Апрель, 2004 г.
Текст: Петр Завьялов, Филипп Сапожников, Анатолий Ни,
фотографии: Максим Петров

Ночной пейзаж в свете фар кажется похожим на зимнюю среднерусскую равнину, но встряска на очередном ухабе рассеивает иллюзию, и понимаешь, что поля вокруг — не сугробы, а белёсая почва устюртской степи, а то, что выглядит заснеженным лесом поодаль, — не деревья, а клубящаяся стена пыли от впереди идущей машины. Пыль оседает повсюду толстым слоем, забирается в рюкзаки и телогрейки, мешает дышать. Наша небольшая автоколонна — три видавших виды уазика и КамАЗ — медленно движется на север по плато Устюрт. Где-то там, впереди, лениво колышет свои горько-солёные воды Аральское море — вернее, то, что от него осталось. До середины прошлого века Арал был четвёртым по размеру внутренним водоёмом планеты, вмещавшим более тысячи кубических километров воды. Солёность моря была тогда примерно втрое ниже, чем средняя солёность вод Мирового океана. Уникальная экосистема Арала включала сотни видов морских животных и растений, многие из которых были «эндемиками», то есть встречались только здесь. Рыболовство и мореплавание традиционно обеспечивали занятость и относительный достаток местного населения. Присутствие столь крупного водоёма оказывало смягчающее влияние на климат, превращая Приаралье в своего рода оазис среди пустыни. Но вот в середине шестидесятых годов море начало стремительно отступать.

Не без оснований считается, что главной причиной высыхания Арала стало нерациональное использование водных ресурсов питающих его рек Амударьи и Сырдарьи и чрезмерный разбор воды на орошение хлопка. Многие специалисты, однако, склонны думать, что в столь быстром уменьшении моря виноват не только этот фактор, тем более что есть серьезные геологические и археологические указания на то, что подобные отступления Арала случались и в прошлом. Вероятнее всего, произошло наложение антропогенных и естественных причин (уменьшение количества осадков, увеличение испарения в связи с потеплением). Так или иначе, сегодня Арал по площади уменьшился на три четверти. Одновременно катастрофически возросла солёность водоёма, которая сейчас почти втрое превышает океанскую. Счастливое исключение составляет лишь крайняя северная часть бывшего моря, известная как Малый Арал: солёность и уровень воды там более или менее стабилизировались после отделения её от основной части водоёма более пятнадцати лет назад. А вот в Большом Арале содержание солей сейчас близко к 100 г на литр (представьте пачку соли, растворенную в ведре), а в мелководной восточной его части — и того выше. Аральское море пока уступает по солёности разве что абсолютному рекордсмену среди крупных водоёмов планеты, Мёртвому морю. Впрочем, возможно, всё ещё впереди — высыхание Арала продолжается, причём скорость этого процесса до последнего времени была значительно выше, чем прогнозировалось. Причины такого расхождения теории и практики доподлинно не известны.

Вообще, о современном состоянии Аральского моря мы знаем гораздо меньше, чем хотелось бы. Несмотря на самоотверженные усилия целого ряда учёных и научных коллективов и растущий интерес к этой проблеме во всем мире, поток научной информации об Арале, некогда прекрасно обеспеченном данными наблюдений, в целом значительно снизился за последние лет десять (а ведь именно в это десятилетие море претерпело наиболее радикальные изменения). Виной тому и памятные всем политические и экономические потрясения 1990-х, и физическая труднодоступность далеко ушедшего от поселений и дорог моря в его нынешних границах. О многом могут рассказать приборы на искусственных спутниках Земли, ежедневно пристально наблюдающие Арал. Но далеко не обо всём. Ведь космические аппараты видят только поверхность воды, а многие секреты современного Арала, ключи к пониманию его поведения скрыты в его солёных глубинах, пока ещё превышающих отметку 43 метра. Мало поможет тут и отбор проб с поверхности, что называется, «ведром». А значит, нужны точные измерения, нужна специальная аппаратура, способная зондировать всю толщу воды, нужны, наконец, надёжные и быстроходные, но легко перевозимые плавсредства, ведь ни одного постоянно действующего судна на Большом Арале давно уже нет.

Вот почему мы, российско-узбекская экспедиция, организованная Институтом океанологии им. Ширшова РАН при поддержке Национального географического общества, движемся сейчас на север по ночному плато Устюрт, вооружённые целым арсеналом приборов, а на прицепе за замыкающим колонну КамАЗом гордо качается в степной пыли белоснежный катер — вот уж, действительно, «подводная лодка в степях Казахстана».

Среди 20 человек списочного состава отряда — океанологи, геологи, экологи, метеорологи и, конечно, группа водителей, от профессионального мастерства которых сейчас зависит очень многое. Позади остались полевые работы прошлого года, долгие месяцы подготовки к новой экспедиции в Москве и Ташкенте, последние приготовления в столице Каракалпакии — Нукусе, где перевалочной базой всего отряда стал гостеприимный дом одного из участников, географа из местного пединститута Алика Курбаниязова. Впереди — один из самых интересных для изучения современных внутренних водоёмов Земли, одна из экологических «горячих точек» планеты.

Дороги в собственном смысле слова на Устюрте нет, хотя движение здесь достаточно оживленное, за день можно встретить несколько машин: тут пролегает короткий (и притом очень слабо контролируемый таможенниками) путь из Узбекистана через Казахстан в Россию. Попадаются и охотники из местных — степь полна всяческой живности от зайцев до сайгаков. Ездят обычно группами из нескольких автомобилей, так надёжнее. Неопытному человеку легко здесь заблудиться. Естественные ориентиры в голой и ровной как стол степи практически отсутствуют, в качестве таковых служат встречающиеся время от времени следы человеческой деятельности. Поэтому и топонимика здесь в основном «антропогенная», говорят так: «к вечеру будем на семнадцатой релейке… машина застряла у новой буровой… как упрётесь в газопровод, берите левее…». Трёхсоткилометровый путь от кишлака Раушан, где кончается асфальт, до точки назначения — метеостанции Актумсук, что всего в нескольких километрах от береговой черты, — занял у нас около суток.

Не обошлось без приключений: сперва сломался прицеп под катером, а пока водитель Володя Калинин возился со сваркой, опустилась темнота, под покровом которой голова колонны незаметно потеряла хвост. Ситуацию спасли два наших спутниковых телефона: предводитель отставшего арьергарда ташкентский геолог Макс Петров вышел в эфир и, объяснив нам в весьма энергичных выражениях, как нехорошо мы поступили, запросил наши координаты по GPS-навигатору. Через час группа благополучно воссоединилась и продолжила движение — великое всё-таки дело современная техника. Шли, периодически сверяясь с GPS и поправляя курс, чтобы, как мрачно пошутил кто-то, не попасть на Каспийское море вместо Аральского — на ночном Устюрте, который тянется на запад аж до самого Каспия, такая опасность не так уж фантастична.

Наконец, ближе к утру мы добрались до знакомой ещё по прошлогодней экспедиции станции, разбудив двух видевших там десятый сон местных метеорологов — два домика, обнесённая забором метеоплощадка и ржавая, давно не работающая радиорелейная вышка. Поначалу занятые нами помещения имели не слишком жилой вид, и прежде всего был устроен, как говорят в армии, парково-хозяйственый день. «Чтобы здесь к ужину всё выглядело, как дворец падишаха!» — так была сформулирована задача, и вскоре свежевымытые полы уже сохли от тепла хорошо протопленной печки, за окном уютно стучал привезённый нами генератор (своего электричества на станции нет), а с кухни аппетитно пахло кашей с тушёнкой. Теперь нам предстояло решить очень непростую задачу: как спустить на воду катер

Выехали рано утром и вскоре оказались у обрыва плато Устюрт к морю (по-местному, у «чинка»), откуда открывается редкой красоты вид. Многим из нас по роду занятий приходилось работать на разных морях, но все согласились, что нигде не видели ничего подобного. Нагромождение слоистых скал всевозможных оттенков серого, жёлтого, розового, разбросанных в причудливом беспорядке словно прихотью некоего титана, круто спускается к морю, величавая синева которого на фоне пыльной и безводной степи кажется совершенно нереальной. Это — так называемый «военный спуск», одна из считанных точек, где автотранспорт повышенной проходимости может подойти вплотную к Аралу. Поскольку берег крут, высыхающее море в этом месте не ушло далеко. В советские времена здесь стояла небольшая воинская часть. Развалины её сооружений, по-военному чётко выстроившихся в два ряда, до сих пор видны под обрывом. Но главное — военные аккуратно выложили бетонными плитами дорогу, поднимающуюся среди скал до самого чинка, где сохранилось полуразрушенное здание КПП. Строили в те времена на совесть: сколько лет уже не касались этих плит колёса армейских «Уралов», а дорога выглядит почти как новенькая. И мы пользуемся этим при спуске катера, который весит, между прочим, полторы тонны. Правда, от бетонки до воды нужно преодолеть ещё несколько сотен метров по предательски топкому бывшему дну моря. Несколько гигантских ям — очевидно, следы в разное время «сидевших» здесь машин наших менее осторожных предшественников, а кое-где и останки брошенной техники красноречиво напоминают об опасности. Коля Федоров, старший группы водителей, битых два часа ходит пешком по берегу, прокладывая маршрут и бормоча себе под нос одному ему понятные шофёрские заклинания. Зато потом он садится за руль и по точно рассчитанному зигзагу без единой запинки подгоняет тяжелый грузовик с прицепом почти к самой воде. Последние, самые топкие, метры преодолеваются за счёт заранее заготовленных деревянных щитов и напряжения мускульных сил всего мужского состава экспедиции. И вот водитель катера дядя Миша уже заводит мотор и для пробы лихо выводит наше «научно-исследовательское судно» на глиссирование. Спустить на воду лёгкую моторку «Прогресс», которую мы тоже будем использовать, не составляет большого труда.

Следующие десять дней на воде и на суше кипит работа, изредка прерываемая только непогодой. В такие дни по морю гуляют вполне серьёзные даже с точки зрения океанологов белые барашки, а ветер носит по берегу плотные комья пены. Нужно сказать, что в шторм с борта небольшого катера Арал отнюдь не кажется высохшим. Волны периодически захлестывают борта, мокрые до нитки и белые от на глазах кристаллизующейся соли члены экипажа, чертыхаясь, пытаются удержать на месте хоть часть летающих по полу приборов и отобранных проб, а дядя Миша, отвечающий за безопасность плавания, торопится увести судно к берегу, в спасительную ветровую тень. Зато в тихую погоду зеркальная водная гладь, какой почти никогда не увидишь в «настоящих» морях, позволяет мощному катеру перемещаться со скоростью, которой позавидовал бы иной автомобиль. Благодаря этому нам удаётся охватить измерениями обширную акваторию.

Путешествуя от поверхности до дна и назад, электронный прибор дважды в секунду измеряет температуру и солёность воды. Первые же зондирования приносят неожиданные результаты. Оказывается, на глубине примерно тридцати метров лежит мощный слой очень холодной и солёной воды, температура которой всего около четырёх градусов (и это после жаркого среднеазиатского лета), а под ним, у дна, слой сравнительно тёплый и ещё более солёный. По многим признакам, оба этих слоя обязаны своим происхождением вторгшимся в разное время водам из восточной, мелкой части моря, просто тёплое вторжение произошло летом, а холодное ещё прошлой зимой. Удивительно и то, что какими-то двадцатью километрами севернее никаких следов холодного слоя не обнаруживается — температура до самого дна не опускается там ниже четырнадцати градусов. На рабочую карту наносятся контуры грандиозного подводного фронта, невидимого для спутников на орбите — ведь он скрыт на значительной глубине. Между тем именно такие явления будут в большой мере определять прогноз дальнейшего высыхания моря.

Физические и химические свойства современных вод Арала влияют на состояние тех живых организмов, которые сумели приспособиться к чудовищной солёности. В полосе прибоя, в условиях почти сорокоградусных годовых перепадов температуры годовой амплитуды температур, в невыносимую жару летом и лютую зимнюю стужу, живут на камнях и глине небольшие кустики водорослей. Курчавые пряди зелёных нитей — это так называемая кладофора. В некоторых местах мы наблюдаем большие её скопления, оторванные штормовым прибоем и выброшенные на песок. Многие камни густо покрыты золотисто-бурыми пучками другой водоросли — навикулы, колонии которой являются ныне одним из устойчивых элементов многострадальной аральской экосистемы. А ил на дне повсюду истыкан маленькими отверстиями — норками хирономид, личинок двукрылых насекомых. Как показал анализ грунта, поднятого с разных глубин, хирономиды сидят не только в мягком иле — на глубине около двадцати метров их норы пронизывают соляную корку, плотным слоем покрывающую глинистое дно. Кроме хирономид, пористый ил на мелководьях населяют ракушковые рачки. Небольшое членистое тело этих существ одето хитиновым панцирем из двух створок. В толще воды — в «пелагиали» — в больших количествах обитает другой рачок, жаброногий: это артемия, экстремальный галофил, то есть, в буквальном переводе, «солелюб». Во время остановок катера, пока мы проводим измерения и отбор проб, многие сотни медленных, словно сонных, ярко-красных артемий парят в воде вокруг нас. Отдельные живые экземпляры попадаются даже на тридцатиметровой глубине, что удивительно — ведь кислорода на этех глубинах практически нет. Время от времени наш акустический локатор фиксирует мелкую рыбёшку. Это атерина, серебристо-бурая рыбка размером с кильку. Несколько экземпляров удаётся поймать. Вероятно, это единственный вид рыбы, который пока продолжает сопротивляться безжалостно растущей солёности моря. До совсем недавнего времени здесь попадалась и камбала, но в этой экспедиции она не встретилась нам ни разу, а атерины, по-видимому, стало совсем мало. Лишь немногие виды животных сумели выжить в рассоле, да и те чувствуют себя неуютно. Исключение составляет артемия, которая, похоже, наслаждается жизнью в условиях высокой солёности и почти полного отсутствия конкурентов или естественных врагов.

За несколько дней мы делаем два поперечных «разреза» от Устюрта до береговой линии близ бывшего острова Возрождения, потом диагональ, а потом уходим далеко на север в надежде достичь узкого пролива, соединяющего западную и восточную части моря. Но, увы, поднявшаяся волна и дефицит горючего не позволяют на сей раз полностью осуществить задуманное. Что ж, тем больше будет причин вернуться сюда в следующем году. Но и в этой экспедиции уже собран обширный научный материал. Для множества точек (на профессиональном жаргоне, «станций») получены данные о вертикальных распределениях («профилях») температуры и солёности воды. Отобраны сотни проб воды на разных глубинах (потом из-за этих проб нас едва пустят в самолёт с огромным перевесом багажа). Специальными черпаками взяты многие образцы донных отложений и бентоса — донных организмов. Тимофей Кудышкин, опытный ташкентский гидролог, собрал ценные данные по химическому составу современной аральской воды на разных глубинах. Не занятые на катере участники экспедиции тоже не скучают. Группа москвича Альберта Амбросимова устанавливает с моторной лодки измерители придонных течений. Биологи, облачившись в высокие болотные сапоги, совершают долгие походы по кромке берега, с упоением копаются в иле и отбирают свои образцы, а геологи выполняют картирование прибрежных террас Арала и геодезическую съёмку. Наконец, наш женский «метеобатальон» под командованием Валентины Хан из московского Гидрометцентра занимается тем, что каждый час… запускает с берега воздушные шары, что служит неистощимым поводом для шуток со стороны остальной части экспедиции. Речь идёт, конечно, не об игрушечных детских шариках, а о больших шарах-пилотах, которые дадут метеорологам точную информацию о скорости и направлении ветра на разных высотах.

За работой время проходит незаметно. Начинают истощаться наши запасы продуктов, бензина и пресной воды, а значит, пора возвращаться в «цивилизацию». Итоги работы подводить, конечно, рано, обработка полученных данных займет не один месяц, а результаты и выводы должны пройти проверку на прочность, составив предмет специальных научных статей и дискуссий с коллегами. Но кое о чём можно сказать уже сейчас. Физическое состояние Арала, а значит, в конечном счете, и скорость его высыхания в значительной мере определяются характеристиками его глубинных вод. Одним из главных результатов наших нынешней и прошлогодней экспедиций стало понимание того, что эти воды имеют сложную «слоистую» структуру, ведущую роль в формировании которой играет водообмен через узкий пролив, пока ещё соединяющий западную и восточную части моря. Пролив этот, по-видимому, пересохнет уже в ближайшие годы, и тогда многое изменится.

Ещё одно явление, заслуживающее самого пристального внимания, — недавно обнаруженное заражение придонного слоя моря сероводородом. Когда Арал был полноводен, этого газа с резким характерным запахом в его глубинах не было. Накопление сероводорода стало косвенным следствием осолонения водоема, радикальных изменений его вертикальной структуры. При определённых условиях глубинные воды могут быстро подниматься к поверхности — такое явление, известное специалистам как «конвективное опрокидывание» водоёма, произошло, например, с уже упоминавшимся Мёртвым морем в 1979 г. Поэтому нельзя исключать, что в будущем возможен выход гигантского «облака» сероводорода из Аральского моря в атмосферу. Самым страшным примером событий подобного рода стала трагедия африканского озера Ниос в августе 1986 г., когда внезапный выброс углекислого газа из озера стал причиной гибели почти двух тысяч жителей близлежащих деревень и всего живого в радиусе десятка километров. Конечно, хочется думать, что, если освобождение сероводородного джинна из глубин Арала и произойдет, оно не приведёт к столь тяжким последствиям, ведь населения вблизи моря практически нет.

Что ожидает Аральское море через десять, двадцать, тридцать лет? Расчёты говорят о том, что над мелким восточным бассейном нависла опасность полного исчезновения к 2020 году. Впрочем, в последнее время наблюдается увеличение притока в море речной воды, и, если эта тенденция сохранится, прогноз может улучшиться. Наметившийся переход к более рациональной организации использования водных ресурсов в регионе также может способствовать улучшению ситуации. Глубокая западная часть имеет хорошие шансы на стабилизацию, так что полное исчезновение Большому Аралу в обозримом будущем не грозит.

А пока мы покидаем Арал, рассказавший о себе многое, но и преподнесший новые загадки. В памяти останутся не столько сухие цифры научных отчётов, сколько какая-то особенная, щемящая красота этого таинственного исчезающего моря, притаившегося среди пустыни. Все мы будем ждать следующей встречи с ним.

C сайта National Geographic Россия