Из доклада полковника генерального штаба Белинского военному министру об экономическом и торговом развитии в Средней Азии.

Сношения России со среднеазиатскими владениями, начавшиеся еще в XVI столетии, всегда вызывали со стороны [8] русского правительства заботы о распространении активной торгов­ли русских в этих странах с целью создать рынок для русских фабричных произведений и впоследствии для покупки сырых продуктов и об изыскании удобнейших путей для взаимных сно­шений. Первые достоверные известия о движении русских через Усть-Урт относятся к XV столетию. В 1605 году уральские казаки собрались в числе до тыся­чи человек, произвели набег на Хивинское ханство, прошли благополучно Усть-Урт и подошли к Ургенчу, но у этого пунк­та были поголовно истреблены хивинцами. Совершенно такая же участь постигла экспедицию Бековича-Черкасского, предпри­нявшего (поход) (Все слова, помещаемые в дальнейшем в скобках, в документах отсутст­вуют и принадлежат составителям.) по повелению Петра Великого в 1717 го­ду. Хотя отряд состоял из 2200 человек, но тем не менее про­шел через Усть-Урт с его северо-западного угла, через Балеули в Хивинское ханство, где также был истреблен поголовно. Не­смотря на эти враждебные отношения, торговля с Хивою не прекращалась и велась через Астрахань и Мангишлак. ЦГВИА, ф. 400, д. 38,1885, л. 10.

Из доклада правительственной экспедиции по исследованию направления Средне-азиатской железной дороги от 24 ноября 1878 года.

(Печатается частично. (Сост.)) … Петр Великий намеревался проложить торговый путь между западом и востоком через Россию. Замыслы Бонапарта о походе в Индию в союзе с императо­ром Павлом имели соображения, что только Россия по своему географическому положению и народному духу может это ис­полнить. Мысль Петра выражена в наказе 14 февраля 1716 года князю Бековичу-Черкасскому:… „осмотреть прилежно течение оной реки (Аму), тако же и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить в старый ток, к тому же прочие устья запереть, которые идут в Аральское море… Отпустить купчину по Аму-Дарье реке в Индию, наказав, чтобы изъехал он ее пока суды могут итти»… На этом на­казе Петр написал: „Господам Сенату с лучшею ревностию сие дело, как наискоряя, отправить, понеже зело нужно». ЦГВИА, ф ВУА д. 117 с, л. 9-13.

Обзор Туркестанского края в стратегическом отношении

…Перейдем к заветной мысли для России, завещанной еще Петром Великим, т. е. к открытию торговых, сношений с богатыми странами Средней Азии. Начиная с похода Петра к берегам Каспийского моря, до настоящего времени, постоянная мечта общественного мнения была—проложение пути в центр Азии и утверждение нашего влияния в Хиве и Бухаре… …Задавшись идеею о необходимости торговли с Азиею, наше общественное мнение в продолжении слишком столетия ощупывало путь, по которому следует направить эти торговые сношения. Затраченные на эти изыскания сотня миллионов, к сожалению, еще не окупились… Полковник Краевский. ЦГВИА, ВУА, дело № 117/с, л. 1-8.

Из доклада полковника генерального штаба Глуховского в 1873 году военному министру Милютину о необходимости снаря­жения экспедиции для исследования Арало-Каспийского бассейна.

Хивинское ханство, расположенное среди окружающих пустынь, в виде плодоносного оазиса на дельте самой громадной в Средней Азии р. Аму-Дарьи, протекающей по нескольким ханствам от снеговых вершин Болора и Индукуша до Аральского моря, всегда обращало на себя особенное внимание. Взоры всех восточных завоевателей постоянно устремлялись на Хиву. Наш великий император Петр 1 также не оставил этого ханства без внимания. Его занимали как природные богатства Средней Азии и Индии, так (и) («и» вставлено составителями.) заведение с ним сношений и направле­ние индийском торговли по древнему пути, ибо в древние времена торговля Индии с Европой производилась по Аму-Дарье. Плиний свидетельствует, что во времена Помпея было известно, что в семь дней от Инда прибывали в Бактриану на берега р. Икар, впадающей в Оксус, и что индийские товары, перевезенные оттуда по Каспийскому морю в Куру (Сучиз), могут быть [10] перевозимы сухим путем в пять дней далее до (Фазис) р. Гиона, впадающей в (Евксинский Понт) Черное море. Петр I, получив сведение, что Аму-Дарья впадала прежде в Каспийское мо­ре и что даже имеется старое русло, по которому она текла, тогда же снарядил экспедицию в Хиву для подчинения ее сво­ей власти и для направления вод Аму-Дарьи по ее старому руслу. К крайнему сожалению, эта экспедиция не удалась. Но, все-таки, еще в начале прошедшего столетия Петр I предуга­дал, что весь средне-азиатский вопрос заключается в Аму-Дарье. С тех пор прошло более полтора века, этот вопрос не только не уничтожился, но все более и более поднимался, чем ясно до­казывается вся необыкновенная его важность. Хотя Россия для заведения сношений с Средней Азиею и начала свои действия с противуположной стороны, т. е. с Оренбурга, но, в конце концов, Россия приходит опять к тому же пункту, откуда ве­ликий император думал начать. Пространство между Каспий­ским морем и Аму-Дарьею и старое русло этой реки опять выдвигается на первый план. Занятие Красноводского залива, действия наших отрядов в Туркменских степях и хивинская экспедиция еще более указали на особенную важность арало-каспийского бассейна и безотлагательную необходимость решить, наконец, первостепенной важности вопрос о старом русле Аму-Дарьи, с которым связано не только будущее наших сред­не-азиатских владений, но также судьба всей Средней Азии. А. Глуховской. ЦГВИА, ф, 400, д. 8,1873 г., л. 74—81. *) Примечание: В дополнение к помещенным выше документах составители считают не лишним привести некоторые све­дения по этому разделу из литературных источников следущего характера: Автор Я. В. Ханыков в своей «Пояснительной записке к карте Аральского моря и Хивинского ханства», изд. 1851 г. со­общает, что «торговый путь в Россию с берегов Аму-Дарьи был проложен уже в VIII веке, подтверждением чему служат найден­ные у нас монеты разных приамударьинских городов». Исследователь Руссов в «Путешествии купца Рукавкина в Хи­ву» сообщает, что в XIV в. в Нижнем Новгороде находилось, «великое множество хивинцев и бухарцев», среди которых не­сомненно были и туркмены. По сообщению академика Бартольда, царь Иван Грозный в 1559 г. установил систематические сноше­ния с хивинским и бухарским ханствами. В этом же году в Моск­ву прибыли послы из Бухары, Балха и Ургенча. Очень возможно, что туркмены, тесно связанные с Бухарой и особенно с Ургенчем, принимали какое-то участие в этих посольствах. По сообщению Руссова и Веселовского, в 1563 г. бухарский хан Искендер и хивинский хан Хаджи Мухаммед просили Ивана Грозного разрешить хивинским и бухарским купцам свободно торговать в Астрахани, Казани и в других русских городах. В 1566 г. ургенчский хан Азим вместе с другими азиатскими ханами получил от Ивана Грозного грамоту, разрешающую торговлю в России. Очень возможно, что туркмены не оставались в стороне от этой торговли, так как пути проходили через Туркмен­ские степи. Посольства из Бухары и Хивы к русским царям повторялись в 1583,  1896 г. и других годах. К этим посольствам вероятно так или иначе имели какое-то отношение и туркмены. По сообщению Ульяницкого, в 1616 г. ургенчский посол Ход­жа Юсуф добился у царя Михаила Федоровича дальнейшей торговли в Астрахани и других поволжских городах. В своих трудах Бартольд, Веселовский, Ильяницкий, Хохлов, киязь Халков подробно описывают посольство Ивана Хохлова в 1619-1620 г. г. в Хиву и Бухару и встречу его с туркменами. Веселовский далее сообщает, что в 1622 г. ургенчский ца­ревич Анган прибыл в Москву, к царю Михаилу Федоровичу с целью поступить к нему на службу. Он просил царя «дать ратных людей, дабы навсегда остаться со всем владением или ханством в подданстве российском». В это время Ургенч окружался нема­лым числом туркмен. Посольства из Хивы и Бухары к русскому правительству пов­торялись в 1623 г., 1633 г, 1636 г., 1639 г., 1640 г., 1642 г., 1644 г., 1646 г. и т. д. почти каждый год. В 1669 году русское посольство Пазухиных, пробыв 16 меся­цев в Бухаре, обратно проследовало через Чарджуй, Мерв, Меш­хед к Каспийскому морю, т. е. через всю центральную Туркмению. В 1691 г. хивинское посольство просило Петра Первого пост­роить крепость на восточном берегу Каспийского моря для торгов­ли. По сообщению Ханыкова, Попова, Голоса, Залесова, Галкина и других, в 1700 г. хивинский хан Шах-Нияз через своего посла Достак Багадыра просил Петра Первого принять все Хивинское ханство в подданство России. Петр Первый удовлетворил эту просьбу. Об этом «Московские ведомости» за апрель 1703 г. сооб­щали, что «Хивинский хан прислал к Великому Государю посла своего, чтобы Великий Государь позволил его, хана, со всеми су­щими под его владением, принять под свою царскую высокодер­жавную руку в вечное подданство, о чем державнейший наш Государь милостиво соизволил и посылает к нему, хивинскому хану, посла своего». В это время туркмены в Хивинском ханстве играли не последнюю роль. В 1714 году состоялась встреча Петра Первого с туркменом Хеджа Непесом по вопросу о повороте Аму-Дарьи в Каспийское море. Влиятельный туркмен Ходжа Непес прибыл в. Петербург к Петру Первому с ходатайством повернуть из Хивы Аму-Дарью по старому руслу в Красноводский залив и через нее установить прямой торговый путь между Россией, Туркменией, Хивой, Буха­рой, Индией. Результатом этого явилась посылка Петром Первым в Хиву экспедиции Бековича-Черкасского в 1717 году, состоящей из отряда в 2200 человек, встретившей содействие прибрежных туркмен, но коварно уничтоженной хивинским ханом. В 1859 году хан хивинских юмудов Ата-Мурат, ведя борьбу с хивинскими ханами, домогался получить от нас помощь. Не получив ея, он успел сам овладеть почти всею северною частью ханства; но, не надеясь удержать Кунград в своих руках, пред­лагал этот город и устья Аму во власть русских. Получив отказ и потеряв впоследствии Кунград, Ата-Мурат не покидал старой своей надежды на овладение ханством и искал опять-таки помо­щи России.

Описание генералом Н. А. Терентьевым в 1875 году причин, вызвавших занятие Россией Красноводского залива.

В конце декабря 1868 года к г. Алисону, английскому послу в Тегеране, явились два депутата с просьбой о принятии их под покровительство Англии. Посол уклонился, однако-же от прямо­го ответа, под предлогом неимения на этот предмет, инструкций. … Эти переговоры совпадали с переговорами соседних нам ханств, касательно составления мусульманской коалиции против нашествия христиан. Сведения о деятельной переписке, эмира с Алтышаром, Коканом, Шахрисябзем, Хивой и Афганистаном стекались со всех сторон; однако же коалиция на этот раз не состоя­лась, но за то ободрила Хиву к более решительным действиям. С весны 1869 года началась и активная роль этого ханства по отношению к России. … Прокламации хана и его министров наводнили наши сте­пи; хивинские эмиссары не скупились на обещания, а высланные ханом небольшие отряды, вырастали в воображении киргиз в огром­ные армии и поощряли их на всевозможные сумасбродства. … В одной из перехваченных прокламаций, скрепленых пе­чатью Магомед-Рахим-Хана, говорилось о том, что по договорам с Россией, границею ханства был сначала Урал, а потом Эмба и, что движение русских за Эмбу—есть нарушение договоров. „Вы и все киргизския племена,—писал Хан, —единодушно согла­сились отделиться от неверных и решились поразить их мечем Ислама… об этом известно начальствующему у порога прибежи­ща Ислама, поэтому посылаем вам войска с есаул баши Махму­дом и Махрем-Худай-Назаром». Другими прокламациями, от име­ни только что названных эмиссаров, вызывались бии и старшины прибыть, «ради котлов и детей их», в Хиву для совещаний в предстоящих действиях. Диван-беги (Диван-беги—главнокомандующий, он же заведует ирригацией, сборачпг зякета и «онетным двором. Тогдашний Днван-беги был родом афганец, именем. Мад-Мурад. (Сноска в документе)), со своей стороны, также из­вещал, что скоро прибудут в помощь войска хана .. [41] … В апреле 1869 года, чиклинцы, получив известие, будто хивинекий отряд пришел на границу и требует биев и волост­ных к себе, захватили приказчика Ивана Бурнашова с двуми товарищами и вымененных ими на товар 1000 баранов. Имуще­ство было разделено, а люди отвезены в Хиву. В мае шайка напала в 75 верстах от Уральского укрепления на проезжавших в Ташкент мастеровых инженерного ведомства, из которых уби­то 6, взято в плен 8. …На Буканских горах, входящих в состав нашей террито­рии, шайка из 80 человек, под предлогом зякета, собирала на урочище Ильяр дань с проходящих караванов, отбирала понра­вившиеся товары и, наконец, захватила с собой еврея Якуба Муши, с тремя верблюдами из его каравана и 2000 рублей деньга­ми. У Евграфа Кикина отняли весь товар на 9000 рублей серебром. Кроме этих купцов, пострадали еще: братья Быковские, Мустафа Адам-Оглы, Биджан-Жангах и бухарскиий купец Абдул-Хаким. Не желая с первого же раза прибегать к крутым мерам, ге­нерал-губернатор попытался вразумить Хиву путем дипломати­ческих сношений. Письмом от 12 августа 1869 года было указано хану, что 1) к нашим киргизам и туркменам посылались от его имени возмутительные прокламации; 2) в пределы наши явля­лись посланные им чиновники с отрядами для поддержания бес­покойств между нашими подданными; 3) несколько русских вывезено в Хиву, где и содержатся с его ведома и 4) мятежники и разбойники, бежавшие из русских пределов, находят у него го­степриимство и покровительство. Вместе с тем, от хана требовали, чтобы подобные случаи бо­лее не повторялись и, чтобы с виновных в нарушении границы было взыскано. Написано было 20 сентября новое письмо, требовавшее нака­зания грабителей, возвращения награбленного и освобождения всех, захваченных разбойниками, русских и бухарских подданных. В виде угрозы генерал-губернатор прибавил: „если Ваше Высокостепенство не пожелаете исполнить моих справедливых требова­ний, то в случае разрыва дружбы между нами, тяжело будет чест­ным людям расплачиваться за разбойников». Ни на то, ни на другое письмо ответа, однако-же не прихо­дило, а нарочный, отправленный с этими письмами был в Хи­ве задержан и арестован. Терентьев Н А. „Россия и Англия в Средней Азии». Издан. 1875 г. С.-Петербург. Стр 84—93.

Отношение хивинского хана к занятию Россией Красноводского залива, по описанию генерала Н. А. Терентьева в 1875 г.

Высадка в Красноводске произвела в Хиве весьма сильное впечатление. Хан немедленно послал отряд конницы завалить все колодцы по дороге к Кызыл-Су; трупы собак послужили хи­винцам готовым материалом для этой работы и множество ко­лодцев со стороны Красноводска приведены в негодность; толь­ко один колодезь Сагжа пощажен был на время, но и там ос­тавлен конный пикет, который должен был завалить колодезь только в случае появления русских. В самом городе устроена новая цитадель, в виде башни, и вооружена 20 орудиями. Глав­ный проток Аму-Дарьи, Талдык, отведен в Айбугир и развет­влен на каналы с целью обмелить его и сделать непроходимым для наших судов. Близ мыса Урге выстроено укрепление, куда уже перевезены запасы из Хивы и Кунграда. Другое укрепление предположено было устроить на урочище Кара-Тамак. Прикоче­вавшие к Хиве наши киргизы освобождены были от налогов с тем однако, чтобы, в случае войны, они выступили по одному джигиту от каждых двух кибиток. Кроме того, для поддержания в киргизах уверенности в успехе, хан воспользовался прибытием какого-то турецкого эфенди и выдал его за посла, предлагаю­щего Хиве союз и помощь Турции. Как аргумент в пользу это­го, эфенди приводил необходимость расположить в свою поль­зу Персию, которая только потому не помогает ни афганцам, ни бухарцам, что они беспрерывно вторгаются в её пределы, за­бирают пленных и продают их в рабство. Одновременно с этим в Хиву прибыл и бухарский посол с известием о покорении эмиром Гиссара и жестокой расправе его с жителями. Все эти посольства поддерживали в хане самонадеянность, которая поколебалась только при известии о высадке в Красно­водске н движении буканского отряда. В начале 1870 года полковник Столетов произвел [44] рекогносцировку больших Балхан. Она убедила его в выгодности пере­несения стоянки большей части отряда в урочище Таш-Арват-Кала. Находясь там, в средоточии летнего местопребывания юмудского племени, отряд наш, по мнению полковника Столетова, мог одним своим присутствием прикрывать заливы Балханский и Красноводский и караванное движение от Балхан к Красноводску. .Вслед за окончанием рекогносцировки больших Балхан, войска Красноводского отряда занимались инженерными построй­ками, долженствовавшими обратить простой лагерь у Муравьевской бухты в такое положение, чтобы он, с осуществлением предположенного перехода большей части войск к Балханам, удовлетворял условиям, требуемым от хорошего опорного пункта на морском берегу. .К началу 1871 года вполне выяснилось враждебное к нам отношение хивинского хана. Вследствие этого, вопрос о дейст­вии против Хивы обсуждался в особом совещании министров, на котором было постановлено: еще выждать несколько с реши­тельными действиями против нея, а тем временем, пользуясь пребыванием нашего отряда в Туркмении, изучить пути: 1) от Красноводска до Сарыкамыша, для определения возможности движения отряда в Хиву, если того потребуют обстоятельства и 2) к низовьям Атрека, для изучения приатрекской страны, ко­торая скорее всего обеспечит нас перевозочными средствами для дальнейших походов. По окончании обеих рекогносцировок разрешено было очистить позицию у Балханских гор и сосредо­точить отряд в Красноводске. К маю 1871 года стало очевидным, что, вследствие противо­действия хивинского хана, расчет на организацию правильного и безопасного караванного пути от восточного берега Каспия в Хи­ву и заведение торговых отношений с туркменами следует при­знать неудавшимися. Нур-Берды-хан ездил в Хиву, где обещал помогать текинцам в тех случаях, когда они станут нападать на русских; он же дал обещание возвратить верблюдов туркменам, служившим в нашем отряде, если они откочуют к колодцам Игды. Основываясь на этих обещаниях, текинцы объявили джафарбаям, что немедленно нападут и разграбят их аулы, если они надумают прикочевать в район расположения русского отряда. К этому времени главнокомандующий кавказскою армией пришел к заключению о необходимости очистить на восточном берегу все занятые нами пункты, ограничившись занятием одного Кра­сноводска, так как содержание войск в Михайловском заливе и в зависевших от последнего пунктах Мулла-Кары и Таш-Арват-Кала обходилось дорого и всегда было плохо обеспечено по при­чине отсутствия хороших морских перевозочных средств. Вместе с очищением названных пунктов предполагалось оставить в Красноводске только незначительный отряд из 2 рот пехоты, 1 сотни казаков, 3 запряженных и 6 незапряженных полевых [45] орудий. Но, по представлению Столетова, выполнение такого предположения было оставлено до осени 1871 года. .В начале сентября войска, назначенные на рекогносциров­ку к Сарыкамышу, были собраны в Мулла-Кары. .Рекогносцировочный отряд состоял из 4 рот пехоты, 6 орудий и команды казаков. Движение началось 4 сентября эше­лонами от Мулла-Кары на колодцы Гезли-Ата, Чагыл, Кум-Себшен и Узун-Кую к Сарыкамышу. По мере движения вперед, головным эшелоном у некоторых колодцев устраивались укреп­ления, которые занимались взводом пехоты и одним орудием и в которых складывалась часть довольствия. Укрепления эти име­ли целью поддерживать непрерывную связь рекогносцировочных частей с Мулла-Кары, давать возможность, с углублением в пу­стыню, уменьшать численность головного отряда и облегчать его от тяжестей. Такие укрепления были устроены в Гезли Ата, Чагыле, Кум-Себшене и Узун-Кую. Таким образом, от это­го последнего колодца к Сарыкамышу двинулось всего 2,5 ро­ты, 2 орудия и казаки, на 200 верблюдах. Независимо от рекогносцирования главной дороги из Красноводска к Сарыкамышу, были делаемы уклонения от нея в стороны, преимущественно в тех видах, чтобы связать пункты, в первый раз посещаемые европейцами, с пунктами, более или менее известными уже из прежних путешествий. Так, для связи с пунктами, указанными в путешествии Муравьева, проведено было движение от колодцев Кум-Себшен к кол. Дирин. От кол. Дахли лежат: на юго-запад кол. Кара-Иман, а на юго-восток Карышлы. Через эти колодцы шел путь Вамбери. К сожалению, дойти до них не могли, но к каждому из них пройдено по несколько верст, для того, чтобы судить об относительном положении их к известным уже колодцам. Нако­нец, рекогносцировка из Туара к Кульмугиру была предпринята с той целью, чтобы сообразить на месте, можно ли на берегу Карабугаза устроить базу для действий против Хивы. Терентьев Н. А. „Россия и Англия в Средней Азии», издан 1875 г., С.-Петербург, стр. 84—103.

Копия с рапорта начальника Мангишлакского отряда, начальнику Дагестанской области от 20 января 1872 года за № 24.

На прошлой неделе прибыл из Хивы из туркменских старейшиин Абальского рода (Абдальского. (Ред.)) Арчак Худай Назаров, пользующийся общим уважением и доверием, как между туркменами, так и между купцами, который привез письма от находящихся в Хиве наших пленных казаков и поселян (ничего особенного не заключающие) и сообщил следующие интересные известия о вы­даче будто бы ханом наших пленных. [46] После движения Красноводского отряда к озеру Сары-Камыш и волнения между хивинскими юмудами (которые теперь, впрочем, совершенно успокоились и прекратили грабежи и раз­бой (Следует понимать как своеобразное сопротивление против деспотии хивинского хана. (Состав.))), хан, вполне уверенный, что русские скоро снова при­дут в самую Хиву, пришел в большое уныние, собрал старшин от всех живущих в Хиве племен и спрашивал их совета, что-ему делать, если русские придут в Хиву. Большинство старшин отозвалось, что безрассудно и думать о каком-либо сопротив­лении русским, что при первом появлении их все туркмены: чаудырцы, игдирцы, ходлинцы (Ходжинцы. (Ред)) и юмуды перейдут на сторону русских; сарты же, узбеки и каракалпаки, хотя и не прочь ока­зать русским сопротивление, но хан не имеет средств, чтобы обеспечить на долгое время продовольствием собранное из них войско, которое должно быть весьма значительно, чтобы поста­вить оное даже против самого слабого русского отряда. Бывший на этом совещании один из туркменских старшин, Хаджи-Мамбет предложил хану пригласить на совещание наше­го престарелого ишана, который поехал в Хиву за своим имущес­твом и семейством, с которым намерен летом отправиться в Мекку. Когда ишан был призван к хану, у него был и Арчек, кото­рого ишан взял с собой. Хан принял ишана весьма милостиво, обнял его и попенял, что он до сих пор не был у него, что настоящий приезд его в Хиву особенно интересен, так как он только что вернулся из-за моря, был в Черкесии, представлялся великому князю намест­нику кавказскому и государю императору, а как вслед затем, рус­ские приходили к Хиве, то вероятно, ему известно что-нибудь о намерениях русских. Ишан ответил хану, что с 1867 года он каждый год приез­жал в Хиву и каждый раз много говорил с его диванбеком о том положении, которое следовало принять хану в отношении его могущественного соседа. Ему известно, что каждый раз ха­ну докладывали о том, что он советовал ему, но хан смеялся над ним; ни разу до сих пор не приглашал его к себе, продол­жал укрывать у себя и давать пристанище всем бежавшим ия России ворам, разбойникам и грабителям, покупать пленных и даже платить деньги и награждать за доставляемые ему головы русских и содранную с их голов кожу. Что же случилось такое теперь, что он, наконец, решился призвать его к себе. „Хочу знать, что ты посоветуешь нам делать теперь. Твой отец был всегда лучший советник моего отца, надеюсь и ты дашь мне хороший совет». Могу ли я дать тебе совет лучше твоего диванбека, кото­рого одного только ты до сих пор и слушал. Поздно уже теперь. „Многие десятки лег могущественный змей (дракон), могу­щий поглотить весь мир, лежал к нам хвостом; голова же его [47] была далеко на западе за морем. Что же вы делали за это время Вы, едва заметная простым глазом, мошка, вы, пользуясь тем, что змей в величии своем, не обращал на вас никакого внимания, продолжали от времени до времени, как моль, точить перья на его хвосте и даже дерзнули держать в неволе его детей. Много слов за это время я бросил на воздух, чтобы вразумить вас тог­да, но вы не хотели меня слушать. Теперь же, когда могучий гигант обратил к вам свою грозную пасть и, когда одного его дыхания достаточно, чтобы поглатить вас всех,—вы спрашиваете меня, что вам делать? Поздно уже. Продолжайте слушать свое­го диванбека». (Маградит хан Хивинский молодой человек лет 22, проводит все времч за соколиной охотой и в гареме, делами управляет диванбек, Мамед Мурат, большой фанатик (Сноска в документе). Примечание редакции: Под Маградитханом разумеется Сеид-Мухаммед-Рахим (1865—1910).) Арчек был свидетелем того глубокого впечатления, какое произвела на всех речь ишана. Хан приказал ему выдать всех русских пленных, чтобы он отвез их русским. Вслед за тем, Арчек выехал из Хивы и слышал от самого ишана, что он собирает­ся скоро выехать оттуда с русскими пленными. Сам он, ишан, очень желает сдать их Мангишлакскому начальству, но хан уго­варивает его отвезти их в Красноводск, так как оттуда прихо­дил отряд и угрожает ему наибольшая опасность. Пришедшие после Арчека из Хивы один байбуловец и один чегемовец, говорят, что будто бы они уже видели ишана вые­хавшим из Хивы и при нем четырех русских пленных, но едет ли ишан с ними на Красноводск или сюда, не знают. Известие это, требующее еще подтверждения, во всяком слу­чае наделало здесь много шума и между адаевцами и туркме­нами; большинство, повидимому, весьма рады этому. При Арчеке же приезжал к хану посланник от бухарского эмира, который будто бы прислал хану ультиматум, чтобы тот освободил всех персидских и русских пленных, иначе он объявит ему войну. С другой стороны, с Арка (Под „Арка» подразумевается восточная сторона. (Ред.)) получены известия, что там объ­явлен какой-то новый почтовый налог, что многие недовольны этим; один из смещенных волостных правителей, Кутенах, удалился оттуда с 300 кибитками чиклинцев и китинцев, присылал к нашим баям и сердарам узнать, можно ли ему будет прикоче­вать на зиму на Мангишлак, но вслед за тем получено известие,, что он отбил у чиклинцев и китинцев, не хотевших следовать за ним, до 1000 лошадей и верблюдов, удалился с ними к сто­роне Хивы и находится теперь подле Барса-Кильмас. Верно: За старшего адъютанта, подполковник Гродеков. Све­рял помощник старшего адъютанта майор (не разборчиво). ЦГВИА фонд 400, дело № 13, 1872 г. лл. 18—21.

Перевод с донесения Нур Мухамед ишана Мангишлакского начальнику Мангишлакского отряда.

Высокопочтенному полковнику Ломакину Шаабана месяца 12 числа, с разрешения вашего (В конце октября прошлого года ишан заявил мне, что он чувствует что ему недолго осталось жить, поэтому желает поехать в Хиву, проститься там с детьми, благословить их и затем отправиться в Мекку, чтобы окончить там свои дни. (Сноска в документе)). я поехал в Хиву, куда и прибыл 15 числа, Рамазана. Остановился я в ко­чевьях туркмен Чаудырского рода, где находились почти все мои родственники. Отсюда три дня пути до г. Хивы, местопре­бывания хана. Поэтому там тотчас же распространился слух, дошедший до хана, что из Мангишлака прибыл Сары ишан (белокурый ишан), который перед тем был представлен великому князю наместнику Кавказскому и государю императору. Вслед­ствие этого, хан приказал своему есаулу баши Махмуду, начальнику всех туркменских, чаудырских и каракалпакских пле­мен, призвать к нему Сары Ишана и через 8 дней прибыл ко мне с этим приказанием посланный от присутствия хана. Получив это приказание, я взял с собой своего сына Кулмухамеда и поехал с ним к есаул баши Махмуду, у него мы переночевали, а на другой день поехали с ним в присутствие хана. Когда мы подъезжали к дому хана, хан увидел нас и сказал мне: „Хош чельды, якши чельды (Не «чельды», а «гельды» т. е. пришел, прибыл (ред.)). Потом спросил меня: «правда ли, что я был недавно в Дагестане и видел государя императора и брата его великого князя». Я сказал: «правда» и добавил, что государь император сказал всем нам, что рад нас видеть, а перед тем, когда я в числе прочих представлялся великому князю, он спрашивал меня, когда я заслужил медали, которые были на мне, и выразил, что он надеется, что я и впредь буду также хорошо служить. После этого, хан спросил меня: „правда ли, что русские войска двинулись к нашей стороне». Я сказал: „правда», хан тогда сказал мне: „ты человек старый, опытный, скажи мне: что ты думаешь об этом?» Я ответил: „русские войска необычайно силь­ны и могучи, как раздраженный лев, и никто не может противостоять им. Я полагаю, что для вас будет самое лучшее, если вы выйдете с миром в этом деле». Хан ответил: „я сам так думаю, но не знаю, примут ли русские моего посланника, если я пошлю его к ним с самыми мирными и дружественными предложениями». Я сказал: „мне кажется, что великий государь [49] император не отвергнет ваших добрых предложений». После этого хан приказал своему есаул баши, чтобы он принял меня с сы­ном и хорошо угостил. На другой день утром, потребовал меня к себе дядя хана Амариль Омара, он спрашивал меня после, что и хан, и я ему ответил то же, что и хану. Четыре дня спустя, Махтар и есаул баши хана объявили мне, „что хан просит меня быть его посланником; и спрашивали, сог­лашусь ли я принять на себя это дело, я ответил, что с своей стороны готов сделать все, чтобы установить согласие между обеими сторонами, но только для этого необходимо, чтобы хан особо назначил от себя какого-нибудь почетного человека. Тог­да хан и все его советники единогласно выбрали для этого, поль­зующегося большим и общим уважением всех хивинцев, глав­ного хивинского ишана, Магомед-Алия, причем предложили нам взять с собой в помощь старших сыновей наших и дали нам, в особом запечатанном ящике, грамоту хана, для представления его высочеству великому князю наместнику, а также, на первый раз, одного пленного, причем хан объявил, что и всех осталь­ных пленных он собрал в одном месте, чтобы освободить их. Хан сначала предложил нам ехать на Красноводск, но потом некоторые из нас доложили хану, что они лучше знают и мес­то, и людей, и начальника на Мангишлаке и потому просили позволить им следовать через Мангишлак, на что хан и согла­сился. Затем мы выехали. Зима, холод, снег и, главное, моя ста­рость (85 лет) были причиной, что едва в месяц мы приехали сюда и увидели вас. Письмо это за меня писал мой сын Кулмухамед, я же при­кладываю свою именную печать. Ишан Нур Мухамед Бектурдыев. Верно: За старшего адъютанта, подполковник Гродеков. Све­рял: помощник старшего адъютанта, майор (неразборчиво). ЦГВИА, ф. 400, д. № 13,1872 г., лл. 24-41.

Перевод с отзыва хивинского посольства начальнику Мангишлакского отряда

Высокопочтенному полковнику Ломакину. Мы, ниже подписавшиеся, Мамед-Амин-Ишан, с сыном Юсуф-Максумом, Суфием Аннаклычем, Мулла Куманом, Кулмухамед Максумом с сыном последнего, Нур Мухамед Ишаном, назначе­ны для посольства от великого хивинского хана к его импера­торскому высочеству великому князю Наместнику Кавказскому с тем [50] 1. Чтобы установить мир и доброе согласие между русскими и хивинцами (в подлиннике написано: между двумя сторонами). 2. Возвратить всех пленных. 3. Открыть самую широкую караванную торговлю и 4. Вообще исполнять всегда в точности все повеления его высочества, а потом просим оказать нам возможное зависящее от вас содействие в нашем деле. В удостоверение чего приложили именные свои печати и собственноручно подписались: Мамед-Амин-Ишан, Нур Мухамед Ишан, Кулмухамед Максум, Юсуф Максум, Мулла Куман, Суфи Аннаклыч. 15 февраля 1872 г. форт Александровский. Верно: За старшего адъютанта подполковник Гродеков. Сверял: помощник старшего адъютанта, майор (неразборчиво). ЦГВИА, ф. 400, д. 13, 1872г., лл. 24—41.

Записка кавказского наместника князя Михаила (Святополк-Мирского) от 17 февраля 1872 г. на имя государственного канц­лера министра иностранных дел князя Горчакова.

По полученным из Красноводска частным сведениям, хивин­ский хан, вероятно, под сильным впечатлением произведенных ныне красноводским отрядом рекогносцировок, почти до самых хивинских пределов, намерен направить в Красноводск особое посольство, неизвестно, к начальнику ли отряда или к главному кавказскому начальству. [51] Хотя все дипломатические сношения с среднеазиатскими владетелями, а в том числе и с Хивой, возложены на турке­станское начальство, кавказскому же начальству воспрещены, но в настоящем случае, если бы означенное посольство действи­тельно прибыло в Красноводск, казалось бы полезным и необхо­димым, хотя в виде исключения, допустить его до Тифлиса дабы принять по крайней мере, заявление хана о допущении свободного движения торговых караванов из Хивы к Каспийскому морю, заявление, с которым, вероятно, и едет посольство сообщить на этот предмет наши условия и выразить с нашей стороны настойчивое требование о немедленном возвращении находящихся в Хиве русских пленных, устранив, если признано будет нужным, всякие дальнейшие собственно дипломатические переговоры. Но независимо от указаний по сему частному случаю, была бы необходима правильная постановка и общего вопроса о ди­пломатических сношениях с Хивой. Последние рекогносциров­ки ясно доказали, что со стороны Кавказа, а не со стороны Тур­кестана может преимущественно опасаться России Хива. Уже одим слух о том, что хан шлет послов в Красноводск, показывает, что именно с этой стороны ожидает он угрозы. Понятно, что при первобытном взгляде на международные отношения среднеазиат­ского владетеля, он будет несравненно более уступчив перед требованиями той власти, которая непосредственно в своих руках держит и готовою для него кару за ослушание. При таком по­ложении дела, казалось бы, более правильным и весьма полезным кавказскому же начальству предоставить полную мочь и всех во­обще дипломатических с Хивой сношений. По неимению в Красноводске сколько-нибудь удобных поме­щений, дано разрешение, в случае прибытия туда хивинского по­сольства, перевезти его в Баку; для направления же далее в Тиф­лис ожидается решение, хотя вышеизложенного частного вопроса по телеграфу. На подлинном, собственной его императорского высочества рукой подписано: Михаил. 17 февраля 1872 г. С.-Петербург. ЦГВИА, ф. 400, д. № 19,1872 г., л. 2-3.

Копия с отношения государственного канцлера князя Горчакова его императорскому высочеству наместнику кавказскому от 29 февраля 1872 г. № 722.

Ввиду полученных частных сведений о том, что хивинский хан, встревоженный последней нашей рекогносцировкой, намерен от­править в Красноводск посланца, вашему императорскому высо­честву благоугодно было возбудить общий вопрос о сношениях наших с Хивой. [52] Соображения, высказанные по этому поводу вашим высочест­вом, согласно со взглядом министерства иностранных дел, сосед­ство Хивы с Красноводской станцией, в которой хивинский хан видит для себя постоянную угрозу, по всей вероятности много будет способствовать к достижению предложенной правительст­вом цели, т. е. к установлению удовлетворительных отношений между ханством и нашими пограничными владениями, В этих видах без сомнения гораздо удобнее предоставить дипломатические сношения с Хивой кавказскому начальству, тем более, что и главные торговые пути из Хивы направляются к вос­точному прибрежью Каспийского моря. В конце 1870 года я имел уже честь препроводить к вашему императорскому высочеству всю прежнюю переписку, происхо­дившую по хивинским делам между министерством иностранных дел и генерал-адъютантом фон-Кауфманом. Весьма желательно, чтобы и все последующие сношения с хивинским ханом происхо­дили в том же духе и с соблюдением тех же условий и, чтобы вообще было сохранено единство в заявлениях и требованиях со стороны Кавказа и Туркестана. Что же касается собственно до ожидаемого ныне приезда хи­винского посланца, то я позволю себе высказать по этому пово­ду следующее мнение. Из долголетнего опыта нам известно, что переговоры с подоб­ными среднеазиатскими посланцами не приводят ни к какому положительному результату. Хивинский хан, находясь в полной уверенности, что мы не ограничимся рекогносцировкой минувше­го года и не замедлим предпринять поход против него, очевидно желает выиграть время и прибегает к обыкновенной в таких слу­чаях уловке, т. е. высылает посланца для переговоров. Между тем, мы не имеем никакого основания давать веру обещаниям хана после длинного ряда враждебных против нас действий, начиная с того времени, когда он принял под свое по­кровительство разбойника Садыка, грабившего Сыр-Дарьинский почтовый тракт в 1867 году. Вот почему, по мнению министерства иностранных дел, допу­щение посланца в Баку или Тифлис могло бы иметь только не­благоприятные последствия для будущих сношений с Хивой. Ка­залось бы, напротив, необходимым не упускать случая пока хан находится еще под свежим впечатлением, угрожавшей ему опа­сности. Для этого едва-ли не было бы лучше, если бы посланец был принят в Красноводске тамошним военным начальником, который объяснил бы ему: что Россия, не взирая на враждебный образ действий хана, вовсе не желает завоевания его владений, а вполне расположена установить с ним добрые соседственные отношения; но что для предания забвению прошлого и для всту­пления в дружественные переговоры, прежде всего необходимо, чтобы хан исполнил следующие требования наши: 1. Немедленно освободил всех русских пленных, находящих­ся в Хиве. [53] 2. Отправил извинительное письмо к туркестанскому генерал-губернатору, которому в ответ на дружественные послания, неод­нократно были даваемы из Хивы самые неприличные и дерзкие ответы. 3. Возвратил бы верблюдов, отогнанных у дружественных нам туркменов. Немедленное исполнение этих требований докажет искренность намерений хана и посланцу должно быть заявлено, что если затем хивинский хан пожелает отправить нового посланца, то сей по­следний будет допущен до местопребывания наместника госуда­ря императора и можно будет войти с ним в ближайшие перего­воры относительно устройства взаимных торговых и других сношений к обоюдной выгоде. Если бы, до получения приказании в этом смысле вашего императорского высочества посланец был уже перевезен в Баку, то вышеизложенные объявления могли бы быть ему сделаны тамошним начальством и затем посланец от­правлен обратно на Красноводск. Обо всем вышеизложенном я доводил до сведения государя императора и его величеству благоугодно было одобрить предположения министерства иностранных дел. ЦГВИА, ф 400, д. № 13, 1878 г. л 6—8.

Копия с рапорта за отсутствием главнокомандующего кавказской армией помощнику его императорского высочества Начальника дагестанской области от 11 марта 1872 г. № 2001

В дополнение к телеграмме моей, от 7 сего марта, о прибы­тии в Александровский форт посольства от хивинского хана, имею честь донести, что 9 числа сего месяца я получил с курьером (Прибывшим через Красноводск (Сноска в документе)) от начальника Мангишлакского отрядча донесение о прибывшем посольстве. Полковник Ломакин доносит, что в начале февраля он получил достоверное сведение, что хивинское посольство, о котором за последнее время так много говорили в народе, следует на Мангишлак и прибыло уже в Александр Бай. Известие это с необычайной быстротой облетело степи, даже за Эмбой, и пов­сюду произвело глубокое впечатление. Масса народа рада этому посольству, сознавая, что этим может устраниться препятствие к восстановлению спокойствия и порядка в здешних степях. В Александр Бае посольство было задержано дней десять празд­ником Курбан-Байрама, болезнью главного посланца хивинского, ишана (высшее духовное лицо) и буранами, так что только 25 февраля прибыло в Александровский форт. Туркмены и киргизы (Имеются в виду казаки (Состав.)) повсюду толпами выходили по дороге с приветствием к хивин­скому ишану и находящемуся при посольстве Мангишлакскому [54] ишану Нур Мухамеду Бектурдыеву, высокопочитаемым за их свя­тую жизнь. Посольство состоит из следующих лиц: 1. Главный посланец Магомед Амин, старший хивинский ишан, лет 45. Считаясь ишаном хана, он пользуется в Хиве большим почетом и уважением, по своей учености и святости, сам хан встает при его приближении и не позволяет себе при нем курить. Он женат на дочери Мангишлакского ишана, Нур Мухамеда, имеет в Хиве свою большую мечеть и самую обширную школу. 2. Кулмухамед Нур Мухамедов, лет 40, старший сын Мангиш­лакского ишана. Он до 1868 года кочевал с отцом у Кара-Бугаза и Александр Бая и за содействие отряду полковника Дандевиля в 1859 году получил от оренбургского генерал-губернатора ме­даль. В 1868 году вследствие неудовольствия с бывшим воинским начальником Александровского форта, майором Зелезиным, он удалился в свое родовое имение, находящееся в пределах хивин­ского ханства, где и оставался до настоящего времени. Его счи­тают первым любимцем, другом и советником теперешнего хи­винского хана. 3. Юсуп Максум, 25 лет, сын хивинского ишана, Магомед Амина. 4. Мулла Куман, из мечети, Магомед Амина. 5. Суфи Аннаклыч. Последователь учения Магомед Амина, лю­бимейший ученик, взятый им перед выездом из Хивы, от свято­го места Султанвейс, в котором он находился безвыходно нес­колько лет. Трое последних лиц не имеют в Хиве никакого официального значения и не отличаются никакими особенными качествами. Все пятеро посланцев—туркмены чаудырского рода, постоянно ко­чующего в Хиве. При посольстве находится, как выше сказано, наш Мангишлакский ишан, Нур Мухамед Бектурдыев. Хотя он официально и отклоняет от себя всякое участие в этом посольстве, считая се­бя русским подданным и на нашей службе, но Магомед Амин, питая к нему глубокое уважение, как к своему тестю и старше­му ишану, во всем его слушается и говорит только то, что ска­жет наш ишан. При отзывах, от 29 февраля за № 1581 и 1582, я препрово­дил к начальнику окружного штаба и начальнику Кавказского горского управления копии с рапорта ко мне начальника Ман­гишлакского отряда за № 24, в коем заключаются сведения, по­лученные им из Хивы, о том, как ишану Нур Мухамеду удалось склонить хана к возвращению пленных, ишан вполне подтвердил сведения, изложенные в том рапорте и, в дополнение сведении в поданном теперь начальнику Мангишлакского отряда донесении, при сем в подлиннике с переводом представляемом объясняет, как он убедил хана и склонил его к отправлению настоящего посольства. [55] В октябре месяце прошлого года ишан Нур Мухамед поехал в Хиву, чтобы проститься с детьми и, затем отправиться в Мек­ку. В Хиве он весьма ловко воспользовался страхом, наведен­ным на хана, как со стороны Красноводска, так и Туркестана и убедил его, что только исполнением всех желаний и повеле­ний его императорского высочества главнокомандующего кав­казской армией, он может спасти себя. Ишан и не скрывает, хо­тя и не высказывает при прочих членах посольства, что хан и его диван-бек только из страха, а не по внутреннему убеж­дению готовы на всевозможные уступки. Члены посольства сообщили полковнику Ломакину, что хан сначала приказал им следовать на Красноводск, но они доло­жили ему, что путь на Мангишлак им лучше известен, что путь на Красноводск не безопасен от мелких разбойничьих шаек из юмудов и теке, что на Мангишлаке они будут среди родствен­ных им туркменских племен, тогда как кочующие подле Крас­новодска юмуды и теке им совершенно чужды и даже враждебны и, наконец, что Мангишлакское начальство им более из­вестно. Почему и просили разрешить им следовать на Мангиш­лак, на что хан и изъявил согласие, дал им при этом на доро­гу 200 рублей, в особом запечатанном ящике грамоту хана для представления его высочеству и одного пленного. Хан сначала полагал возвратить с этим посольством более наших пленных, но диван-бек затруднился путевым довольствием их и сказал, что скоро они все будут возвращены и доставка их на Мангиш­лак весной будет и менее затруднительна и более безопасна. В поданной начальнику Мангишлакского отряда бумаге, при­чем в подлиннике с переводом представляемой, члены посольства заявляют, что они назначены от великого хивинского хана для посольства к его императорскому высочеству великому князю наместнику кавказскому, с тем, чтобы: 1. Установить мир и доброе согласие между русскими и хи­винцами. 2. Возвратить всех пленных. 3. Открыть самую широкую караванную торговлю и 4. Вообще всегда исполнять в точности все повеления его императорского высочества наместника кавказского. При этом члены посольства сообщили, что хан просит, что­бы они удостоены были счастья лично представить его высочест­ву грамоту хана. Что заключается в этой грамоте,—они как го­ворят,—не знают, но полагают, что она дана в том же смысле, как и данное им поручение, изложенное в поданной ими пол­ковнику Ломакину бумаге, так как и сам хан и его диван-бек и другие близкие к хану люди, неоднократно им говорили пе­ред отъездом, что они готовы на всевозможные предложения и уступки, готовы всегда исполнять все желания и волю его им­ператорского высочества наместника кавказского, возвратить всех пленных и покровительствовать торговле, лишь бы мир [56] не был нарушен и установить доброе согласие. Посольство пе­редало также, что хан убедительно просит в случае если его высочеству благоугодно будет принять, оно поскорее отправит его в Тифлис, дабы до наступления жары оно успело вернуть­ся в Хиву и хан успел бы возвратить наших пленных. Но по­лагать надо, что хан не поэтому так торопился этим делом, а потому, что опасается с весной наступательных действий со стороны Туркестана и Красноводска. Испрашивая разрешение вашего сиятельства на отправление хивинского посольства в Тифлис, имею честь доложить, что я полагал бы отправить с посольством и прибывшего с ним в Александррвский форт нашего Мангишлакского ишана, Нур Мухамеда Бектурдыева, если только он по своим преклонным летам (око­ло 85 л.) в состоянии будет совершить эту поездку. По полученному мною от командира Бакинского порта отзы­ву, назначенная в мое распоряжение шхуна «Бухарец», не взирая на усиленные работы по исправлению ее подводной части, будет готова не ранее 15 числа сего месяца. Поэтому не признаете ли ваше сиятельство нужным сделать распоряжение, чтобы шхуна эта по изготовлении была немедленно отправлена в Петровск. Равно имею честь покорнейше просить распоряжения ваше­го о высылке в Петровск для проезда посольства оттуда до Тиф­лиса необходимого числа почтовых экипажей, из коих хотя од­ного крытого и об ассигновании в мое распоряжение примерной суммы на содержание посольства, как в Александровском форте, так и в пути, оттуда до Петровска и от Петровска до Тифлиса. При этом имею честь доложить: 1. Что кроме шести человек посольства, считая в числе их и Мангишлакского ишана, при посольстве находятся еще 2 человека. 2. Начальником Мангишлакского отряда отведено для посоль­ства приличное помещение и приготовлено все необходимое как для их довольствия, так и для содержания их лошадей. 3. По наведенным полковником Ломакиным частным справкам известно, что такому же хивинскому посольству, отправлен­ному назад тому около 30 лет в Оренбург, отпускалось от на­шего правительства: старшим членам по 2 рубля в сутки, про­чим членам по 1 рублю, и состоящим при посольстве по 30 коп., но я полагал бы, что размер этих суточных в настоящее время должен быть несколько увеличен. При этом имею честь представить: 1) донесение Мангишлак­ского ишана, НурМухамеда Бектурдыева к начальнику Мангиш­лакского отряда с переводом, 2) отзыв членов посольства к не­му же с переводом, 3) показание возвратившегося из плена по­селянина Дедюрина и 4) копию письма от наших пленных, остав­шихся в Хиве, к полковнику Ломакину. Подлинный подписал генерал-адъютант князь Меликов. Верно: за старшего адъютан­та подполковник Гродеков. Сверял помощник старшего адъютан­та майор (неразборчиво). ЦГВИА, фонд 400, дело № 13,1872 г, лл. 24-39.