В борьбе за регулирование вод буйной Аму-Дарьи населению Хорезма особенно часто приходилось иметь дело с паводковыми прорывами реки. Для предупреждения и устранения таких катастроф обычно прибегали к сооружению плотин. Необходимость перекрывать каналы в зимний сезон обусловливала сооружение перемычек. Все эти работы требовали большой затраты труда и огромных количеств инертного материала, который мог бы противостоять размыву. В Хорезме камень для подобных работ используется редко, а широко применяются фашины, которые в Хорезме называются «навардами». Навард сооружается из хвороста и земли с дерном (чим — более дешевый и доступный материал) и в виде цилиндра длиной 6—8м, диаметром 1-1,5м, подкатывается к берегу канала и спускается в воду; за ним следует другой, третий и т. д. Спуск навардов производится одновременно с двух противоположных берегов канала, пока перемычка не замкнется. Иногда эту технику применяли для заграждения довольно значительных протоков реки и больших прорывов — и тогда наварды достигали грандиозных размеров, соответствовавших величине протока или прорыва.

Мунис-мираб и Баяни рассказывают о том, как хивинский хан Мухаммед Рахим отводил три протока Аму-Дарьи от района г. Кунграда, чтобы наказать непокорных аральдев. Закрыты были Чуманай, Чангли-Басу и Терс-Акар. В протоки спустили наварды. Длина наварда была до 60 гязов (66м), окружность около 20—30 гязов (32м). Все три протока были преграждены в течение восьми дней. Ширина прегражденного Чуманая была более 200м, а глубина около 10 м. Ширина Чангли-Басу — около 180 м, а глубина — около 11 м. Ширина Терс-Акара — 33м, глубина — около 6 м. Кроме плотин применялись еще и другие инженерные сооружения..

Почти по всей прибрежной низменной полосе, затопляемой водами Аму-Дарьи во время паводков, тянутся иногда в несколько рядов мощные дамбы — качи, сооруженные кропотливым трудом населения всего Хорезмского оазиса.

Качи сооружается из чистой земли, без употребления камыша, хвороста и других вспомогательных материалов, чем обеспечивается максимальная его плотность. Дамбы устраивались с некоторыми отступлениями от берега реки,. так как из-за неустойчивости грунта, берег постоянно подвергался эрозии. В настоящее время это наблюдается у береговой полосы против-Шайх-Аббаса (Шаббаза), где в течение последних 40 лет Аму- Дарья смыла шесть рядов дамб и население почти ежегодно сооружает новые и новые линии дамб, отступая все дальше от реки.

Прибрежные дамбы достигают довольно больших размеров; ширина основания дамбы обычно доходит до 20м при высоте в 2,5-3м. Ширина верхней плоскости дамбы не превышает 8-10 м. Дамбы сооружаются и по пониженным полосам вдоль паводковых каналов и по береговым линиям сбросовых озер, которые во время усиления паводковых вод разливаются и угрожают прилегающей культурной полосе. Сооружение и ремонт этих дамб издревле входили в обязанность всего населения оазиса. Ежегодно по окончании полевых работ преобладающая часть населения обязательно занималась ремонтом действующих дамб.

Во время летних паводков и зимних заторов нередко происходят катастрофические прорывы дамб, что чаще случается на левом берегу; при этом затопляются целые районы с многочисленными населенными пунктами. Например, в 1933 г. высокие воды прорвали линию дамб выше села Гурлен и вода хлынула в канал Клыч-Ниязбай, а оттуда попала в старое русло Дарьялыка. Прорыв произошел в 48 пунктах, и на срочное восстановление дамб ушло 2 700 000 рабочих дней.

Тяжелой повинностью для земледельцев Хорезма являлась ежегодная очистка каналов от илистых наносов. Казу — заиление каналов в Хорезме — явление неизбежное для всех участков оазиса. Плодородный амударьинский ил — прекрасное удобрение для полей и в то же время бедствие для ирригационной сети. Интенсивно отлагаясь, «арычные» наносы в течение одного вегетационного периода образуют в арыках Южного Хорезма слой мощностью до 0,60-0,80м. Из этого количества наносов 60% оседает в головной части магистрального канала, а остальные 40% — в хвостовой части распределительной сети. Средняя часть магистральных каналов, за исключением Пахта-Арна, не заиливается. Поэтому ежегодная очистка каналов (казу) от ила издавна разбивалась на две зоны: 1) сака казуви (очистка головной части) и 2) обхура казуви (очистка распределительной сети).

Сака (головной участок) канала принадлежит верховному правительству, организация чистки и содержание ее в сохранности входит в обязанности правительства. Все земледельческое население обязано нести определенную, узаконенную повинность по обслуживанию и поддержанию сака.

Работа по «обхура казуви» — повинность местного порядка, т. е. дело самих потребителей воды, пропускаемой через сака. Объемы работ по очистке этих участков каналов достигают грандиозных размеров. Только в одном Южном Хорезме из каналов ежегодно выбрасывалось около 7 млн. куб м наносов. По всему Хорезму на очистку каналов ежегодно требовалось до 1 млн. рабочих дней.

Казу производились два раза в год: весной и осенью. Работа по казу на больших каналах продолжалась н е больше двух недель, так как на нее пригоняли большое количество казучи (чистильщики канала).

Организация улу-казу (великих казу), ташкы-казу (внешнее казу) была обязанностью правительства. Производитель работ — сахибкар непременно один из важных сановников — назначался ханом по особой грамоте с санкции или рекомендации главного мираба.

Перед объявлением великих казу, видные сановники пускали в ход подкупы и интриги, соперничая друг с другом, чтобы заполучить должность сахибкара, так как казу для них была кампанией, на которой можно было хорошо нажиться. Сахибкар — производитель работ — имел большие полномочия и по своему усмотрению комплектовал аппарат должностных лиц. Отсюда уже возникала возможность брать взятки от многочисленных претендентов на новые административные должности. Однако злоупотребления не кончались на этом. Сахибкар начинал придумывать всевозможные затруднения для казучи. Самым лучшим способом вымогания денег считался вызов казучи из отдаленных районов. Например, для производства казу на канале Шахабад, или Палван-Яб, казучи созывались из каракалпаков дельты, или из Ходжейлинского района. Если кто-нибудь из казучи не был в состоянии явиться на место работы, с него взималось пять тилля (18 рублей по золотому курсу — па тогдашним ценам стоимость семи-восьми баранов).

Явиться же к сроку было не так просто. Правительство не занималось перевозкой казучи, и несчастные люди должны были сами оплачивать проезд на арбах, переправу на судах, запасаясь еще и продуктами на весь долгий путь.

Поэтому, когда в населенный пункт приезжал вестник (хабарчи) и объявлял о призыве на казу, все жители приходили в тревогу. Вестник же по заданию сахибкара начинал торговаться с местными властями о количестве откупающихся от повинности. Из 100 человек казучи разрешалось откупаться только восьми. С них собирали 40 тилля (144 рубля); откупная сумма трех казучи оставалась в пользу местных властей, все же остальные деньги поступали в пользу сахибкара. Вестник по положению имел право собрать в свою пользу по две теньги (30 коп.) с каждого казучи. Это называлось «афанак-пули».

Казучи по приезде на место работы обязан был заплатить чибикчи по одной теньге (15 коп.). Каждый казучи, не ограничиваясь обусловленной платой, старался дать ему побольше, чтобы отвести «чибик» подальше от своей спины. Потом шло дальнейшее обирание казучи: поборы на содержание кухни, обслуживающей администрацию, на фураж их коней, на сбор в пользу духовенства и т. д.

Наконец, по приказанию сахибкара, арканчи («люди с веревкой») начинали разбивать каналы на чеки (участки), каждый чек — от 25 до 40м — в зависимости от ширины и глубины участка. На каждый чек ставилось от 50 до 100 человек во главе с чибикчи. Мирабы определяли глубину выемки.

Вот тут-то после расстановки казучи по чекам и начинался настоящий торг с «выкупными». Откупная плата снижалась до трех тилля; есаулы (ханская полиция) и чибикчи, по указанию сахибкара, начинали уговаривать казучи откупиться; в случае отказа, намеченное лицо подвергалось всяким издевательствам. При этом число казучи становилось все меньше и меньше, а норма чека оставалась прежней; таким образом, вся тяжесть работы падала на беднейшую часть крестьянского населения, которой нечем было откупаться.

В назначенное время для начала казу приезжал сам хан. Ежегодно в марте месяце он лично выступал из столицы на казу больших каналов Палван-Яба, Газиабада, Шахабада. На казу второстепенных каналов, кроме сахибкара, посылался кто-нибудь из высокопоставлен- ных вельмож.

После большой церемонии с участием духовенства хан спускался в канал, ему подавали лопату и он делал вид, что собирается взять-первую лопату земли; однако, по старым обычаям, один из казучи перехватывал у него лопату и выбрасывал комочек грязи. За эту «услугу» он освобождался от казу. После этого начиналась работа.

Известно, что берега головного участка канала постоянно были загромождены рашами — насыпями от прошлых очисток канала; поэтому казучи приходилось выкидывать глину на высоту до 4-5м. Вся работа производилась вручную. Единственным орудием служила «капча» (буквально— ладонь, ладошка), т. е. маленькая лопата с длинной ручкой. Сахибкары и их администрация думали только о наживе; пытка и штраф были в полном ходу. Не было никаких методов поощрения за хорошую работу; не было также никакой заботы о землекопах ни со стороны верховного правительства, ни со стороны местных властей.

Хорезмские старики рассказывают, что в 1828 г. Аллакули-хан решил прорыть Ташсака («каменная») — новую голову большого канала Палван-Яб. Он пригнал на эти работы около 40 000 населения. Грунт был каменистый. Капчей и лопатой ничего нельзя было сделать, кирки и ломы имелись не у всех. Работа затянулась; бесчеловечные пытки перешли все пределы; казучи дошли до крайней степени изнурения и стали спасаться бегством в Бухару.

Казучи обратились к хану через посредство духовенства с ходатайством облегчить положение рабочих и выставили справедливые требования:

«…Ежегодный срок обязательной повинности (12 дней) истек давно. Грунт каменистый, а хан не заботится о том, чтобы снабдить землекопов необходимыми инструментами». Самое же главное заключается в том, что вода из вновь построенного канала по-прежнему будет достоянием чиновников, духовенства и нукеров. «Просим вас, высокопочтенные руководители мусульман, — говорилось в заключение, — добиться у нашего хана равенства в пользовании этой водой».

Духовенству и хану не понравились даже эти более чем умеренные претензии. Хан вызвал своего главного визиря Юсуф-михтера и велел воздвигнуть пять-шесть виселиц, на которых были повешены наиболее активные «бунтовщики». Так была построена знаменитая голова Пал-ван-Яба —Ташсака.

В Хорезме такие большие государственные мероприятия, как постройка нового канала, очистка голов каналов, сооружение больших береговых дамб (качи), постройка плотин на протоках, постройка крепостей и больших монументальных зданий, являлись обязательной трудовой повинностью населения (так называемый «бегар»). Бегар был установлен в количестве 12 дней в год на человека. Кем и когда была определена эта норма — неизвестно.

Работы местного характера, такие как обхура-казу, постройка дамб (качи) местного значения, срочный ремонт больших качи в бегар не входили; на них мобилизовывалось местное население только данного района.

Кроме двенадцатидневного бегара, в Хорезме существовала шестидневная, тоже обязательная повинность — «бала-казу» («бедственное казу»). Все эти повинности очень тяжело отражались на положении земледельцев. Поздней осенью и ранней весной казучи гоняли куда угодно по усмотрению правительства. Их собственные поля оставались без присмотра, хозяйство приходило в упадок.

4. Общественные работы и мирабство

В ирригационном хозяйстве Хорезма были установлены мелкие территориальные общины водопользователей, так называемые «джабди». Их размеры, однако, не были точно определены. Лишь при Мухаммед Рахим-хане I (1806—1825) установили размер джабди в десять танапов. В Южном Хорезме, где достаточно хорошо были разработаны нормы водопользования, вода, орошающая десять танапов земли, считалась за одно «су», а пользователи одного «су», как территориальная община водопользователей, назывались «джабди».

Независимо от количества хозяйств, каждая джабди имела своего начальника, которого называли «джабди-баши» (глава джабди). Джабди, как низшая и организованная единица водопользователей, была ответственна за организацию общественных работ перед верховной администрацией. О созыве на казу и на другие виды общественных работ извещался джабди-баши, который обязан был выделить от джабди одного рабочего. Если джабди объединял несколько малоземельных хозяйств, они договаривались между собой, снаряжали одного человека и отправляли на работу.

Если размер джабди (десять танапов) совпадал с размером владения одного лица, то в таком случае владелец сам выступал в качестве джабди-баши и вынужден был выделить одного рабочего за свой счет. Часто размеры земель баев, духовенства, чиновников и членов правящего дома в несколько раз превышали размеры джабди, однако, независимо от этого, их считали за один джабди и требовали от них только одного рабочего. На практике же такие хозяйства вообще освобождались от участия в общественных работах. Местные власти и верховная администрация общественных работ избегали брать от них рабочих, так как с ними приходилось обращаться несколько осторожнее, чем с беззащитными малоземельными членами джабди.

Институт джабди всегда носил сугубо формальный характер; выгадывали на нем только крупные землевладельцы, что же касается малоземельных членов джабди, их «гнали» на любой вид работ.

В ирригационном хозяйстве каждого из ябов часто в самый разгар вегетационного периода чувствовался острый недостаток в воде. На этой почве происходили серьезные столкновения между водопользователями верхних и низовых участков каналов. Очень часто чиновники и привилегированные лица заставляли мирабов закрыть воду другим водопользователям, пока не насытятся водою их земли. Местные ирригаторы и остальные жители Хорезма хорошо помнят, что в таких случаях простые земледельцы большой толпой являлись в столицу и жаловались хану на свои бедствия. Бывали случаи, когда они получали возможность восстановить справедливость и с разрешения хана собственными руками уничтожали преграды, закрывавшие воду. Часто возмущение достигало таких пределов, что мирабам приходилось спасаться бегством. Для быстрого регулирования и распределения воды, каждый яб сверху вниз разбивался на три или четыре участка: 1) баш (голова); 2) урта (середина) и 3) аяк (низ); на конце каждого участка в порядке очереди устраивалась фашинная или дощатая преграда, носящая название «бугут» или «тахта». Бугут обеспечивал быстрый подъем воды в ябе, следовательно, и быстрое насыщение водой полей вышележащего участка. Таким образом все земли, расположенные в районе командования данного яба, получали быстрое удовлетворение. Такая очередность снабжения водой называлась «асвак». Часто асвак распространялся на отдельные бадаки или на малые ябы, выходящие из большого яба.

Благодаря сложности и большой трудоемкости ирригационной системы Хорезма, институт мирабства всегда занимал видное и очень важное положение в Хивинском ханстве. Мирабы, как нам известно по источникам, входили в состав окружавшей хана правящей верхушки. Мы не располагаем историческими указаниями о положении мирабов в управлении делами при верховном правительстве для более ранних периодов. Однако то огромное значение, которое вопросы орошения занимали в народном хозяйстве, заставляет нас считать, что мирабы во все периоды истории Хорезма занимали не меньшее положение, чем при Абулгази-хане. П. П. Иванов утверждает, что должность мираба при верховном правительстве не имела “отношения к водной администрации”. Факты опровергают это положение; в хивинских хрониках XIX в. с начала до конца отмечается участие главных мирабов в регулировании важных ирригационных вопросов.

«Мухаммед Рахим-хан,— пишет Баяни, — направил Султан-мираба, Мунис-мира-баи Бек-Али-мираба в местность Тюйнюклю, для того, чтобы они установили состояние головы канала Хей-ваник (Палван-Яб) с точки зрения необходимости ее чистки».

В 1809 г. при сооружении плотин на протоках Чуманай и Чанглы-Басу строителями распоряжаются Мунис-мираб и Кара-бахадур-мираб. В сочинениях Муниса и Агехи всюду встречаются указания на их участие в восстановлении дамб на месте прорывов, в проведении казу и т. д… «В понедельник мы закончили работы по приведению в порядок головы канала (Палван-Яб) вплоть до Кулум Ходжи, где имеется сброс из Хейваника в Гази- Абад».

Легко убедиться в том, что Мунис-мираб и Агехи-мираб – авторы политических хроник — были специалистами по ирригации, так как там нет ни одного события, описывая которые эти два мираба не упомянули бы о каналах, об их строителях, об изменениях течения реки и ее протоков с полным знанием дела.

Мы вполне согласны с тем, что эти главные мирабы по своей деятельности совершенно отличались от обычных мирабов, которые, вкупе с местной администрацией, отвечали за прорыв дамб, за проведение своевременной очистки местной оросительной сети и были непосредственно связаны с распределением воды на местах.

Автору настоящих строк приходилось иметь специальные беседы со старыми водными специалистами. По их утверждению «мирабы хана» занимались только проектировкой постройки и реконструкции каналов, руководили их «нивелировкой», приезжали для консультации во время «великих казу» и на места больших прорывов. Они хорошо владели «наукой фариаз (математическими расчетами.-Я. Г.) и все строили на бумаге».

К сожалению, до нас не дошли те «нивелировки на бумаге», о которых рассказывают очевидцы. По описаниям, они представляли собой длинный свиток с пометками стран света, с множеством цифр. Из рассказов ряда лиц, в том числе вышеупомянутого Бабаджана Атабаева, выясняется, что прежние мирабы вели нивелировку каналов по уровню грунтовых вод. По объяснению группы опытных водных специалистов из Куня-Ургенчского района, при нивелировке трассу проектируемого канала по всей ее длине разбивали на ряд квадратов площадью 40х40 кулачей. В каждом квадрате закладывали в шахматном порядке шурфы до грунтовых вод. Потом во время периодических летних паводков в шурфах отмечали изменения уровня грунтовых вод. Сами рассказчики этого не видели на месте, а лишь запомнили то, что было объяснено мирабом русскому инженеру, который лет 50—55 тому назад приезжал в Куня-Ургенч. Инженер через переводчика записал и вычертил все, что рассказал ему Ата-мираб.

Рытье ям в шахматном порядке на трассе канала было, повидимому, разведывательной работой перед его трассировкой. Математические расчеты трассировки были разработаны уже давно, как это устанавливается по трудам ал-Хорезми, однако ими владели только высокограмотные специалисты водного дела, прежде всего, верховные мирабы ханства.

Каждый магистральный канал был под надзором одного или двух верховных мирабов, которые непосредственно назначались ханом и подчинялись кушбеги или михтеру. Мирабы получали жалованье из казны. Местные мирабы обслуживали бассейны отдельных распределительных каналов. Их работа была довольно сложной. Если канал орошал только одно селение, мираб назначался из этого же селения по рекомендации местных властей и мираба магистрального канала. В случае, если на данном канале было несколько селений и на нем сидело несколько родов, должность мираба являлась объектом постоянного раздора между ними. Дело каждый раз доходило до канцелярии михтерэ.

Распределение воды всегда вызывало споры, так как мирабы редко бывали справедливы. Ханская канцелярия решала эти споры в зависимости от размера взяток, поступающих от тяжущихся сторон.

Местные мирабы не получали жалования из казны, их довольствие по старинному обычаю обеспечивалось самими водопользователями. Мираб во время сбора урожая имел право получить от земледельца причитающуюся ему долю. Эта доля называлась «мирабона»; она не была определена никаким законом и давалась по усмотрению самого хозяина. Однако по старому обычаю все же выработалась норма «мирабоны», которой в ос- новном и придерживались. По правилам, мирабу не положено было спорить с хозяином о размере даваемого довольствия. Да такие споры и не возникали, так как всякий старался угодить мирабу. Если мираб-своевременно сам не являлся за «мирабоной», то «мирабону» обязательно привозили к нему на дом. По общераспространенному убеждению, неуплата «мирабоны» призывала несчастье на голову земледельца.

Население, однако, глубоко ненавидело этих мирабов за их несправедливость, взяточничество и вымогательство. По существовавшим законоположениям, всякое уклонение от приказания мираба или медлительность при его исполнении приводили к суровым наказаниям. Виновного избивали до потери сознания и насильно распродавали его рабочий скот под предлогом необходимости найма рабочих за его счет и т. д. От этого главным образом страдала беззащитная беднота. Мирабы делали незаконные поборы во время сооружения или ремонта дамб (качи); издеваясь над строителями, избивая их за малейшую медлительность, нарочито затягивая работы, они добивались того, что строители соглашались на выкуп.

Среди населения Хорезма широко распространены были приметы и поговорки, характеризовавшие его отношение к мирабам: «На раше (на береговой насыпи) нельзя совершать молитву, так как там проходил мираб, и место осквернено его ногами».

Не рекомендовалось покупать имущество мираба, так как это приносит несчастье. Если же кто-нибудь жаловался на злобу и вымогательство какого-либо чиновника, то ему в ответ говорили: «Значит ты еще не попадался в руки мираба!». Эти приметы и поговорки — яркое свидетельство обид и притеснений, которые безнаказанно чинили мирабы, вызывая законное негодование и презрение трудящихся масс Хорезма.

Литература:

• 1. А. В. Збруева, Древние культурные связи Средней Азии и Приуралья, ВДИ.1946.
• 2. А. Н. Б е р н ш т а м, Проблема истории Восточного Туркестана, ВДИ, 1947, № 2.
• 3. R. Pumpelty, Exploration in Turkestan, Expedition of 1904, VI, Washington, 1908 А. И. Т е р е н о ж к и н, Памятники материальной культуры на Ташкентском канале, Известия УзФАН СССР, 1940, № 9.
• 4. Б. А. Латынин, Работа в районе проектируемой электростанции на р. Нарыне в Фергане, Известия ГАИМК, вып. НО, Л., 1935.
• 5. Д.Д.Букинич, История первобытного орошаемого земледелия в Закаспий ской области в связи с вопросом о происхождении земледелия и скотоводства, ж. «Хлопковое дело», 1924, № 3—4, стр. ПО.
• 6. Б. А. Латынин, Работа в районе проектируемой электростанции Нарыне в Фергане, Известия ГАИМК, вып. ПО, Л., 1935
• 7. Б. К. Лодыгин, Ирригация Индии, 1924, стр. 17.
• 8. Я. Г. Гулямов, К истории возникновения ирригации в низовьях Аму-Дарьи по археологическим данным, Сборник материалов научной сессии АН УзССР, Ташкент, 1947.
• 9. В. В. Струве, История Древнего Востока, 1941, стр. 49 и 56, а также В. А^ Авдиев, История древнего Востока, 1948, стр. 39.
• 10. В. В. Ци н з ер л ин г. Указ, соч., стр. 111—112.
• 11. Бируни, Указ, соч., ВДИ, 1941, №1, стр. 193.
• 12. М.Н. Ермолаев, Современное орошение и хлопководство Египта, СПб.,1910, стр. 101;
• 13. Г. В. Григорьев, К вопросу о центрах происхождения культурных растений, Известия ГАИМК, т. XIII, вып. 9, 1932.
• 14. В. А. Авдиев, История древнего Востока, М., 1948, стр. 39.
• 15. С.Ф. Островский, Ирригационная система Индии, СПб., 1907, стр.15, 41.
• 16. М. Н. Ермолаев, Современное орошение и хлопководство в Египте, СПб 1910, гл. IX.
• 17. Абулгази, изд. Демейона, стр. 233.
• 18. Бабур, Бабур-наме, Казань, 1856, стр. 355.
• 19. Лурье, и др., Очерки по истории техники древнего Востока, М., 1940.стр. 22.28
• 20. В. В. Б а р т о л ь д, К истории, орошения Туркестана, стр. 54—55.
• 21. Баяни, Шаджара-и Хорезмшахи.

Печатается по книге:

Гулямов Я.Г. История орошения Хорезма с древнейших времен до наших дней. Ташкент, 1957.