изданы, с объяснениями

В. В. ГРИГОРЬЕВЫМ.

САНКТПЕТЕРБУРГ.

В ТИПОГРАФИИ МОРСКАГО МИНИСТЕРСТВА.

1858.

(Из № 3 Вестника Императорскаго Русскаго Географичества Общества 1858 года.)

ЗАМЕЧАНИЯ МАЙОРА БЛАНКЕННАГЕЛЯ
впоследствии поездки его из Оренбурга в Хиву, в 1793—94 годах (1).

1793 года 5 октября, приехал я в Хиву, пробыв в до­роге, из Оренбурга чрез Киргизския степи, 35 дней. Квартиру отвели мне неподалеку от города, в доме обведенном высокою стеною; у ворот приставили караул, с повелением не выпущать ни меня, ни людей моих; особливо же смотреть, дабы никто из находящихся там в неволе российских подданных не приходил ко мне.

На другой день поутру призвали меня, для осмотрения глаз Фазиль-бия (2); я не мало смутился, нашед его вовсе слепым; один глаз совершенно вытек, а другой наполнен застарелою темною водою, так что зрение оному едва ли доставить можно и чрез самую счастливую операцию.

Когда слепой бий у меня спросил—какого я мнения о глазах его, я сказал ему не обинуясь всю правду, которая однакож сильно ему не полюбилась; но как, между прочим, услышал он от меня, что зараждающияся только темныя [4] воды можно иногда лекарствами развести, то и потребовал он повелительно, чтобы я употребил сии лекарства.

Не видя ни малейшей надежды к излечению, отказался я от того; однакож все мои отговорки ни к чему не послужили; день ото дня приступали ко мне с усильнейшими того требованиями, — надобно было покориться; я стал давать слепому бию лекарства.

От того времени, около двух недель было все спокойно, но вдруг все лица ко мне переменились. По прошествии нескольких дней, двое русских невольников, нашед случай добраться до меня, объявили мне, что жизнь моя в крайней опасности; что тамошние разславили, что я не лекарь, а присланный для разведывания их земли; что все оказывают неудовольствие, для чего к ним допускают Русских: что посему собирался много­кратно совет и к оному приглашались все градоначальники.

Два дня спустя, извещен я от тех же невольников, что в совете предложено меня, без всяких околичностей, отпра­вить на тот свет; что, однако же, противоречат сему первосвященник — Кази (3), и начальники городов Угренца и Ганги (4); что, по многих словопрениях, наконец положено меня немедленно отправить обратно в Россию и на пути ко­варно лишить жизни.

На другой день проведал я, от приходивших ко мне Хивинцев, что приказано делать нужно к моему отъезду приготовление (5). В сем положении призвал я к себе одного из доверенных слепаго бия и велел сказать ему и всем чиновникам, что о всех злых их умыслах в разсуждении меня я знаю, но не понимаю, как они осмелились покуситься на столь безрассудное предприятие, и ведали бы они, что самая малейшая неприятность, какая окажется мне у них, и в обратном пути моем, жесточайше от пославшия меня могущественнейшия Императрицы накажется.

Чрез два дня не получил я ни малейшаго известия, а на третий известили меня, что караульным у ворот дан приказ пропускать всех в квартиру мою без задержания; и как в тот же день привели ко мне некоторых приведенных мною из Оренбурга лошадей, то и приказал я все приготовить к отъезду.

На другой день послал спросить слепаго бия о доставлении [5] случая мне лично с ним объясниться, и получил в ответ, что он сам ко мне будет. По прошествии трех дней, прибыл он ко мне; я повторил все, что чрез повереннаго ему и сотоварищам его наказывал, советуя осторожнее и почти­тельнее обходиться впредь с сильною Российскою державою, и что для предупреждения неприятных следствий, и приведения в забвение всего, стараться чрез посланца о снискании дружбы и покровительства Российскаго двора; по некоторых хвастливых выражениях с его и нескольких укоризнах с моей сто­роны, стали мы получше изъясняться, так что он мне наконец предложил, по причине ненастнаго времени, провести у них зиму, одобрял мой совет об отправлении посланца в Санктпетербург; условясь обо всем, расстались мы, повидимому, как друзья.

Хотя в разсуждении моего отправления на тот свет и были сопротивления со стороны некоторых городоначальников, но я, однако, спасением моим обязан наиболее воспоминанию следующего в Хиве происшествия.

Лет за 50 назад, персидский Шах Надир отправил в Хиву посла со свитою, в тридцати человеках состоящую; Хи­винцы, дабы не обнаружилось настоящее их состояние, умертвили посла и всю его свиту.

Прогневанный злодейством таковым, шах вошел сам с войском в Хиву, хивинское войско разбил и хана Илваса и более тридцати человек главных чнновников хивинских повелел живых закопать в землю; в числе коих был Ешмет бий, отец Фазиль бия и дед владеющаго инака; победитель выгнал Осбеков из Хивы и дал сему краю другаго хана из роду Киргизцов.

Сей новый хан владел по смерть шаха Надира. По кончине же сего, разбежавшиеся Осбеки, возвратясь, выгнали его и призвали к себе другаго хана из Бухарии; но и сего однако же вскоре умертвив, выбрали на его место другаго, из поколения каракалпацких ханов; с сими последними ханами посту­пали они по своей воле (6).

Сие мнение шахово, в критическом моем положении, приводил я им на память, и что, в случае подобнаго со мною поступка, должны они ожидать гораздо большего возмездия; сие их, так сказать, образумило и спасло меня. [6]

Чрез несколько дней, после помянутаго моего с Фазиль-бием переговора, приехал ко мне больной старик, тамошний вельможа; болезнь его была застарелая водяная; сначала представил я ему всю важность болезни и трудность излечения ея, но он на то сказал, что я непременно обязан его вылечить, а в противном случае, по справедливости, признан буду не за лекаря, а за лазутчика, —должно было покориться. Лекарства мои, по счастию, такое произвели действие, что чрез три недели уверял он меня и всех, что он совершенно уже здоров.

Излечение сие наделало много шуму и подало повод всем другим больным, искать моей помощи; приходило их ко мне множество, так что с половины декабря по исход февраля, покуда стало у меня лекарств, каждый день имел я от сорока до пятидесяти посещений.

Чрезвычайное счастие помогло мне вылечить более трех сот человек, а как ничего не брал я за лечение, то сие до­ставило мне некоторых друзей, сколько варвары оными могут быть. Чем пользуясь, имел я возможность собрать сведения о земле, однако не инако, как чрез тамошних российских невольников; из них вывез в Россию 13 человек.

Когда полагал я, что в разсуждении медицины довольно оправдался, то и потребовал, чтобы меня известили, кого со мною в посланцы назначают. Запрос сей причиною был разных совещаний, однакож за две недели до отъезда моего назначен был посланцем Ейвас-Муххамметь-бий.

Сему посланцу препоручено исходатайствовать глазнаго опера­тора, уменьшение пошлин в Астрахани, возвращение конфискованных в Астрахани около тысячи червонных и позволение вывести несколько тысяч пудов железа; а напротив того обещать все, что Ея Императорское Величество потребовать соизволит.

При сем должен я заметить, что Хивинцам нельзя ни в чем верить. Вероломства у них обыкновенны, в разсуждении же христиан почитают то и за богоугодное еще дело. А как притом ежедневно должно у них опасаться внутренних безпокойств, то во время оных все приходит в такое замешательство, что нельзя и думать о сдержании учиненных ими обязательств и договоров (7).

За десять дней до отьезда моего из Хивы принесены были [7] мне подарки; они состояли в кафтане, кушаке, шапке, лошади и девяноста чсрвонных; да для переводчика и всех прочих людей по кафтану. Надеясь, что все для дороги моей пригото­влено, употребил я данные мне девяносто червонных на выкуп двух невольников, но с крайним удивлением узнал, что ни как более издержек для меня делать они не намерены, — с тем и отправился.

По прибытии моем в Хиву, начальствующие разделили по себе приведенных мною семнадцать лошадей, для выкормления, как говорили, оных до моего отъезда; но из них я получил только одну, а на место других дали мне тамошних сельских.

Чувствования чести никогда не обременяли души хивинской, о сем я в бытность мою у них имел случай удостовериться (8).

О заложении города и крепости на мангислатских берегах, для обеспечения торговли, не мог я предложить хивинскому пра­вительству — во первых потому, что хивинские Асбеки ничего столько не опасаются, как приближения Россиян; а во вторых потому, что они в Мангислаке власти и влияния имеют менее нежели мы (9).

Но вскоре по отворении ко мне свободнаго входа, познако­мился с двумя трухменскими начальниками из Мангислака; в разговорах моих с ними не пропускал я случая, чтобы не представить им выгоды от ближайшей их связи с Россиею; они приводили ко мне потом и двух приезжавших в Хиву начальников, которые все согласно меня уверяли, что если на обратном пути в Россию на Мангислак ехать я могу, то они намерены отправить со мною посланцев с прошением к Ея Императорскому Величеству о принятии их в Российское под­данство, и что в доказательство их верности согласятся охот­но на построение у них города и крепости и на взятие от них аманатов (10).

Отправление на Мангислак не было подвержено затруднению, и 12 марта, выехал я с караваном из Хивы; но по прибы­тии моем в первыя кибитки мангислатских Трухменцев, узнал, что не задолго пред тем, произошли великие между двумя поколениями раздоры, которые готовились оружием решить; и потому спешил я перебраться на корабль, который за несколько дней прибыл на Кединскую косу. [8]

Тут я пробыл еще десять дней, для того что уверили меня о скором окончании помянутой ссоры, когда они и назначат посланцев; однакож не могши того долее держаться, принужден был, отправиться без них.

Что мангислатские Трухменцы действительно желают всту­пить в российское подданство и иметь на своем берегу город и крепость, в том нет сомнения, потому что под покровительством России избавятся они от безпрестанных угнетений и страха, причиняемых им Киргизцами, пред коими они весь­ма безсильны; а в построенном в их земле городе удобнее им будет доставать для себя хлеб, который они получают ныне из Астрахани, с великими затруднениями (11).

Киргизская Меньшая Орда, между Оренбургом и Аральским озером находящаяся, народ кочевой; сила у них все решает; наисильнейший нетолько бывает прав, но в большее еще тем приходит уважение; кто из них оказал более грабежей, тот получает почетное название батыря, слово означающее богатыря. У них нет другова уважения; сам хан их ничего не значит и подданные поступают с ним, как кто к нему расположен. Все что человеку льстит на сем свете— честь, уважение и благосостояние, почитается у них в одних грабежах и воровствах (12).

Караваны, которые должны проходить их степи, от их необузданности всегда подвержены бывают опасности быть ограб­ленными; избавляются же от сего, кто наудачу, наймом нескольких из сильнейших их родов, которые берут под свое охранение оные (13).

Сия же необузданность их причиною, что они воровски втор­гаются в границы наши, пленят людей, отгоняют скот, и проч. (14).

Средства, употребляемые ныне к удержанию их от граби­тельства и ко внушению в них мысли о могуществе России, яко то: ласковость, кротость, великодушие, как такия добродетели, которыя вовсе им неизвестны, суть недостаточны, меньше же еще подарки, которые им даются (15).

Они, хвастаясь сими подарками, приписывают их одному страху, который будто бы они на нас наводят своими набегами; приезжающие из них в Хиву и Бухарию точно так сие разглашают и, в доказательство что они не союзники России, [9] меньше же еще подданные ей, представляют приводимых ими к ним ежегодно на продажу, больше или меньше, пленных россиян.

И так, для обуздания их и внушения о могуществе России, потребны совсем другия средства, именно же: правосудие, сопря­женное с благоразумною строгостью (16). Когда они зимою со­бираются на кочевья, то легко к ним подойти можно и наказать их как угодно.

Хивинское владение границами своими имеет: с северной стороны Аральское озеро, с восточной — горы и песчанныя степи, лежащия между Хивою и Бухариею, с южной— песчаныя степи, между Хивою и Трухменцами, а к западной—каменистую степь, между Хивою и Мангислаком.

Западный берег Аральскаго озера, мимо котораго я проезжал из Оренбурга, лежит от Каспйского моря гораздо далее, нежели показано на данной мне карте; также и устье реки Амин-Дарьи, впадающей в оное озеро.

Сомнительно, чтобы когда нибудь был исток из Аральскаго озера в Каспийское море, как-то на данной мне карте пока­зано; положение земли тому противоречит (17); однакож впадал в Каспийское море рукав реки Амин-Дарьи, котораго постель, как по дороге в Хиву, так и на обратном пути моем, я сам ясно видел и переезжал (18).

Место где рукав сей протекает из реки Амин-Дарьи и где его Осбеки платиною заклали, лежит от города Хивы в тридцати-пяти верстах (19).

Утверждают, что рукав сей реки Амин-Дарьи впадал в залив Каспийскаго моря, называемый Карабугатский и который вдается далеко в землю со стороны Хивы, от которой он не далее как на семь дней караванной езды. По сведениям, которыя я по сей части в Астрахани приобрел, и последней исправ­ленной карте Каспийскаго моря, которую я получил от г. флота-бригадира Ахматова, явствует, что сей залив только при устье известен и что оный доселе никто внутри не изследовал и на карту не снял (20).

Земля по обеим сторонам Амин-Дарьи была прежде оби­таема и в четверо больше заселена, нежели ныне; целые города и села, гораздо лучшаго построения, нежели нынешние, стоят пустыми. [10]

По словесным преданиям, земля сия была угнетаема от многих неприятелей; множество жителей побито и разсеяно, но с оных пор как Осбеки заклали два истока реки Амин-Дарьи, последние жители тех видимых пустых городов и сел оставили оные, по недостатку воды, и покорилась совер­шенно Осбекам.

Левый только берег по реке заселен Хивинцами; на правом постоянных жилищ ныне там вовсе нет.

Вся земля, нынешними жителями больше или меньше заселенная, простирается в длину не более как на 250, а в ширину от 25 до 40 верст.

От устья реки Амин-Дарьи в верх по течению ея ныне заселенныя места, так называемыя городами, лежат одно за другим, в большем или меньшем разстоянии от реки, следующим порядком: Конрат, Мангут, Хаджел, Капчак, Гурлем, Амбар, Чагадай, Шабат, Югур, Кет, Ургенц, Хива, Ганга, Газарпс и Пильнек (21). Хива есть столица и пребывание ничего незначущаго хана и всех знатнейших родов.

Все сии города, по большей части, укреплены глиняною стеною, весьма дурной работы. Сколько ни слабо такое укрепление, однакож оно довольно для тамошних народов, не имеющих артиллерии; а впрочем ни одна из сих крепостей против трех или четырех пушек 12-ти фунтовых и одного дня обо­рониться не может, разве бы жители захотели погребстись под развалинами, но до сего никогда не дойдет, потому что нет народа в свете, который бы столько привязан был к жизни как Хивинцы.

Летом имеют Хивинцы мало опасности от внешних неприятелей; жары безводных, песчаных и каменистых сте­пей, со всех сторон их окружающих, охраняют их от набегов; но с октября месяца, когда начиняются холод и дожди, наполняющие водою высохшие колодцы и низменныя места, тогда и всю зиму пребывают Хивинцы в непрерывных безпокойствах от Трухменцев и прочих.

Вообще, число населяющих Хивинскую землю не можно по­ложить более как до ста тысяч душ, из которых: Осбеков 45, Сартов 15, Каракалпаков 10 и Иомутов 5 или 6 тысяч; а прочие пленные невольники (22). Во время часто [11] бывающих здесь междоусобий, все за оружие принимаются; число, однако же, могущих носить оружие, как из общих сборищ их, каково было и в прошлом году, увериться можно, пола­гается не более как от двенадцати до пятнадцати тысяч, из коих пехоты, вооруженной огнестрельным оружием, ко­торое у них без замков, а с фитилями, не более двух ты­сяч; прочие выезжают на лошадях, имея одни луки и стрелы, а другие пики и сабли; лучшими из них воинами почитаются Иомуты, по них Каракалпаки, а по них Осбеки; Сарты же из всех худшими.

Сарты, нынешние подданные Осбеков, суть древние жители сея земли и находятся в великом от них угнетении; но не смотря на то что платят они гораздо более всех других пода­тей, налагаемых на них по произволению Осбеков, однакож они, яко более занимающиеся торговлею и вообще рачительнее других в промыслах, богаче прочих жителей.

Осбеки происходят из окрестностей Иртыша; они, по словесным преданиям, под предводительством бека, грабили сначала Бухарцев и Хивинцев, потом поселились они в сей земле и, мало по малу, овладели всею областию.

Хивинские Осбеки разделяются на разные роды, которые один с другим находятся в непрестанной вражде; многолюднейший из них есть Конратский, который ныне имеет в руках верховную власть; Инак онаго управляет хивинским народом с большим или меньшим могуществом (23); владеющий ныне имеет совет, без коего он ничего не может предпринять.

Знатный или богатый Хивинец коль скоро подает какой-либо повод к подозрению себя — лишается жизни, и не прежде узнает о жребии своем, как в ту минуту, когда его умерщвляют; а в таком случае, по большой части, и его родствен­ники и друзья равной с ним подвергаются участи; убийцы разделяют между собою наследство умерщвляемых.

Всякой живет там в недоверчивости и при первой вести о себе, справедливой или несправедливой, принимается для спасения своего за оружие: по начатии ссоры не должно уже помышлять о примирении, потому что договоры у Хивинцев никогда не содержатся (24).

Иомуты, из рода Трухменцов, народ кочевой, населяют часть земли лежащей близ Каспийскаго моря на границах [12] Персии, в окрестностях Астрабата; они разбойничают более всех других Трухменцов; они делают воровские набеги в Персию, а равно сему поступают они с Бухарцами, Хивинцами, Киргизцами и другими однородцами их.

Лет за тридцать назад, отец ныне владеющаго инака, захватя верховную власть в Хиве, с помощью сих Иомутов, уступил им лежащий в сорока верстах от Хивы город Амбар с его окрестностями; с тех пор живет в Хивинской области около 6,000 Иомутов обоего пола; Иомуты, как сказано, почитаются за лучших тамошних воинов; но лучший из их воинов не может сравниться с последним из наших казаков (25).

Каракалпаки обитали прежде по обоим берегам Сырь-Дарьи, но с тех пор как Киргизцы, в бывших между ими войнах, истребили большую часть Каракалпаков, перешли осталь­ные к Хиве, отдали своего хана Осбекам и живут с того времени под покровительством Хивинцев; они имеют только местами селения; большая же часть ведет жизнь кочевую (20).

Хивинский хан в правительстве значит меньше всех; три раза в год показывается он народу, окруженный теми, которые делами правят; в прочее же время сидит взаперти под строгим присмотром (27). В придворном его содержании не соблюдается даже благопристойности, и нередко в самом необходимом претерпевает нужду (28).

Хивинские невольники суть российские и персидские поддан­ные; российских обоего пола число простирается до двух, а персидских более двадцати тысяч. Киргизцы пленных Россиян продают на хивинских и бухарских базарах: мущин — от 40 до 50, а женщин — от 50 до 100 червонных тамошних (29).

Персиян пленяют три трухменския поколения: Иомуты, Те­ки и Салырцы, и продают в Хиву или Бухарию. Всех сих невольников содержат они жестоко; три только праздника в году дозволяют им праздновать, во все же прочие дни должны они отправлять весьма тягостныя работы; господин их может убить, без малейшаго ответа.

Много из российских подданных Татар, по большой же части из взятых в солдаты, к ним убегают, и живут в Хиве и Бухарии; из сих последних несколько находятся у [13] Киргизцов и зная местоположение реки Урала, делаются вожатыми Киргизцам, вкрадывающимся в российския границы. Побеги из солдат и рекрут татарских можно бы было отвра­тить, если бы они не оставлялись при границах, а удаляемы были во внутрь России (30).

В Хивинской области, как прежде, так и ныне заселенной, земли, исключая некоторых песчаных мест, состоит вся из плодоносной мелкой глины; но как во все лето нет почти дождя, то весь бы край был вовсе безплоден, если бы там не протекала такая река, какова есть Амин-Дарья, которая, по причине быстраго течения своего, дает жителям способ, посредством насыпей, проводить на поверхности земной широкие протоки.

Три или четыре города вместе имеют из таковых протоков главный; потом каждый город с своим околотком имеет особый проток, и наконец каждое село и каждый владелец земли имеют малые свои протоки (31).

Полевыя работы затруднительны, потому что тамошние наро­ды не имеют удобных к тому орудий; однако, как бы то ни было, приносят тамошние поля чрезвычайно обильную жатву.

Поля по большей части обработываются невольниками. Один из них успевает столько, что не токмо большое семейство по­левыми плодами может продовольствоваться, но немалую часть и продавать оных. Таким образом, несмотря на малое число людей, употребляемых на обработывание земель, в сравнении жителей, имееются там в изобилии полевые плоды и во множестве продаются оные соседним народам, Киргизцам и Трухменцам.

В Хиве разводят следующие полевые плоды в обильном количестве: сарачинское пшено и паче пшеницу, жугар (Растение, имеющее великое сходство с сахарным тростником; когда оно достигает надлежащей меры, выростает на верхушке головка в два кулака величиною, на подобие винограда, составленная из белых зернышек величи­ною в крупную дробь; сие растение полезно для жителей: зернышки служат вместо овса для лошадей и крупы для людей, листья для корма скота, а тростник жгут вместо дров (32)) и просо; в меньшем количестве — льняное семя, ячмень, горох, бобы и чечевицу; множество хлопчатой бумаги, табаку и [14] кунже (Семя из котораго выдавливается вкусное масло, употребляемое знатными и простолюдинами вместо коровьяго.). Из огородных растений родятся в изобилии: дыни разнаго рода, арбузы, морковь, лук и редька; из овощей: персики, абрикосы, яблоки, груши, сливы, шелковица и разнаго рода виноград. Сено получается засеванием дятлины, которую до пяти раз в лето косят.

Всякие плоды, которые хивинскому климату свойственны, очень хороши и родятся, как сказано, обильно, если не будет недостатка в воде; без поливки же и самыя большия деревья засыхают. Род ольхи составляет там весь строевой лес; ее садят и несколько раз в лето подобно-же наводняют (33).

Хивинцы держат не более скота, сколько им необходимо нужно; лошади и бараны покупаются у Киргизцов и Трухменцов.

Аральское озеро весьма обильно рыбою и хотя для ловли оной нет у Хивинцев надлежащих снастей, однакожь рыбу во всякое время можно купить дешево.

В Хиве воздух и вода весьма хороши и здоровы; хивин­ская земля снабжена изобильно всем, что нужно к сохранению человеческой жизни; но касательно до хивинских жителей, то может быть в целом свете нет народа столь порочнаго, как они: вероломство у них обыкновенно и обман не постыден; в корыстолюбии они ненасытимы и, стремясь удовольство­вать страсть сию, не имеют ничего священнаго, — словом чувствования чести никогда не обременяли души хивинской (34).

Хива особливо изобилует богатыми золотыми и серебряны­ми рудами; удостоверение какое я об этом имею есть, между прочим, следующее.

Россиянин, по имени Максим, быв невольником в Хиве, котораго привез с собою в С.-Петербург, уверяет, что он был коротко знаком с принадлежащим бухарскому казию невольником, по имени Иваном, который ему открылся, что он, по согласию с своим господином, тайно из доставаемых золотых и серебряных руд извлекает металлы и делает из оных повеленныя ему деньги, и что он своему господину казию вырабатывает в год положенное на него [15] число — по триста червонных, а прочее собственно для себя; что впоследствии он, Максим, часто помогал Ивану в работе: в толчении руд, в смывании мелких земляных частиц и в сплавлении сих металлов; что видел у него немалое чи­сло выплавленным им золотых и серебряных слитков и был при работе его, когда он делал из сих металлов деньги; что он, Максим, сам был в рудниках, которые в старину хивинские Сарты обработывали, и находил мно­жество неизчерпаемых рудных глыб, подобных во всем тем, которые у Ивана видел; что, впрочем, хотя и строго запрещено разработывать хивинские рудники, однако же корысть отваживает некоторых тайно добывать из них руды и необработанныя отвозить в Бухарию, где продают оныя лучше всякаго товара.

Максим сей, более 20 лет находясь в Хиве, многими опытами удостоверился о сих сокрываемых в земле богатствах; а для сего и старался я уговорить его выехать со мною в Россию, на что он сначала не соглашался, опасаясь, что его не отпустят обратно в Хиву, где у него жена и дети в неволе; однакож, по обещанию моему, что исходатайствую ему паспорт в оба пути и деньги, назначенный Ея Императорским Величеством на выкуп невольников, согласился на мое предложение, котораго я и привез с собою в С.-Петербург.

Ейвас Мухаммет-бай, приехавший со мною посланцем, по случаю разговора со мною, уверял меня, что в их земле есть много богатых и неизчерпаемых золотых и серебряных рудников, из которых в старину получали великия богат­ства; но что Осбеки, опасаясь, чтоб не дошло то до сведения Россиян, запретили работы сии и смертно наказывают за малейшее нарушение того запрещения. Потом спрашивал он ме­ня, каким способом удобнее отделять золото от руд. Раз­говаривали мы с ним нередко о сей же материи и он описывал мне самые те рудники, о которых упоминал Максим.

Горы, такими сокровищами изобилующая, простираются от Аральскаго озера, вдоль по Хивинской земле, к Бухарии; те из них, где в старину Сарты работали, лежат от реки Амин-Дарьи в 40 верстах.

Если то справедливо, как и вероятно, что я в разсуждении тамошних рудников разведал, то можно почесть Хиву за [16] новую Перу, и, следовательно, колико бы желательно было, чтобы сии несметныя сокровища, лежащия в земле в туне, обраще­ны были в пользу России. Коль ни довольно и одного сего к побуждению нас— не упустить подающегося случая ко овладению Хивою, но выгоды от того не ограничиваются сим одним: овладение Хивою отворит нам, так, сказать, ворота к рас­пространению торговли не в одной сей части Азии, но до самыя Индии; сколько же сие удобно и возможно, ниже упомянется.

Земли известная, под названием Великой Бухарии есть, по большей части, безплодна, гориста и пуста; в ней заселены толь­ко одне плодоносныя и водою обильныя земли, и таковых заселенных земель, взяв в сравнение пространства безплодных и необитаемых, весьма мало. Сии заселенные участки Великой Бухарии подвластны не одному, но разным, друг от друга независящим владельцам.

В тамошней стране, называемой Бухарское Владение, со всеми от него зависящими городами и селами, не составляет почти трех сот верст в длину и ста пятидесяти в шири­ну; бухарский хан находится в таком же зависящем невольном и бедном состоянии от аталыка или, как ныне называют, велламета, как и хивинский от инака.

Из Бухарии ходят безпрестанно караваны в Кабул и далее в Индию; дорога, как уверяли меня, неподвержена великим опасностям; караваны из Бухарии до Индии доходят меньше нежели в тридцать дней.

Индейские товары свозятся Бухарцами в Кашкар, или Ма­лую Бухарию, где получают в уплату за оные товары, по боль­шей части, серебро в слитках. Караванный путь из Бухарии до сей Малой Бухарии продолжается тридцать дней и сказывают, что в прохождении пути сего ни какой нет опасности.

Сия Малая Бухария известна в Хиве и Бухарии под именем Кашкара: прежде владел и там род Осбеков; но при­родные жители, будучи от них притеснены, просили, тому назад около 20 лет, покровительства у Китайцев, с помощию которых они и прогнали Осбеков; с тех пор находятся они под покровительством Китайцев (35).

В Хиве всегда происходящая междоусобия, насилия и грабежи, содержат всех вообще в непрерывном страхе, и нет одного дня, который бы могли они провести в безопасности; а сие [17] причиною, что жителям и в мысль не приходят выгоды жизнен­ныя; во всем краю нет в домах их ни только мебели, ни даже окна и печи; вся посуда состоит у них в чугунных котлах, глиняных мисках и в малом количестве, и то не у каждаго, полуженой медной.

Представя такую жизнь, удобно заключить можно, за какое бы благодеяние принять они могли от России то, ежели бы избавила их от столь бедственнаго состояния.

Когда бы мог возстановится в оной порядок, спокойствие и обезопаситься каждаго собственность, то все разсеявшиеся Сарты могли возвратиться в отечество оное; тогда бы Хива заселилась по-прежнему, произвела, между прочим, множество шелку; а хлопчатой бумаги столько, что могла бы она продовольствовать ею всю почти Россию.

Из 20,000 персидских невольников, находящихся ныне в Хиве, которые, по большей части, доселе поля тамошния обработывают, немногие бы пожелали возвратиться в отечество с земель, которыя бы им были отведены; одна пятая часть подати для правительства составила бы великие доходы. Сколько же бы они благоденствовали, когда ныне, берущие на откуп земли, дают владельцам оных, от получаемых с тех земель до­ходов, целую половину.

Хивинцы и Бухарцы от торговли в России получают, за вычетом всех издержек, чистой прибыли от каждой поездки более ста процентов, а потому купцы тамошние, которые в Россию выезжают, очень недовольны, если к ним приезжают россиийские подданные для закупки их произведений и товаров; для отчуждения российских купцов от торовли в их земле, причиняли им всевозможныя притеснения.

Пред сим торговали в Хиве и Бухарии из российских подданных: Россияне, Армяне и Татары; ныне ездят туда одни только Татары, которые, по согласию с тамошними купцами, старались и тех и других отдалить. Естьли хивинский купец захочет российскаго купца в большие ввести хлопоты, то под­говаривает одного из наших Татар, чтобы он объявил Россиянина лазутчиком, и жизнь его тогда подвергается крайней опасности.

Посланные от нас в Хиву и Бухарию, для разведывания, Татары сами себя выдавали там за лазутчиков, равно как и [18] те, которые там торгуют; они принимаются тогда ласково, дарятся и уступается им пошлина; а сие для того, дабы возвратясь в Россию, открывали и описывали Хиву и Бухарию госу­дарствами сильнейшими, хотя на самом деле они и ничего не значат.

Хивинцы и Бухарцы ныне привозят в Оренбург и Астра­хань ежегодно товаров, — когда избавятся на проезде своем от грабежей Киргизцев,— по цене на два миллиона, или около того; а наших товаров вывозят меньше нежели на один миллион.

Сия несоразмерность привоза против вывоза товаров главнейше от того происходит, что, при нынешнем положении и образе жизни тамошних народов, пребывают они в безпрестанной взаимной друг от друга опасности, а сия опасность запрещает им и думать о товарах к удовольствию служащих; для чего они и не выменивают таковых товаров, а выменивают только такие, которые на необходимыя потребности им нужны; но сих последних не более им надобно, как на миллион или меньше. И так, на остающуюся сумму товаров выменивают они наличныя золотыя и серебренные деньги во всякой монете; укрыть же от правительства вывоз их находят они великую удобность, чрез надежных себе Киргизцев, и сего то рода Бухарцы охотнее приезжают в Оренбург, не­жели в Астрахань, ибо провезти тайно не так удобно на кораблях, как сухопутно.

От таковой же несоразмерности привозимых к нам их товаров и произведений, против вывозимых от нас, проис­ходит и унижение цен наших товаров; пред сим, можно было за чугунный котел взять пуд хлопчатой бумаги, а ныне и за пять котлов столько получить не можно; и проч.

Зло сие умножается год от году, к великому государст­венному убытку (36).

Но когда удобно будет нашим купцам с товарами своими самим ездить к ним, тогда последует все противное, и из малейших выгод наших будет то, что сей миллион рублей, вывозимый из России наличными деньгами, оставаться будет ежегодно в нашу прибыль; но до сего дойти посредством договоров был бы труд тщетный и невозможный; и нет к сему другаго способа, как овладение Хивою (37). [19]

Выше показано какое удостоверение собрал я о богатых и неизчерпаемых хивинских золотых и серебряных рудниках (38). Сии великия сокровища, в разсуждении их обработывания и провозу, несравненно дешевле обходиться нам будут, нежели перувианския для Гишпании.

Рукаву реки Амин-Дарьи, впадавшему прежде в Каспийское море и загражденному Осбеками плотиною, дать прежний ток можно, как уверяли меня, в 30 дней, употребя на работу сию не более 500 человек (39); рукав сей, по открытии своем, доставит торговле нашей величайшия выгоды; посредством онаго, с малыми издержками доставлять могут из Астрахани всякие товары в Хиву, а из оных в Бухарию и в Бадакшан, ко­торый город близ Индии (40).

Астрахань будет тогда почитаться из первейших торговых городов, а Хива, из презреннаго места, соделается средоточием и складочным местом азиатской торговли; тогда всех окружающих оную владений и народов безопасность жизни и собственности, при свободе торговли, привлечет туда отовсюду множество торгующих.

Хивинцы и окрестные народы, пользуясь тем, ощутят приятность таковыя свободы и с нею сопряженнаго вкуса к товарам и вещам, к удовольствиям служащим; ныне же они таковаго иметь не могут и не смеют.

Тогда мы получать будем из первых рук не токмо тамошния, но и индейския произведения и товары.

Хлопчатая бумага, которой мы столько вывозить можем, сколько захотим, распространит наши бумажныя фабрики, и со временем можем мы сами делать все те товары какия вырабатывают из оной Индия и Европа (41).

Все сии богатыя отрасли торговли зависят от обладания Хи­вою, и сие тем должно быть для нас важнее, что для овладения сею новою Перою (sic), нет нужды вооружать флота, посылать большия войска, употреблять великия издержки и проливать кровь; словом — овладение Хивою не будет стоить нам почти ничего, а сие ничего доставит России великиа сокровища и, что лестнее, доставит народам тамошним безмятежие и спокойствие.

Хотя бы столь же удобно было овладеть и Бухариею, но сие на первой случай излишне; владение сие, отстоящее от Хивы на 300 только верст, не может тогда ни в чем препятствовать [20] нам, и согласится на все, чего бы от оной ни потребовала Россия; и безопасности пути нашем караванном до Кабула моглаб и долженствовала отвечать Бухария.

Овладением Хивы и приведением Киргизцев в большую зависимость можно довести их до того, чтобы употреблять их с пользою и в службу, так как Башкирцев наших (42).

Главнейшее затруднение в овладении Хивинскою областью состоит в том, чтобы туда пробраться; но естьли надлежащия меры приняты будут, то проход туда сделается весьма удобным.

Я осмеливаюсь утвердительно сказать, что с пятью тысячами человек можно, без затруднения взять все хивинския владения, хотяб Осбеки и прочие народы и стали в том препятствовать; но, для вящщей безопасности и к лучшему всех тамошних стран в спокойствии и тишине удержанию, можно бы туда пере­селить еще несколько тысяч казаков, а после того уже нечего будет опасаться (43).

Кроме вышеупомянутых пяти тысяч человек войска и казаков, найдется несколько тысяч российских подданных, нахо­дящихся в полону, и более двадцати тысяч персидских невольников, коя все России преданы будут и телом и душою (44).

На выкуп из полону тамошних российских и подданных понадобилась бы сумма превосходнее той, во что может стать самое овладение Хивою.

Доходами Хивинскими можно содержать войска тысяч десять.

Не изчисляя подробно всех величайших выгод от завладения Хивою, полагаю:

1) Что меньшая Киргизказацкая орда, между Оренбургом и Аральским озером находящаяся, могла бы быть совершенно по­корна России (45).

2) Что приобретением Хивы и в теперешнем положении торговли, которое есть только тень того состояния, до какого она доведена быть может, — Россия выиграла бы ежегодно до миллиона рублей, которая сумма ныне наличными деньгами из государства выходят. (46).

3) Что, по овладении Хивою, может установлен быть торг прямо с Индиею (47).

4) Что приобретением Хивы были бы освобождены из плену несколько тысяч российских подданных (48), и [21]

5) Что буде известия о хивинских богатых рудниках золотых и серебрянных, как выше сказано, самым делом под­твердится (49), то какой бы источник богатства доставило России овладение Хивою!

При сем нужно мне еще приметить, что теперешнее наше государство по Каспийскому морю подвержено не малым опасностям и неудобствам, кои однако отвращены быть могут.

В устье Волги, так как и далее от онаго в Каспийское море, глубина воды бывает часто менее двух сажень, почему в Астрахани строят особливо плоския суда; напротив того море в Персии чрезвычайно глубоко и многия суда, по причине плоскаго их построения, пропадают в сем неспокойном море.

Воздух в Персии, а особливо в Астрабате, Мазандеране, Гилане и Зинзиле, где главнейший торг с нашей стороны производится, в летнее время так вреден для наших мореходцев, что не однажды случалось, что во время летняго плавания к вышепомянутым местам, половина из находившихся на судах людей умирала.

Поелику Волга покрыта зимою льдом, так же как и наш берег Каспийскаго моря, то судоходство между Астраханью и Персиею, в сие время, совсем пресекается, и ходят наши суда только однажды в год в Персию, выезжая осенью из Астра­хани и возвращаясь назад весною из Персии; в оба годовыя времена бывают великия бури, чрез что извоз товаров по Каспийскому морю, в сравнении других морей, весьма дорого становится. В 1794 году платили, за ивоз товаров из Персии, более двух рублей с пуда. Но естьли бы мы имели пристань на Каспийском море, и именно на берегу мангислакском, где глубина Каспийскаго моря начинается, тогда астраханские купцы строили бы, лучше в воде идти могущия, суда, кои бы могли иметь свое пристанище в гаване мангислакской, дабы оттуда, чрез всю зиму, можно было ходить судами в разныя места Персии (50), поелику между Мангислаком и Персиею путь зимою по большей части открыт для судоходства.

Между Астраханью а Мангислаком, где судоходство, по причине не глубокой воды, столь же безопасно как и по Волге, можно уже было бы, весною и чрез целое лето, привозить и от­возить всякие товары на мелких судах.

Тогда великия и в воде глубоко идущия суда, могли бы, на [22] пути в Персии, противиться бурям и волнам, не опасаясь ме­лей, находящихся около Астрахани. Во время моего прибытия из Мангислака в устья Волги, нашел я несколько судов на мели севших.

Если Астраханскими купеческими судами можно будет в год несколько раз ходить в Персию, то сие не только бы весьма уменьшило цену с извоза товаров, но и произвело бы еще больше обращения в торговле (51). [23]