожаков, может быть предложена та же, по которой обыкновенно с вольного найма приобретаются верблюды здешними торговцами, а так же нанимались мною во время последняго движения в степь и для перевозки каменного угля, т. е. по 10 рублей в месяц. Добытых для красноводского отряда верблюдов можно будет доставить до пролива Карабугаз, по прибрежной дороге, на пятый день, под прикрытием сначала сотни кавалерии, а потом, с половины пути, под прикрытием высланной вперед роты стрелков. Чрез пролив же верблюдов будут переправлять два дня на 40 или 50-ти больших туркменских рыбацких лодках, постоянно там находящихся, и тем самым способом, как обыкновенно они их переправляют, но только необходимо, чтобы пред тем у пролива стал пароход, дабы лодки эти не разошлись в глубь моря или по соседним бухтам. Впрочем, если продовольствие, которое эти верблюды должны поднять для движения отряда, не все еще доставлено в Красноводск, то в виду того, что из Мангишлака также предполагается отправить четыре сотни по направлению к Сары-Камышу, если движение красноводского отряда тоже будет туда направлено, я полагаю, будет удобнее, чтобы [120] не делать верблюдам до 300 лишних верст, доставить это продовольствие к концу февраля в залив Киндерли с тем, чтобы оттуда оное было доставлено красноводскому отряду в Сары-Камыш, под прикрытием означенных четырех сотен. Что же касается до движения этих сотен от Биш-Акты к Сары-Камышу, то движение это не только что очень возможно и удобно может быть произведено, но, по многим причинам. оно будет весьма полезно и необходимо для здешнего края. Расстояние от Биш-Актов до Сары-Камыша, от 350 до 400 верст, может быть пройдено недели в две, по главному караванному пути из Мангышлака в Хиву, на колодцы Сайкую, Ильтедже, Сар-кую и другие. Воды тут везде, довольно, но в марте там еще будет много водоемов от дождей и снега. Топлива — кизяка, саксаула и корней трав также достаточно. Для подножного корма это лучшее время года».

К этому рапорту полковник Ломакин добавлял, что «вместе с сим» он препроводил копию приведенной бумаги начальнику красноводского отряда для соображения, вследствие просьбы сего последняго.

Начальник красноводского отряда познакомился с цитированным документом в Тифлисе и, не будучи вовсе знаком с Мангышлакским полуостровом и истинным положением в нем дел, должен был доверчиво отнестись к содержанию этой бумаги. Одно только обстоятельство казалось ему в нем несколько подозрительным, — это именно та легкость, с которою относились к перевозке верблюдов чрез Карабугазский пролив. Нам, красноводцам, было известно по опыту, что выгрузка и нагрузка крупных животных на суда до крайности трудна и медленна. Погрузка, например, в Чекишляре каких нибудь 15 казачьих лошадей достаточно показала нам, что дело это гораздо серьезнее, чем на него смотрели на Мангишлаке, а потому начальник красноводского отряда тогда же выразил на этот счет свои сомнения. Притом же сему последнему казалось, что полученные обещания не освобождают его от обязанности и непосредственно самому пытаться добыть перевозочные средства для командуемого им отряда. Достать их в окрестностях Красноводска, после двух сделанных уже походов, было нечего и думать, а потому мы не были выведены из Чекишляра, чтобы иметь возможность добыть верблюдов в землях, прилегающих к. Атреку.

Остановимся несколько на этом и скажем, что штаб Кавказского [121] округа, получив донесение начальника отряда, в котором он указывал на вероятность возможности снабжения нас верблюдами из Мангишлака, энергично взялся за эту идею, считая ее наиболее удобною в то время. Другой способ, предложенный полковником Маркозовым и, как известно, заключавшийся том, чтобы ему разрешено было искать вьючных животных за Атреком, не мог быть допущен без предварительного истощения всех усилий, так как имелись самые убедительные заявления министерства иностранных дел, которое смотрело на подобный шаг как на нечто чрезвычайно нежелательное и опасное. По этому, еще 27-го ноября 1872 года, из Тифлиса была отправлена депеша командующему войсками Дагестанской области, коему подчинялся Мангишлак, следующего содержания: «Благоволите первым же отходящим пароходам потребовать от полковника Ломакина сведение, может ли он в феврале добыть на Мангишлаке для красноводского отряда до 5,000 верблюдов и на каких условиях, а также возможно ли направить в марте до четырех сотен кавалерии из Мангишлака, чрез Биш-Акты, к Сары Камышу. Если можно, то каким порядком находит он удобнее совершить это движение?»

На приведенную депешу, сделав, как это и требовалось, предварительное сношение с полковником Ломакиным, командующим войсками Дагестанской области, генерал-адъютант князь Меликов, 16-го декабря прислал из Шуры ответ совершенно тождественного содержания с рапортом из Мангишлака, № 173-й, с добавлением, что, в случай одобрения, Ломакин просит подтверждение возможности обойтись без заатрекского похода, по-видимому не оставляющее уже никакого со мнения в благонадежности дела, из Тифлиса немедленно же ответили: «Шкуною, отходящею из Баку 2-го января, сообщите полковнику Ломакину, что предположение о занятии Биш-Актов и Киндерли двумя мангишлакскими сотнями и стрелковою ротою одобрено. Интенданту поручено доставить в Киндерли к означенному времени довольствие на месяц. Остальные вопросы будут разрешены по соглашение с Маркозовым».

Далее, 5-го января, из Тифлиса телеграфировали в Шуру:

«По приказание командующего армиею, прошу сообщить полковнику Ломакину, с первою отходящею шкуною, чтобы озаботился [122] теперь же приготовлением красноводскому отряду 3,000 верблюдов и доставлением их к 20-му февраля и никак не позже 1-го марта в Красноводск, под конвоем находящихся в Александровском форте терской и дагестанской сотен, которые поступят в состав экспедиционного отряда. Если в приискании верблюдов встретится малейшее затруднение, то полковник Ломакин обязывается уведомит об этом полковника Маркозова заранее. Вместе с тем необходимо запросить полковника Ломакина, к какому именно сроку и при каких распоряжениях нужно будет довольствие к Киндерли». На это князь Меликов в тот же день ответил, что телеграмма передана в Баку, в агентуру общества «Кавказ и Меркурий», для отправления ее полковнику Ломакину на Мангишлак. Не смотря на это, придавая делу подобающую ему важность и желая вести его с полною аккуратностью, штаб Кавказского округа 9-го января просил генерал-адъютанта князя Меликова уведомить, «когда именно отправлена в Баку депеша полковнику Ломакину о заготовлении верблюдов красноводскому отряду и когда именно будет отослана она из Баку на Мангишлак». Одновременно с этим телеграфировано было и командиру Бакинского порта, что «для передачи начальнику мангишлакского отряда весьма экстренной депеши необходимо командировать военную шкуну в Тюб-Караган, а если встретятся затруднения, то хотя в Александр-Бай, откуда она будет доставлена в форт выставленными у залива полковником Ломакиным нарочными киргизами. Далее, просилось об уведомлении, имеется ли такая шкуна в готовности, и если нет, то когда именно можно будет ее отправить из Баку. Контр-адмирал Свинкин, командовавший тогда Бакинским портом, ответил 10-го января, что шкуны нет, но что пароход «Шах» к плаванию готов, о чем штаб Кавказского округа поспешил протелеграфировать в Шуру, прося безотлагательно войти в сношение с бакинским портовым начальством и ускорить отход парохода с депешею полковнику Ломакину.

Все это происходило в первой половине января месяца 1873 года, когда начальника красноводского отряда, пред тем вызванный в Тифлис, находился еще там, а потому, по-видимому, он должен был совершенно утвердиться в мысли, что доставление для нас верблюдов из Мангишлака ставится вне всякого сомнения. И, действительно, обещания ближайших исполнителей были столь категоричны, все указанные ими предупреждающие [123] неуспех средства даны им были с такою полнейшею готовностью и так настоятельно следили в Тифлисе за ходом дел, что дальнейшие сомнения, казалось, не находили уже оправдания. Таким образом, следовательно, начальнику красноводского отряда оставалось немедленно же перевести экспедиционные войска из приатрекских земель в Красноводск, дабы приблизить их к пункту, из которого ожидались перевозочные средства; но этого, как уже и было сказано раньше, он не сделал.

22. Эти отряды, составляя в сложности свыше 12,000 человек., должны были быть настолько сильны в отдельности, чтобы, в случае прибытия к Хиве хотя бы одного из них, он был в состоянии положить предел самобытного существования ханства. Все три отряда должны были двигаться самостоятельно и, подойдя к оазису, поступить под командование начальника Туркестанского округа генерал-адъютанта Кауфмана, следовавшего со своим отрядом.

23. См. телеграмму из Калькутты от 6—18 сентября, помещенную в 196 нумере «Русского Инвалида» за 1872 год, в которой сказано следующее: хивинский посланец вручил вице-королю письмо для передачи королеве Виктории, в котором хивинский хан выражает королеве чувства своего уважения. В частной беседе с вице-королем, хивинский посланец просил, чтобы Англия заступилась пред Россиею за Хиву. Вице-король, отказав в этой просьбе, подал посланцу совет выдать русских пленных и вступить в дружественную переписку с ташкентским генерал-губернатором.

24. Так называют закаспийские туземцы культивируемую часть своих земель.

25. Начальник оренбургского отряда.

26. 9-го декабря 1872 г., № 173 –й.

27. Почетным людям высшего сословия.