А. И. Бутаков.
В. И. ДМИТРИЕВ
Под редакцией Е. Е. ШВЕДЕ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва —1955
Брошюра В. И. Дмитриева «А. И. Бутаков» входит в серию популярных очерков о замечательных русских географах. В научной редакции серии принимают участие: член-корреспондент Академии наук СССР Н. Н. Баранский, доктор географических наук Э. М. Мурзаев, доктор технических наук К. А. Салищев, член-корреспондент Академии педагогических наук А. И. Соловьев.
На юге нашей родины, среди безбрежных пространств среднеазиатских пустынь разлило свои густосиние воды Аральское море.
С запада крутыми уступами обрывается в море возвышенное пустынное плато Усть-Урт. С севера к берегам Аральского моря подступают пески Большие Барсуки, Малые Барсуки и Приаральские Каракумы, с востока — пески Кызылкум. К югу от Аральского моря расположена крупнейшая в СССР пустыня Каракум.
Пески, пески — насколько хватает глаз! Под палящими лучами солнца кажется безжизненной эта пустынная земля.
Но пустыни Средней Азии живут вместе со всей страной большой, плодотворной жизнью. На пастбищах выпасаются огромные колхозные стада овец, стада верблюжьего молодняка, осваиваются природные богатства, таящиеся в недрах пустынь, прокладываются новые железнодорожные пути и трассы оросительных каналов.
Полнокровной жизнью живет и окруженное песками Аральское море. Синие просторы его бороздят грузовые и пассажирские пароходы и теплоходы, буксиры с караванами барж, юркие катера и неторопливые рыболовецкие суда.
Аральское море — одно из величайших солоноватоводных озер мира. Оно расположено на границе Казахской ССР и Кара-Калпакской АССР, входящей в состав Узбекской республики, и является внутренним морем Советского Союза. Площадь его больше площади Азовского моря и вместе с островами равна 66 458 кв. км. [4]
Море протянулось с северо-востока на юго-запад на 428 км, ширина его доходит до 284 км. С юга и северо-востока в Аральское море несут свои воды две громадные реки — Аму-Дарья и Сыр-Дарья.
Аральское море капризно. Господствующие течения заставляют воды моря совершать непрерывный круговорот по ходу часовой стрелки. Частые северные ветры быстро разводят волны, не менее грозные, чем на Балтийском или Азовском морях. Восточная часть Аральского моря изобилует множеством опасных для плавания судов мелей и островков.
Внимательно вглядывается капитан каждого судна в морскую даль. Часто склоняется он над разложенной на штурманском столике навигационной картой Аральского моря, определяя местоположение своего судна в море и проверяя безопасность выбранного курса. Немыслимо плавание по Аральскому морю без такой карты.
Под нижней рамкой карты Аральского моря, изданной Гидрографическим управлением советских военно-морских сил, справа некрупным, но четким шрифтом напечатано: «Составлена по карте Бутакова 1850 года».
Кто же этот человек, чей бессмертный труд по прошествии целого столетия со времени его опубликования служит целям и задачам сегодняшнего дня?
Алексей Иванович Бутаков родился 7 февраля 1816 года1 в семье черноморского моряка И. Н. Бутакова, впоследствии вице-адмирала и одного из сподвижников выдающегося русского флотоводца М. П. Лазарева.
Служба в военно-морском флоте была славной семейной традицией Бутаковых. Алексей был старшим сыном в семье, которая дала России пятерых братьев-моряков. Все они, за исключением Дмитрия, погибшего от ран, полученных им во время героической обороны Севастополя в 1854—1855 гг., были адмиралами русского флота.
Григорий Бутаков явился впоследствии создателем тактики парового флота и основателем новой школы воспитания и подготовки морских офицеров; Иван Бутаков был кругосветным мореплавателем, дважды обогнувшим земной шар, причем одно из своих плаваний он совершил [5] на фрегате «Паллада», одновременно с писателем И. А. Гончаровым; Владимир Бутаков был одним из героев севастопольской обороны.
С ранних лет отец часто брал Алексея с собой в далекие морские походы, прививал сыну любовь к морю и морскому делу. Рано узнал Алексей Бутаков тяжелую службу матросов и на всю жизнь сохранил уважение к их труду.
С каждым новым походом у мальчика все более зрела мечта о собственных дальних плаваниях в океанских просторах. Он горячо полюбил флот и морскую службу. В двенадцать лет Алексей Бутаков был зачислен в Морской кадетский корпус в Петербурге и в 1828 году произведен в гардемарины2.
Морской кадетский корпус являлся в то время одним из лучших учебных заведений в стране. Большая заслуга в этом принадлежала адмиралу И. Ф. Крузенштерну, назначенному в 1827 году директором корпуса. Опытный, всесторонне образованный моряк и отличный воспитатель, первый российский «плаватель круг света» сумел в годы николаевской реакции решительным образом улучшить преподавание и систему воспитания в корпусе, запретив телесные наказания.
Гардемарин Алексей Бутаков учился хорошо, особенно выделяясь среди своих товарищей по корпусу успехами в навигации, мореходной астрономии, истории, физике и иностранных языках.
Каждое лето он проводил в практических плаваниях по Финскому заливу и Балтийскому морю на кораблях флота или на фрегатах Морского корпуса3.
Все свободное время Алексей Бутаков посвящал чтению любимых им описаний путешествий знаменитых мореплавателей в далекие страны, совершенствованию в английском и французском языках и спорту. Больше всего он увлекался хождением на шлюпке под парусами, буерным спортом и коньками.
Парусный спорт закалил Алексея Бутакова физически, научил его выносливости, воспитал в нем решительность, [6] смелость, находчивость и инициативу, привил ему привычку к морю.
21 декабря 1832 года, семнадцатилетним юношей, Алексей Бутаков был произведен в первый офицерский чин мичмана, окончив Морской корпус восьмым по списку. Одновременно с Бутаковым окончил корпус товарищ его по совместной учебе Г. И. Невельской — будущий выдающийся исследователь низовьев Амура, Татарского пролива и юго-западной части Охотского моря.
Любимым детищем Крузенштерна был учрежденный при Морском корпусе 29 января 1827 года офицерский класс, преобразованный впоследствии (в 1862 г.) в Морскую Академию. Ежегодно в офицерский класс определялись для дальнейшего повышения своих знаний десять лучших выпускников корпуса. Для чтения лекций приглашались такие крупнейшие русские ученые, люди передовых идей того времени, как М. В. Остроградский, Э. X. Ленц, В. Я. Буняковский.
В числе лучших выпускников Бутаков был зачислен в офицерский класс. «По отличной их нравственности,— говорил об Алексее Бутакове, Геннадии Невельском и зачисленных вместе с ними в офицерский класс моряках директор корпуса Крузенштерн,— по наукам, по знанию их иностранных языков и особенно по примеченной в них страсти к усовершенствованию себя в высших науках, они подают несомненную надежду, что окажутся сего отличия весьма достойными…»
Опытный мореплаватель не ошибся. Самоотверженным трудом, всей своей жизнью, целиком отданной служению отечеству и флоту, Бутаков и Невельской навеки оставили свои имена на скрижалях славы русской науки.
После успешного окончания офицерского класса Бутаков был назначен вахтенным офицером4 на один из корветов5 Балтийского флота.
Безотрадная картина бюрократизма, очковтирательства и казнокрадства, царивших на флоте, представилась [7] глазам молодого мичмана. Жесточайшая реакция николаевского царствования чрезвычайно губительно сказывалась и на состоянии военно-морского флота. Лучшие, прогрессивные традиции русского флота встречали сопротивление со стороны бюрократической верхушки, насаждавшей палочную дисциплину и тупую муштру. Николай I всеми силами старался подавить все новое, что казалось ему проявлением свободомыслия.
Во главе русского флота Николай I в 1831 году поставил своего четырехлетнего сына Константина, произведенного в генерал-адмиралы. Фактически же русским военно-морским флотом распоряжался начальник Главного морского штаба, тщеславный, самоуверенный и в такой же степени бездарный и беспринципный «светлейший» князь А. С. Меншиков, не имевший никакого морского образования.
Однако свободолюбивые мысли и революционные идеи, несмотря на николаевский военно-крепостнический режим, получали все большее распространение. Прогрессивно настроенная передовая часть морского офицерства стремилась даже в этих условиях сделать все возможное для пользы и возвеличивания своей родины. Вопреки реакционной верхушке морского ведомства передовые деятели русского флота — М. П. Лазарев, П. С. Нахимов, В. А. Корнилов, В. И. Истомин, А. П. Авинов, Ф. П. Литке и др.— направляли все свои силы на повышение боеспособности русского флота.
Горячая любовь к родине, вера в творческие силы русского народа, желание видеть свой флот сильным и могучим, протест против раболепия перед иностранщиной, отрицательное отношение к крепостническим порядкам во флоте, высокая личная культура, личное мужество и гуманизм являлись лучшими чертами плеяды передовых русских моряков. И Алексей Бутаков, не колеблясь, решил, что его место должно быть только в их рядах.
Бутаков был чрезвычайно прост в своих отношениях с матросами. Ежегодно, с детских лет, плавая на кораблях Черноморского и Балтийского флотов и разделяя с матросами опасности и трудности морской службы, он хорошо изучил характер русского матроса и сумел найти путь к его сердцу.
«Я не следую правилам наших нынешних отчаянных дисциплинистов в обращении с командою,— писал [8] Алексей Бутаков отцу,— и оттого меня однажды спросил мой нынешний командир корвета—»отчего на вашей вахте люди работают лучше и усерднее, нежели на прочих?» Эти вещи убеждают меня… что добром можно заставить работать лучше, нежели палкой»6.
В условиях самодержавно-крепостнического режима, когда рукоприкладство считалось нормальным явлением, подобные взгляды молодого офицера, основанные на уважении человеческого достоинства матросов, являлись открытым протестом по отношению к царившим в армии и флоте порядкам.
3 апреля 1838 года Бутаков был произведен в лейтенанты и назначен вахтенным офицером на фрегат «Кастор». В декабре того же года Бутакову удалось добиться перевода на один из первенцев русского парового флота, колесный пароходо-фрегат «Богатырь».
Алексей Иванович проявлял большой интерес к вопросам строительства и использования паровых судов, разделяя мнение передовых русских инженеров и моряков о необходимости перехода от парусного флота к паровому. Своими взглядами на значение и перспективы парового и железного кораблестроения он делился с братом Григорием, плававшим в то время мичманом на Черном море на пароходе «Северная звезда». И не случайно, что уже в первые дни Крымской войны Григорий Бутаков показал образцы тактического использования паровых судов, а Алексей Бутаков явился в это же время основателем пароходства на затерявшемся среди азиатских пустынь Аральском море.
После окончания навигации зиму 1838—1839 гг. Бутаков использовал для успешного изучения еще одного иностранного языка — итальянского. К этому же периоду относятся первые шаги Бутакова на литературном поприще. В журнале «Сын отечества» из номера в номер начинают печататься его переводные статьи на самые разнообразные темы, а «Библиотека для чтения» издает переведенную и литературно обработанную им повесть «Три яхты».
Не ограничиваясь занятиями литературой и итальянским языком, Бутаков совершенствуется в мореходной [9] астрономии и знакомится с работами А. Гумбольдта — выдающегося немецкого естествоиспытателя, географа и путешественника.
Особый интерес Бутакова вызвала книга Гумбольдта «Фрагменты по геологии и климатологии Азии», содержавшая научные результаты его путешествия по России через Средний Урал на Алтай до китайской границы. Впервые ознакомившись таким путем со Средней Азией, Бутаков уже в то время обратил внимание на обширное и своеобразное белое пятно, упразднение которого явилось впоследствии его громадной заслугой перед наукой,— никем не исследованное и не положенное на карту Аральское море.
В годы службы на кораблях Балтийского флота Бутаков близко сходится с такими передовыми представителями русского морского офицерства, как вице-адмирал Ф. Ф. Беллинсгаузен — кругосветный мореплаватель и один из первооткрывателей Антарктиды, вице-адмирал Л. П. Гейден — командующий русской эскадрой во время разгрома турецкого флота в Наваринском бою в 1827 году, контр-адмирал А. П. Лазарев — исследователь Арктики и кругосветный мореплаватель, старший брат М. П. Лазарева.
В начале 1840 года молодой офицер, успевший за двенадцать совершенных им на Балтийском море кампаний зарекомендовать себя опытным, образованным и отлично подготовленным к трудностям флотской службы моряком, был назначен старшим лейтенантом7 на отправлявшийся в кругосветное плавание военный транспорт «Або».
Целью плавания транспорта являлась доставка различных грузов из Кронштадта в Охотск и Петропавловск-на-Камчатке. Однако, несмотря на ограниченность стоявших перед экипажем транспорта задач, Бутаков с особой ответственностью смотрел на свое участие в кругосветном плавании и, будучи истинным русским патриотом, прилагал все усилия для успешного осуществления во время предстоявшего «вояжа» всесторонних научных наблюдений во славу родины.
«…Приготовления к вояжу,— писал Алексей Иванович,— совершенно овладели моим временем; мы будем [10] производить наблюдения над магнитною стрелкой и над всеми ее капризами в разных частях земного шара… Кроме того, будут делаться барометрические наблюдения и вероятно опись какой-нибудь группы островов Тихого океана. Так как, повидимому, все наблюдения, равно как историческая часть вояжа (если только мы оставим потомству описание наших деяний в обеих полушариях), достанутся на мою долю, то надобно приготовиться, чтоб приняться за дело надлежащим образом. Поэтому я теперь изучаю теорию магнетизма и электро-магнетизма и также теорию барометрических наблюдений; знакомлюсь со всеми академиками — Купфером8, Ленцом9 и пр. и скоро буду ходить на обсерваторию Академии наук, учиться у Купфера делать наблюдения над магнитн[ой] стрелкой»10.
Одновременно Бутаков находил время для изучения могущего оказаться полезным во время кругосветного плавания португальского языка.
Россия к этому времени стараниями прогрессивных русских людей занимала первое место в мире по числу дальних и кругосветных плаваний. В период с 1803 по 1840 год состоялось 26 одних только кругосветных походов русских кораблей, сопровождавшихся крупнейшими географическими открытиями и тщательными гидрографическими исследованиями.
Передовые моряки видели в организации кругосветных плаваний одно из средств, могущих послужить подъему отечественного флота. Кроме того, кругосветные плавания русских кораблей являлись отличной школой совершенствования военных моряков, укрепляли международно-политические позиции и военно-морскую мощь России и способствовали ее экономическому развитию.
Командиром транспорта «Або» начальник Главного морского штаба Меншиков назначил капитан-лейтенанта Юнкера, абсолютно не подготовленного к выполнению кругосветного похода. Вместо подготовки в Кронштадте [11] транспорта к длительному и трудному плаванию Юнкер продолжал жить в Петербурге, проматывая экипажные деньги, принятые на два года. Вся тяжесть и ответственность за подготовку транспорта к кругосветному «вояжу» легла на плечи старшего офицера Бутакова.
«Мы,— отмечал впоследствии один из офицеров транспорта,— уже видели при самом начале, что это за господин Юнкер, и предвидели будущие печальные результаты нашей кампании»11. И действительно, из-за безнравственного поведения Юнкера, безответственного отношения его к своим служебным обязанностям и слабого знания им морского дела плавание «Або», несмотря на все старания Бутакова и товарищей его по кораблю, было одним из самых неудачных в истории русских кругосветных путешествий.
2 сентября транспорт «Або» вытянулся из гавани на Малый Кронштадтский рейд, а утром 5 сентября 1840 года снялся с якоря, тепло провожаемый жителями Кронштадта. Вскоре родные берега растаяли в тумане, плотно окутавшем восточную часть горизонта. [12]
Путь транспорта пролегал через Балтийское и Северное моря, Английский канал, остров Тенериф, мыс Доброй Надежды, Никобарские острова (в Индийском океане), остров Пуло-Пенанг у входа в Малаккский пролив, которым до «Або» русские корабли не ходили, к Петропавловску-на-Камчатке, куда «Або» прибыл 20 сентября 1841 года.
Чрезвычайно перегруженный во время плавания повседневными служебными заботами, Бутаков находил все же время и для научных наблюдений. В посещаемых транспортом местах двадцатичетырехлетнего офицера интересовало абсолютно все: гидрография, метеорология, зоология, ботаника, минералогия, история.
Но особенно много внимания уделял Бутаков изучению быта, нравов и культуры туземного населения. Его яркие, вдумчивые зарисовки народностей, населяющих земли, посещенные транспортом «Або», как нельзя лучше характеризуют Бутакова как передового человека, далекого от расовых предрассудков.
Жадно, с молодым задором впитывал Бутаков впечатления от раскрывающегося перед его глазами мира. Вперед — было его девизом. «Вперед! время убавит рыси и, наконец, застопорит полный ход паровой машины высокого давления, называемой молодостью»12,— часто повторял он своим товарищам по кругосветному вояжу.
Юнкер, в течение всего перехода от Кронштадта до Камчатки систематически пьянствовавший и безобразничавший на берегу во время заходов «Або» в порты, всячески старался перессорить офицеров транспорта между собой, чтобы таким образом добиться какого-либо влияния на них.
С матросами он был жесток. Издевательствам и придиркам его не было предела, и матросы ненавидели Юнкера.
Однако под влиянием старшего офицера Бутакова, строгого, требовательного, но в то же время справедливого к матросам, линьки и зуботычины были искоренены на «Або» самым решительным образом. Матросы уважали и любили своего старшего офицера, и, когда во время стоянок он оставался на транспорте единственным [13] хозяином, все работы спорились, лица веселели и часто слышна была на баке13 задушевная русская песня.
Все проделки Юнкера на берегу, распускаемые им сплетни, издевательства его над матросами лишь возбуждали всеобщее негодование и презрение моряков к подлому человечку, несправедливо оказавшемуся в роли их командира. И когда в Петропавловске Юнкер приказом по транспорту списал с «Або» любимого и уважаемого всем экипажем доктора Исаева за то, что тот отказался для скрытия казнокрадства Юнкера вывести в расход по лазарету предметы, никогда фактически не покупавшиеся, чаша терпения переполнилась. К тому же до случая с доктором Исаевым осуществления подобных же подлогов в шнуровых книгах14 транспорта Юнкер безуспешно требовал и от остальных офицеров.
От имени всех офицеров транспорта старший офицер Бутаков в категорической форме заявил Юнкеру, что если доктор Исаев за свою же честность будет списан с «Або», то ни один офицер в дальнейшее плавание под командованием Юнкера не пойдет, а все останутся на Камчатке. Угроза подействовала, и Юнкер вынужден был отменить свой приказ. Бутаков потребовал также, чтобы Юнкер изменил свое несправедливое отношение к матросам.
По вине Юнкера стоянка «Або» в Петропавловске затянулась до наступления сильных холодов, когда Авачинская губа уже начала покрываться льдом. Ввиду реальной угрозы вынужденной зимовки транспорта, не обеспеченного для этого достаточным количеством провизии, Бутаков приказал пропиливать проход во льду, и после двухнедельного утомительного труда «Або» был выведен на чистую воду. Юнкер же в это время был занят покупкой на последние экипажные деньги двенадцати камчатских ездовых собак для «всеподданнейшего подарка государю императору».
Только 25 ноября транспорт вышел из Авачинской губы в Тихий океан. Запоздалый по вине Юнкера выход из Петропавловска привел к тому, что «Або» [14] выдерживал теперь ряд почти беспрерывных штормов, продолжавшихся около месяца и чрезвычайно изнурявших матросов и офицеров. Иногда штормы сопровождались сильными снежными метелями.
Из-за постоянных штормов на транспорте развелась сырость. Одежда не высыхала, и моряки рады были уже и тому, если к моменту вступления на очередную вахту с бушлатов и плащей успевала хотя бы стечь вода.
Разводить на камбузе15 огонь было невозможно, горячую пищу не готовили. Не было даже вина, а чай пили с патокой вместо сахара. От несвежей однообразной пищи, уменьшенного пайка, сырости, холода и отсутствия противоцынготных средств у некоторых офицеров и матросов появились первые признаки цынги.
Офицеры отдали все оставшиеся на транспорте банки с консервированными супами заболевшим матросам, а сами питались солониной и остатками сухарей.
Моряки предполагали, что Юнкер зайдет на Сандвичевы острова, где можно было бы дать отдых команде и пополнить остро ощущавшийся недостаток в провизии. Но для покупки провизии нужны были деньги, поэтому Юнкер, промотав их, теперь и не думал куда-нибудь заходить. Напрасно надеялись моряки и на заход в Вальпараисо — Юнкер держал курс прямо к мысу Горн.
Отношения между офицерами и командиром были обострены до крайности. «Спрашивать Юнкера мы не желали: наши разговоры с ним ограничивались только служебными «есть» с приложением руки к козырьку»16,— отмечал один из офицеров.
Среди экипажа транспорта началась смертность.
Рано утром 15 марта 1842 года «Або» прошел меридиан мыса Горн. 10 апреля транспорт бросил якорь на рейде бразильского порта Рио-де-Жанейро. «При входе в Рио-Жанейро, куда, по случаю противных ветров, мы не могли попасть три дня, почти в воротах Рио-Жанейро мы продолжали выкидывать за борт покойников,— писал один из офицеров транспорта.— Придя, наконец, в Рио-Жанейро, мы не могли даже закрепить парусов, а обрезали их и бросили на палубу»17. [15]
За кормой остались 14 521 миля18, пройденные от Петропавловска-на-Камчатке за 138 суток непрерывного и изнурительного плавания без заходов в какие-либо порты. Это был настолько же небывалый, насколько и никому не нужный переход парусного корабля. Весь экипаж транспорта, в том числе и старший офицер Бутаков, был болен цынгой.
Одиннадцать недель простоял транспорт в Рио-де-Жанейро. Чтобы закупить для экипажа «Або» продукты и выдать матросам и офицерам денежное содержание за прошедшие четыре месяца, Юнкеру пришлось занимать деньги у русского посла.
Рано утром 26 июня транспорт покинул рейд Рио-де Жанейро. Начался последний, завершающий этап кругосветного плавания, и мысли каждого офицера и матроса все чаще и чаще обращались к далекой, любимой родине.
После кратковременных остановок в Портсмуте и Копенгагене, в 10 часов вечера 13 октября 1842 года транс порт «Або» прибыл на Малый Кронштадтский рейд. Кругосветное плавание, длившееся два года и пять недель, из которых 468 дней транспорт находился под парусами, пройдя в общей сложности 44 105 миль, было закончено.
Прибыв в Кронштадт, Юнкер подал Меншикову рапорт, в котором обвинил офицеров во главе с Бутаковым в заговоре.
Немедленно было назначено следствие, и офицеров транспорта поодиночке начали вызывать к главному командиру кронштадтского порта. Первым был вызван давать показания Бутаков.
Смело и решительно Бутаков заявил: «Капитан наш оказался подлецом в высшей степени, который ухнул тысяч 50 или 60 казенных денег, переморил 20 человек команды из 60 и бесчестил собою русский мундир во всех частях света… А между тем его отстаивают, потому что нельзя же показать князю (Меншикову.— В. Д.), что он ошибся в выборе… Возвратясь сюда, Юнкер прикинулся несчастным человеком, против которого офицеры были в заговоре, который в продолжение двух лет был страдальцем… Чтоб останавливать его в мерзостях, мы подавали [16] ему иногда рапорты на него самого, и в них высказывались, разумеется, многие горькие истины — и нас ославили каверзниками; мы не подписывали шнуровых книг и не свидетельствовали незаконных расходов, потому что не хотели пачкать себя в самом явном воровстве — это приписали заговору против Юнкера…»19
Остальные офицеры транспорта «Або» единодушно поддержали своего старшего офицера.
Такое резкое, обличительное выступление офицеров «Або» во главе с Бутаковым против своего командира могло иметь для них самые печальные последствия. И лишь вмешательство таких прогрессивных представителей морского офицерства, как Литке, Беллинсгаузен, Нахимов, А. Лазарев, Рейнеке, и нескрываемое сочувствие широкой флотской общественности вынудили морское ведомство несколько смягчить репрессивные меры, предпринятые по отношению к офицерам «Або». Награды, обычно выдававшиеся после завершения кругосветных плаваний, для экипажа транспорта «Або» были отменены. Офицеры были разобщены между собой и получили назначения в самые неожиданные места — на Каспий, Черное море,— подальше от Кронштадта и Петербурга.
Бутаков был направлен в распоряжение 18-го флотского экипажа в Свеаборг. Юнкера же Меншиков распорядился оставить командиром транспорта, все его долги, сделанные в заграничных портах, отнести на казенный счет, а шнуровые книги «Або» без исправления и поверок сдать в архив.
Уместно заметить, что Юнкер вскоре снова проворовался и на этот раз был выгнан с флота. Однако казнокрад и проходимец Юнкер «оказался» наиболее подходящей фигурой для роли блюстителя порядка и нравственности и был поэтому назначен полицейским частным приставом 2-й адмиралтейской части Петербурга.
Печально закончилось для Алексея Бутакова его кругосветное плавание, к которому он так стремился и готовился, о котором мечтал еще на палубе корабля своего отца. Над Бутаковым нависла несправедливая опала начальника Главного морского штаба, всемогущего князя Меншикова, и командиры кораблей боялись просить возвратившегося из кругосветного плавания моряка в свое [17] подчинение, «чтоб не навлечь на себя светлейшую гримасу»20.
«Мне сдается,— с горечью писал Алексей Иванович, видевший всю ограниченность и бездарность «светлейшего князя»,— что пока наш светлый восседает на «престоле из черного древа», мне мудрено чего-нибудь дождаться. Если дела пойдут слишком плохо, то я полагаю, что лучше всего оставить флот — может быть не удастся ли как-нибудь лучше в гражданской службе. Да вот беда: мне не хочется выходить из флота; у меня все есть надежда, что если когда-нибудь светлый (т. е. Меншиков.— В. Д.) перестанет у нас владычествовать или отправится на лоно к Данилычу21, то я возьму свое, а главное может быть тогда науки не будут в таком гонении и новый министр, для прославления своего царствования, снарядит ученую экспедицию вокруг света, коею, может быть, мне бы и пришлось командовать — вот что теперь сделалось моим больным местом»22.
Бутаков был неудовлетворен научными результатами своего кругосветного плавания. «Если б мне пришлось итти вокруг света в другой раз,—делился он своими сокровенными мыслями с братом Григорием,— я пошел бы, конечно, не таким олухом как теперь, и конечно сделал бы что-нибудь для наук. Но теперь я не мог ничего сделать. Магнитные наблюдения, которые я собирался делать во время вояжа, не удались; обязанности службы и мелочность командира не дали мне случая сделать их на Никобарских островах и в Пуло-Пенанге»23.
Однако кругосветное плавание закалило Бутакова и обогатило его знания, научило молодого офицера смотреть на окружающий его мир новыми глазами. Но главное, Бутаков в результате кругосветного плавания понял, что подлинное его призвание — служение науке.
«…Изучать природу, постигать тайны творения, открывать новые, великие истины — для этого надобно больше ума, труда и воображения, нежели для самой великой [18] поэмы,— говорил он.— Для меня наука никогда не будет дойной коровой, я ценю ее слишком высоко!»24.
На страницах журнала «Отечественные записки» Бутаков выступил с тремя большими статьями, содержавшими описание кругосветного плавания транспорта «Або». Эти статьи, написанные ярким, образным языком, богатые любопытными наблюдениями и выражавшие смелые общественно-политические взгляды Бутакова, были тепло отмечены выдающимся русским критиком В. Г. Белинским, который назвал их «замечательными учено-беллетристическими статьями»25. В это же время «Записки Гидрографического департамента» опубликовали краткий отчет Бутакова о плавании «Або».
Много времени посвящал в этот период Бутаков изучению истории и естественных наук. И мысли его все чаще и чаще обращались к белому пятну на карте Средней Азии — к неизведанному Аральскому морю.
Долгое время европейцы ничего не знали о существовании среди песков азиатских пустынь обширного, солоноватоводного моря. Ни один из таких античных авторов, как Геродот, Полибий, Плиний, Птолемей, описывая страны, расположенные к востоку от Каспийского моря, ни прямо, ни косвенно не упомянул об Аральском море. Некоторые указания на существование Аральского моря были найдены в китайских летописях. Чжан Цянь, отправленный китайским правительством в 138 году до н. э. в Среднюю Азию в качестве посла, писал о «большом озере, которое не имеет высоких берегов. Это есть Северное море». В 97 году до н. э. до «Северного моря» доходил китайский полководец Бань Чао. Китайский военачальник Ду Хуань, взятый в плен арабами в битве при Таласе в 751 году, сообщал, что «реки, текущие к северу от гор Лин (т. е. от Тянь-шаня), все текут через области тюрков и впадают в Северное море»26.
Позднее упоминания об Аральском море встречаются в трудах самого раннего из арабских географов Ибн-Хор-дадбеха, писавшего около 847 года о том, что Аму-Дарья впадает в Аральское море, названное им Куддерским [19] озером. В последующем арабские географы называли Аральское море Хорезмским озером.
На карте Птолемея, составленной еще во II веке н. э., но изданной в 1490 году, Аму-Дарья и Сыр-Дарья были показаны впадающими в Каспийское море, а Аральского моря не было вовсе. Подобным образом эта часть Средней Азии изображалась на западноевропейских картах вплоть до конца XVII века.
1 Все даты даются по старому стилю.
2 Гардемаринами тогда назывались воспитанники старших классов Морского корпуса. Звание это произошло от французского выражения «garde de marine», что значит «морская гвардия».
3 Фрегат — парусный трехмачтовый корабль, второй по величине после парусного линейного корабля.
4 Вахтенный офицер — помощник вахтенного начальника, правившего вахтой и ответственного во время своей вахты за безопасность корабля и за содержание его в постоянной исправности.
5 Корвет — трехмачтовый корабль, имевший ту же парусность, что и фрегат, но уступавший ему по артиллерийскому вооружению и размерам; обычно на корветах, в отличие от фрегатов, третья мачта (бизань-мачта) не имела реев.
6 Центральный Государственный архив Военно-Морского флота (ЦГАВМФ), ф. 4, д. 82, л. 2, подлинник.
7 Старший лейтенант — в то время старший офицер на корабле. Звание «старший лейтенант» как офицерский чин было установлено в русском флоте лишь в 1907 г.
8 Купфер А. Я. (1799—1865)—русский физик, минералог, кристаллограф и метеоролог, член Петербургской Академии наук.
9 Ленц Э. X. (1804—1865) —выдающийся русский физик, академик, участник кругосветного плавания на шлюпе «Предприятие» в 1823—1826 гг. Ленц одним из первых предложил метод барометрической нивелировки.
10 ЦГАВМФ, ф. 4, д 82, л. 32 об-33, подлинник.
11 П. Я. Шкот. Из воспоминаний русского моряка, Кронштадт, 1886, стр. 26—27.
12 «Отечественные записки», 1844, т. 33, отдел науки и художества, стр. 20.
13 Бак — носовая часть верхней палубы; на баке находилось место для курения.
14 Шнуровые книги — прошнурованные и скрепленные сургучной печатью шханечные (вахтенные) журналы, ревизорские книги и т. п., выдававшиеся на корабль перед походом.
15 Камбуз — место для приготовления пищи на корабле, кухня.
16 П. Я. Шкот. Из воспоминаний русского моряка, Кронштадт, 1886, стр. 44.
17 Там же, стр. 45.
18 Миля — морская мера длины, равная 1852 м.
19 ЦГАВМФ, ф. 4, д. 82, лл. 40—41, подлинник.
20 ЦГАВМФ, ф. 4, д. 82, л. 42 об., подлинник.
21 Бутаков имеет в виду деятеля петровского времени А. Д. Меншикова.
22 ЦГАВМФ, ф. 4, д. 16, лл. 28—28 об. (последние два слова написаны Бутаковым по-французски).
23 ЦГАВМФ, ф. 4, д. 82, лл. 37—37 об., подлинник.
24 ЦГАВМФ, ф. 4, д. 82, л. 37 об., подлинник.
25 В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, СПб, т. VIII, 1907, стр. 414; т. IX, 1910, стр. 133.
26 Л. С. Берг. Аральское море, СПб, 1908, стр. 9.