ГЛАВА ХI ²²³. Движение соединенных отрядов к городу Ходжейли. — Занятие этого города. — Движение к Мангыту и дело 20 мая. — Встреча с неприятелем 22 мая под Янги-ябом. — Движение к Кош-купыру.

Отряд генерала Веревкина, выступивший из Оренбурга и Орска в половине февраля месяца, собрался в Эмбенском посту в начале марта, отрядные же тяжести были доставлены туда лишь к концу марта. 26 марта, когда еще стоял глубокий снег, началось выступление отряда из Эмбенского поста. Более месяца продолжался поход по Устюрту. Наконец 3 мая отряд подошел к хивинскому укреплению Джан-кала на мысе Ургу в составе: 1-го (4 роты) и 2-го (5 рот) оренбургских линейных батальонов, 1, 2 и 3 уральских, 1, 2, 3 и 6 оренбургских сотен, 2-й конной батареи оренбургского казачьего войска (6 орудий), двух пеших подвижных орудия, ракетной команды и парков: инженерного и артиллерийского; в последнем находились 4 полупудовые мортиры. Всего 9 рот, 7 сотен казаков, 12 орудий и 6 ракетных станков — 3,160 человек. Согласно общего плана действий всех отрядов в хивинской экспедиции, оренбургский отряд должен был от Ургу направиться по западному берегу Айбугирского залива, в об ход его, на соединение с мангишлакским отрядом, для действий чрез Куня-ургенч на Хиву. Такое направление действий этим отрядам предположено было дать потому, что переправа чрез Айбугирский залив признавалась невозможною и действия в дельте Аму, вследствие болотистой местности казались крайне затруднительными. Между тем слухи о том, что Айбугирский залив высох, подтвердились, и по собранным на Ургу сведениям обнаружилось, что дельта Аму представляет непроходимую для войск местность только в период разлития вод этой реки, в июне и июле Таким образом движение чрез Айбугир на Кунград [263] будучи возможным, становилось в тоже время и необходимым, по следующим соображениям: 1) так как хивинские ополчения собирались около Кунграда, то для обеспечения своих сообщений, которые, при движении на Куня-ургенч, могли быть прерваны из дельты, занятие страны до Кунграда было полезно; 2) двигаясь от Джан-кала на Кунград. войска входили в культурную часть ханства, тогда как, направляясь на Куня-ургенч, они должны были подвергнуться новым трудам и лишениям, связанным с движением по пустыне, и 3) с занятием Кунграда оренбургский отряд входил в связь с Аральской флотилией, стоявшей в устье Аму и следование которой вверх по реке он мог облегчить разрушением заграждений, устроенных хивинским правительством около Кунграда. На основании этих соображений, генерал Веревкин решил направить свой отряд на Кунград и далее на Куня-ургенч или же на Ходжейли. Сообразно этому даны были приказания начальнику Аральской флотилии и полковнику Ломакину. Придавая большое значение появлению русских судов на Аму, Веревкин просил первого постараться пройти к Кунграду, спустившись по озеру, соединяющемуся с Талдыком, так как этим путем, по показаниям местных жителей, пароходы могли пройти, не прибегая к разрушению плотин. Начальнику же мангишлакского отряда послано было предписание 3 мая, которое уже приведено в предыдущей главе. Устроив в Джан-кала небольшое укрепление на гарнизон из роты, сотни и двух ракетных станков и оставив здесь излишние тяжести, Веревкин выступил далее на Кунград 6 мая, в составе: 8 рот, 6 сотен, 12 орудий, 4 ракетных станков, артиллерийского и инженерного парков и лазарета. Все части войск имели провиант по 15 и фураж ²²⁴ по 1 июня. Для поднятия всех тяжестей, следовавших при отряде, имелось 2,394 верблюда и 100 повозок. 8 мая, когда Веревкин находился у сада Азберген, в 13 верстах от Кунграда, в этот последний вошел передовой отряд хивинских войск силою до 1 1/2 т. чел., под начальством есаула Мамыта. Остальные же войска, под предводительством мехтера ²²⁵, при двух орудиях, были еще позади в двух переходах. [264] В этот день Кунград был занят нами, при чем перестрелка ограничилась только между джигитами. Неприятель отступил к Ходжейли. Получив точные известия о мангишлакском отряде, Веревкин, не рассчитывавший первоначально оставлять гарнизон в Кунграде, теперь нашел возможным выделить для занятия этого города роту и сотню. Вместе с тем он послал приказание Ломакину, чтобы тот, при проходе чрез Кунград усилил гарнизон его сотнею и двумя гладкими горными орудиями мангишлакского отряда. Занятию Кунграда Веревкин придавал особое значение. как по удобству управления из него населением дельты, так и по возможности устроить в нем этапный пункт, который служил бы для лучшего обеспечения сообщений оренбургского отряда. Начальство над гарнизоном и управление занятою страною до Ургу вверено было полковнику Новокрещенову. В помощь ему назначены: киргиз Исет Кутебаров, бывший барантач и разбойник, в последнее время пред экспедицией 1873 года занимавший пост помощника начальника Иргизского уезда, и четыре местных жителя, в число которых вошли по одному представителю от киргиз, каракалпаков, узбеков и от жителей собственно Кунграда, которые стали постепенно возвращаться в дома и открыли торговлю. В то время, когда Веревкин двигался к Кунграду, начальник Аральской флотилии 7 мая послал в оренбургский отряд, с бумагами, адресованными Кауфману и Веревкину, команду из 11 человек при офицере и топографа. Люди эти были вооружены ружьями и револьверами. Провести их вызвался киргиз Утень, который уже несколько раз являлся на флотилию и оказывал экипажу некоторый услуги. Приведя моряков в свой аул, Утень выдал их хивинцам, которые всех их убили и, по обычаю, трупы обезглавили. Во время пребывания в Кунграде Веревкин не оставляла мысли о доставлении флотилии возможности пройти вверх по Аму. Но оказалось, что наши суда могут пройти лишь чрез Улькун-дарью, на которой устроены были плотины. И так как к уничтожению их приступлено было только к концу хивинского похода, то флотилия и не успела в 1873 году воспользоваться результатами этих работ, простояв все время в Улькун-дарье. [265] 12 мая Веревкин двинулся на Ходжейли, куда подошли главные силы неприятеля, приняв на себя передовой отряд, отступивший от Кунграда. 14 числа, на переходе к протоку Карабайли, в хвосте колоны произошла незначительная перестрелка с неприятелем в обозе; при чем мы потеряли 1 убитым и пятерых ранеными, в том числе офицера, и угнанными семь верховых лошадей. На ночлеге у. Карабайли к оренбургскому отряду присоединился отряд полковника Ломакина. Таким образом для дальнейшего наступления у Веревкина в соединенных отрядах находилось: 16 рот, 8 сотен, 14 орудий и 8 ракетных станков, всего 4450 человек. По сведениям, имевшимся в отряде, неприятельские войска, направленные против русских отрядов, двигавшихся со стороны Кунграда, намерены были дать русским у Ходжейли сражение. При чем силы неприятеля определялись в 5,000 человек конных и пеших при трех орудиях. Конное ополчение состояло из узбеков и туркмен. Начальником этих войск был узбек Якуб-бий. При войсках же находились и сановники ханства: мехтер и инак. Веревкин, рассчитывая, что неприятель, в предстоящих делах, занимая войска с фронта, будет нападать и на обоз, с целью достижения тут легкого успеха и задержания движения головных войск, придал обозу самостоятельное прикрытие, чтобы остальные войска, составив собственно наступательную колонну, могли безостановочно двигаться вперед в полной уверенности за безопасность своих тяжестей. В этом предположении, для прикрытия обоза обоих отрядов, двигавшегося в одной общей колонне, назначены были, 15 мая, 5 рот, 2 сотни и 2 орудия. Остальные войска должны были двигаться в таком порядке: в авангарде кавалерия (шесть сотен) с ракетными командами, а главные силы (пехота с артиллерией) тремя колоннами: правая — из трех рот апшеронского и роты самурского полков, средняя — из стрелковых рот ширванского полка и левая — из 2-го оренбургского линейного батальона, имея головы колонн на одной высоте, артиллерия — по дороге, конная — впереди, пешая кавказская — сзади. Дорога шла по берегу Аму-дарьи, которая здесь имеет шагов 800 в ширину. Местность, в начале перерезанная [266] арыками и покрытая зарослями камыша и кустарника, достигавшего высоты 2—3 сажен, представляла довольно серьезные препятствия, в особенности там, где шли кавказские войска. По мере движения вперед, она делалась открытее, камышей и кустарников становилось меньше. Для переправы чрез арыки имелись мостики, довольно исправные; в одном только месте пришлось поправить мост. Отойдя от места почти верст шесть, на правом берегу Аму заметили большую толпу народа. Не зная, что это за толпа и каковы ее намерения, Веревкин остановил голову колонны и, на всякий случай, в то время, когда начались переговоры с нею, приказал четырем конным орудиям по вернуть правое плечо вперед и выстроиться против толпы. На требование Веревкина, с права го берега отделились два человека и вошли в воду, чтобы разобрать слова, которые выкрикивал переводчик оренбургского отряда. По быстроте течения, они не решились переплыть реку и войдя до средины ее, давали ответы на предлагаемые им вопросы. Оказалось, что они каракалпаки и никаких враждебных действий против русских предпринимать не намерены. Этот ответ показался удовлетворительным и начальник отряда приказал войскам продолжать движение вперед. Но не успела голова отряда отойти версту от этого места, как каракалпаки открыли стрельбу по апшеронским ротам, которые, встретив затруднения при движении по камышам, должны были свернуть на дорогу. Наши отвечали. Перестрелка продолжалась несколько минут. Каракалпаки, не выдержав огня, вскоре скрылись в кусты и камыши, которыми покрыт весь правый берег. Во время перестрелки один рядовой апшеронского полка был ранен, а другой, тоже будучи ранен, упал в реку, но не мог быть спасен по быстроте течения и глубине ее. Пройдено уже было верст 15, а неприятель на левом берегу Аму не показывался; видны были только следы его поспешного отступления: брошенные кошмы, циновки и проч. Наконец, около середины перехода, с выходом на более открытую местность, появилась перед правым флангом отряда густая цепь всадников, поддерживаемая сзади довольно значительными группами конницы. Нашей кавалерии приказано было атаковать неприятеля. Но хивинцы отступили к камышам и, по-видимому, старались вовлечь нашу кавалерию в [267] рассыпной одиночный бой на закрытой местности, в котором им представлялось более вероятности на успех. Неприятель продолжал отходить и ни разу не решился сразиться с дагестанскими и терскими казаками, упорно наседавшими на него. Начальник оренбургской кавалерии, полковник Леонтьев, приблизившись на 200 сажень к столпившейся массе всадников на левом неприятельском фланге, выдвинул на позицию ракетный казачий взвод. После четырех ракет, неприятель отступил, преследуемый всеми тремя сотнями. Хотя через пол часа неприятель снова стал собираться, но брошенные 4 ракеты с дистанции 175 сажень опять заставили его отступить. Конная батарея, следовавшая по дороге, не могла поспеть к действиям кавалерии, будучи задержана переправой через глубокий и широкий арык, на котором пришлось исправлять мост. Когда батарея достигла одной высоты с кавалерийскими частями, то была выдвинута на позицию и с расстояния 1,000 сажень открыла огонь по отступавшим неприятельским массам и продолжала его насколько было возможно. Затем артиллерия, взяв в передки, двинулась далее вместе с казаками. Таким образом, то двигаясь шагом, то ускоряя наступление, конные части, незаметно, далеко опередили пехоту, сделав от места ночлега 25 верст. До Ходжейли оставалось еще 5 верст. Так как, по слухам, у неприятеля была пехота и артиллерия, то можно было предполагать, что он, заняв сады и предместья города, будет защищаться в дефиле между стенами домов и оградами садов; почему и решено было остановить кавалерию и выждать прибытия пехоты. Подоспевшая пехота так была утомлена безостановочным движением, что нужно было дать ей, по крайней мере, 1 1/2 часовой отдых для подкрепления сил. Как только отряд остановился, остановил свое отступление и неприятель. Снова загарцовали неприятельские всадники, а со стороны города хивинцы открыли по войскам пальбу из фальконетов, совершенно впрочем безвредную. В три часа по полудни войска поднялись с привала. Местность, по которой предстояло им движение к Ходжейли, была покрыта, вплоть до самых городских предместий, полями, Для орошения которых проведено много мелких арыков. На 3-й версте от города дорога разделяется на две: одна идет по берегу реки Аму, а другая направляется прямо к [268] Ходжейли. Параллельно этой последней дороге, с правой ее стороны, тянется и подходит к самому городу большой арык Су-али. Переправа через этот глубоки и широки арык возможна только по двум мостам: один находился недалеко от места привала, а другой в самом городе. Между городом и Аму-дарьей, левее дороги, которая шла в Ходжейли находилось большое болото. Начальник отряда, имея сведение, что лагерь неприятельских войск находится левее города, между рекой и вышеупомянутым болотом, дал войскам такое направление: оренбургский отряд двинут прямо по дороге; оренбургская сотня (есаула князя Багратиона-Имеретинского), с одним ракетным станком направлена между городом и рекой к лагерю неприятельских войск; мангишлакский отряд, за исключением сводного батальона из апшеронских рот, под начальством майора Буравцова, оставленного в общем резерве, должен был, переправившись через арык, двинуться противоположным его берегом через сады к городу, стараясь возможно скорее выйти к другому городскому мосту. Если неприятель будет защищать город, то, зайдя с западной стороны Ходжейли, мангишлакский отряд облегчит действие войск, направленных на город с фронта; если же город защищаться не будет, то Ломакин, войдя с своим отрядом к городскому мосту, отрезывает единственный путь отступления хивинским войскам, уходившим из города. Наступление на город началось в четвертом часу по полудни. Оренбургский отряд беспрепятственно дошел до города. Вместе с его движением вперед исчезали и всадники не приятельские. Когда отряд вошел в черту городских предместий, то генерал Веревкин был встречен и приветствуем депутацией, высланной от города, которая, сдавая Ходжейли безусловно, заявила, что все хивинские войска оставили уже город. Движение мангишлакского отряда было совершено далеко не так легко, как оренбургских войск: с первого же шага на противоположную сторону канала Су-али, отряд начал встречать затруднения при переправах через арыки. Все спуски к ним были скопаны лопатами, броды испорчены, плотины спущены, вследствие чего стрелковым ротам [269] ширванского полка, бывшим под начальством подполковника Пожарова, пришлось переходить каналы в брод и даже буквально в плавь. Чем ближе подходили войска к городу, тем более следование их замедлялось: арыки, заборы и всякого рода изгороди встречались на каждом шагу, так как приходилось идти целиком по полям и садам, без дороги. Ширванские роты, бывшие впереди, углубясь в сады, видели перед собою быстро отступающих хивинцев и без выстрела заняли предместья. Множество невольников из персиян начали выбегать к кавказским войскам. Несчастные показывали знаки от цепей на руках, ногах и шеях, прося защиты. Командир 10-й роты апшеронского полка, штабс-капитан Хмаренко, по указанию выбежавших невольников, отыскал, в течение не более получаса, около 30 человек, прикованных цепями в самых сокровенных местах домов, и освободил их. Указанные препятствия, встреченные на пути мангишлакским отрядом, дозволили ему подойти к городскому мосту уже в то время, когда город был занят оренбургским отрядом. Соединенные отряды расположились лагерем верстах в 1 1/2 от города. Сотня князя Багратиона-Имеретинского, подходя к неприятельскому лагерю, заметила, что он уже брошен хивинцами и что остатки их пехоты переправляются через реку. В занятом лагере найдено одно орудие, до 1 тыс. пуд. муки и джугары, несколько палаток, незначительное количество пороха и несколько ядер. Обоз двигался вслед за оренбургским отрядом беспрепятственно, нетревожимый неприятелем. Потеря наша в этот день состояла из одного потонувшего и одного раненого рядовых Апшеронского полка. Потеря неприятеля не должна быть велика, так как он совсем не защищался и не был под огнем нашей пехоты; артиллерийские же выстрелы, пускаемые с дальнего расстояния, и ракеты действовали более морально, заставляя ускорять отступление. Неприятель, отойдя от Ходжейли, продолжал отступление далее в глубь страны, так как силы, находившиеся под начальством Якуб-бия, были ничтожны и не смели померяться с русскими. Жители города Ходжейли, с занятием его нашими [270] войсками, не разбежались, а остались на своих местах и продолжали свои занятия. В двухдневную стоянку отрядов около Ходжейли, в городе были открыты базары, на которых велась деятельная и выгодная для жителей торговля с нашими войсками. В особенности необходим был отдых для кавказских войск. За два дня люди успели хотя немного исправить свою одежду и обувь, а начальник отряда закупил месячную пропорцию довольствия для войск. Для перевозки этого довольствия наняты были в Ходжейли 100 конных арб с погонщиками В виду готовности жителей поставлять отрядам топливо и сено, строго было воспрещено войскам пасти скот или фуражировать на засеянных полях, уничтожать или портить садовые деревья и вообще наносить какой либо ущерб жителям. Днем все лагерное расположение окружалось пешею цепью, для воспрепятствования людям ходить по окрестным саклям. Нижние чины, имевшие надобность быть в городе, увольнялись туда не иначе, как с билетами и командами, под начальством унтер-офицеров. После двухдневного отдыха, 18 мая, соединенные отряды выступили из Ходжейли. Оставляя город, начальник отряда назначил из местных жителей главных должностных лиц для городского управления, которых предупредил, чтобы они свято исполняли принятая на себя обязательства к поддержанию порядка и спокойствия в городе и обеспечению сообщений отряда с тылом, грозя, в противном случае, жестоким и неумолимым наказанием городу, если бы наш чабар или какая либо команда подверглись враждебным действиям жителей. Из Ходжейли Веревкин предполагал двигаться по левому берегу Аму до Мангыта, откуда, если не будут получены точные известия о положении Кауфмана, то продолжать движение на город Новый Ургенч, чтобы войти в связь с войсками, двигавшимися со стороны Туркестана. По слухам, доходившим в это время до соединенных отрядов, Кауфман, разбив на правом берегу Аму скопище, высланное против него под начальством диван-беги Мат-Мурада, должен был, если переправа его не задержит, занять Новый Ургенч 18 мая ²²⁶. [271] Оренбургско-мангишлакский отряд, сделав 18 мая не большой переход, верст в 16, остановился для ночлега при устье канала Джакун-бай (Нияз-бай) в Суюнды. Лагерь был разбит в густом и высоком кустарнике, который, вперемежку с камышом, начавшись верст за 6 до ночлега, тянется далее верст на 30 вверх по Аму-дарье. Здесь явился с повинною киргиз Капаур Калбин, один из главных виновников восстания адаевцев в 1870 году, и многие представители туркменских родов, кочующих в ханстве, с изъявлением покорности. Так как отряду предстояла на середине перехода 19 мая переправа через Саубат-джарган, широкий и глубокий арык с водою, через который не было моста, то саперные команды отправлены были вперед ранее выступления войск с ночлега, под прикрытием 2 сотен, под начальством подполковника Квинитадзе, для наводки моста. Во все время следования этого отряда до места устройства переправы, неприятель, пользуясь кустарником, плотно примыкавшим к дороге, поддерживал перестрелку с цепью, прикрывавшею движение инженерного парка. Во время этой перестрелки у нас ранен один всадник дагестанской сотни. В 8 часов утра саперные команды, нетревожимые неприятелем, приступили, под руководством саперного подпоручика Маслова, к устройству моста и выделке спуска и подъема. Мост на козлах, длиною 6 саж., был готов в 9 1/4 часов утра. Переправа отряда и обоза совершилась вполне благополучно и заняла не более двух часов времени. Остальную половину перехода войска прошли без особых затруднений, хотя дорога и пролегала по местности, изрезанной арыками; но эти последние были все сухие и на половину занесены песком, а потому войска переходили их беспрепятственно. На ночлег войска остановились на берегу реки Аму, на урочище Джелангач-чеганак, верстах в 8 выше истока Лаудана и того пункта, где прежде была крепостца, имевшая целью защищать от разрушения плотину через Лаудан, насыпанную вблизи ее, для того чтобы преградить течение воды по протоку далее в местность, населенную туркменами. По слухам, получавшимся от бежавших из неволи персиян, от лазутчиков и от жителей, неприятель стянул к городам Мангыту и Кипчаку большие массы конницы, [272] состоявшие из ополчений от всех народностей, населявших ханство. Цель действий этого сборища была не только пассивная защита Мангыта, Кипчака и позади их лежащей территории ханства, но и наступление против русских. Слухи о намерении неприятеля произвести нападение в ночь с 19 на 20 мая были так настойчивы, что нельзя было не обратить на них внимания, а потому состав сторожевых частей был усилен. Но никакой попытки к нападению на лагерь неприятель не сделал. Только утром 20 числа с противоположного берега на весьма значительном расстоянии от реки, было сделано два артиллерийских выстрела по войскам, но ядра, не долетев до цели, упали в воду. Дорога, по которой тронулись войска 20 мая, по направлению к Мангыту, шла первые девять верст, отделившись несколько от берега Аму, камышами; затем незаметно поднялась на слегка возвышенное обширное плато с песчано солонцеватым грунтом, ничем не пересеченное и покрытое редкою травою. Далее, верст за пять впереди, перпендикулярно к направлению пути следования отряда шла цепь песчаных холмов. Перед этими холмами гарцевала густая конная цепь неприятельских всадников, поддерживаемая сзади сильными, конными же группами людей. Скат холмов, обращенный к отряду, и вершины их, казалось, были сплошь покрыты всадниками. Благодаря ровной и удобной для движения местности, наши войска двигались широким фронтом. По дороге, колонною в два орудия, шли конная батарея и пеший артиллерийский взвод мангишлакского отряда. Правее дороги следовал мангишлакский отряд, левее ее — оренбургский. Обоз двигался отдельно под прикрытием двух рот ширванского полка, трех рот 1-го оренб. лин. бат., двух казачьих сотен и двух пеших орудий. Начальство над обозною колонною вверено было полковнику Новинскому. Кавалерия и конная артиллерия, при которых ехал отрядный штаб, не сообразуя своих движений с сзади следовавшею пехотою, значительно ушли вперед, так что в первый момент встречи с неприятелем можно было противопоставить ему только эти войска. Не доходя верст трех до помянутой выше цепи холмов, стало заметно, что неприятель намеревается начать нападение: передовая цепь его всадников, [273] раздавшихся в право и влево, стала обскакивать фланги нашей кавалерии. Скоро обозначилось, что главные усилия хивинцев направляются на левый фланг и частью на центр кавалерийского отряда. Кавалерия остановилась и развернулась, батарея снялась с передков; кавказским сотням, бывшим под начальством Тер-Асатурова, велено было податься несколько вперед, чтобы атаковать неприятеля во фланг и тыл в то время, когда он устремится против полковника Леонтьева, находившегося с тремя оренбургскими сотнями левее батареи. Таким образом фронт принял немного косвенное направление к пути движения отряда. Но не успели кавказские сотни приступить к исполнению отданного им приказания, как неприятель бросился, с громким криком и гиканьем, на три лево-фланговыя сотни. Леонтьев встретил неприятеля огнем спешенных казаков. Неприятель, не ожидавший встретить дружный и меткий залп, тотчас же повернул назад, преследуемый уральцами. После этого хивинцы, сгруппировавшись перед фронтом конных частей, остановились на холмах в выжидательном положении. Массы же их, бывшие по сторонам, обскакав кавалерию, устремились на фланги пехотной колонны и на обоз, стараясь в то же время прервать сообщение между ушедшими вперед кавалерией и пехотой. Головные части наши также остановились в ожидании прибытия пехоты, для ускорения движения которой посылались приказание за приказанием. Между тем, сгруппировавшийся на холмах, против кавалерии, неприятель был принужден несколькими удачными выстрелами конной батареи скрыться за холмистый кряж. Пехотная колонна, оставшаяся под начальством полковника Ломакина, ускоренным шагом спешила к месту действия. Атаки неприятеля, направленные против флангов пехоты, были легко отбиты огнем и нисколько не задержали ее движения. Точно также остались без успеха и нападения не приятельской конницы на обоз. Едва лишь выяснилось, что неприятель главную часть своих сил направляет мимо левого фланга, на обоз, как из кавказской колонны выдвинуты были две роты и два орудия, которые развернулись почти параллельно дороге. Меткие выстрелы взвода подпоручика Данилевского и залпы этих рот отразили нападение неприятеля. Не успев ничего сделать против верблюжьего обоза, [274] неприятель атаковал колесный обоз оренбургского отряда, двигавшийся по дороге впереди верблюдов, в некотором от них расстоянии, под прикрытием 25 человек саперной команды, батальонного караула от 1-го оренбургского линейного батальона и людей, находившихся от разных частей при повозках. Но и здесь, не смотря на стремительность натиска, неприятель потерпел полнейшую неудачу. Во время рукопашной схватки, происшедшей в колесном обозе у нас убиты два оренбургских казака. С приближением пехоты, головные части отряда двинулись вперед и заняли холмы, находившиеся перед ними. Неприятель несколько раз еще бросался на войска с большою смелостью и неоднократно подскакивал шагов на 150 к стрелковым цепям; но когда выставили на позицию 4 орудия и открыли из них огонь, неприятель отступил с высот и направился частью в Мангыт. частью занял туркменский кишлак, расположенный вправо от дороги. Войска, продолжая центром и левым флангом боевого расположения движение к городу, правым флангом направились к туркменским жилищам, для выбития засевшего там неприятеля, который, не выждав приближения войск, быстро отступил к городу. Для разорения туркменского кишлака и для преследования неприятеля, ушедшего отсюда, направлены были кавказские сотни. Остальные же войска обоих отрядов двинулись к городу двумя колоннами: правая, состоявшая из рот ширванского и самурского полков и 2-го оренбургского линейного батальона, — при ней находился и генерал Веревкин, — вступила в Мангыт чрез северные ворота, а левая, состоявшая из апшеронских рот, — при ней находился полк. Ломакин, — вошла в город чрез северо-восточные ворота, гораздо позже первой колонны. Пред вступлением в город, Веревкин был встречен депутацией, объявившей, что город защищаться не намерен и что жители никакого участия в деле под Мангытом не принимали. Веревкин обещал депутации, что если город безусловно отдается на волю победителей, мирно встретит войска и исполнит все, что ему будет приказано, то ничего из достояния жителей не будет тронуто. Вслед затем началось следование колонны через город. Войска были приветствуемы жителями и беспрепятственно проходили по улицам. [275] Не было никакого признака, по которому можно было бы предсказать печальную судьбу Мангыту, постигшую его в тот же день, спустя несколько мгновений после того, как голова отряда, пройдя через город, вышла из черты городских предместий. Дело началось с того, что по небольшой саперной команде, оставленной для исправления моста через арык, проходящий перед городской стеной, потребовавшего починки после переправы через него артиллерии, была открыта с стены города пальба, не причинившая вреда рабочим, но повлекшая за собой избиение виновников этой задорной и безумной по пытки оказать нам сопротивление. В то же время части войск правой колонны, входившие в город, слыша выстрелы, и сами местами встреченные ружейным огнем из домов, бросились разламывать подозрительные здания и найдя там взмыленных и усталых лошадей, обличавших участие хозяев в деле, расправились с ними так, как подсказывало им их возбужденное состояние. В это же время стал втягиваться в город обоз; пыль, которую он поднимал, а также движение по узким и кривым улицам в одну нитку, затрудняли надзор за всеми людьми, бывшими при верблюдах и при повозках; вследствие этого нестроевые нижние чины, солдаты и казаки, джигиты, чапары, верблюдовожатые и персияне рассыпались по домам для баранты, превратившейся скоро в грабежи и убийства. От беспорядков, неразлучных с этим, вспыхнул пожар. Веревкин, узнав о насилиях, которые производят в городе люди, шедшие при обозе, послал туда сильные патрули и состоявших при нем офицеров, для принятия энергических мер к прекращению грабежей, убийств и беспорядков. Усилиями их удалось наконец восстановить тишину и порядок в городе, и в обозе, но тем не менее около 400 трупов были последствием неурядицы и беспорядка. Что касается до движения через Мангыт левой колонны, то, как сказано, она подошла к городу несколько позже правой. Полковник Ломакин, встреченный жителями совершенно мирно, и слыша в то же время перестрелку в городе, решился однако на дальнейшее движение через него только тогда, когда все части левой колонны подтянулись. Затем, построив из них одну общую колонну, он с музыкой и [276] в порядке провел войска через Мангыт совершенно беспрепятственно и без всяких случайностей. Замечательно, что жители прочих частей ханства считали погром, постигший Мангыт, вполне законным и неизбежным; они смотрели на него, как на дело мести за смерть Бековича и его сподвижников, истребленных около Порсу потомки жителей которого переселились в Мангыт. Потери наши в деле под Мангытом составляли: убитыми 1 обер-офицер ²²⁷ и два казака и ранеными 4 ниж. чина. Что касается потерь неприятеля, то их определить было невозможно, хотя они должны быть значительны, судя по тому, что при вступлении войск в Мангыт, найдено было много убитых и раненых, свезенных с поля стычки и оставленных в городе отступившим хивинским скопищем. Отряд остановился на ночлег на южной стороне города Мангыта, в одной версте от него. На следующий день, 21 мая, войска направились по дороге на город Китай. Начальник отряда, опасаясь, что мост, находящийся на середине перехода через широкий и глубокий канал Аталык, мог быть разрушен или испорчен неприятелем, послал, до выступления войск с ночлега, саперную команду под прикрытием сотни для устройства, в случае надобности, переправы. Когда отряд отошел от места ночлега версты две, генерал Веревкин приказал подполковнику Скобелеву, с двумя сотнями ²²⁸ и ракетною командою повернув назад через Мангыт, направиться к горе Кобе-тау и вдоль арыка Карауз, для разорения и уничтожения туркменских аулов. расположенных там и для преследования части неприятельских войск, ушедших в том направлении после мангытской стычки. Распоряжение это было сделано во исполнение обещанного в прокламации Веревкина к туркменам: если они будут сопротивляться или делать какой либо вред русским, то наказание их будет жестоко и беспощадно. Переправа через канал Аталык была совершена благополучно: мост, не разрушенный неприятелем, оказался в полной исправности. Только что хвост отряда переправился [277] и присоединился к прочим войскам, расположившимся на привале у канала Аталык, как получено было известие о нападении неприятеля на обоз и, в то же время, из леса, находившегося вправо от отряда, стали показываться всадники, которые, остановившись в виду войск и составив значительную группу, не предпринимали ничего решительного. Немедленно была вызвана и рассыпана параллельно лесу, стрелковая цепь из двух рот Ширванского полка и Самурской роты под начальством подполковника Пожарова. В цепь был послан также и ракетный станок. Командир ракетного дивизиона, штабс-капитан Жиляй, подскакав к канаве, за которою лежали ширванские и самурские стрелки, пустил в толпу несколько ракет; но большая часть их разорвалась у самой канавы и только огонь пехоты заставил неприятеля на время отступить. Чрез несколько минут хивинцы опять показались. Тогда Пожаров, положив скрытно роту за насыпью канавки, приказал ей открыть огонь лишь тогда, когда неприятель под скачет шагов на 150, а ширванцев начал отводить к месту бивака отряда. Но белые шапки самурцев выдали засаду: хивинцы заметили неосторожно высовывавших головы солдат, не решились близко подъехать и, погарцевав еще не которое время, совершенно скрылись из виду. Все попытки неприятеля ворваться в обоз, которым в этот день заведовал полковник Гротенгельм, оказались тщетными. Неприятель, потеряв надежду что нибудь сделать против транспорта и его самостоятельного прикрытия, отступил и следовал параллельно движения обоза на таком расстоянии, что пальба пехоты оказалась совершенно недействительною. Начальник отряда, озабочиваясь, чтобы мост, находящейся на глубоком и быстром канале Карауз, через который отряду предстояла переправа, не был разрушен, приказал инженер-капитану Красовскому, с двумя сотнями, с привала двинуться вперед к этому мосту. Красовский прибыл как раз во время: неприятель уже приступил к разборке моста, но, завидев войска, обратился в бегство. Убедившись из осмотра моста, что он требует капитального исправления, Красовский приказал добыть необходимое число накатнику, разобрав для этого потолок ближайшей сакли; поверх накатника, закрывшего отверстие, сделанное неприятелем, наложены [278] были найденные по близости одеяла, сверх которых насыпали слой земли. Ночлег на 21 мая отряд имел в двух верстах от города Китая. Здесь в лагерь явились депутации от городов Янги-яба, Гурлена, Китая и Кята, с изъявлением полной покорности. К вечеру присоединился к отряду подполковник Скобелев, исполнив возложенное на него поручение. Во время уничтожения аулов и при движении, колонна его несколько раз подвергалась нападению превосходного в силах неприятеля, который, однако, всякий раз был с успехом отражаем огнем казаков. 22 мая отряду, как можно было заключить из слухов, предстояло большое столкновение с неприятелем, который собрал большие силы для нападения на войска перед Янги-ябом. на местности, удобной для внезапных атак, в особенности для действий против обоза. Этому последнему весь переход предстояло тянуться в одну нитку, по дороге, представляющей непрерывное дефиле, образованное домами, садами, изгородями, заборами и арыками. На основании этих слухов, отряд с места ночлега двинулся в готовности к встречи с неприятелем. Шесть конных орудий двигались по дороге; правее их шел сводный ширванско-самурский батальон (подполковник Пожаров), левее — 2-й оренбургский линейный батальон. За флангами пехоты следовали 4 сотни, по две за каждым; лево-фланговыя сотни (2-я уральская и 2-я оренбургская) — под начальством Леонтьева; правофланговые, кавказские, под начальством Тер-Асатурова. В общем резерве и для прикрытия колесного обоза, двигавшегося впереди верблюдов, назначены были: 3 роты апшеронского полка, 2 пеших орудия 21-й артиллерийской бригады и 2 сотни (3-я оренбургская и кизляро-гребенская), под начальством подполковника Скобелева. В прикрытии верблюжьего обоза находились остальные войска (5 р., 2 сот. и 2 ор.) под начальством полк. Новинского. Едва отряд успел вытянуться и отойти версты две от ночлега, как со всех сторон стали показываться неприятельские всадники, которые, увеличиваясь постепенно в числе, делались смелее и смелее и наконец начали наседать на фланги расположения войск; но отряд двигался безостановочно. Видя [279] в этом неудачу, неприятель решился задержать следование войск огнем из-за закрытий. Это был первый случай такого образа действий. Но неприятель и тут не сумел воспользоваться преимуществами, которые давала ему местность. Не долго он удерживался за закрытиями; сделав на воздух не сколько торопливых выстрелов, не выждав приближения даже цепей, он выходил из-за закрытия и поспешно ретировался. Только один раз, в одном из небольших кишлаков, окруженном густым садом и находящемся у самой дороги, несколько человек засели и, подпустив нашу цепь, открыли пальбу, с расстояния 25 шагов, по свите генерала Веревкина. Пальба эта не причинила никому вреда, и неприятель быстро исчез из кишлака. Пройдя около 10 верст, войска вышли на открытое место; здесь неприятель собрался и приготовился атаковать отряд по выходе его из садов. Как только показалась стрелковая цепь 2-й и 3-й рот ширванского полка, под начальством майора Ловенецкого, неприятель перешел в наступление. Стрелки остановились на опушке садов и открыли частый огонь; не приятель отхлынул назад, а вскоре вышли из садов на открытое место остальные части отряда. Частый огонь пехоты и артиллерии, открытый с близких дистанций по конным массам неприятеля, заставил хивинцев очистить равнину. Колонна продолжала движение и остановилась на привале у кладбища Удод. В отдыхе для войск была настоятельная необходимость; люди были сильно утомлены движением по пересеченной местности и, кроме того, нужно было дать подтянуться Обозу, который хотя и двигался по дороге, но вследствие узости ее, беспрестанных переправ через арыки, шел медленно и очень растянулся. Одновременно с нападением на боевые части отряда, неприятель тревожил и обоз. В этот день атаки на обоз были особенно часты и ведены неприятелем энергично, под покровительством местности, благоприятствовавшей этого рода действиям. Хотя неприятелю и удалось одержать несколько частных успехов и захватить даже трофеи, но, вообще, он понес поражение, не смотря на то, что поспевать прикрывавшим обоз войскам на атакованные пункты было весьма затруднительно. Нужно отдать справедливость деятельности и неутомимости войск, прикрывавших обоз: им приходилось по несколько раз проходить одно и [280] то же пространство — для отражения возобновлявшихся нападений неприятеля, поддерживать порядок в обозе и помогать верблюдам и повозкам при преодолевании различных препятствий. «Считаю долгом заявить, доносил Скобелев, о при мерном во всех отношениях поведении гребенских казаков лихости и находчивости которых мы обязаны, что неприятелю не удалось произвести в обозе большого беспорядка. Оренбургские казаки также не отстали от своих кавказских товарищей». Потери наши 22 мая заключались: убитыми 6 и ранеными 3 нижних чина и выбывшими из строя 6 лошадей; кроме того изрублено неприятелем несколько арбакешей из местных жителей, нанятых для перевозки продовольствия мангишлакского отряда, и отбито: три арбы с провиантом и два верблюда с вьюками. Из числа потерянных вьюков один принадлежал инженерному парку и часть этого вьюка состояла из ящика с мостовыми болтами, ключами, гвоздями инструментами плотничьими и частью кузнечными; словом, с самыми необходимыми вещами при сборки моста. Потеря эта была тем более чувствительна, что не дальше как на другой день встретилась надобность в упомянутых вещах при наводке моста через Клыч-нияз-бай. Артиллерийская часть отряда в этом случае оказала большую услугу, изготовив своими средствами, в ночь с 22 на 23 мая, 12 семивершковых болтов с гайками, для свинчивания козел с перекладинами. Отряд остановился на ночлег у селения Янги-яб, сделав в этот день только 16 верст. Не смотря на такой маленький переход, войска могли дойти до ночлега едва в 4 часа пополудни, а обоз подтянулся только к ночи. Потери неприятеля 22 мая должны были быть, сравнительно с нашими, весьма велики, судя по тому, что в этот день ему часто приходилось попадать под огонь пехоты, в особенности при нападениях на обоз, где стрельба производилась почти в упор. Много неприятельских трупов осталось разбросанными на равнине перед Янги-ябом, в садах и по арыкам. Число сражавшихся в этот день неприятельских войск определить также нет возможности, хотя по сведениям, полученным от жителей, силы хивинцев простирались будто бы до 10 тысяч человек; цифра эта во всяком случае, весьма гадательна и, по всему вероятию, выражала желание хивинцев выставить против нас такую массу. [281] По той энергии, которую неприятель обнаружил 22 мая, можно было заключить, что хивинцы предполагали дать войскам под Янги-ябом решительный отпор, так как по-видимому они все еще не падали духом, верили в свои силы надеялись выставив против русских многочисленное скопище, заградить им путь. На случай же, если войска их не сдержат отряд, то у них была попытка вступить в мирные переговоры и во всяком случае постараться сколько ни будь выиграть время. В случае неудачи, следовавший при хивинских войсках ханский посланец с письмом от него должен был ехать в лагерь соединенного отряда и вручить начальнику его это послание. Действительно, как только войска стали располагаться на ночлег, на аванпосты явился с небольшой свитой какой то важный хивинец и просил о допуске его к генералу Веревкину, которому он имел передать ханское письмо. В письме этом выражалось прежде всего удивление хана о при чинах вторжения русских в его владения, так как никаких предлогов для враждебных действий, по его мнению, не существовало. Он никак не мог понять, чтобы 5 или 10 русских, бывших в Хиве и живших там по дружбе, безобидно, и к тому же отпущенных на родину, могли послужить предлогом для войны. Затем хан, уведомляя о том, что он вступил в сношения с Кауфманом, просил Веревкина остановить дальнейшее движение на три дня и выяснить условия для заключения мира, подобно тому, как сделал туркестанский генерал-губернатор, остановившийся в Таш-Саки и обязавшийся пробыть там три дня в ожидании исхода переговоров ²²⁹. Веревкин отвечал посланному, что, не будучи уполномочен вести переговоры, он остановить войска без приказания генерала Кауфмана не считает себя в праве. [282] Вследствие полученных в этот день слухов о том что туркестанский отряд занял уже несколько дней назад Хазарасп и двигается к Хиве, Веревкин решился изменить первоначально предположенное направление движения на Новый Ургенч и двинуться, для соединения с Кауфманом, прямо на Хиву, через города Кят и Кош-купыр, рассчитывая при быть туда одновременно с войсками туркестанскими. К этому решению склоняли генерала Веревкина: 1) отступление самого неприятеля в направлении к Хиве и 2) удобство для движения войск по прямой дороге, как менее пересеченной, сравнительно с кружным путем через Новый Ургенч. Здесь необходимо заметить, что слух о занятии туркестанским отрядом Хазараспа прямо противоречил тому, что говорилось в предписании Кауфмана Маркозову от14 мая, с урочища Мишекли (второй переход туркестанского отряда от Уч-чучака по Аму-дарье), доставленном в оренбургско-мангишлакский отряд 22 же мая и вскрытом Веревкиным. Из этой бумаги было ясно видно, что туркестанский отряд 17 Мая должен был дойти до Шурахана, откуда тотчас же занять переправу против Ханки и там остановиться, как для устройства самой переправы через реку, так и для получения извещений из отрядов оренбургского, красноводского и с эскадры Аральской флотилии. Из этого же предписания видно было, что Кауфман не получил ни одного из донесений, отправленных к нему Веревкиным, и что он не имел никаких сведений об отрядах оренбургском и мангишлакском, а также об Аральской флотилии. 23 мая соединенные отряды кавказских и оренбургских войск продолжали движение, выступив с ночлега в 6 часов утра. Неприятель, показавшийся перед войсками, имел только наблюдательную цель: с приближением войск он немедленно и быстро удалялся, портя за собой переправы через арыки Но испорченные наскоро мосты через неширокие арыки так быстро исправлялись конной казачьей командой, под руководством подпоручика Саранчова, что отряд двигался без замедления и к 9 часам утра подошел к большому каналу Клыч-Нияз-бай, верстах в восьми от ночлега. Мост на сваях через этот канал был сожжен отступавшим неприятелем. Ширина канала Клыч-Нияз-бай [283] 27 сажен, а глубина свыше 4 фут; течение очень быстрое. При таких условиях переправа в брод становилась невозможною. Навести мост из материалов, имевшихся в инженерном парке, также было нельзя, так как все мостовые принадлежности, возившиеся при отряде, рассчитаны были для моста не длиннее 15 сажень. Таким образом движение войск по неволе должно было быть приостановлено и отряд вынужден был приступить к устройству моста из материалов. имевшихся под рукой. Здесь не лишним будет представить описание постройки большого моста, чтобы показать: с какими затруднениями сопряжены были мостовые работы для войск, не имевших при себе понтонных средств, и как могли бы задержать движение отряда хивинцы, если бы они уничтожали за собою, при отступлении, все мосты через большие и малые арыки. От моста, сожженного неприятелем, остались только обгорелые сваи, которыми нельзя было воспользоваться для прикрепления частей нового моста, потому что по расстояниям между сваями требовался слишком длинный и толстый лес, который невозможно было найти в ближайших окрестностях. Вследствие этого для постройки моста избрано было другое место, где глубина была ровнее и скорость течения значительно менее, нежели у свай, и следовательно допускала употребление козел при условии незначительной забивки их в грунт. В 11 часов дня прибыл инженерный парк и, немедленно же, 50 человек с 35 топорами были отправлены в лес для рубки деревьев. В то же время 30 человек с 15 топорами, которые собрали в частях войск, посланы были, под присмотром сапера, для рубки хвороста. Десять плотников, два саперных Унтер-офицера, четыре сапера и 20 человек саперной команды 1-го оренбургского линейного батальона, под надзором подпоручика Маслова, занимались сборкой и установкой козел, в ожидании присылки из леса материала, годного на верхнее строение моста. Однако, не смотря на продолжительные розыски, в ближайшем лесу нельзя было найти деревьев, требуемых размеров ²³⁰ и по необходимости нужно было довольствоваться мелким кривым лесом, толщина которого не превышала [284] 1 1/2 — 3 1/2 дюймов; кроме того, весь материал был заготовлен из тополя и вербы, отличающихся дурными строительными качествами., но представлявших единственные породы деревьев росших вблизи расположения отряда. Только очень немного годного лесного материала дали соседние небольшие сакли жителей, которые были разобраны для мостового сооружения. Это обстоятельство заставило увеличить число козел, расставляя их на одну сажень, с небольшим расстоянием между серединами перекладин, делая перекладины двойными и укладывая по 10 и более переводин в каждом пролете. Всего для устройства моста потребовалось 22 козел: из них три были в инженерном парке, а 19 связаны вновь из подручного леса. Число переводин в пролете изменялось от 7 до 10 и даже до 12, смотря по длине и толщине жердей большею части имевших от 2 до 3 дюймов в диаметр. Настилка была сделана из досок, из целых воротных полотнищ, снятых в разобранных саклях, и из фашин и хворосту с земляною присыпкою. При всех неблагоприятных условиях, работа, однако, быстро подвигалась вперед, благодаря распорядительности капитана Красовского и его деятельных помощников, подпоручиков Маслова и Саранчова, так что весь мост окончательно был устроен к часу ночи. Но в три часа вода стала в канале прибывать и усилившимся течением подмыло один козел, поставленный на отмели, отчего мостовая настилка с одной стороны опустилась в воду. В 4 часа утра 24 мая мост был исправлен, а в 5 часов началась переправа. Капитан Красовский, имея в виду непрочность моста, собранного и установленного при таких невыгодных условиях, просил перевезти экипажи и артиллерию на людах, но эта просьба почему то не была принята во внимание. Первым пошло стальное 4-х фунтовое орудие мангишлакского отряда, и хотя спуск был разработан полого, но лошади, несдержанные ездовыми, рысью въехали на мост. Орудие благополучно миновав первую половину моста с досчатой настилкой, а также большую часть фашинной настилки, обломило одну перекладину в том месте, где мостовое полотно, вследствие подмыва козел, образовало ложбину. Орудие с помощью людей было вывезено без повреждения. Однако этот случай помешал успеху переправы: во первых, потребовалось около [285] получаса времени на исправление поломки, а во вторых, все таки нужно было обратиться к перевозке артиллерии и экипажей на людях, но уже с большею потерею времени и труда, так как настилка, раз приняв наклонное положение, обусловившее неправильное распределение тяжести, чаще расстраивалась и чаще требовала исправления. В то время, как войска и колесный обоз переправлялись по мосту, хивинские арбы, везшие довольствие мангишлакского отряда, пошли прямо в брод, а за ними последовали и верблюды с тяжестями. К 9 часам утра на противоположном берегу сосредоточились все войска, весь колесный обоз и почти весь верблюжий транспорт, за исключением только артиллерийского и инженерного парков. Артиллерийский парк, во избежание подмочки огнестрельных припасов, не решились пустить в брод на верблюдах, а решено было тяжести этого парка перенести на людях по мосту. Инженерный же парк должен был ожидать окончания переправы и собрать имущество, входившее в состав моста. Так как развьючка, переноска и навьючка 800 артиллерийских ящиков требовала иного времени, то переправившийся отряд двинут был далее; для прикрытия же моста и не переправленных еще тяжестей оставлены были две роты пехоты и одна сотня казаков. Еще 23 мая, как только отряд расположился у Клыч-Нияза, полковник Леонтьев, с 4 сотнями казаков (1 и 2-ю уральскими, 4-ю дагестанскою и 4-ю кизляро-гребенскою), был направлен в брод через канал, для очистки от неприятеля леса, находившегося на противоположном берегу, из которого раздавались фальконетные выстрелы по войскам, а также для занятия большого моста на реке Алдач, верстах в 6 от Клыч-Нияз-бая. Переправившись через канал. Леонтьев на рысях двинулся к лесу, занятому хивинцами, вторые, завидев войска, тотчас же стали быстро отступать. Казаки настойчиво преследовали неприятельских всадников, чтобы не дать им уничтожить гать и мост, находившиеся на Речке Алдач; благодаря этому, переправа через речку досталась нам неиспорченною. Заняв ее, полковник Леонтьев направил разъезды по дорогам, которые шли от места переправы на Хиву и на Шах-абат. Вскоре начальник одного из этих разъездов, поручик граф Шувалов, вернулся и донес Леонтьеву, что [286] в направлении к Шах-абату видно большое скопище людей и что по сведениям, добытым от персиян, неприятель засел в ближайших кишлаках; при этом граф Шувалов представил много разного оружия, найденного в одном из домов, осмотренных разъездом. Полковник Леонтьев для разъяснения дела, послал сильный разъезд из сборной сотни, составленной по 50 человек от уральских и кавказских сотен. Разъезд, подойдя к кишлаку, близ которого было замечено скопище неприятелей, был встречен жителями с изъявлением полной покорности. Не доверяя, однако, жителям разъезд подробно осмотрел кишлак и в одном из запертых домов, в конюшнях его и на дворе, нашел 200 оседланных и потных лошадей, некоторые из них были ранены, и много ружей, большинство двустволок. Все это было забрано разъездом. Оружие и лошади принадлежали, по показаниям жителей, туркменам, которые будто бы спрятались в этом доме, но, с приближением русских, боясь быть замеченными, спаслись из здания пешком. Очень немудрено, что орудие и лошади принадлежали самим же жителям, которые встречали наш разъезд с покорностью, и были ими припасены вблизи отряда, что бы иметь возможность воспользоваться какою либо его оплошностью. Как бы то ни было, но прямых улик в том, что люди, встречавшие разъезд, принадлежали к числу воинов хана, не оказалось, да и разбирать это не имелось времени, и потому разъезд, забрав добычу и осмотрев тщательно все соседние кишлаки, возвратился к месту расположения отряда полковника Леонтьева. Главные силы, переправившись через Клыч-Нияз-бай, двинулись к городу Кяту, куда вперед от отряда был направлен авангард под начальством Скобелева, с двумя сотнями, для занятия моста через канал Ярмыш, что и было с успехом исполнено. Скобелев явился к мосту в то время, когда неприятель собирался уже ломать его. Вслед за авангардом, нетревожимый никем, спокойно подвигался отряд, не встречая никаких затруднений при переправах через небольшие арыки, попадавшиеся на пути, мосты через которые и даже самая дорога были исправлены жителями ближайших кишлаков, депутации от которых являлись в отряд. Главные силы, пройдя от Клыч-Нияз-бая 12 верст, остановились для ночлега у города Кят, переправившись через [287] канал Ярмыш. Авангард же был продвинут далее, к переправе через канал Кят-купыр, верстах в 6 от города Кята. Подойдя к мосту на этом арыке Скобелев нашел мост уже испорченным: бревенчатая настилка была разобрана. Расположив отряд на ночлег, Скобелев сейчас же распорядился заготовлением необходимых материалов для исправления поврежденной части моста. Казаки дружно принялись за работу и всю ночь неутомимо таскали на себе и на своих лошадях бревна, фашинник и землю, а затем приступили и к поправке моста. Когда главные силы подошли к авангарду, утром 25 мая, то мост уже был вполне готов и выдержал переправу отряда. Пока совершалось передвижение главных сил к Кяту, тяжести, оставшиеся на канале Клыч-Нияз-бае, продолжали переправляться при помощи людей. Но работа эта, не смотря на все усердие носильщиков, шла медленно, так что к 4 часам пополудни было переправлено только 3/4 всего груза. Капитан Красовский, распоряжавшийся переправой, видя, что до наступления темноты остается немного времени, предложил, для ускорения переправы, перевезти остальные артиллерийские тяжести на верблюдах, пустив этих последних в брод, изменив только способ вьючки ящиков, для предохранения их от подмочки. Действительно, когда ящики, вьючившиеся стоймя на особых лесенках, прицепили логом, то на самом глубоком месте канала верблюды прошли не подмочив вьюка; для предупреждения же падения верблюдов, к каждому назначено было четыре человека, которые помогали верблюду спуститься в воду, сопровождали его по воде и помогали ему выбраться на противоположный берег. Таким образом в полчаса были переправлены остальные 200 ящиков. В 5 часов 20 минут началась разборка моста и в 6 часов отряд, остававшийся у Клыч-Нияз-бая, со всеми тяжестями выступил к Кяту. Будучи вынужден, при наступлении темноты, часто во время пути останавливаться, чтобы дать подтянуться отстававшим верблюдам и арбам, отряд присоединился к главным силам только в 11 часов ночи. На стоянке у города Кята было получено письмо от Кауфмана, помеченное 21 мая. Из этого письма видно было, что Туркестанский отряд 16 числа начал переправу на левый берег Аму у Шейх-арыка. В то время, когда писалось это [288] письмо, большая половина отряда уже была переправлена и переправившиеся войска занимались формированием обоза арб, для дальнейшего похода к Хиве через Хазарасп. Таким образом слухи о занятии Хазараспа туркестанским отрядом не подтвердились. Веревкин, в ответ на это письмо уведомляя Кауфмана о положении дел в отряде и о последних действиях с неприятелем, прибавлял, что он продолжает движение на Хиву, в окрестностях которой остановится и будет ожидать дальнейших приказаний от главного начальника войск хивинской экспедиции. 25 мая главные силы выступили далее, пересекая беспрестанно арыки с весьма плохими мостиками, требовавшими исправления или просто даже насыпки перешейков в сухих канавах. Присоединившись на Кят-купыре к авангарду, начальник отряда приказал Скобелеву, по возможности скорее, направиться к городу Кош-купыру и постараться захватить переправы как на Шах-абате, так и на Казавате, при котором расположен Кош-купыр. Скобелев двинулся для исполнения возложенного на него поручения, торопясь захватить переправу, ибо, по слухам, неприятель занимал еще Кош-купыр, имея свои пикеты впереди города, и нужно было помешать ему при отступлении своем испортить мост. Не доходя до города верст трех, в песках, по которым пролегает дорога, сунженские казаки, бывшие впереди авангарда, под начальством сотника Старицкого, наткнулись на неприятельский пикет человек в 50. Стремительно атаковав его, сунженцы на плечах неприятеля помчались к городу, стараясь одновременно с ним подскакать к мосту. Скобелев, опасаясь, чтобы Старицкий не попался в засаду и желая поддержать увлекшихся наездников, приказал есаулу Афанасьеву со взводом сунженских казаков следовать в карьер за Старицким. Сам же Скобелев с остальными казаками продолжал движение рысью по дороге. Казаки ворвались в город и подскакали к мосту в то время, когда последний неприятельский всадник готовился зажечь его, но не успел в этом. Засев в сады на противоположном берегу, хивинцы встретили выстрелами подходивший дивизион. Поэтому приказано было командиру 3-й оренбургской сотни, есаулу Пискунову, с 50 спешенными казаками переправиться на тот берег и выбить неприятеля. Под [289] неприятельским огнем и по разломанному отчасти уже мосту перебежали казаки одно появление которых вблизи садов заставило неприятеля прекратить пальбу и поспешно очистить сады. К 4 часам пополудни подошли главные силы к Кош-купыру, в полуверсте от которого и остановились лагерем, сделав в этот день около 17 верст; люди и лошади были сильно утомлены переходом через бугристые пески Чукур-кум, пересекавшие путь отряда во второй половине перехода. Город Кош-купыр оказался пустым: жители оставили его по приказанию хана и перебрались все в Хиву, для защиты столицы. ²²³ Эта глава есть извлечение из труда полковника генеральная штаба Иванова: «описание действий оренбургского отряда в хивинскую экспедицию 1873 года». ²²⁴ Дача овса рассчитывалась по 3 гарнца. ²²⁵ Мехтер — сборщик податей, отсюда наше слово мытарь. ²²⁶ В действительности 18 мая туркестанский отряд начал переправляться чрез Аму у Шейх-арыка, и от Нового Ургенча был в расстоянии еще нескольких переходов. ²²⁷ 2-го оренб. лин. бат. кап. Кологривов. ²²⁸ 6-ю оренбургскою и сборною кавказскою. ²²⁹ Обычная уловка со стороны хана и очевидно совершенная выдумка. Никакой подобной остановки туркестанский генерал-губернатор не делал и никаких обязательств в этом роде никому и никогда не давал. Надо заметить, что 22 же мая и в туркестанский отряд, бывший тогда уже на левом берегу, по переправе через Аму, явился посланец от хана с письмом точно такого же содержания, как вышеприведенное. Кауфман оставил это послание хана без ответа и посланец поехал обратно в Хиву ни с чем. ²³⁰ Для перекладин 10 ф. длины 7 д. толщины; для переводин — 14 ф. длины, 4—5 д. толщины; для ног козел — 10 ф. длины, 2 1/2—3 1/3 д. толщины.