Ведение траншей.

Инженерными работами при осаде Ак-мечети, по крайней мере до перехода через ров, заведывал также Хрулев, хотя и не официально.

Первая траншея (а), от батареи № 4 к северо-восточной башне (А), была начата ночью на 10-е июля. На 12-е число в [199] ней был устроен ложемент для штуцерной команды, которая стреляла по людям, являвшимся на стенах и башнях для их исправления. Траншея была окончена на 17-е число. В эту ночь неприятель не прекращал ружейной пальбы, освещая окрестности красным огнем с юго-восточной башни (Д) и зажженными бревнами, которыя ставил на стенах и опускал вниз. Для развлечения внимания неприятеля, вокруг всей крепости была разсыпана по канавам пехота, которая поддерживала ружейную перестрелку вне направления наших работ в траншеях, которыя велись с востока (а) и запада (г). Тем не менее мы потеряли 5 человек убитыми. На другой день, для постояннаго занятия траншей, к выставленной 8-го июля полуроте пехоты на правом фланге, послана другая полурота на левый фланг.

10-го июля была устроено башкирами, под руководством войскового старшины Филатова, траншея от праваго фланга лагеря до батареи № 4, и так как при этом не было потерь, то полагали безопасным продолжать работы башкирами днем, даже вблизи крепости, но вскоре принуждены были от этого отказаться. Ночью на 11-е число была начата с двух концов параллель (б) между батареями №№ 4 и 5, и продолжалась днем, под сильным ружейным огнем, которым было ранено 7 башкир. На 12-е число параллель была доведена от батареи № 5 на 280 сажен и концы остались не соединенными на 60 сажен; а на 13-е число на разливах из канавы незамкнутаго пространства были постланы фашины, по которым можно было провозить орудия. Боковое же прикрытие к стороне крепости было устроено только в ночь на 18-е июля; до этого времени люди проходили незамкнутое пространство постоянно под неприятельским огнем.

Апрош (в) от батареи № 5 к юго-западной башне (с) был начат на 13-е июля и продолжался в следующия ночи, под прикрытием мантилета, и окончен на 16-е число. Во время этой работы в первую ночь ранено 2 рядовых, а во вторую — подпоручик Лифлянд. Апрош (г) от параллели к северо-западной башне (В) был начат и окончен сутками позже [200] предыдущего. В этом апроше (г) и в венчании гласиса (д) было два зигзага, прямо направлявшиеся на стену крепости, на которой неприятель поставил против них крепостныя ружья и лишь только кто показывался в зигзаге, тотчас же раздавался выстрел.

Венчание гласиса (д) началось, под прикрытием туров, в ночь на 16-е июля от траншеи в влево, на 18-е число было поведено одновременно, вправо и влево от траншей ве, причем было смертельно ранено 2 рядовых, а на следующую ночь также и от траншеи а, причем ранен один рядовой. 19-го июля в 3 часа пополудни человек двадцать коканцев, выйдя незаметно из ворот крепости, находившихся на южном фасе, бросились на двух часовых, стоявших в венчании гласиса, схватили их, утащили в крепость и там, как оказалось впоследствии, казнили самым варварским образом, сняв с живых кожи. 22-го июля они хотели повторить предприятие, напав врасплох на траншейный караул, и в 4 часа утра уже несколько коканцев спустились по веревкам с южной стены крепости, но были замечены, встречены ружейным огнем караула и вернулись. Венчание гласиса было окончено почти перед самым штурмом, 25-го июля, одновременно с переходом через ров.

Переговоры с неприятелем.

13-го июля в половине 11-го часа корпусный командир послал в крепость киргиза с следующим письмом:

«От Оренбургскаго Генерал-Губернатора

Начальнику Ак-мечетской крепости.

«По приказанию Государя моего, Императора Всероссийскаго, пришел я взять Ак-мечеть, построенную коканцами на русской земле, для притеснения киргиз, наших подданных».

«Ак-мечеть уже взята, хотя вы и сидите в ней. Вы видите, что я, не теряя моих людей, могу истребить вас всех до единаго».

«Напрасно исправляете вы стены: в Ак-мечеть я войду в ворота, потому что в свою собственную крепость через стены [201] не лазят. Если бы эти стены были не мои, то я не жалел бы их, вы знаете, что я имею силу разрушить их совершенно». (В официальном донесении это место было пропущено).

«Русские пришли сюда не на день и не на год, а на вечныя времена, на год они не пойдут».

«Хотите остаться живы, просите пощады; хотите умереть в Ак-мечети, и это в вашей воле, мне не к спеху, я вас не тороплю, но повторяю: пришел сюда не сражаться с вами, а бить, покуда не отворите ворота».

«Все это сказал бы я вам в первый день моего прибытия, когда я подъезжал без оружия к стенам крепости, еслибы вы не стали стрелять в меня предательским образом, а это не водится между честными воинами».

В 8 часов вечера крепость иллюминовалась флагами. Мы с Падуровым и султаном Илекеем сидели за чаем, когда корпусный командир подъехал к нам верхом и, обратясь к султану, спросил: «что значат эти флаги: покорность или вызов?» Илекей, внимательно посмотрев на крепость, отвечал — вызов. Перовский пришпорил лошадь и, прибыв на батарею, приказал начать обычный огонь в десять выстрелов. Киргиз привез ответ от начальника Ак-мечети, в котором было сказано, что: «теперешнее правительство Кокании не обязано отвечать за несправедливости, сделанныя в управление страною кипчаками; русский отряд подошел к крепости, без объявления войны, начальник Ак-мечети готов очистить крепость, но чтобы русские дали ему сроку 15 дней, в течение которых отошли бы за Бишь-арны; иначе будут сопротивляться, пока «ружья у них останутся на ложах, ефесы сабель и древки копий не переломятся и не истощатся в крепости кизяки (куски глины, бросаемые в осаждающих)».

Постройка бараков и обилие работ.

На другой день, то есть 14-го июля, по распоряжению корпуснаго командира, была начата постройка бараков около лагеря но с какою целью? — не мог ни от кого узнать. Говорили, что корпусный командир хотел показать гарнизону, что он не [202] нуждается в их крепости, но вернее, что он боялся замедления осады до осени, хотя и эта боязнь была довольно странна. Хорошо еще, что для постройки бараков были наняты киргизы, а то чины отряда и без того были утомлены до крайности дневными и ночными караулами в траншеях и в лагере, заготовлением за рекою осадных материалов, сена для лошадей и множеством других самых разнообразных служб и работ. С стесненным сердцем передавал я приказания в команды о наряде людей, по распоряжению свыше, видя, что многим приходилось отбывать службу по несколько суток безсменно, без отдыха и без сна. Особенно тяжела была служба безответных башкир и усталых и оборвавшихся от похода пехотных солдат. Физическое и нравственное состояние солдата во время осады Ак-мечети лучше всего характеризуется следующим случаем. Раз в полдень солдат вышел из батареи (№ 4) и направился прямо к крепости, перешел через водяный ров, полез на башню (А) и достигнув более половины ея высоты, вытащил из нея земляной мешок и высыпал из него землю, потом другой и третий, затем слез с башни и тем же путем пошел, не торопясь, назад. Коканцы открыли по нем огонь, но он вернулся благополучно на батарею, и когда начальство стало его спрашивать, зачем он ходил к крепости, солдат спокойно отвечал: «у меня рубашка совсем оборвалась, так я сходил за мешками, чтобы сшить из них новую». Издали этот поступок может показаться молодечеством, геройством, но вблизи было видно только полнейшее равнодушие к жизни, апатия.

Первая рекогносцировка к Сагазы.

18-го июля, вследствие слухов о приближении от Ташкента помощи к Ак-мечети, корпусный командир послал Падурова и меня с легким отрядом к переправе Сагазы, для рекогносцировки дороги и разузнания от киргиз о неприятеле, а в лагере сформировал, на случай движения к нему на встречу, отряд в 500 казаков с ¼ пудовым и тремя 3-х фунтовыми единорогами, взятыми с батарей. [203]

Чтобы объяснить что такое Сагазы, необходимо сказать, что крепость Ак-мечеть была окружена со всех сторон водою, именно Сыр-Дарьею и разливами ея рукавов Бер-казана и Кара-узяка и находилась таким образом на острове, простиравшемся верст на 35 от запада к востоку и на 15 от севера к югу. Удобных переправ через рукав Бер-казан, ограждающий остров с севера и востока, было только две: одна при истоке рукава, носившем название Сагазы, могла быть производима только на плотах и лодках; а другая Биш-арны (пять протоков), недалеко от бабыстынских или караузякских болот, в брод. Переправы эти были весьма важны для. сообщения Ак-мечети с коканскими и русскими владениями. Пройдя слишком 30 верст до Сагазы, мы в тот же день вернулись назад, доложив корпусному командиру, что для провода артиллерии дорога требует предварительнаго исправления и что киргизы ничего не знают о приближении коканцев.

Вторая рекогносцировка к Сагазы, исправление дороги и разстановка передовых постов.

На другой день, то есть 19-го июля, с утра отправлен был сотник Михайлов с партиею уральских казаков поставить наблюдательный пост в 15 человек у переправы чрез Сагазы и другой пост в 10 человек на половине дороги оттуда к крепости; а вечером посланы были из лагеря: войсковой старшина Буренин с двумя сотнями уральских казаков и 3-х фунтовым единорогом к Сагазы и эсаул Саратовцев, с сотнею уральцев и 3-х фунтовым единорогом, к Бишь-арны, для охранения этих пунктов, а также небольшия партии казаков на левый берег Сыр-Дарьи. Мне было приказано следовать с отрядом Буренина, исправить дорогу до Сагазы для провода орудий, разместить отряд и посты на Бер-казане по своему усмотрению и потом вернуться. Пройдя несколько верст, мы ночевали, не разседлывая лошадей, на берегу небольшого озерка. Желая испытать, как ходят казаки в военное время без посторонняго начальства, я не вмешивался в их распоряжения, но к великому удивлению заметил, что [204] никаких распоряжений не было сделано и казаки преспокойно улеглись все спать, не выставив ни одного часового. Я целую ночь не спал, но когда солнце встало и мне надоело быть безсменным часовым, разбудил Буренина, предложив ему выступать, так как в течение дня предстояло много работы. Дорога от Ак-мечети до Бер-казанскаго протока пересекалась множеством канав и разливов, во многих местах тянулась узкою тропою между густым и колючим кустарником и только подходя к Сагазы пролегала среди прекрасных джидовых лесов. 20-го июля, пользуясь сметливостию и расторопностию уральцев, мне удалось разработать дорогу до такой степени, что по ней можно было провозить орудия и подводы, и затем осталось еще времени для осмотра Бер-казанскаго протока и размещения постов.

Поиск в Джулеку.

Ночевав на Сагазы, рано утром 21-го июля я возвращался к Ак-мечети, но не доезжая до нее верст пять, встретил Падурова с полусотнею оренбургских казаков и полусотнею Башкирцев. Он сообщил мне, что корпусный командир приказал ему следовать на Сагазы, где, присоединив к себе 1 ½ сотни Уральских казаков с 3-х фунтовым единорогом переправиться чрез проток и двинуться, вместе со мною и со всем отрядом, на встречу коканцев, слухи о приближении которых продолжались, разбить их, дойти до коканской крепости Джулек, взять и разрушить ее и потом вернуться. Провианта на отряд в 2 ½ сотни с орудием взято на 7 дней. «Отпуская меня», прибавил Падуров, «Василий Алексеевич приказал распорядиться так, чтобы у нас в отряде не было ни одного убитаго или раненаго и я дал ему слово, что свято исполню его приказание».— Напрасно торопились, возразил я. — На войне нельзя расчитывать на верную невредимость. — «Я надеюсь на вас», продолжал Падуров, «дорогой вы придумаете что нам делать и по старой дружбе поможете мне сдержать мое необдуманное слово».

К 2 часам пополудни отряд наш сосредоточился у Сагазы и начал переправу чрез Бер-казанский проток, имевший [205] 20 сажен ширины и 1 ½ сажени глубины, при пособии одной киргизской лодки, одной киргизской же будары и одного плота из сухого камыша. Переправа продолжалась до 7 часов вечера, следовательно ровно 5 часов. Отряд ночевал около брошеннаго коканскаго кургана или укрепления Мамы-сеит, на канаве.

22-го июля отряд прошел около 50 верст и ночевал на озере Ит-аяк. Воды на пути было довольно, корм всегда порядочный. Дорога пролегала среди кустарников, состоявших из джиды, саксаула, гребенщика (джангыл), колючки (чингил), ивы и тополя (туранга). Около дороги встречалось много пашень и аулов киргиз, сначала Джапасскаго, а потом Кипчакскаго родов. Разливы из канав и густота кустарника, особенно колючки, представляли затруднения для следования орудия и подвод, но они были устраняемы передовою командою, разрабатывавшею дорогу.

23-го июля местность представляла те же свойства, как и накануне. Сделав верст 30, отряд остановился на привал в лощине, на которой было довольно много киргизских кибиток, а поднявшись из лощины на высоту, виднелась уже крепость Джулек, отстоявшая от этого места верст на 15. С согласия Падурова, я пригласил к себе более значительных киргиз на чай и узнав, что многие из них имеют родных в Джулеке и что там сидит не более 40 коканцев, сказал своим гостям: «нам приказано выгнать из Джулека коканцев и разрушить крепость и мы не можем вернуться, не исполнив приказания высшаго начальства. С боя, или без боя, но мы займем Джулек. Вы знаете крепость и видите теперь наши силы, значит можете сами судить на чьей стороне превосходство, а сзади за нами, под Ак-мечетью, которая не сегодня, так завтра сдастся, у нас еще более войск. При всем том мы не имеем ни малейшаго желания проливать понапрасну человеческую кровь и если коканцы очистят Джулек при нашем приближении, даю слово, что мы их не будем преследовать и не тронем. Нам нужна крепость, а не они». После этой речи киргиз Тургай вызвался съездить в Джулек [206] сообщить начальнику о нашем приближении, посоветовать ему оставить крепость и вернуться к нам с ответом. Переговорив вторично с Падуровым и заручившись от него безусловным carte blanche, я отправил Тургая в Джулек. Затем, расчитав время, когда он должен был прибыть в крепость и передавать начальнику ея о приближении русских войск, я выдвинул отряд на высоту и направил его по песчаной дороге ниткой в один конь, на разстоянии несколько саженей один от другого, чтобы по возможности увеличить массу пыли, видной из далека, и подкрепить фактом разсказ киргиза о нашей силе, без сомнения, преувеличенной. В этом порядке мы подошли верст на пять к крепости, когда заметили, что от нея потянулся столб пыли по направлению к Туркестану. Казаки без приказания начали стягиваться и строиться в сотни, для преследования бежавших из Джулека коканцев. Сам Падуров позабыл уже об обещании не трогать их и торопливо подтягивал казаков. Не ожидая такого оборота, я был сконфужен, но скоро оправился, поскакал с вожаком вперед на пол версты, поговорил с ним, вернулся и при сомкнувшемся уже отряде доложил громко Падурову, что впереди глубокий водяной арык, что нет возможности переправить через него скоро отряд с орудием и что необходимо сделать обход верст в пять. Падуров начал возражать, но я предложил ему удостовериться самому и когда он поскакал со мною вперед, я сказал ему, что никакого препятствия к преследованию нет, кроме даннаго обещания. «Стоит ли церемониться с Азиятами», отвечал он и хотел уже вернуться, но я остановил его порыв замечанием, что на это иначе посмотрит Василий Алексеевич. Тогда, доскакав до назначеннаго арыка и вернувшись в отряд, Падуров объявил, что действительно нельзя идти прямо и необходимо сделать обход, но мы успеем еще догнать коканцев, а между тем солнце приближалось уже к закату. Затем он предложил мне взять десять казаков, ехать прямо к Джулеку и занять засветло крепость.

Довольный, что мне удалось отклонить казачий порыв, я поскакал к Джулеку, на пути встретил Тургая с известием [207] об уходе коканцев и потом депутацию от окрестных киргиз с поздравлением, по случаю нашего благополучнаго прибытия, и направил их к Падурову, а сам достиг наконец цели нашего поиска и остановился у ворот крепости, которыя были затворены. Спешив казаков и оставив двух из них с лошадьми и одного у ворот, с приказанием никого чрез них не пропускать, с остальными вошел в крепость, чрез какой то темный и извилистый коридор, в нишах котораго мы нашли 19 ружей разной длины и разнаго калибра с фитильными замками. Внутренность крепости была покрыта целым лабиринтом глиняных построек, среди которых выдавался по удобствам для жизни только дом начальника, имевший впереди глиняную платформу в аршин вышины. В одной из комнат этого дома, во вмазанном над очагом котле, мы застали воду еще совершенно горячую, а недалеко от дома нашли большую редкость в степи — превосходный колодезь с холодною ключевою водою. Разсматривая коканския постройки, я разослал казаков по крепости отыскивать имущество бежавших и сносить все на платформу. Из военных предметов, кроме ружей, найдено было: 185 мелких чугунных ядр, 205 свинцовых пуль, 3 пуда 14 фунтов свинцу, форма для пуль, древко от бунчука, выкрашенное зеленою краскою, барабан и пуда полтора пороху, которые я употребил на другой день для взрыва одной из башен. Кроме того казаки притащили несколько больших мешков рису, изюму и табаку, 6 штук рогатаго скота и ученаго для охоты беркута, который ценился киргизами по крайней мере в 100 баранов. Все это отдано было в отряд за исключением беркута, котораго я подарил Тургаю за оказанную им услугу. Через час или полтора после меня, уже после заката солнца, прибыл к Джулеку Падуров с отрядом и я сдал ему крепость и найденное в ней имущество. Отряд расположился на ночлег вдоль южнаго фаса крепости, где были ворота и против них ряд тополей.

24-го июля я посвятил съемке плана и профилей крепости и построек в ней и разрушении двух башен и всех стенок бруств