С.Г.Павлюк.

17.09.03

Утро в пустыне — Кунград — Испорченный телефон — Пригородные узбекские автобусы — Доллар как экзотика — Город-труп Муйнак — Мертвое Аральское море — Кладбище кораблей — Попытки покинуть Узбекистан

Проснулись на рассвете. Холодно. В лучах восходящего солнца земля кажется покрытой слоем инея. Но это всего лишь соль. До Кунграда осталось не так уж и далеко. Рассвет окрашивает небо в сиреневые тона, под цвет придорожных кустов, которые словно облиты фиолетовым разбрызгивателем. На глинистых засоленных почвах царит осока, но есть и распаханные участки — неужели тут еще что-то и растет?

В начале восьмого вдали замаячили глиняные домики Кунграда. На развилке дорог, отмеченной брошенной будкой ГАИ, прощаемся. Водителю еще предстоит путь до Устюрта (в ту строну еще 60 км асфальта — потом разбитая грунтовка). Наш путь лежит на север, на Муйнак — некогда главный аральский порт Узбекской ССР, ныне умирающий поселок у высохшего моря. Но в Кунград зайти не мешает: рюкзаки оставить, про поезд в Казахстан узнать, да и домой позвонить.

«Ока» с парой подростков, больше всего на свете любящих нажимать на клаксон, подбросила до почты. В пустом здании сего учреждения мы нашли только его директора, который, как и все, стал расспрашивать о путешествии. «Путешествуете автостопом?», — спросил директор. Я удивился, до этого момента узбекский народ (как и казахский) не обнаруживал знания слова «автостоп». Хитч-хайкинг они обозначали термином «пешком» (произноситься «пищьком»). «По вам это видно», — объяснил образованный директор, — «Я недавно в самаркандской газете читал о наших, узбекских автостопщиках. Тоже путешествуют по стране, но они еще только учатся». Думаю, что идеолог автостопа А.Кротов был бы рад подобному отнесению хитч-хайкинга в ранг наук.

Директор почты любезно позволил мне поговорить с Москвой со своего личного телефона. В обычном же порядке минута с Москвой стоит 800 сум, при условии минимальной оплаты за три минуты. Перебросился парой фраз с домом, успокоив, что у меня все в порядке, я жив, но говорить не могу, т.к. звоню с чужого аппарата. В итоге, несколько раз переданные из уст в уста, мои слова несколько изменились и до моих друзей дошли в следующем виде: «Я жив, но мне надо бежать». Так это было первое сообщение от меня за две недели, то возникли предположения, что я нахожусь в плену где-то в Средней Азии, откуда мне необходимо сбежать, дабы сохранить собственную жизнь.

Следующим пунктом нашей культурной программы в небольшом городке под названием Кунград был ж.д. вокзал. Ежедневный поезд-элекричка до казахского города Бейнеу отправлялся в 8:45 и еще стоял на платформе, билет стоит 4000 сум. Кроме того, по субботам через Кунград проходил поезд Адинжал — Саратов, а в понедельник и четверг — печально знаменитый «поезд смерти» Душанбе — Астрахань. На оба этих поезда билеты не продаются. Камера хранения — 250 сум за оба рюкзака.

Все те же ребята показывают дорогу на автовокзал. Автобус на Муйнак уходит в 10:00, т.е. ч/з 45 минут. Идет полтора часа, стоит 500 сум. Не хочется выбираться на трассу (причем, совершенно точно, крайне глухую), поэтому загружаемся внутрь. Завтракаем остатками припасов, а нас, тем временем, заботливо обкладывают ящиками с помидорами и перцем.

К десяти часам небольшой ПАЗик заполнился доверху. За следующие полчаса он принял еще столько же народа и ящиков с продуктами. Впрочем, все умудрились не только разместиться, но и грызть семечки, покрывая ими пол автобуса.

Выезжаем из жиденького ряда одноэтажных мазанок, прилепившихся к железной дороге и именуемых Кунградом, проезжаем каменную мечеть на окраине города и углубляемся в глинисто-солончаковую пустошь, поросшую бледно-зеленым саксаулом и все тем же фиолетовым кустарником. Пришло время платить. Как обычно, беда с узбекскими сумами, поэтому я отдаю однодолларовую купюру (вообще очень удобно в путешествии иметь много однодолларовых купюр). Зеленая бумажка с портретом Джорджа, но не Буша, вызывает ажиотаж в автобусе. Многие берут посмотреть, почтительно вертят в руках. Для них это не меньшая экзотика, нежели для нас их колоритные разноцветные костюмы.

Муйнак — выжженная солнцем деревня. Глиняная пыль овевает ноги. Во дворах, за сплетенным из веток или глиняным забором помимо самого дома стоят еще и юрты. В меру экзотично, но в целом печально. Край света. Жизнь ушла из этих мест, но агония еще продолжается. Запыленные плакаты приветствуют тебя в плодородном Каракалпакстане — все это выглядит как издевательство. Дети гоняют по улицам пластиковые бутылке на проволоке. Редкие торговцы сидят в тени заборов, предлагая семечки да пяток дынь.

Автовокзал, как всегда, пуст. В Узбекистане вообще, похоже, нет государственных автобусов — одни частники. Так что автовокзал — лишнее здание, еще один отмерший организм, чей скелет до сих пор засоряет пейзаж. Но в Муйнаке это, как раз, нормально. Сам Муйнак — живой труп.

Углубляясь в город, с удивлением обнаруживаешь добрый десяток каменных школ, извергающие из своих недр сотни подростков и юношей. Вся эта толпа, зажав в руке по тетрадке, идет навстречу. Явно идут на автовокзал — видимо здесь учится население всех окрестных кишлаков. В воздухе переливается «Хеллоу». Словно ты на Ближнем Востоке.

Массивное и просторное здание администрации напоминает о тех временах, когда город имел промышленное значение. Когда-то здесь находился самый большой в Средней Азии рыбоконсервный комбинат, квартировалась аральская рыболовецкая флотилия, а рядом был даже ондатровый промхоз, где помимо ондатр разводили норок, голубых песцов, нутрий. Все это ушло в песок, вслед за водой Аральского моря. Но повсюду остались следы былого: запыленные плакаты, каменные школы, здание администрации, около которой на постаменте стоит корабль.

Мне доводилось бывать в городах и даже деревнях, бывших когда-то чем-то большим, но потерявшим свое значение. Например, село Колывань на юге Алтайского края было когда-то центром губернии с полудюжиной церквей и синагогой. Ныне это небольшая деревенька на склоне холма фактически с одной улицей, по которой прыгают козы. Однако название этой улицы — Парижская, дает понять, что ей есть что вспомнить. Пройдет время и от прошлого Муйнака тоже останутся разве что названия улиц, да несуразно большое здание администрации, но пока следы прошлого еще не занесены песком и продолжают привлекать иностранных бэкпэкеров и отечественных географов.

Пройдя почти весь город, сворачиваем на англоязычный указатель «кладбище кораблей», поставленный специально для любопытных адептов Lonely Planet, и углубляемся в пустыню. Пустыня, вроде, обычная: песок, колючки, фиолетовые кустарники, солончаковый иней. Но мелкие ракушки, усыпавшие песок, не дают повода сомневаться — здесь была вода. Пустыня также очень захламлена всяким антропогенным мусором — видимо остатками речного порта. Забравшись на какое-то проржавевшее сооружение, видим мачты кораблей. Вот она, Аральская речная флотилия.

Я, честно говоря, не думал, что ряд брошенных посреди пустыни кораблей будет чем-то потрясающим. Необычным — да. Но ванна из коммунальной квартиры, стоящая в одной из пещер подмосковных Сиян (катакомбы под Домодедово, если кто не знает) — это тоже необычно. Однако, должен признаться, зрелище муйнакского корабельного кладбища меня потрясло. Чем-то напоминает компьютерную игру Fallout, где, путешествуя по пустыне пост-ядерной Калифорнии, герой наталкивается на скелет гигантского кита. В Муйнаке зрелище ржавеющего флота посреди пустыни выглядит не менее сюрреалистично. Сам собой вспоминается стишок про подводную лодку в степях Украины.

Особенно хорош корабль «Каракалпакия», взвивший нос над песками — лучшей аллегории для одноименной республики трудно представить. На него можно залезть и аккуратно побродить внутри, стараясь не наступить на проржавевшие до дыр участки.

На территории морепустыни есть много чего интересного: ржавые корабли и баржи, краны, портовые сооружения. И все это посреди песка, солончаков, бледно-зеленых колючек и фиолетовых кустов.

Неожиданно за холмом находим довольно обширное озеро с пресной водой. Местные говорят, что появилось оно относительно недавно — видимо этот водоем и избавил Муйнак от участи города-призрака. Забавно, но даже здесь есть брошенные, полузатонувшие корабли.

Возвратившись в город, мы мечтали лишь о воде и прохладе. Долго не могли найти желаемое: глиняные заборы почти не давали тени, а местный продуктовый вызвал в памяти 1992 год (ассортимент из крупы, шампуня, подсолнечного масла и семечек).

Покинуть Муйнак не просто — шоссе пустое, а последний автобус ушел в 15:00. Вышли за город к посту ДПС. Гаишник по обыкновению этих мест отдает честь и здоровается за руку. В ожидании машины пригласил к себе в будку. Сначала рассказал о себе (учился в Орехово-Зуево), а потом о своих родных местах. Вода стала уходить отсюда с 1975 года, до этого город был на полуострове, вода плескалась в полусотни метров от данной будки. Однако черные времена для Муйнака позади — появилось пресное озеро, проблема воды решена. До нынешнего Аральского моря (которое, вопреки расхожему мифу, не высохло полностью) от Муйнака порядка 150-200 км. Поселков на этом пути и на побережье нет, только гидрологические посты.

Через пять минут разговор прерывается появлением фуры. Гаишник стопит ее и подсаживает нас. КАМАЗ везет конденсат в Кунград. В кабине двое, но на переоборудованной лежачей полке поместятся еще как минимум четверо. Несмотря на то, что ехали с тремя остановками, нас никто так и не обогнал. Водилы сказали, что нам повезло — кроме них фур сегодня уже не будет.

Вернулись в Кунград, перед въездом в который чуть не врезались в стадо верблюдов. Сидим на вокзале, думаем как ехать дальше. На поезд Душанбе-Астрахань, по словам дежурного по вокзалу, проводники подсаживают до Астрахани за 50 долларов. До Атырау не берут вовсе. Утренняя электричка до Бейнеу идет неторопливо — 12 часов. Заранее представляю себе число пассажиров в вагоне.

Решаем идти на трассу и попытаться уехать в Казахстан стопом. Трасса там ужасная, неасфальтированная и медленная, но в любом случае это будет быстрее электрички (которую еще дождаться надо). В конце концов, ночевать в палатке приятнее, чем на вокзале.

На улице останавливаем машину. Но, во-первых, внутри уже пять человек, а, во-вторых, они уже приехали. Нам объяснили, что, выйдя на трассу, надо пройти немного назад до чайханы. Там останавливаются все дальнобойшики.

Не успели пройти 100 метров, как пристали два парня со стандартными вопросами, кто и откуда. Пока я с ними разговаривал, подъехала все та же машина. Водитель, высадив пассажиров, решил отвезти путешественников до чайханы, «а то всякий тут народ, еще обидят». Приглашал к себе переночевать, на прощание дал номер телефона «на случай проблем».

У чайханы действительно стоит много машин, но все в сторону Узбекистана. Основная масса — легковушки и газели с российскими транзитными номерами. Разговорились с водителями. Нам сообщили, что лучше проехать 10 км в сторону границы — там таможня, всех останавливают. Кроме того, на Москву идут коммерческие автобусы. Страшно подумать, как там люди едут пять дней кряду.

В нужную нам сторону идут редкие таксующие и еще более редкие фуры с тремя человеками в кабине. Постояв минут сорок, решаем, что спать хочется больше, чем в Казахстан. Разбиваем палатку и ложимся спать под шум трассы.

18.09.03

Ночевка в зоне рискованного земледелия — Сколько стоит проезд — Быт поезда Кунград-Бейнеу — Особенности среднеазиатского менталитета — Эпопея с получение въездного казахского штампа — В Бейнеу

Проснулись в 7:30. Оказалось, что спим на солончаке, но рядом с хлопковым полям. Зона рискованного земледелия, однако. Близь палатки прогнали коров, пастух помахал нам рукой. Собирая палатку, я стряхнул с тента какого-то паука. Присмотрелся — тарантул.

Ничего не изменилось: те же фуры «на троих» и таксисты. До поезда в Бейнеу осталось совсем немного, до вокзала пешком не успеть. Уже было смирились с тем, что обречены на ожидание машины в Казахстан, когда остановился модный «Дэу». Круто выглядящий водила домчал к самому отходу поезда. Но вот незадача — в кассе не берут доллары, а сумов у нас нет. Проблему решила дежурная, которая взяла под локоть и повела к поезду. Коротко переговорила с проводниками и объявила нам, что мы им заплатим искомые 4 доллара, но не на глазах вокзальной милиции, а в вагоне.

Поезд оправдал мои ожидания. Люди сидят буквально на головах друг друга. В среднем — 4-5 человек на полке плюс толкучка торговцев в проходе. К этому очень быстро привыкаешь и, к концу путешествия, воспринимаешь трех человек на полке как непривычную пустоту. Ну а когда во время проверки билетов нас отвели в пустое купе проводников, там мы ощутили себя словно в огромном зале — привыкли уже к пространству узбекского общественного транспорта.

За окном хлопковые поля быстро сменились безжизненной пустыней. Пара остановок близь издыхающих кишлаков, и вот уже горизонт озарил блеск соляного поля, по которому ползают грузовики и где торчат краны — идет добыча. И так вся Каракалпакия — пустыня и соляные блюдца.

Подошло время оплаты. «Ну что, как проводница говорила, 50 баксов?». — «Щаз, проезд стоит 3944 сума — столько и заплатим». — «Ну так и быть. По курсу это 10 долларов». — «А восемь не хочешь?». В принципе, можно было заплатить и меньше — все равно бы не высадили, но это уже неправильно. Дежурная договаривалась, что мы оплатим билет по номиналу, а обещание заплатить надо выполнять, какими бы жуликами не оказались проводники.

Беседа прервалась из-за остановки. Очередной штурм поезда: крики, толчея, попытки влезть в окна. Проводники сдерживают поток, не стесняясь раздавать оплеухи и пинки. Драки и крики сопровождают размещение пассажиров и распихивание багажа. Помимо пассажиров в каждом вагоне действует полтора десятка торговцев. Возглас «карашай-кокшай» («черный чай-зеленый чай») не смолкает ни на секунду. Да, поезд явно резиновый, ибо вмещает неограниченное число народу.

Нас пригласили в «купе» к газовикам из Ургенча. Едут в Каракалпакию (так называется приграничный поселок с узбекской стороны) по газовым делам. Рассказали о местной жизни. Почти все, кто едет в поезде, это вахтовые рабочие. В Казахстане платят в 10 раз больше, чем дома, притом, что многие товары еще и стоят там дешевле.

12:45 — станция Жаслык. Газоконденсатная станция. Лежат трубы для будущего газопровода. В этом поселке также находится зона для политзаключенных. 14:00 — Айпберген. Снуют дорожные рабочие, строящие «автобан по Шелковому Пути». До цельной дороги между Узбекистаном и Казахстаном еще далеко, но отдельные асфальтовые участки уже есть.

16:45 — Каракалпакия. Узбекские пограничники проверяют документы. «А почему штамп въездной августовский?» — «На границе ошиблись». — «Хорошо. Но вы просрочили регистрационный период. Правда всего на пару дней. Это ведь ничего, правда?». Я соглашаюсь и получаю выездной штамп. В который раз вспоминаю добрым словом товарища Лукьянова, выписавшего нам дорожную грамоту о студенческой экспедиции.

На базаре меняем последние 150 сум на дыню и прощаемся с Узбекистаном. Поезд отмеривает последние метры Каракалпакии. Западная край республики избавляется от солончаков и золотится чистым песком. Проплывают мимо живописные кишлаки и стада верблюдов. Переезд через Каракалпакию — безусловно одно из украшений всей узбекской поездки, хоть и немного долгое и утомительное (почти как поездка по Кругобайкальской ж.д. от Слюдянки до Порта-Байкал).

Впереди шоу под названием «получение казахского штампа». Этап первый — получение миграционной карточки. Они находятся у проводников, но те их продают (!!!) за 100 тенге (для русских и прочих иностранцев — 1 доллар). Это при том, что поперек самой карточки написано «Бесплатно». Когда их выдавали для заполнения в поезде Оренбург-Актюбинск, я недоумевал, зачем надо было акцентировать бесплатность миграционной карты — а как же иначе. Оказалось, бывает и иначе.

Пассажиры отчего-то не рвались отдавать свои кровные за карточки и рвались получить их у пограничников. Милая деталь среднеазиатских народов — они не останавливаются и не пропускают встреченных в узком коридоре вагона, предпочитая протискиваться, пихая друг друга. Это не грубость, просто здесь это не принято — ну, скажем, в этом случае никому не обидно, что он отступил, признав более сильным встречного. Отсюда в вагоне, особенно при наличии любой очереди, постоянная давка и драка за места.

Получив карточки и заполнив их, начинается вторая часть марлезонского балета — собственно получение штампа. Тут люди напирают посильнее на закрытую дверь купе проводника, где сидят погранцы и ставят оные штампы. Купе одно на три вагона. И не просто на три вагона — а на три казахо-узбекских сидячих вагона (т.е. кол-во человек сравнимо с переполненным российским составом). Обычно в таких случаях пограничники проходят по составу, проставляя штампы (как в Узбекистане), но это было бы слишком просто.

Периодически дверь открывается и солдаты, расталкивая напирающих зуботычинами, забирают пару пачек паспортов. В предбанник купе проводников набивается человек тридцать, причем многие еще умудряются драться за место в этом ограниченном пространстве, где и руку-то нельзя поднять. Толпа приперла меня к самой двери купе, так что я пару раз ловко увернулся от солдатского кулака, прежде чем он обратил внимание на красный цвет моего паспорта, сообразил, гражданином КАКОЙ страны я являюсь, и впустил меня в купе.

Что мне осталось непонятной во всей этой истории. Зачем народ так самозабвенно дерется за право побыстрее получить заветный штамп (некоторые даже суют солдатам небольшие взятки, дабы те взяли именно их паспорта)? Ведь штампы в итоге получают все, просто самые умные дожидаются, пока схлынет потный вал вдохновения страждущих и спокойно штампуют свои карты (почему я не был в их числе? — из интереса исследователя). Видимо, ответ связан с уже описанным отсутствием способности ждать и пропускать встречного.

Лишь в восемь вечера приезжаем в Бейнеу. Перед городом опять пошли солончаки — в сумерках соль похожа на снежный ковер. Шумный вокзал и очередь за билетами не привлекает нас, уставших от вагонной тесноты. Пойдем-ка лучше на простор трассы.

У вокзала пасутся УАЗики, предлагая 1500 тенге до Атырау (бывший Гурьев), но мы их игнорируем и идем на трассу. «Жигуль» вывозит к таможне, стоящей на перекрестке дорог: Атырау, Узбекистан, Актау (бывший Шевченко), Бейнеу. Почти все идут в сторону Актау. Редкие легковушки в нашу сторону едут не далее чем на 20 км. Проехал УАЗик в Атырау, но в нем было уже человек 25, не меньше, и мы туда не влезли физически (и слава Богу — 400 км по грунтовке как сельди в бочке было бы выше моих сил).

Ночь была звездная, как безумные носились над головой летучие мыши. Но чем дальше, тем все больше крепчал ветер, пока не перешел в пыльную бурю. Стоять стало сложно, да и явно бессмысленно, поэтому мы поймали попутку обратно к вокзалу.

Разменяв доллары на тенге, купили 2 билета в общий вагон (500 тенге) до Атырау. Поезд уходил в 5:11, приходил в 15:25. Жаль сразу не сообразили, надо было брать билеты на ушедший уже актюбинский поезд до Маката, от которого всего 120 км до Атырау по асфальту. 4 часа сидения на вокзале на вещах — не самое лучшее времяпрепровождение. Я вообще заметил, что трасса и палатка куда лучше вокзала и общего вагона.

подробне — на сайте А.Мухранова