Главный штаб по 8 отделению №203/320

                Управление

Оренбургского генерал-губернатора.

                Канцелярия.

Апреля 27 дня 1872 года № 2182

              г.Оренбург.

             Гл. штаб

      Сообщить об этом

начальству Кавказского к

Туркестанского округов

                  Д. М.

                 8 мая.

Господину военному министру

РАПОРТ.

Ваше высокопревосходительство, извольте быть известны из теле­граммы генерал-губернатора от 12 прошлого месяца марта об отправ­лении к государю императору хивинским ханом посланца Аталы­ка-бала Ирназара Кавылова, кара­калпак. 23 сего апреля посланец этот прибыл в Оренбург и за болезнью генерал-губернатора на другой день он был принят мной. Держась тех указаний, которые выражены в отношении канцлера империи князя Горчакова, к генерал-адъютанту Крыжановскому от 3 апреля за № 1192, я при начале разговора с посланцем, объявил ему, что русское правительство вполне расположено восстановить добрые соседственные сношения с Хивой но что для этого необходимо: 1. Чтобы хан возвратил всех рус­ских пленных и 2. Чтобы он отнесся к Туркестанскому генерал-губернатору с объяснительным письмом по поводу враждебных своих отзывов на его дружественные послания. При этом пос­ланцу предоставлено было письменно снестить с ханом или са­мому отправиться обратно в Хиву, он предпочел последнее и на другой день, т. е. 25 апреля, выехал из Оренбурга. Посланец, выражал желание отправиться в Петербург, но это стремление было отклонено Аталык-бала Ирназар возбуждал также разго­вор о границах между Россией и Хивой, на это ему было объ­явлено, что до исполнения ханом наших требований, русское правительство ни в какие рассуждения с ним не вступит, посла­нец привозил два письма одно от хана к его императорскому величеству государю-императору, другое от диван-бека к генерал-губернатору; из них первое не было мной принято, а последнее, посланец отказался передать.

Об изложенном долгом поставляю довести до сведения ва­шего высокопревосходительства. За генерал-губернатора, свиты его величества генерал-майор (подпись). Управляющий канцеля­рией Холодковский.

ЦГВИА, фонд 400, дело №13,1872 г., л. 75-76.

Письмо хана к ишанам добропутным .

(Письмо было направлено ханом вслед своему посольству к Кавказскому (Наместнику с тем, чтобы сорвать переговоры и помешать принятию обязательств на себя (Состав.))

Да будет вам известно, что присланные вами бумаги и письма получены и мы поняли их значение. Прежние наши советы насчет переговоров о дружбе мной были приняты и я отправил вас с этой целью, теперь, если мысли той стороны другие, то по получении этой моей бумаги, возьмите обратно мной вручен­ную вам бумагу, с которой были посланы, и вернитесь ко мне, к покровителю и защитнику исламизма. В месяц рабиль авель 1289 года. Верно: за отсутствием начальника штаба Кавказского военного округа, помощник его, полковник Золотарев.

ЦГВИА, фонд 400, дело № 13,1872 г., л. 116.

Перевод его сиятельству генерал-адъютанту князю Мелихову.

По прибытии от вашего сиятельства в Мангишлак, мы отправились в г. Хиву, куда прибыли через восемнадцать дней. Представившись хану и заявив ему о ваших высоких желаниях, мы вручили ему письмо ишанов и передали ему их словесные поручения, на что хан отвечал нам: «обождите, мы посоветуемся и дадим вам ответ».

После этого свидания с ханом мы в продолжении двадцати трех дней ожидали его ответа.

Амариль-Омар разделял мнение хана, но тридцать два амалдара (старшины) не только не согласились с мнением хана, но и между собой. Хан и Амариль-Омар желали возвратить русских пленных и написать туркестанскому губернатору бумагу, но диван-бек-есси (председатель совета) и амалдары считали таковое желание неудобным и отклонили хана от исполнения оного. Ишану Мухамед-Амину написано, чтобы он возвратился.

Нас продержали столько времени, обещаясь со дня на день дать нам ответ. Наконец нам дали словесный ответ. Извините в медленности, то была воля хана. Главной же причиной мед­ленности ответа были разногласия между ханом и амалдарами, которые не знали и не понимали, что сами говорили, постоянно советовались и не приходили ни к какому результату.

После того, как мы отправлены были в Мангишлак с поручениями, от хана был отправлен в Кабулистан к англичанам с многочисленными подарками посланник, но о ней по настоящее время нет никаких сведений.

Все хивинцы в большом смятении в не знают, что делать.

[59] Мы здесь слышали, что после нас был отправлен от хана посланец Эмир-Назар—каракалпак в гор. Оренбург, где он три дня прожил, возвратился. Он советовал хану делать набеги на киргизов (Имеются в виду казахи.) и сколько у него достанет к тому сил. Что далее затем будет, нам неизвестно.

Ваше сиятельство, мы ваши постоянные слуги, которых, наде­емся, вы не забудете.

Будучи уверены: в вашем внимании к нам, мы возвратимся к вам на службу в Мангишлак к полковнику Ломакину.

Ваши слуги: Хан-Мухамед, Нур Мухамед ишан-оглы и Юсуп-Мухамед-Амин-ишан-оглы.

14 Рабиус-ахара 1289 г. Гижры, т. е. 7 июня 1872 г. от Р. X. Верно: за отсутствием начальника штаба Кавказского воен­ного округа помощник его полковник Золотарев.

ЦГВИА, ф. 400, д № 13, 1872 г., лл 119—120.

Копия с рапорта начальника Мангишлакского отряда полковника Ломакина от 18 июля 1872 года за № 859 на имя Кавказского наместника князя Святополк-Мирского.

В рапорте от 26 марта сего года за № 318-м, при отправлении в Шуру Хивинского посольства, я, между прочим, докладывал вашему сиятельству, на основании секретных сведений, полученных мной тогда от нашего ишана и других лиц о том, как мало можно иметь доверия к заявлениям хана, выраженным его посланцами и сделанным единственно под впечатлением движения наших отрядов, с целью протянуть время, успокоить нас и хоть на время удалить опасность. Но первый страх прошел и хан вступил на прежнюю дорогу. Характер азиатских правителей везде одинаков: пока опасность близка, готовы на всевозможные уступ­ки, но лишь опасность миновала, они всячески, до последней крайности будут отклонять неприятное для них событие, употре­бляя для сего обычные, в таких случаях (обман, изворотливость недоверие). Поэтому-то для скорейшего освобождения наших несчастных пленных (пленных могущественнейшей в мире державы), томящихся уже несколько лет в неволе в ничтожнейшей Хиве, я и полагал в том же рапорте, за № 318, необходимым поддерживать в Хиве впечатление, произведенное прошлогодни­ми рекогносцировками наших отрядов.

В полученной затем, при предписании вашего сиятельства от апреля, за № 2748, копии с предписаниями его импраторского высочества, главнокомандующего Кавказской армией, от 30 марта 1872 г. за № 1159, выражено было между прочим, следующее [60] мнение его сиятельства государственного канцлера: „из долго­летнего опыта известно, что переговоры с подобными средне­азиатскими посланцами не приводят ни к какому положительному результату. Хивинский хан очевидно желает выиграть время и прибегает к обыкновенной в таких случаях уловке, т. е. высы­лают посланца для переговоров, между тем, мы не имеем ника­кого основания давать веру обещаниям хана».

Все это вполне подтвердилось полученными мной теперь из­вестиями из Хивы.

При отправлении отсюда в Хиву, 20 апреля, сыновей ишанов для доставления хану двух заявлений вашего сиятельства, сделан­ных по высочайшему повелению главному хивинскому посланцу ишану Мамед Амину, мной был послан с ними в качестве переводчика кочующий на Мангишлаке туркмен Хаджинского рода Дурдыклыч Аманов, который на днях вернулся из Хивы и привез письма от присутствия хана обоим ишанам и от Кулмухамеда, сына нашего ишана, одно письмо к вашему сиятельству и одно ко мне, а также и письмо от одного из наших бедных пленных по­селян, который, как видно из письма, потерял уже всякую на­дежду на спасение. Все эти письма при сем представляются на благоусмотрение вашего сиятельства, а письмо ко мне и ишанам и с переводами. (Письмо к вашему сиятельству, говорил Дурдыклыч, того же содержа­ния, как и ко мне (в документе))

По выезде из форта они приехали в Хиву только на 18 день (Обыкновенно нарочные делают путь в 10 дней, но посланцы на отпускаемые им здесь довольно большие суточные деньги, которых вовсе не расходо­вали, питаясь одним кислым молоком, накупили тут много товару и послали продавать в Хиву, отчего и ехали так медленно и тяжело. (В документе)). Явившись к Маршару, они передали ему для представления хану привезенные бумаги. Хан принял их на другой день ласково, подарил каждому, в том числе и Дурдыклычу, по халату. Затем они были у обоих дядей хана, у старшего Амариль-Омара и младшего Ржан-Тюря. Те им объявили, что они вполне доволь­ны привезенными ими бумагами, что действительно ничего не остается, как возвратить скорее русских пленных и написать генералу Кауфману бумагу, если желают жить в дружбе с рус­скими и что они уверены, что хан скоро возвратит пленных.

Главный же Диван-бек, известный фанатик. Мамед Мурад, имеющий большое влияние на хана, принял их довольно холодно.

Спустя несколько дней, пришел к ним Махтсур и спросил: отчего на тех бумагах, которые они привезли от вашего сиятель­ства, не приложено печатей. Кулмухамед объяснил, что у нас подпись руки гораздо важнее, и имеет более значения, чем при­ложение печати. Печать может приложить всякий, руку же мо­жет приложить только тот, кому принадлежит она.

Затем у хана, в течение нескольких дней, был большой со­вет по этому делу, из 32 главных хивинских сановников. Все [61] они, а также и дядя хана единогласно требовали возвращения пленных, один только главный Диван-бек, Мамед Мурад, ничего не говорил на этих совещаниях. Поэтому сначала все были убеж­дены, что хан намерен возвратить наших пленных и даже всего за четыре дня перед возвращением Дурдыклыча, с небольшим хивинским караваном пришедшим сюда с Мареной, привезено было известие, что скоро сыновья ишанов выедут из Хивы с нашими пленными.

Недели две спустя, по приезде сыновей ишановых в Хиву, к нам зашел Мамед Мурад и сказал: «в бумаге, которую вы при­везли без печати, нет ни слова о том, что писал хан. Хан ожи­дал ответа на его бумагу, посланную Великому князю, но вы этого ответа не привезли». Хан сомневается поэтому, дошла ли его бумага до Великого князя. Мамед Мураду напомнили, что в заявлении вашего сиятельства, положительно объяснено, что, «пока хан не выполнит предложенных ему условий, до тех пор ответа на его бумагу не будет». Какой же хан может дать те­перь ответ русским, сказал Мамед Мурад,—когда они не отве­чают на его бумагу.

Тогда Юсуф Максум и Кулмухамед не вытерпели и сказали Мамед Мураду: „Мы по всему видим, что ты всячески, вопреки желанию всех хивинцев, стараешься отклонить хана от его доб­рого намерения—исполнить волю русских и тем спасти себя и Хиву. Голову ты нам можешь отрубить, но пока у нас есть язык, мы выскажем тебе прямо, что ты причина всех наших бедствий и на твою голову падут проклятия многих тысяч людей, если рано или поздно Хива будет наказана по твоему упорству, за враждебные против России действия. Тогда волос за волосом выщиплют твою седую бороду и ты не соберешь уж их».

Мамед Мурад ответил им, что они же еще слишком молоды и не могут понять, что он один только радеет о пользе и благе Хивы и ее великих повелителей.

После этого, они несколько раз ходили к хану и к его присутствию и просили отпустить их скорее с каким бы то ни было ответом, но ответа не давали, со дня на день откладывали оный и просили обождать, а между тем, совет хана продолжал снова собираться по этому делу несколько раз.

Наконец, спустя недели три, по приезде в Хиву, их потребо­вали к хану, который, отпуская их, объявил, что он не может дать никакого ответа на привезенную ими бумагу, не получив ответа на свою бумагу. „Если у ишанов есть или будет какой инбудь ответ на эту бумагу, пусть привезут его. Если же нет, то пусть, привезут назад эту бумагу». Затем приказал Мухтару передать им прилагаемое письмо к ишанам.

Но неприложение печати и неответ на бумагу, в настоящем случае не более как пустые предлоги, чтобы замаскировать действительную причину упорства хана в исполнении справедливых и весьма умеренных требований России, в чем даже и в самой Хиве, убеждены все благомыслящие люди.

[62] Мамед Мурад внушил хану, как об этом все говорят: 1) что для того, чтобы поддержать свое достоинство, ему необходимо отказать требованию русских, иначе немедленное и точное ис­полнение этих требований и возвращение всех пленных, русские примут за раболепство, потеряют к хану всякое уважение, ска­жут, что он струсил и все более и более будут требовательны в своих сношениях с Хивой.

2) Что в настоящее время ни откуда опасность Хиве не уг­рожает, Красноводский отряд уменьшен (Тогда там еще не могло быть сведений о настоящем усилении этого отряда (сноска в документе)), пленных же необхо­димо содержать в залог, пока не представится действительная серьезная опасность, так как только этим и можно будет сдер­живать русских.

3) Хан вполне может рассчитывать в настоящее время на пре­данность и помощь текинцев, юмудов и других туркмен; и

4) Если опасность будет действительно близка, тогда во вся­кое время они успеют послать нам навстречу наших пленных в тем предотвратить дальнейшую опасность.

Эти соображения по крайней мере, неоднократно высказывали люди, довольно близкие Диван-беку и хану. Другие же убежде­ны, что в этом деле много действовала интрига против нашего ишана, главного начальника всех хивинских туркмен, Хаджи Мамбота, который будто бы ждет только известия от нас, чтобы привезти нам всех наших пленных, надеясь на большую за это награду (вместо ишана) и уверенный вполне, что он успеет эта сделать, так как иначе он может поднять против хана всех хи­винских туркмен, составляющих большую часть населения Хи­вы и заставить хана исполнить его просьбу.

При этом Дурдыклыч сообщил:

1. Что посольство, отправленное ханом к Туркестанскому ге­нерал-губернатору, доехало только до Бухары, хан Бухарский не пустил его далее, бумага, отправленная посланцами из Буха­ры Туркестанскому начальнику, возвращена была не распечатан­ной с уведомлением, будто бы, что он скоро сам приедет в Хи­ву и там будет вести переговоры и

2. Что другому посольству, ездившему в Оренбург, там от­ветили, что у нас государь-император один и не принято, чтобы из одного и того же места к нему с разных сторон посылалось посольство, а как хан отправил уже посольство к кавказскому начальнику, то оттуда и должен ждать ответа. Поэтому в Орен­бурге это посольство тоже было не принято и на третий день возвращено. При этом говорят, что будто бы при возвращении этого посольства у него на Усть-Урте киргизы ограбили лоша­дей и в том числе аргамаков, которые были с этим посольством посланы ханом в подарки.

Во всяком случае, все эти обстоятельства (равно как и в фев­рале прибытие сюда посольства) не могли не иметь заметного [63] влияния на наших адданцев (Адданцы казахи адданского племени. (Ред)), вообще весьма чутких ко всем известиям из Хивы. С одной стороны, известия, что хан, отказав нам в возврате пленных, становится этим снова, некоторым обра­зом, во враждебное отношение к нам, а с другой—известиях об усилении Красноводского отряда и больших военных приготовле­ниях там, для которых потребуется много верблюдов,— сильно тревожат и пугают наших людей. Они боятся, что с них также потребуют верблюдов для Красноводска.

Впрочем, в крае все совершенно благополучно и я о том всегда имею самые успокоительные известия. Но, чтобы впол­не успокоить народ и отвлечь его внимание от Хивы, я нахожу более, чем когда нибудь, необходимым, совершить в начале осени, как только спадут жары, разрешенное мне этой весной движение к Бишь-Акты и Усть-Урту и потом на Бузачи. Только-тогда народ здешний будет больше обращать внимание на нас, а не на Хиву, тогда возможно будет чаще видеть нас среди своих кочевок, а не в форте только. Я надеюсь, что этим дви­жением можно будет успокоить напуганный народ, который уви­дит тогда, что ему нечего бояться каких-либо движений из Хи­вы, и будет больше обращать внимания на себя и на нас, а не исключительно на Хиву, как было до сих пор.

При этом имею честь доложить вашему сиятельству, что ваш старик ишан порывается немедленно ехать в Хиву.

„Или я окончу,—говорит он, — начатое мной по просьбе самого же хана дело, или сложу, наконец, там свою старческую голову, неспособную даже на то, чтобы одолеть интриг Диван-бека и подобных ему людей. Надеюсь, Бог поможет мне вернуть хана на путь истинный, с которого совратили его мои враги и враги всей Хивы».

Мамед Амин ишан просит, нельзя ли возвратить бумагу ха­на, врученную им вашему сиятельству.

Обоим им я передал, что до получения распоряжения вашего сиятельства, они должны будут оставаться здесь.

С тем вместе имею честь покорнейше просить ваше сиятель­ство почтить меня предписанием, по какое время следует про­должать им отпуск суточных денег, при чем докладываю, что они, а также и два состоящих при них суфи удовлетворены та­ковыми деньгами по 1 число этого месяца.

Приложения: 1. Письмо за печатью хана Хивинского ишанам Нур Мухамеду и Мамед Амину.

2. Письмо старшего сына Нур Мухамеда ишана, Кулмухамеда к вашему сиятельству.

3. Письмо его же ко мне.

4. Письмо в копии пленного поселянина Сухорукова к отцу и матери. Верно: за отсутствием начальника штаба Кавказского военного округа помощник его полковник Золотарев.

ЦГВИФ. ф. 400, дело № 13,1872 г., лл. 107-115.

Описание генерала Терентьева о наступлении русских войск на Хиву.

. Усиленная рекогносцировка, предпринятая в начале сен­тября 1872 года со стороны Красноводска и казавшаяся хивин­цам решительным нападением на Хиву,—не привела, как извест­но, к ожидавшимся результатам: Хива осталась нетронутою.

Отступление Красноводского рекогносцировочного отряда (Маркозова) принято было хивинцами, как и всегда в Азии, за неудачу.

Хива еще раз вздохнула свободно, еще раз убедилась в своей безнаказанности и, конечно, еще больше укрепилась в приня­той ею системе действий.

Весною 1873 года предположено было покончить с этим хан­ством одновременным наступлением со стороны Кавказа, Орен­бурга и Туркестана, под руководством туркестанского генерал-губернатора генерал-адъютанта фон-Кауфмана.

Известно, как разыгралась эта тройная экспедиция, и как блис­тательно выдержали оренбуржцы и туркестанцы свою пробу. Хи­ва почти не защищалась, дрались с нами только мелкие партии жителей.

Навлекши на себя угрозу и не желая все-таки сноситься с фон-Кауфманом, хивинский хан тщетно обращался и к Бухаре, и к Турции, и к Англии,—отовсюду слышал один совет: уступить справедливым требованиям России. Хан еще раз попытался кон­чить дело без боя: он написал и к генералу Веревкину и к гене­ралу фоц-Кауфману письма почти одинакового содержания и про­сил генералов остановиться.

Ответ не заставил себя ждать: «война вызвана вашим поведе­нием с нами,—писал генерал фон-Кауфман,—все предложения мои о мире и дружбе были вами в течение шести лет без внимания. В настоящее время я готов заключить с вами условия мира и друж­бы, но буду двигаться вперед, как Бог мне укажет. Если же­лаете спасти народ свой и ханство от разорения нашими войсками, распустите их и объявите жителям всех мест заниматься своим хозяйством. Русские войска бьют врагов, но не разоряют мир­ных жителей».

Утром со стен по войскам оренбургского отряда открыт был [66] огонь, несмотря на переговоры, какие в это время шли между хивинскими властями и начальниками наших отрядов. (Примечание: В декабре 1872 года военный министр Милютин получил ут­верждение императора Александра II о направлении вооруженных сил против Хивы; было намечено атаковать их с трех сторон: от Красноводска, Ташкен­та и Оренбурга. Красноводский отряд имел: 15 рот, 4 сотни, 24 орудия, Ташкентский отряд имел: 18 рот, 46 сотен, 16 орудий, Оренбургский отряд имел: 9 рот, 8 сотен, 6 орудий. Всего было 42 роты, 18 сотен, 48 орудий. Кровопролит­ное сражение длилось 11 дней, с 9 по 20 июля 1873 года. (Составит.))

Терентьев Н. А. «России и Англия в Средней Азии». Изд. 1875 г. С.-Пе­тербург, стр. 84—115.

Из доклада генерала Гарнова в главный штаб о военных дейст­виях под Хивой

(Печатается частично. (Составит.)).

.Это была война—короткая одиннадцатидневная кампания, но в то же время—война в ее полном разгаре. Туркмены, оставив свои полуоседлые помещения на границах Хивы, двигались к степи всеми своими аулами, с семействами и стадами, останав­ливаясь время от времени, они собирались в большие массы, пре­восходившие численностью русский отряд, против них высланный, и производили на него самые отчаянные атаки во всякое время дня и ночи; при этих нападениях бой был ожесточенный, как до­казывают тяжелые потери убитыми и ранеными в русском отряде. Даже сам командующий отрядом генерал Головачев и большая часть лиц его штаба были переранены и его высочество герцог Лихтенбергский, едва избежал смерти.

Во время этой отчаянной борьбы туркмены, как сказано, шли обозами со всеми семействами и стадами. Когда отбив атаку и преследуя неприятеля, русские войска настигали эти обозы, турк­мены, не сдаваясь, а составляя из своих арб как-бы укрепле­ния, защищались с остервенением.

Рассматриваемая кампания продолжалась 11 дней: с 9 июля по 20 июля (1 августа) 1873 г. (Расхождение дат на 2 месяца с одной стороны настоящим документом и с другой стороны в описании генерала Терентьева и в договоре Рос­сии с Хивой, пока объяснить не удалось. (Составит.)) , она была направлена против­ одного только непокорного туркмено-юмудского племени, Байрама Шайлы. Лишь только племя это выслало своих старшин с объявлением покорности, именно 20 июля (1 августа), военные действия немедленно прекратились.

Лишь только город Хива сдался, то всем жителям его была объявлено прощение, на всех покорившихся не было наложено ни малейшей пени; жизнь и собственность их получили полное и действительное охранение. Во все время рассматриваемой 11-ти-дневной туркменской кампании, все жившие на театре военных [67] действий узбеки, т. е. покорившиеся хивинцы не испытывали ни малейшего притеснения.

Лишь только туркмены-юмуды племени Байрам-Шайлы объяви­ли покорность 20 июля (1 августа), военные действия против них были немедленно остановлены. Наложенная на этих туркмен пе­ня была взыскана частью, часть же, которую они не могли зап­латить, была рассрочена и им дано было позволение занять под аулы местности, которые они занимали прежде. Подписал: Свиты его величества генерал-майор Горнон.

ЦГВИА, ф. 400 д. 63, лл. 4-11.

Описание генерала Терентьева падения Хивы в 1875 году.

.В два часа дня, 29 мая войска вступили в Хиву.

1 июня хану послано было приглашение явиться в лагерь, что тот, наконец, и исполнил. Хан был принят с почетом и восстановлен в своем звании, но на время пребывания русских войск в преде­лах ханства учрежден был при хане особый совет или диван из русских офицеров и хивинских сановников.

Первым делом дивана было обсудить вопрос об освобожде­нии рабов персиян. Достоинство России не допускало возможно­сти терпеть невольничество в стране, покоренной войсками рус­ского государя. Сами невольники давно уже обращали свои взоры к России, давно ждали русских, которые на концах штыков должны были принести им свободу!

В Средней Азии составилось убеждение, что призвание Рос­сии и состоит именно в том, чтобы уничтожить рабство всюду, куда только достигнется ея влияние, всюду, где только будет слышен гром русских пушек.

11 июня генерал фон-Кауфман пригласил к себе хана и раз­личными доводами убедил его освободить невольников, пока рус­ские еще в пределах ханства и могут оказать свое содействие.

На следующий день в диване состоялось постановление об уничтожении невольничества и хан разослал для повсеместного обнародования следующий манифест:

«Я, Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур-хан, в знак глубокого ува­жения к русскому императору, повелеваю всем моим подданным предоставить немедленно всем рабам моего ханства полную сво­боду. Отныне рабство в моем ханстве уничтожается на вечные времена. Пусть это человеколюбивое дело послужит залогом вечной дружбы и уважения всего славного моего народа к велико­му народу русскому».

«Эту волю мою повелеваю исполнить во всей точности, под опасением самого строгого наказания. Все бывшие рабы, отны­не свободные, должны считаться на одинаковых правах с прочи­ми моими подданными и подлежать одинаковым с ними [68] взысканиям и суду за нарушение спокойствия в стране и беспорядки, почему я и призываю всех их к порядку».

«Бывшим рабам (дугма) предоставляется право жить, где угод­но, в моем ханстве или выехать из него, куда пожелают; для тех, которые пожелают выехать из ханства, будет объявлена осо­бо принятая мера. Женщины-рабыни (чури) освобождаются на одинаковых началах с мужчинами, в случае споров замужних женщин с мужьями—дела разбираются казиями по шариату».

По рассказам самих невольников, число всех дугма и чури в 140 городах и деревнях ханства доходило до 30.000 человек, свободных же азат и ханазат до 6.500 человек, эти последние владели землею в количестве 2.634 танапов или 44 десятин — на­дел совершенно нищенский!

В начале августа войска наши стали выступать из ханства.

Терентьев М. А. «Россия и Англия в Средней Азии», изд. 1875 г. С.-Пе­тербург, стр. 84—115

Гл. штаб по 8 отд. № 347 397. Получено 16 июля 1873 года.

         Состоящий для

поручений при начальнике

      главного штаба и

    командированный по

высочайшему повелению в

     Закаспийские страны

                   № 14

    июня 16 дня 1873 г. г.

                   Хива.

Г. Начальнику Главного Штаба

РАПОРТ

(Печатается сокращенно. (Составит.))

Представляя при сем на благо­усмотрение вашего сиятельства ко­пии с двух докладных записок за № 12 и 13, о положении дел в Аму-Дарьинском бассейне и о необходимости приступить теперь же к исследованию старого русла р. Аму-Дарьи, поданных мною г. туркестанскому генерал-губернатору, я имею честь присовокупить:

1. Что назначение бывшего хана будущим хивинским ханом про­изведет самое тяжелое впечатление на жителей ханства и умень­шит надежду на скорое водворение порядка и спокойствия в ханстве и Туркменских степях, во вред развитию нашей тор­говле.

2. Что занятие нами дельты р. Аму-Дарьи с устройством на ней торговой фактории и уступка бухарскому эмиру хивинского ханства с частью незанятых нами Туркменских степей, было бы лучшим решением всего среднеазиатского вопроса.

3. Что занятие нами только одного правого берега р. Аму-Дарьи без устройства торговой фактории на левом берегу р. Аму-Дарьи будет препятствовать открытию красноводско-аму-дарьинского пути и не будет содействовать быстрому развитию ни­шей торговли в Аму-Дарьинском бассейне

4. Что спокойствие в западнои части Оренбургской степи и Туркменских степях не может быть обеспечено без прочного утверждения нашей власти на левом берегу р. Аму-Дарьи.

[73] 5. Что исследовать самым точным образом старое русло р. Аму-Дарьи на всем его протяжении от ур. Сары-Камыша до р. Аму-Дарьи составляет первейшую и безотлагательную необхо­димость.

6. Караван к берегам Каспийского моря уже снаряжается и отправка его будет зависеть от получения сведений о положении отряда полковника Маркозова. Если по каким-либо обстоя­тельствам, нельзя будет отправить в Красноводск караван, то он будет двинут на Киндерли, куда также несколько туземных куп­цов предполагают отправиться с товарами, как сообщил мне на­чальник Мангишлакского отряда, полковник Ломакин. Генераль­ного штаба полковник Глуховский.

ЦГВИА ф. 400, д. 8 л. 14. 1373 г.

Докладная записка состоящего для поручений при г. начальнике главного штаба и командированного по высочайшему повелению в Закаспийские страны. № 12, июня 9 дня 1873 г.

Лагерь под Хивой. Его превосходительству К. П. фон-Кауфману 1.

О положении дел в Аму Дарьинском бассейне.

.Настоящая задача заключается только в том, чтобы опре­делить будущие отношения Хивы к России. Нет сомнения, что все обязательства Хивы могут быть исполняемы только при существовании в ханстве сильного правительства. Без него не только немыслимо обеспечение интересов России в Аму-Дарьинском бассейне, но даже невозможен и порядок в ханстве. Меж­ду тем, в настоящее время Хива представляет конгломерат различных главных народностей из туркмен, киргизов (Имеются в виду казахи. (Состав.)), узбеков и каракалпаков.

.Туркмены ведут полукочевую жизнь, занимаясь отчасти зем­леделием. По своей воинственности, туркмены составляют гос­подствующий класс в ханстве, имеющий преобладающее влияние на все его дела. Сила и значение туркмен до того велики, что сам хан и его родственники не могут отъехать от столицы на десятки верст без значительного прикрытия, а на охоту ханы обыкновенно отравляются с пушками и отрядом войск. По это­му факту можно судить о господстве туркмен в ханстве. Вот по­чему ханские войска состояли почти исключительно из туркме­нов. На всем пути следования Оренбургского отряда, начиная с Кунграда, против него действовали только туркмены с небольшим комплектом киргизов (Читай «казахов». (Состав)), которые, однако, вскоре отделились.

[74] Только в окрестностях г. Хивы начали появляться еще вой­ска из узбеков, собранных по приказу хана с кишлаков и горо­дов более близких к Хиве. Сдаче г. Хивы также противодейст­вовали, главным образом, туркмены. Одним словом, везде, где только мы встречали сопротивление, находились туркмены. Вот почему в Хиве, собственно, не существует хивинского вопроса, а есть только туркменский вопрос, от решения которого и зави­сят все будущие отношения Хивы к России.

… Для обеспечения наших торговых интересов в Средней Азии, вообще никакие меры не могут быть действительными без окон­чательного решения туркменского вопроса, в котором заключает­ся все будущее положение наших дел в Средней Азии. Все меры, какие бы только ни приняла Россия, без решения турк­менского вопроса, приведут через самое непродолжительное вре­мя к безвыходной необходимости опять снаряжать в Туркменские степи и в Хиву экспедиции, которые, нет сомнения, будут стоить России жертв в несколько раз больших, чем в настоящую кам­панию. Ханство защищали, собственно, только туркмены, кото­рые при том были весьма плохо вооружены. Нужно было ви­деть отвагу и дерзость, с которыми туркмены нападали на наш отряд, чтобы вполне поверить возможности разбития ими целых персидских армий. Теперь понятно, почему Персия, несмотря на свою сравнительную силу, никогда не могла подчинить себе туркменов. Подписал: генерального штаба полковник А. Глуховской.

ЦГВИА ф. 400, д. № 8,1873 г., лл. 17—35.