Места по Сыру выше Казалинскаго форта, которыя в случае надобности могут быть заняты.

При настоящих обстоятельствах Казалинский форт достаточен для обезпечения леваго фланга района Аральскаго укрепления и для владения плодородною долиною Сыра до Уч-урги и далее; поэтому устройство фортов по Сыру выше могилы Тукач оказывается излишним; впрочем, еслибы представилась к этому надобность, то могут быть заняты под форты следующия места:

Кара-тюбе — гора, лежащая в полуверсте от берега реки Сыра и по прямой линии в 4-х верстах выше места, выбраннаго для предполагаемаго форта, а по реке около 5-ти верст. Она имеет в длину, вдоль течения, около 75-ти сажен, в ширину около 50-ти и в вышину около 5-ти. К юго-западной стороне ея примыкает уступ, длиною сажен в 50. Гора имеет грунт земли глинисто-солонцеватый и покрыта чингилом, гребенщиком и еще каким-то низеньким кустарником, имеющим ягоды, похожий на вид и на вкус на мелкий вишни. Киргизы говорят, что гора эта искусственная и что на ней был когда-то город. Кругом Кара-тюбе разстилается во все стороны равнина, покрытая небольшим камышем с травою, несколько худшею, однако, чем на правом берегу Сыра. Против горы производится иногда переправа через реку.

Полуостров Уч-урга, около котораго переправляются обыкновенно нынче бухарские караваны, когда идут в Россию, есть луговая низменность, окруженная с трех сторон Сыром, а с четвертой к ней примыкают песчаные бугры. Полуостров не заливается водою, да если бы и был подвергнут наводнениям, то мог бы избавиться от них устройством небольшой [153] береговой насыпи, подобной той, какая находится по берегу Сыра от Таль-бугута до Аман-уткуля. В окрестностях полуострова находятся лучшия и обширнейшия покосные луга по Сыру, но зато может встретиться недостаток в топливе.

Место между могилами Сакутты Муртук, откуда луговыя места начинают тянуться уже по Сыру узкою полосою, может быть тоже занято в случае надобности под форт, равно как и около переправы Майлибаш, к которой подходят уже пески Кара-Кум.

Выше Майлибаша, сколько известно из рекогносцировок подполковника Бларамберга в 1841 году и прапорщика Рыбина в нынешнем году, не представляется уже по Сыру до самаго Кош-кургана мест, удобных к занятию под форты.

Польза занятия пункта на Куване.

Занятие мест по Сыру выше Казалинскаго форта не имеет, как уже сказано, существенной необходимости и важности для Аральскаго укрепления. Гораздо полезнее было бы, для обезпечения наших владений на Сыре и для развития в них самобытных промыслов, занять удобный и сильный пункт на Куване. Киргизы, кочующие зимою между реками Сыром и Куваном, имеют летния кочевки в наших степях, платят русским кибитный сбор и считаются русскими подданными. Игенчи, остающиеся и летом на этом пространстве, с возведения Аральскаго укрепления начинают считать тоже свои земли как бы принадлежащими русским и желают, сколько известно, избавиться от невыгоднаго для них подданства Хиве. Сами хивинцы, которых число здесь ограничивается, может быть, несколькими человеками, разделяют некоторым образом мнение игенчей относительно права владения местами, окрестными Аральскому укреплению. Ходжаниас, хивинский чиновник, собирающий подати с киргиз, кочующих между реками Аму и Сыром и имеющий местопребывание в крепости, устроенной на Куване против Кош-кургана, не берет зякета с киргиз, кочующих, хотя и по ту сторону Сыра, но вблизи Аральскаго укрепления, и тем признает влияние последняго большим, нежели [154] оно есть на самом деле. Конечно, по праву хивинцы считают пространство между Куваном и Сыром своею собственностью, но своими же владениями они считают и многия другия места, лежащия в нашей степи и на деле давно принадлежащий русским.

Утверждение русских на Куване лишит хивинцев опоры в этом крае и влияния на него. Они оттеснятся на Аму и наши владения отделятся от хивинских пустынною полосою песков, Кизыл-Кум, простирающеюся на несколько сот верст. Тогда хивинцы лишатся возможности с удобностью делать нападения на Сыр и все выгоды в этом отношении перейдут на сторону владеющаго краем.

Кроме того, занятие пространства между Сыром и Куваном русскими и обезпечивание его от насильственных действий хивинцев привлечет в этот край многих киргиз, разовьет в нем упавшее ныне, но, сколько известно, еще довольно значительное земледелие, и из этого пространства может со временем образоваться плодородный и населенный оазис земли, в роде хивинскаго ханства. Тогда упрочится наше влияние на киргизскую степь и приобретется твердая опора для политических и торговых сношений с Ташкентом, Коканом, Бухарою и проч. внутри самой Средней Азии.

Третье путешествие в 1853 году.

VII.

Занятия, предшествовавшия ак-мечетской экспедиции.

Перемена направления нашего движения в Среднюю Азию.

В 1852 году в Оренбурге произошла перемена в направлении нашего движения в Среднюю Азию. До этого года оренбургское начальство, при всех своих политических соображениях, имело в виду исключительно Хиву, а с этого времени обратило преимущественное внимание на Кокан. Такая перемена не была задумана заранее, а произошла также [155] случайно, как завелись случайно русския поселения в Оренбургской киргизской степи и на Сыр-Дарье. Еще весною 1852 года, когда с одной стороны на окрестности Аральска был сделан из Ак-мечети новый набег, в котором приняли непосредственное участие коканцы и даже хивинцы, а с другой министерство предлагало оренбургскому начальству занять все низовье Сыр-Дарьи, для связи передовых укреплений оренбургскаго и сибирскаго ведомств, генерал Перовский отказался от движения вперед, а летом того же года, вследствие обстоятельства неважнаго и вызваннаго им самим, начал это движение, по собственной инициативе и вопреки желания свыше. Разскажу по порядку обстоятельства, приведшия Перовскаго к ак-мечетской экспедиции.

Дело с коканцами и хивинцами 4 марта 1852 года.

Непрерывавшиеся с 1850 года набеги ак-мечетских киргиз вызывали подобные же набеги со стороны наших киргиз. Сначала эти обоюдные грабежи имели характер обыкновенной взаимной киргизской баранты; но в марте 1852 года в ней приняли непосредственное участие коканцы и даже хивинцы. Скопище составилось под начальством самого ак-мечетскаго Якуб-бека, из гарнизонов подведомственных ему коканских укреплений Джулека, Ак-мечети, Кумыш-кургана, Чим-кургана, Кош-кургана и хивинскаго укреплений Ходжениаса, а также из киргиз, кочевавших в окрестностях этих укреплений. Число коканцев простиралось до 1,000 человек, а хивинцев до 130. Последние вооружились для захвата султана Ирмухамеда Касымова, или просто Илекея, бежавшаго к нам из Хивы и попавшаго, не смотря на свое прошлое, в милость Перовскаго. Скопище собралось у Кумыш-кургана, переправилось через реку Сыр у Кош-кургана, следовало степью и вечером 3 марта, прибыв на Айгерик, разграбило до 100 киргизских аулов.

Начальник Аральскаго укрепления майор Энгман, получив известие о грабеже, производимом на Айгерике, в тот же день выступил из укрепления, с отрядом из 100 [156] человек при одном горном единороге. На другой день к нему присоединилось несколько киргиз и в 4 часа пополудни он нагнал скопище на урочище Акчи-булат. Майор Энгман открыл огонь из единорога. Хищники разсыпались и окружили его отряд со всех сторон двойною цепью, на разстоянии близкаго ружейнаго выстрела; но огонь из единорога и ружей заставил их податься назад. Не смотря, однако, на это, многие наездники подъезжали к самому отряду и вступали с казаками в бой на пиках. Перестрелка продолжалась до сумерок.

С разсветом другого дня скопища уже не было на поле битвы, оно поспешно бежало к Кош-кургану, угнав с собою только незначительную часть награбленнаго им скота (около 2 ½ тысяч голов). Быстрое и неожиданное появление нашего отряда и стойкость его во время дела изумили коканцев и дали им повод думать, что русские направятся для разорения их укреплений, оставленных без защиты, что и послужило причиною поспешнаго бегства шайки. В деле 4 марта в нашем отряде убитых не было, а ранено 4 человека, а у неприятеля убито до 100 человек и ранено очень много, в том числе начальник киргиз батырь Бухарбай. 5-го и 6-го марта майор Энгман стоял на месте, собирая брошенный неприятелем в степи скот, а 10-го вернулся в укрепление, возвратив разграбленным киргизам 53 тысячи баранов и небольшое число лошадей, верблюдов и рогатаго скота.

Мнение о Якуб-беке султана Ахмеда.

Дело 4 марта 1852 года было единственное, в котором знаменитый впоследствии Якуб-бек непосредственно сражался с русскими. Вслед затем он был отозван и на его место назначен Батырь-басы. До этого же дела он не принимал личнаго участия в набегах ак-мечетских киргиз на наших, хотя эти набеги делались, конечно, с согласия, а может быть даже и по инициативе его; по крайней мере, так думали в Оренбурге и в Киргизской степи. Покойный султан — правитель восточной части орды Ахмед-джан-тюрин, выдававшийся [157] из ряда киргизских султанов отличным знанием русскаго языка и известною степенью европейскаго образования, выразился письменно о Якуб-беке так: «он не знает сегодня будет ли грабить своих соседей завтра. Все это случается по внезапным приказаниям ташкентскаго Куш-бека, от котораго он зависит, или от собственной нужды в деньгах. И в том, и в другом случае, ак-мечетский бек тотчас же посылает всегда готовую шайку на грабеж киргиз, обирает их до последней крайности и только те ордынцы, которые безпрекословно исполняют при этом все тяжкия требования хищников, не подвергаются насилию».

Приводя слова султана Ахмеда, не могу не вспомнить разсказы младшаго его брата, воспитывавшагося в Неплюевском кадетском корпусе, о грустной кончине этого достойнаго во всех отношениях человека, одинаково уважаемаго как русскими, так и киргизами. Окруженный семьею, султан умирал в страданиях, после продолжительной и тяжкой болезни, и ничего уже не мог говорить. Мулла читал отходную мерным заунывным голосом. Когда он дошел до того места, где говорится о загробной тишине, молчании, и произнес арабское слово сакын, молчание, султан сделал напряжение и тихо сказал сакын мулла, молчи мулла! Мулла не обратил на его слова ни малейшаго внимания. Султан сделал новое усилие и громко, явственно повторил: сакын мулла! Мулла продолжал с невозмутимым спокойствием. Тогда султан собрал все оставшияся в нем силы, приподнялся на постели, с энергией и достоинством произнес: «Султан Ахмед приказывает тебе сакын мулла!» и с этими словами упал на подушку мертвый. А мулла продолжал читать. И вы не остановили этого осла? невольно вырвалось у Осмоловскаго, слушавшаго разсказ. — Как же можно, отвечал разсказчик, ведь он не успел бы тогда вовремя напутствовать душу брата, оставлявшую его тело.

Мысль о соединении линиею передовых укреплений оренбургскаго и сибирскаго ведомств.

Весною 1852 года было прислано из С.-Петербурга, на заключение Перовскаго, мнение генерал-адъютанта Анненкова, производившаго перед тем ревизию в Западной Сибири, о [158] необходимости связать между собою линиею передовыя степныя укрепления оренбургскаго и сибирскаго ведомств (Аральск и Копал). Докладывая это мнение Перовскому, я выразил мысль, что если правительство находит необходимым двигаться в Среднюю Азии вперед, то следует согласиться с предложением Анненкова, так как исполнение его вполне возможно; если же оно предпочитает оборонительную роль наступательной, то можно даже снять Аральское укрепление, так как последнее не приносит нам существенной пользы, не ограждает даже караванов и окрестных киргиз от набегов хивинцев и коканцев, а между тем стоит очень дорого. На это Василий Алексеевич Перовский ответил: «если бы я был моложе, то согласился бы с предложением Анненкова, а теперь не могу. За мною неудача хивинскаго похода, а что если она повторится на Сыр-Дарье и у меня не хватит здоровья и может быть даже жизни, чтобы ее исправить? Хорошо начинать дело, когда есть надежда его кончить, а вы видите мое здоровье. Аральское укрепление само по себе действительно безполезно, но снять его нельзя, потому что там построена церковь. Напишите отрицательный ответ и мотивируйте его как знаете». Это были подлинныя слова человека сильнаго, влиятельнаго и с характером, но они не были им сдержаны. Не прошло двух—трех месяцев, как коканцы помешали нашей съемке в степи и Перовский послал отряд взять Ак-мечеть, а когда это предприятие не удалось, отправился туда, на следующий год, сам, не смотря на сильныя возражения из С.-Петербурга; затем, по взятии Ак-мечети, устраивая Сыр-Дарьинскую линию, уничтожил Аральск, не смотря на церковь. Таким образом мы сделали экспромтом еще шаг в Азию, вопреки первоначальнаго желания даже самого руководителя этим делом и как бы в подтверждение вывода из векового опыта, что наше движение на восток подчиняется историческому закону, который стоит выше личных желаний и произвола.

Командировка полковника Бларамберга.

Почти одновременно с отправкою отрицательнаго ответа на мнение Анненкова, Перовский утвердил представленное [159] корпусным обер-квартирмейстером полковником Бларамбергом предположение о производстве в течение предстоящаго лета топографических съемок, в числе которых была и рекогносцировка части степи, окрестной Ак-мечети и другим коканским постам. Когда рекогносцирующий отряд, под начальством корпуса топографов прапорщика Голова, приблизился к последним, коканцы попросили его удалиться, угрожая, в противном случае, прогнать силою. Получа об этом донесение в начале июня, Перовский немедленно приказал полковнику Бларамбергу отправиться в Аральск, сформировать там отряд, неожиданно явиться с ним перед Ак-мечетью и, не входя с коканцами ни в какия письменныя сношения, взять и разрушить крепость. Чтобы обезпечить неожиданное появление отряда под Ак-мечетью, необходимо было скрыть место и цель командировки Бларамберга от самого населения Оренбурга, среди котораго жило довольно много среднеазиятских купцов, умеющих необыкновенно быстро передавать известие по назначению. В этом расчете Перовский сам написал предписание Бларамбергу и сообщил о нем только трем лицам, председателю пограничной комиссии генерал-майору Ладыженскому, начальнику корпуснаго штаба генерал-майору Фонтон-де-Верраиону и мне, назначенному предписанием от 3 июня, за отъездом Бларамберга, исправлять должность обер-квартирмейстера. Секрет был соблюден так хорошо, что коканцы действительно были атакованы неожиданно, а в Оренбурге узнали, что Бларамберг уехал не в Башкирию на осмотр съемок, а в степь, только по окончании похода.

Бларамберг, прибыв в Аральск, сформировал там отряд, из полуроты пехоты, 2-х сотен уральских казаков и 5-ти орудий с прислугою, всего в числе 470 человек, и взяв с собою продовольствия на 1 ½ месяца, выступил 3 июля, а 19-го был уже над стенами Ак-мечети. Начальник крепости, Батырь-бассы, незадолго до этого сменивший Якуб-бека, выслал к нему письмо, говорят, с предложением очистить крепость к 6-ти часам утра, но Бларамберг, буквально держась даннаго ему предписания, не принял письма, а на другой день [160] пошел на штурм крепости, в которой, по показаниям киргиз, сидело около 30 сипаев или коканских воинов и до 50 коканских и бухарских купцов, а по другим известиям, 50 сипаев и до 150 купцов. Наружное укрепление Ак-мечети было взято, но взобраться на четырех-саженной высоты стену самой крепости, без штурмовых лестниц, не было никакой возможности, и отряд, потеряв 20 человек убитыми и имея 52 раненых, принужден был отступить. Неудача под Ак-мечетью не могла быть вознаграждена взятием 4 августа приступом коканскаго укрепления Чим-курган, в котором защищалось 8 коканцев, и разрушением Кош и Кумыш-Курганов, брошенных коканцами без обороны. 21 августа Бларамберг вернулся в Аральск.

Составление реляции о походе Бларамберга.

Перовский приехал из своей летней кочевки в Оренбург для прощальной аудиенции с бухарскими посланцами, когда было получено донесение от Бларамберга о неудаче его под Ак-мечетью. Оно так огорчило Перовскаго, что он тотчас же вернулся на кочевку, прислав мне сказать, чтобы я взял с собою дело о командировке Бларамберга и ехал вслед за ним. Вечером того же дня, проскакав в 8 часов 140 верст, я был уже на кочевке и тотчас же явился к Перовскому. Он был видимо взволнован, дал мне прочитать донесение и когда я кончил, посмотрел на меня и сказал: «ну, что вы скажете? Я этого никак не ожидал, но я не оставлю коканцев без наказания». Потом, помолчав немного, прибавил: «Если я вас пошлю в Ак-мечеть, возьмете вы крепость?» Вопрос был так неожидан, что я смутился, но чрез секунду отвечал, — возьму, если вы дадите мне свободу действий и средств». — «Разумеется», сказал Перовский, «но теперь нам надо написать донесение в Петербург, я бы хотел смягчить неудачу Бларамберга и вместе с тем расположить министерство в пользу повторения похода в Ак-мечеть, займитесь этим, а завтра утром мы с вами увидимся и поговорим». Я раскланялся и отправился в отведенный мне домик. [161]

На другой день утром Перовский сам зашел ко мне и, поговорив немного о деле, прибавил: «когда кончите, приходите, я вас буду ждать». Я не замедлил явиться, но моя работа не удовлетворила его и пришлось ее переделать. Затем, в течение трех дней, каждое утро и вечер повторялась та же история. Между нами было недоразумение, но я не мог придумать средства, как его отстранить. Видимо было, что корпусный командир не желал принять на себя ответственности за безцельную потерю людей; а между тем начальник отряда, имея в своих руках предписание, в точности им исполненное, с своей стороны был в праве отклонить ее от себя. Лавируя между предписанием корпуснаго командира и донесением начальника отряда, я переделывал реляции, пока не приехал из Уфы оренбургский губернатор Яков Владимирович Ханыков, вероятно, вызванный на кочевку по этому же делу. Тогда Василий Алексеевич Перовский отпустил меня, сказав: «У вас много дела в Оренбурге и скоро почтовый день, потому я не буду вас более задерживать. Оставьте вашу работу и дело, я прикажу переписать донесение, подпишу его и пришлю к вам с нарочным, а вы занумеруйте его и отправьте в Петербург с первою почтою».

Чрез несколько дней нарочный принес подписанное донесение и дело. Недоразумение мое разрешилось; поход Бларамберга был представлен рекогносцировкою, мирный характер которой был нарушен коварством коканцев. Это возрение противоречило предписанию… и отпуска его в деле не оказалось. Вскоре вернулся из степи Бларамберг. Корпусный командир взял у него подлинное предписание, распек его и представил за отличие в генералы. Я был настолько еще молод, что все это мне показалось странным, тем более, что я искренно любил и уважал Перовскаго.

Летняя кочевка Перовскаго.

Летняя кочевка Перовскаго состояла из маленьких деревянных домиков, разбросанных по прекрасной долине, в разстоянии нескольких десятков сажен один от другаго. В одном из них жил сам хозяин, а в других его свита [162] и гости. В середине кочевки была общая столовая, куда собирались все к обеду, чаю и ужину и где без хозяина засиживались иногда за стаканами шампанскаго далеко за полночь. Во время дождя, гостям и свите подавались верховыя лошади для проезда в столовую или домой. Вообще жизнь на кочевке велась без стеснения и с большим комфортом, а окрестная природа давала возможность разнообразить прогулки. К северу возвышались высокия горы, а за ними разстилалась широкая, зеленая долина, по которой лентой извивалась река Белая. Прекрасный вид с гор на долину, вероятно, и был причиною выбора этого места для кочевки, но несколько далее от Оренбурга, во время моей поездки в 1850 году в Пермскую губернию, я видел в Башкирии много еще более живописных и симпатичных местностей.

Недалеко от кочевки располагался лагерем башкирский учебный полк, сформированный Перовским, который поручил его обучение своему адъютанту поручику Эверсману. Однажды Эверсман стоял перед полком, построенным в развернутом фронте, и объяснял ему различныя эволюции, как вдруг раздались звуки: «га! гу!», полк понесся в разсыпную вперед и скоро скрылся за горизонтом. Ошеломленный неожиданною атакою, осиротелый командир постоял в степи и вернулся в свою палатку, а под вечер стали по одиночке возвращаться в лагерь и башкиры. Оказалось, что во время учения они увидали перед собою тушканчика и не могли удержаться, чтобы не погнаться за ним. Забавными примерами наивности башкир можно бы было наполнить целыя книги, но я разскажу еще только о старике башкире, который делал кумыс для Перовскаго и с которым я познакомился на кочевке. В 1814 году, в бытность свою в Париже, он схватил с бульвара какого-то француза и запер его у себя в конюшне; когда проделка его была открыта и его спросили: что это значит? он наивно отвечал: «домой возьму, работник будет». Впоследствии он делал кумыс в Петергофе для Императрицы Марии Феодоровны и с тех пор постоянно разсказывал о своей дружбе с различными вельможами, князьями и графами. [163]

В одну из моих поездок на кочевку, я был свидетелем замечательнаго физическаго явления. Раз в 11 часу вечера мы сидели в столовой за ужином. В окне показалось что-то светлое. Мы было подумали, что это какая-нибудь новая шалость сына Перовскаго, но, чтобы удостовериться, вышли на воздух и увидали на небе светлый шар, величиною раз в десять более полной луны с длинным хвостом. Шар видимо двигался от севера к югу и минут через десять исчез за горизонтом. На другой день я был у помещика Звенигородскаго, усадьба котораго Тугустемер отстоит от кочевки верстах в 30, и там мне сказали, что видели шар накануне в тот же самый час, а впоследствии я узнал, что его видели в то же время за 150 верст. адъютант Перовскаго, подполковник И. А. Киреевский, сообщил описание этого явления в Казанский университет и в одно берлинское ученое общество.

Опыт летучей почты.

В начале сентября Перовский поручил мне взять из лагеря башкирскаго учебнаго полка конную команду и устроить, для опыта, летучую почту между кочевкою и Оренбургом, на протяжении 137 верст и 6 почтовых перегонов. Взяв из учебнаго полка конную команду из 51 башкира, при 6 урядниках и 1 офицере, я отправил на каждую почтовую станцию по несколько башкир с урядником, а 7-го и 8-го сентября занялся разстановкою их по два человека на пикет; но так как по дороге не везде была вода и подножный корм, то пришлось сворачивать с нея, и следовательно общая линия пикетов вышла несколько длиннее 137 верст. Всех пикетов было поставлено 24, следовательно среднее разстояние между ними было около 6 верст. На каждом пикете было приказано одному из башкир иметь в течение дня лошадь совершенно готовую, садиться на нее, лишь только завидит скачущаго гонца с соседняго пикета, пускаться по направлению пути депеши, постепенно усиливая аллюр, и перехватывать сумку на скаку. При этом условии не должно было теряться ни секунды времени. 9-го и 10-го сентября были сделаны пробы устроенной, таким образом, почты и дали следующий результат: [164]

Средним числом можно положить, что депеша передавалась в течение 5 часов, делая около 28 верст в час.

Работы в виду предстоящей экспедиции в Ак-мечеть.

По приезде Бларамберга, я сдал ему 16 сентября должность обер-квартирмейстера и принялся за окончание подготовленнаго мною в течение лета подробнаго описания низовьев реки Сыра от Ак-мечети до Аральскаго моря и предложения о занятии их русскими, а 2 ноября представил обе эти работы корпусному командиру.

Описание низовьев Сыр-Дарьи, составленное на основании всех бывших топографических рекогносцировок в крае и сведений о нем, собранных разными лицами, начиная с Рычкова, автора «Оренбургской топографии», до Осмоловскаго, участвовавшаго в походе Бларамберга, касалось природы и жителей края, старинных развалин и новейших хивинских и коканских укреплений или курганов и проч. К описанию приложены были планы хивинских укреплений Биш и Джан-Кала и коканских Ак-мечети, Кумыш, Чим и Кош-курганов. В 1853 году описание было мною лично проверено на месте и дополнено некоторыми сведениями и планами бывших коканских укреплений Мамысеит и Кул-Ик. В 1856 году я сделал извлечение из описаний и напечатал его в 9-й книжке Морскаго Сборника, обратив при этом особенное внимание на топографическия свойства местности, чтобы дать будущему изследователю положительныя данныя, на основании которых он бы мог делать верныя заключения об ея изменяемости, составляющей крупную характеристическую черту среднеазиятских оазисов.

Предположение о занятии низовьев р. Сыра, послужившее исходною точкою для последующих соображений по этому предмету, помещено ниже в Приложении в том виде, в каком оно [165] было составлено мною и собственноручно исправлено Перовским, с исключением только ведомостей.

Кроме того, во время составлений описания низовьев Сыр-Дарьи от Ак-мечети до устья, мне удалось распространить пределы описываемаго пространства снятием весьма любопытнаго, при тогдашних обстоятельствах, показания двух сибирских казаков, только-что вернувшихся из трехлетняго плена у коканцев. Эти показания, с моими примечаниями, были потом напечатаны в «Вестнике Географическаго Общества» 1856 года, том 17-й.

Четырехмесячный отпуск и исполнение поручения Перовскаго в С.-Петербурге.

Работы мои, предшествовавшия ак-мечетской экспедиции и сделанныя в короткое время, и вообще усиленныя занятия, продолжавшийся более года, до того меня утомили, что я чувствовал сильную потребность в отдыхе, принужден был отказаться от дальнейших работ по снаряжению предстоявшей в будущем году экспедиции, и 21 ноября уехал в четырехмесячный отпуск. При прощании Перовский сказал мне: «Когда будете в Петербурге, явитесь к начальнику штаба гвардейскаго корпуса генералу Витовтову и попросите его от меня, чтобы он дал вам возможность познакомиться с употреблением гальванических приборов, так как, вероятно, придется к ним прибегнуть для взрыва стены в Ак-мечети и я хочу поручить это дело вам. Узнайте там, что именно для этого нужно и если вам не затруднительно, привезите с собою, или напишите ко мне, чтобы я успел вовремя выписать».

Исполнение поручения Перовскаго представляло серьезныя затруднения. Применение гальванизма к минным работам составляло в то время государственный секрет, на соблюдение котораго служащие в учебной гальванической команде давали особую присягу. Доступ в гальваническое учреждение был закрыт для посторонних и, сверх того, оно не состояло даже в непосредственной зависимости от генерала Витовтова. Не смотря на это, генерал не хотел отказать Перовскому и, взяв с меня слово не говорить о поручении никому, обещал устроить [166] дело частным образом. Через несколько дней, утром, заехал ко мне на квартиру начальник гальванической учебной команды, посадил к себе в карету и привез в крепость, где мы и занимались с ним до вечера. Из этих занятий я убедился, что не могу взять на себя ответственности за доставку и употребление гальванических приборов и написал Перовскому следующее письмо: «Немедленно по приезде моем в Петербург (23 января), я имел честь представиться генералу Витовтову и был им допущен в гальваническую учебную команду, находящуюся в крепости, для ознакомления с гальваническими приборами, необходимыми для производства пороховых взрывов. Теория применения гальванизма к взрывам весьма проста, но обращение с приборами требует особенной тщательности и навыка, потому, если Вашему Высокопревосходительству угодно будет выписать гальваническую батарею, то, по мнению генерала Витовтова, необходимо бы было потребовать вместе с нею несколько человек сапер из числа обученных в команде, которые бы могли привезти приборы на почтовых в Оренбург и оставаться там во все время экспедиции. Вместе с ними полезно бы было потребовать из той же команды опытнаго сапернаго офицера, на котораго бы можно было возложить ответственность за доставку и употребление батареи. Представляя на благоусмотрение Вашего Высокопревосходительства ведомость гальваническим приборам, необходимым для производства одной сильной бреши в стене 4-х сажен толщины и высоты и для предварительных опытов, имею честь доложить, что при своевременном распоряжении все означенные в ней предметы могут быть доставлены из Петербурга и некоторые из них изготовлены в самом Оренбурге нынешнею весною».

Проект занятия низовьев Сыр-Дарьи.

20 марта 1853 года я вернулся из отпуска в Оренбург, где все были заняты приготовлением к экспедиции. Проект занятия низовьев реки Сыра, окончательно выработанный после отъезда моего в отпуск, был отправлен в С.-Петербург 29 января. В состав его вошли четыре следующий работы: [167]

1) Предположение о занятии праваго берега реки Сыра от Ак-мечети до устья, заключавшееся только из одной первой половины моей работы. Это предположение требовало увеличения войск на Сыр-Дарье и просило разрешения о сформировании еще одного линейнаго баталиона и батареи крепостной артилерии, но согласия на это не последовало. Тогда генерал Перовский решил, перевезти на Сыр-Дарью весь Оренбургский линейный № 4 баталион, а прочия укрепления занимать одними казаками, для прислуги же к орудиям в четырех вновь предполагаемых укреплениях (Ак-мечеть, Чим-курган, Кош-курган и Казала) назначить временно чинов из конно-артиллерийской бригады Оренбургскаго казачьяго войска.

2) Записка о системе предполагаемых укреплений, в которой за основание был принят коканский способ постройки крепостей; но для Казалинскаго форта, как уже было сказано, проектировались сводчатые казематы из сырца.

3) Денежныя сметы. Единовременный расход на первоначальное устройство четырех новых укреплений полагался из государственнаго казначейства в 142 тысячи, то есть, в такую же точно сумму, которая была употреблена на устройство Аральскаго укрепления с его передовыми постами. По окончании экспедиции оказалось, однако, что устройство новых укреплений стоило гораздо более, чем предполагалось по смете, и долго потом оренбургское начальство хлопотало о приведении в порядок всех счетов. Затем, ежегодные расходы на степныя укрепления, с устройством четырех новых, должны были удвоиться, именно с 165 тысяч возрасти до 330 тысяч; из них 93 тысячи должны были пасть на государственное казначейство, а остальная 237 тысяч на местныя средства.

4) Предположение о самой экспедиции, написанное в общих чертах. Государь Император разрешил экспедицию, под условием личной ответственности генерала Перовскаго за ея успех.

Принятием этого условия, после неудачи хивинскаго похода 1839—40 года и похода Бларамберга 1852 года, объясняется особенная заботливость генерала Перовскаго о развитии средств экспедиции, принимавшей все более и более широкие размеры. [168]

В экспедицию отправлялся сам корпусный командир с огромною свитою военных и гражданских чиновников и из С.-Петербурга начали съезжаться лица разных ведомств для принятия в ней участия. Простое местное предприятие против ничтожной коканской крепости усложнялось несоответственными ему приготовлениями и принимало вид громкаго дела.

Приложение к главе VII.

Предположение о занятии низовьев реки Сыра.

Цели занятия Сыр-Дарьи.

Занятие низовьев реки Сыра необходимо в двояком отношении:

1) С обезпечением наших южных пределов от опустошительных вторжений коканцев и хивинцев, приобретется возможность к лучшему административному устройству оренбургских киргиз, отстранятся поводы к безпокойствам и барантам между ними, увеличится их скотоводство и вообще умножится народное богатство, а в соразмерности с этим возрастут и доходы казны.

2) Прочное занятие реки Сыра, сближая нас с среднеазиятскими владениями, доставит надежное и выгодное основание политическим и коммерческим с ними сношениям.

Недостаточность Аральскаго укрепления в этом отношении.

Одно Аральское укрепление не может удовлетворить этим требованиям; оно не обезпечивает наших киргиз от нападения коканцев и хивинцев и не произвело никакого влияния на наши сношения с Средней Азией; но оно имеет особенное значение как фланговой оплот, как исходный пункт к занятию других пунктов вверх по течению Сыра. [169]

Выбор пунктов на правом берегу Сыра под укрепления и определение величины их гарнизонов.

Местность праваго берега реки Сыра не представляет возможности устроить цепь укреплений в близком одно от другаго разстоянии, но в этом не оказывается и надобности: обезпечение здешних степей заключается не в обороне, а в наступлении. Среди кочеваго народа степное укрепление должно служить опорным пунктом для наступательных действий помещеннаго в нем гарнизона. Чем гарнизон подвижнее, тем надежнее обезпечивает он охраняемый укреплением край. На правом берегу Сыра достаточно устроить три или четыре укрепления. Выбор этих пунктов, состав и сила их гарнизонов зависит от определения степени естественной обороны, представляемой рекою Сыр.

Правый берег Сыра, начиная от ея устья до протока Сагазы, можно разделить на четыре части, из которых каждая имеет свои особенности:

1) От устья реки до урочища Майлибаш правый берег представляет сначала болота, заросшия камышем, и три переправы: Хан-уткуль, Аман-уткуль и Тальбугут, а далее вверх по течению Казалинскую луговую долину. Аральское укрепление находится на солонцеватой окраине болот между Аман-уткулем и Тальбугутом, в разстоянии от моря сухим путем в 60, а от Майлибаша в 75 верстах. С правой стороны укрепление, с своими угодьями и кочующими около него киргизами, прикрыто морем; с фронта рекою Сыром, на берегу которой устроены Кос-Аральский форт и посты Аман-уткульский и Тальбугутский, а с левой, до сих пор ничем еще незащищенной от нечаянных нападений, необходимо устроить передовой форт в Казалинской долине, где река начинает иметь везде свободныя переправы. Устройство здесь форта, обезпечивая окрестности Аральскаго укрепления и правый берег вверх до Майлибаша, даст, сверх того, возможность к усилению хлебопашества в окрестностях Аральска, снабдит укрепление это сеном, в котором оно столько нуждается, и облегчит бухарским караванам переправу через Сыр при урочище Уч-урга. [170]

В настоящее время гарнизон Аральскаго укрепления, со всеми принадлежащими к нему фортами и постами, состоит из 400 человек пехоты (2 роты), 300 уральских казаков и команды гарнизонной артилерии при 19 орудиях. Принимая в соображение, что, с устройством Казалинскаго форта и других укреплений вверх по реке, Аральское укрепление будет весьма достаточно прикрыто, можно в составе гарнизона его допустить следующия изменения: а) число казаков уменьшить до 200, б) число орудий уменьшить, употребив излишния на вооружение других укреплений по реке Сыру. Казалинский форт, передовой пост Аральскаго укрепления, должен постоянно наблюдать за окрестными местами и в иных случаях преследовать хищников. Для этого назначения достаточно иметь в нем 100 человек пехоты, 100 казаков и несколько орудий с прислугою.

2) От урочища Майлибаш до Кош-кургана правый берег, на протяжении 125 верст, представляет совершенную пустыню, простирающуюся от самой реки далеко на север; даже узкия травяныя полоски и камыши встречаются здесь редко. В этой безплодной местности не встречается ни кочевок, ни игенчей (Игенчами называются киргизы, которые по бедности лишены средств к кочеванию и занимаются хлебопашеством в самых малых размерах, для собственнаго лишь пропитания.). Устройство здесь постояннаго жилья или укрепления невозможно и не нужно; защитою этого пространства служит безприютная и безплодная степь.

3) Сухая часть Кош-курганскаго острова имеет в длину от Кош-кургана до Чим-кургана 75 и в ширину от 5 до 10 верст. Остров богат пахотными местами, а по берегу Сыра есть и небольшие луга. Близ соединения протока Кара-узяка с Сыром, в 200 верстах от Аральска, на правом берегу болотистаго Кара-узяка, в 190 верстах от Ак-мечети, необходимо устроить укрепление для связи фланговых пунктов Сыр-Дарьинской линии, для обезпечения степи к стороне Майли-баша и для защиты всего Кош-курганскаго острова. Сообразно с этим назначением гарнизон укрепления предполагается [171] составить из 200 человек пехоты, 125 казаков и нескольких орудий с прислугою. Через проток Кара-узяк необходимо иметь переправу на плотах. Укрепление это не может однако же достаточно прикрыть острова, имеющаго более 75 верст в длину, если не занять на нем еще пункт к югу, около разореннаго нами коканскаго укрепления Чим-кургана. Возведение здесь новаго форта облегчило бы вместе с тем сообщение Ак-мечети с Кош-курганом. Гарнизон предполагается: 100 человек пехоты, 75 казаков и несколько орудий с прислугою.

4) Ак-мечетский остров особенно важен в стратегическом отношении. Он прикрывает со стороны коканских владения все низовья реки Сыра и всю киргизскую степь оренбургскаго ведомства. Несмотря однако же на важность этого пункта, укрепление, которое будет здесь возведено, не потребует слишком многочисленнаго гарнизона: местность, пересеченная множеством канав, наполненных водою, значительно облегчает оборону. Сверх того, на север и северо-восток от острова тянутся голодныя степи, а на юг за Сыром пески Кизыл-кум, те и другие затрудняют набеги хищников. Для прочнаго занятия Ак-мечети достаточно 400 человек пехоты и 150 казаков с артилериею. Из Ак-мечети необходимо будет содержать небольшие наблюдательные посты: около протока Сагазы, верстах в 30 выше укрепления, и около плотины, устроенной при выходе из реки Сыра Яны-Дарьи, верстах в 20 ниже. Первый пост нужен для наблюдения к стороне Туркестана, а второй — для охранения плотины.

Итак, для занятия всего праваго берега реки Сыра, на протяжении 440 верст по кратчайшему пути и 650 по изгибам реки, потребуется: 1,200 человек пехоты и 750 казаков с артилериею.

Подробности о средствах отдельнаго оренбургскаго корпуса, с которыми согласовано настоящее предположение, о числительном распределении по укреплениям пехоты, кавалерии и артилерии, изложены в следующих соображениях и ведомостях.

Пехота. В настоящее время на Сыр-Дарье находится 400 человек пехоты, а по новому предположению необходимо иметь [172] 1,200 человек, следовательно 800 человек должны быть прибавлены; а так как число пехоты в Оренбургском корпусе едва достаточно для местной службы, то нужно будет привести 4-й, 5-й и 6-й Оренбургские Линейные баталионы из осмисотеннаго состава в тысячный, по примеру прочих оренбургских баталионов в 1.000 человек, или сформировать новый баталион в 800 человек. Первое из этих средств не совсем удобно. Оно прибавило-бы к настоящему числу пехоты Отдельнаго Оренбургскаго корпуса не 800, а только 600 человек. Для избежания же излишняго раздробления баталионов и рот по пунктам, отстоящим один от другого на значительное разстояние, понадобится иметь в степи людей более, чем требует того необходимость, а тем самым число пехоты на линии уменьшится, как это видно из следующей дополнительной таблицы.

Ведомость № 1 о размещении баталионов №№ 4, 5 и 6, в случае усиления их состава и в случае прибавления новаго баталиона (Самая ведомость эта, как и последующия, здесь пропускаются.).

До преобразования 23-й пехотной дивизии, последовавшаго 8-го мая 1837 года, в Киргизской степи не существовало ни одного укрепления, между тем в Оренбургском корпусе состояло тогда 16 баталионов, из числа коих 12 находились на линии. Ныне в Оренбургском корпусе 10 баталионов, из них 1 ½ — занимают степи и Новопетровское укрепление, 3 — на горных заводах, 1 — на внутренней службе и только 4 ½ — находятся в Оренбурге и на линии. Притом, со времени основания степных укреплений, один баталион содержится на суммы сбора с башкирскаго народа; поэтому усиление пехоты Отдельнаго Оренбургскаго корпуса одним баталионом, оправдываемое необходимостью, не может, кажется, быть признано новым для военнаго бюджета отягощением. С прибавлением одного баталиона, нужно будет прибавить в 23-й пехотной дивизии один бригадный Штаб и изменить №№ некоторых баталионов.

Ведомость № 2 о распределении бригад, баталионов и рот 23-й пехотной дивизии по новому предположению в 11 баталионов. [173]

Ведомость №3 о числительном распределении чинов 5-го и 6-го баталионов по укреплениям.

Кавалерия. Занятие праваго берега реки Сыра потребует 350 казаков, более настоящаго их числа в Аральском укреплении. На Сыр-Дарье полезно-бы было иметь преимущественно Уральских казаков, но, дабы не обременять Уральское войско излишним нарядом, можно: из 650 казаков, назначаемых на Сыр-Дарью, 400 наряжать из уральцев и 250 из башкир, выбранных из числа самых надежных во всех отношениях.

Ведомость № 4 о числительном распределении по степным укреплениям казаков Уральскаго (400), Башкирскаго (250) и Оренбургскаго (300) войск.

Артилерия. Ведомость № 5 о распределении 111 медных и 31 чугунных орудий разнаго качества Оренбургскаго артилерийскаго округа.

Относительно прислуги для орудий надобно заметить следующее. В настоящее время Оренбургский округ артилерийских гарнизонов разделяется на 3 ½ роты: 2 — в Оренбурге, 1 — в Орске и ½ — в Троицке, от которых командируются люди к орудиям, состоящим на линии и в степных укреплениях, а также на горных заводах Уральскаго хребта. По вновь предполагаемым изменениям, состав Оренбургскаго артилерийскаго крепостнаго округа будет следующий: 1 ½ батареи в г. Оренбурге, 1 — в Орской крепости, ½ — в Новопетровском укреплении, ½ — в Аральском укреплении. Затем откомандирование людей из Оренбургских батарей на горные заводы и в степныя укрепления прекратится. С устройством укреплений на правом берегу реки Сыра необходимо: или прибавить еще одну крепостную батарею; или откомандировать на Сыр-Дарью одну конную батарею Оренбургскаго казачьяго войска.

Ведомость № 6 о распределении одной с половиною крепостной батареи по степным укреплениям.

Прочие чины в укреплениях. Кроме пехоты, кавалерии и артилерии, в укреплениях должны быть еще следующие чины: [174]

Ведомость № 7. На основании всех вышеприведенных таблиц, состав гарнизонов укреплений определится следующею ведомостью.

Ведомость № 8 о предполагаемом составе гарнизонов укреплений на р. Сыр-Дарье и прочих.

Примечание. Полезно-бы было иметь в Аральском укреплении инспектора Сыр-Дарьинской линии (генерала или полковника) и при нем: офицера генеральнаго штаба, адъютанта, переводчика, топографа, инженернаго кондуктора и 3 писарей.

О средствах к существованию укреплений на реке Сыре.

Для существования гарнизонов степных укреплений необходим привоз с линии продовольственных и военных припасов, лесных материалов и разных других предметов для устройства жилищ и проч. В Аральское укрепление, на гарнизон, простиравшийся до 850 человек, тяжести привозились ежегодно на следующем числе:

Верблюдов. Подвод.

в 1847 году…….. 3.826 1.252
« 1848 «…….. 3.723 1.570
« 1849 «…….. 1.826 1.247
« 1850 «…….. 1.569 1.065
« 1851 «…….. 2.841 589
« 1852 «…….. 1.835 1.115

Средним числом на 2.600 верблюдах и 1.140 конных подводах; значит, на каждаго человека гарнизона приходилось по 3 верблюда и по 1 1/3 подвод. По этому расчету на все Сыр-Дарьинския укрепления понадобится ежегодно:

Верблюдов. Подвод.
в Аральск с постами…… 2.500 1.100
« Казалинский форт……. 800 350
« Кош-курган………. 1.200 550
« Чим-курган………. 700 300
« Ак-мечеть……….. 2.400 1.100
7.600 3.400

Верблюды и подводы должны проходить: [175]

Из Орской крепости. Из Илецкой защиты.
в Аральск……. 700 верст. 895 верст.
« Казалинский форт … 730 « 925 «
« Кош-курган….. 900 « 1.095 «
« Чим-курган….. 975 « 1.170 «
« Ак-мечеть…… 1.090 « 1.285 «

Разстояния эти слишком велики для успешнаго следования тяжестей, и кроме того верблюды, хотя и весьма хорошо идут до Аральскаго укрепления, но дальнейшее следование их будет затруднительно, потому что травы в низовьях Сыра вредны для верблюдов; а конныя подводы и теперь едва доходят до Аральска, на дальнейшее же следование их вверх по Сыру решительно нельзя полагать никакой надежды. Поэтому необходимо было бы доводить транспорты только до Аральска и Казалинскаго форта, а от Казалинскаго форта вести их помощи имеющихся уже пароходов и буксирных судов, которые необходимо построить, в Кош и Чим-курганы и Ак-мечеть. Такой способ транспортировки тяжестей мог бы сверх того сократить наем верблюдов почти на половину, потому что в течение лета верблюды могли бы пройти пространство от линии до Аральска и обратно, вместо одного, два раза. Что касается до подвод, то со временем представится, может быть, возможность заменить конныя башкирския — воловьими наемными; тогда самое число подвод могло бы уменьшиться до 2.000.

Транспортировка тяжестей с линии сопряжена с большими затруднениями и издержками; но этот способ снабжения укреплений продовольствием и прочими предметами, неминуемый в первое время, значительно облегчится впоследствии с развитием извозничества в Киргизской степи, земледелия на Сыр-Дарье и торговли с азиятцами.

Киргизы неохотно дают верблюдов в русские транспорты, не потому чтобы это было для них невыгодно, но они не любят ходить с нашими отрядами, начальники которых, заботясь единственно о соблюдении порядка, не соображаются с привычками верблюдов и портят их, сами того не подозревая. Нет сомнения, что если нанимаемым киргизам с их верблюдами [176] будет предоставлена полная свобода в следовании и если конвойные отряды не будут стеснять их, то киргизы охотно будут наниматься в извоз. Вероятно также, что опыт доставки тяжестей в степныя укрепления на наемных воловьих подводах не останется безплодным и повлечет за собою весьма важные результаты, как для казеннаго интереса, так и для развития новой отрасли промышленности в Оренбургском крае.

Ограждение низовьев реки Сыра от грабежей и насильств, без сомнения, разовьет в этом крае земледелие и будет содействовать к обезпечению провиантскаго и фуражнаго довольствия гарнизонов укреплений местными средствами. Коканския и хивинския укрепления, несмотря на упадок в настоящее время хлебопашества на Сыре, довольствуются местными средствами. К этим фактам прибавим еще, что хивинский оазис, свойствами своими весьма похожий на низовья реки Сыра, производит хлеба так много, что довольствует не только всех оседлых и кочующих своих жителей (до 300 тысяч душ), но еще многих туркмен.

Развитие безпошлинной торговли с азиятцами на реке Сыре имело бы благодетельное влияние, как на край, так, в особенности, на существование укреплений. Для этого полезно бы завести при укреплениях казенные магазины с разными простыми товарами (бумажными, железными, посудою, мелкими галантерейными вещами и проч.) для киргиз и прочих азиятцев, у которых можно было бы выменивать хлеб и разные азиятские товары.

Об отношениях укреплений к киргизам.

В настоящее время степныя укрепления не имеют почти никакого влияния на киргиз и если проявляются по временам некоторыя отношения между теми и другими, то большею частию из-за пользования поземельными угодьями. Кажется, было бы весьма полезно сосредоточить в каждом степном укреплении интересы окрестных киргиз, заведя в них киргизское управление, киргизский суд, мечеть с муллою, базар и проч. Тогда киргизы убедились бы на самом деле, что укрепления устроиваются для их собственнаго благоденствия и привыкли бы [177] смотреть на них как на свои города. Тогда семена цивилизации, брошенныя в киргизской степи, принялись бы и возросли. Здесь не лишнее заметить, что по способностям своим киргизы с выгодою могут быть употреблены для разведок и сообщений по степи, поэтому, в случае увеличения народонаселения в низовьях реки Сыра, можно будет устроить со временем между укреплениями наблюдательные посты из киргиз.