Хивинский поход 1873 года. Глава II.

Распоряжения по подготовке красноводского отряда к хивинскому походу. — Возвращение отряда в Чекишляр. — Причины занятия этого пункта. — Вызов полковника Маркозова в Тифлис и инструкции, данные ему. — Сбор верблюдов на Мангишлаке для красноводского отряда. — События на Мангишлаке в конце января и начале февраля 1873 г. — Причины, послужившие к сформированию мангишлакского отряда. — Зимний поход из форта Александровского.
Упорство хивинского хана в исполнении справедливых и умеренных требований нашего правительства немедленно освободить находящихся в Хиве русских пленных и дать туркестанскому генерал-губернатору объяснение своих прежних поступков, когда на дружественные сношения, с которыми обращался к нему ген.-ад. Фон-Кауфман, Сеид-Магомет [22] Рахим-хан давал уклончивые ответы — было причиною принятого русским правительством решения наказать Хиву17.Нападение же партии хивинцев на одну из колонн красноводского отряда у Топиатана, 7 октября 1872 г., и угон части верблюдов, сочтены были за открытие против нас враждебных действий хивинским ханом18. После такого факта, достоинство русского государства безусловно требовало дать Хиве почувствовать силу русского оружия.Участие войск кавказской армии в походе на Хиву признавалось, по местным обстоятельствам, необходимым. По мнению главнокомандующего кавказскою армиею, без этого решительного шага со стороны Кавказа, самое пребывание наших отрядов в Красноводске или Чекишляре сделалось бы бесполезным. Между тем, отряд кавказских войск, будучи снаряжен для самостоятельных операций, если бы и достиг Хивы раньше туркестанского и оренбургского отрядов, то этим только упростил бы исполнение общей задачи, облегчив упомянутым отрядам следование по пустыне чрез то нравственное влияние, которое неизбежно произведет на всех кочевников появление русских войск в пределах Хивинского ханства. Кроме того, самое снаряжение кавказского отряда должно обойтись дешевле, чем снаряжение отрядов из Оренбурга или Ташкента. Так как поход в Хиву предположен был на весну 1873 г., до наступления жаров, то главнокомандующий признал необходимым, еще до возвращения красноводского отряда из рекогносцировки в текинский оазис, начать приготовления к новому походу, дабы окончить их к марту месяцу. Приготовления эти, сделанные в конце ноября и в начале декабря 1872 года, заключались в следующем: 1) интендантству предложено озаботиться: обеспечить всякого рода довольствием красноводский отряд как на месте (в Красноводске и Чекишляре), со времени предполагаемого возвращения его (с 15 декабря), так и в походе, в течение шести месяцев, т. е. по 15 июня 1873 г.; 2) совершенно приготовить к отправлению, около половины февраля, из Петровска и [23] Баку в Красноводск, 6 рот пехоты и 4 орудия, а также, по разъяснении возможных средств и способов довольствия кавалерии, две сотни дагестанского конно-иррегулярного полка две сотни терского казачьего войска, или же только две первые; 3) так как кавалерию, может быть, окажется более удобным перевезти из Петровска в Александровский форт, а оттуда двинуть к Сарыкамышу, на соединение с главными силами красноводского отряда, то об удобоисполнимости этого войти в сношение с начальником мангишлакского отряда; 4) о предстоящей перевозке войск и довольствия предварить общество, “Кавказ и Меркурий”, и 5) запросить п. Ломакина, возможно ли приобрести на Мангишлаке, наймом или покупкою, необходимое для похода красноводского отряда число верблюдов, примерно от 4 до 5 тысяч19. Последний вопрос — о перевозочных средствах — представлялся наиважнейшим, как в хивинскую экспедицию, так и в предшествовавших ей рекогносцировках красноводского отряда. Самое занятие Чекишляра, еще в конце 1871 года, по окончании первой рекогносцировки Маркозова, вызвано было, главнейшим образом, этим вопросом, не смотря на значительные неудобства чекишлярского рейда20. Между низовьями реки Атрека и Гюргена, в течение зимы (декабря, января и февраля), собираются обыкновенно большие массы кочевников, обладающих значительным количеством верблюдов. Маркозов рассчитывал пользоваться от них перевозочными средствами; но опыт 1872 года не оправдал этих ожиданий. По этому Маркозов еще во время своей рекогносцировки, из Кизыл-арвата, в октябре того года, писал в Тифлис, что вследствие неоднократно уже обманутых надежд на добывание верблюдов в ближайших к Красноводску и Чекишляру кочевьях, придется, для приобретения их, обратиться к [24] одному из двух средств: или пригнать их из Мангишлака, или же, по прибытии отряда в Чекишляр, расположить его, зимою, кордоном в небольших укреплениях по Атреку, с целью не пропускать на правый берег этой реки ни одной кочевки. Затем, весною, когда будет истреблен весь подножный корм между Атреком и Гюргеном и юмуды будут спешить переходить на правый берег Атрека для дальнейшего движения на летние кочевки, отряд, расположенный кордоном, не позволит им исполнить этого, и они волею-неволею должны будут дать ему часть своих верблюдов, чтобы спасти от голодной смерти остальных. Хотя верблюды, которых можно получить подобным способом, не могут быть особенно хороши, и Маркозов отдавал преимущество найму их на Мангишлаке, но тем не менее, однако, в виду случайностей, которые могли встретиться на Мангишлаке, при сборе верблюдов, решился возвратиться в Чекишляр21. Еще до возвращения красноводского отряда в Чекишляр, Маркозов получил приказание главнокомандующего армиею при первой возможности прибыть в Тифлис, для представления своих соображений и получения окончательных по предположенному походу приказаний. Отряд22 возвратился в Чекишляр 18 декабря, а 29 числа Маркозов уже прибыл в Тифлис, не более как за три дня до отъезда главнокомандующего с начальником штаба в Петербург. По прибытии в Тифлис, Маркозов ознакомился с сущностью высочайше утвержденного 12 декабря плана действий для наказания Хивы, по которому кавказские войска, при своем наступлении, должны иметь в виду соединиться с оренбургским отрядом до вступления в пределы Хивы, и временем прибытия к хивинским границам всех отрядов назначено 1 мая23. На докладе у главнокомандующего Маркозов еще раз повторил свои опасения, впервые высказанные им в [25] Кизыл-арвате в октябре 1872 года24 на счет невозможности согласования движений красноводского отряда с отрядами других округов. Не говоря уже про то, что отряды разделяло огромное пространство и что установление взаимных сношений между ними было решительно не выполнимо, существовала еще одна капитальная причина, мешавшая приходу кавказского отряда в оазис одновременно с другими отрядами. Чтобы придти к пределам Хивы к маю месяцу, красноводский отряд должен был выступит только во второй половине марта и следовать таким образом по безводной местности в сильную жару, тогда как, во избежание этой жары, он должен был выступить как можно скорее и не позже первых чисел марта. Выйти из Чекишляра рано и ждать в пустыне приближения определенного планом срока, или же прежде временно прибыть к пределам ханства, было одинаково не удобно. В виду этого, Маркозов просил предписать ему идти в ахал-текинский оазис, так как поход этот в равной степени и несомненно оказал бы пользу общему делу. Независимо этого Маркозов высказал свои опасения относительно перевозочных средств: что он мало надеется на приобретение у туркмен верблюдов посредством найма или покупки, что доставка верблюдов из Мангишлака, по дальности расстояния и трудности переправы их чрез Карабугазский пролив, почти невозможна и что он вполне уверен в успехе добычи верблюдов, не только в достаточном числе, но даже с избытком, если ему будет разрешено, хотя на самое короткое время, перейти с частью войск на левый берег Атрека. Главнокомандующий на эти объяснения заметил, что рано или поздно с текинцами придется иметь решительное столкновение; но если красноводский отряд не примет участия в движении, долженствующем положить конец проискам Хивы против России, то это может оказаться упущением непоправимым, ибо холода на севере могут помешать движению войск из Оренбурга, а туркестанский отряд, без содействия других войск с левого берега Аму-дарьи, может быть задержан на переправе чрез эту реку. «Сколько понимаю я, заметил его высочество, проекта отправления войск одновременно [26] из трех пунктов, по путям мало известным, заключает в самом себе предположение о возможности неудачи для той или другой из двинутых к Хиве колонн. Иначе казалось бы и не было причины направлять их из трех различных, столь отдаленных между собою местностей». Что касается времени выступления отряда в поход, то главнокомандующий разрешил Маркозову на этот счет не стесняться, так как он предполагал исходатайствовать высочайшее утверждение своего распоряжения. Относительно же заявлений Маркозова о верблюдах, его высочество приказал ему употребить все старания к приобретению их путем добровольного соглашения с туркменами, и только в случае крайности, при совершенной неудаче этой меры, воспользоваться поводом грабежей, постоянно производимых кочующими за Атреком туркменами, перейти эту реку и, в виде наказания, отогнать у них верблюдов силою25. Едва главнокомандующий приехал в Петербург, как телеграммою 18 января, сообщил помощнику своему, ген.-ад. князю Святополк-Мирскому, что красноводскому отряду вменяется лишь в обязанность сделать что возможно для соединения с оренбургскими, отрядом генерала Веревкина, но, в случае затруднения, разрешается действовать вполне самостоятельно и прибыть к Змукширу не раньше 1 мая. — «Великий князь уверен, писал генерал Свистунов в Тифлис, что Маркозов, как всегда, в точности исполнит предписанное и постарается стремиться к соединению, но он, однако же, не должен забывать, что все-же-таки поставить в степи из нашего отряда лишних сто русских могил было бы непростительно. Поэтому, если для сбережения здоровья отряда, или по условиям сбора верблюдов, пришлось бы выступить и раньше, чем назначено, и прибыть в Змукшир раньше 1 мая, то его высочество отнюдь не поставит это Маркозову в вину». Таким образом, опасения Маркозова на счет невозможности согласования движения его отряда с отрядами других округов были устранены приведенными разрешениями, и ему, [27] так сказать, развязывались руки. Оставалось решить еще более важный вопрос — о перевозочных средствах. Как сказано выше, главнокомандующим отдано было приказание войти в сношение с Ломакиным относительно возможности добыть верблюдов в феврале месяце 1873 года на Мангишлаке, а также об удобоисполнимости движения в марте четырех сотен кавалерии из Мангишлака к Сарыкамышу на соединение с главными силами красноводского отряда! Запрос об этом послали чрез командующего войсками Дагестанской области 27 ноября 1872 г.; при чем ген.-ад. князь Меликов счел необходимым заметить от себя Ломакину, что в ответном заявлении его по этому предмету необходима крайняя осторожность, дабы, затем, в действительности не встретилось таких затруднений, которые бы лишили возможности приобрести приведенное число верблюдов, так как, на основании его, Ломакина, о том заявления, будут составлены соображения относительно предстоящего движения красноводского отряда. Ломакин отвечал, что судя по имеющемуся количеству верблюдов и доказанной адаевцами готовности исполнять требования русского правительства, 5,000 верблюдов могут быть выставлены жителями без всякого затруднения и отягощения их. Но, в виду важности цели значительного числа требующихся сразу верблюдов, а главное — вследствие высылки нескольких хивинских партий к Эмбе и на Устюрт, для грабежа наших кочевников, Ломакин полагал крайне необходимым, для обеспечения успеха по найму верблюдов, занять предварительно, не позже половины февраля, двумя сотнями кавалерии, Биш-акты, и ротою пехоты — Киндерли. Занятием этих двух пунктов кочевникам преграждается выход из Мангишлака и Бузачей в такое время, когда они обыкновенно откочевывают на летовки к р. Эмбе со стадами, обремененными молодым приплодом, и не могут скоро двигаться26. Ломакин полагал возможным, заняв [28] Биш-акты в половине февраля, доставить верблюдов к концу этого месяца. — «Так как верблюды необходимы красноводскому отряду в конце февраля, доносил он, я полагаю необходимым занять Биш-акты не позже половины февраля. Тогда только и можно будет надеяться, что к назначенному времени мы будем иметь нужное число верблюдов, не смотря ни на какие подстрекательства и угрозы из Хивы». Если это предположение будет одобрено, то для того, чтобы быть в Биш-акты в половине февраля, он просил об этом распоряжения не позже половины января. Что касается вопроса о движении кавалерии к Сарыкамышу, то начальник мангишлакского отряда находил его возможным и удобным, а собственно для Мангишлака полезным и даже необходимыми Запас продовольствия на все время движения кавалерии он полагал иметь в складах у Киндерлинского залива, в Биш-акты и в Ильтедже, назначив в каждый из этих пунктов по одной роте пехоты для конвоирования между ними транспортов, вследствие чего и просил усилить его двумя ротами27. Предположение Ломакина о занятии в половине февраля Биш-акты и Киндерли двумя сотнями кавалерии и ротою пехоты было одобрено главнокомандующим, о чем и послано ему известие в форт Александровский 2 января. Вместе с тем интендантству предложено озаботиться заготовлением и доставлением для двух сотен и одной роты, к половине февраля, в Киндерлинский залив необходимого на один месяц количества продовольственных запасов, как о том просил Ломакин. Затем все прочие предположения его оставлены были пока без движения, до прибытия в Тифлис Маркозова. После словесного доклада Маркозова главнокомандующему, в конце 1872 г., о чем сказано выше, его высочество отменил предполагавшееся движение четырех сотен кавалерии к Сарыкамышу и велел послать Ломакину приказание, чтобы он озаботился немедленным приготовлением красноводскому отряду трех тысяч и ни в каком случае не менее1 1/2 тысячи верблюдов, которых доставил бы к 20 февраля и не позже 1 марта в Красноводск, под конвоем двух сотен [29] кавалерии, находившихся тогда на Мангишлаке, которые должны затем поступить в состав красноводского отряда. Если бы в приискании верблюдов встретились затруднения, то Ломакин обязывался уведомить об этом Маркозова заранее, т. е. до 15 февраля28.Последняя добавка сделана была с тою целью, чтобы, в случае неудачи сбора верблюдов в Мангишлаке, Маркозов мог иметь время добыть перевозочные средства на Атреке29. Это приказание послано было по телеграфу в Темир-хан-шуру 6 января, с просьбою сообщить его Ломакину с первою отходящею на Мангишлак срочною шкуною. Но так как первая шкуна отходила туда почти чрез месяц (1 февраля), то кавказский штаб сделал распоряжение, чтобы для доставления на Мангишлак телеграммы 6 января приготовлено было в Баку военное судно. По получении уведомления о том, что пароход «Шах» к плаванию готов, штаб сообщил об этом 12 января в Шуру и просил штаб войск Дагестанской области отправить депешу на этом судне, для чего и войти в сношение, по телеграфу, с командиром бакинского порта. Телеграмма была отправлена в Баку по почте и получена там только 14 января. Пока командиру судна передали по телеграфу подробные указания и потребовали от него, в предупреждение последствий ошибки, повторение данной ему инструкции, по телеграфу же, времени ушло так много, что пароход мог отправиться в Мангишлак только 18 января утром, а прибыть в форт Александровский 19 в полдень30. Из заявления, сделанного Ломакиным о том, что заняв в половине февраля Биш-акты, к концу этого месяца он может собрать и доставить в красноводский отряд 5 тысяч верблюдов, возникает вопрос: каким образом он успел бы сделать это? От Александровского форта до Красноводска по прямой дорога 600 верст, на прохождение которых надо было употребить не менее месяца, не считая времени на сбор и на переправу чрез Карабугазский пролив, на что потребовалось [30] бы также около месяца. Правда, теперь от Ломакина требовали не 5 тысяч, а только 3 и даже 1 1/2, тысячи верблюдов, но тем не менее, получив распоряжение о сборе их 19 числа, он едва ли успел бы собрать это число верблюдов и доставить их к 1 марта в Красноводск, ибо у него в распоряжении находилось всего один месяц и 12 дней. Таким образом распоряжение запоздало. Между тем до хивинского хана дошли слухи о решительном приготовлении русских с трех сторон к походу на Хиву. Хан уже давно ждал прихода русских со стороны Каспийского моря; но он знал также очень хорошо, какие крайние затруднения встречал красноводский отряд, при последней своей рекогносцировке, в перевозочных средствах, и полагал, что он по необходимости обратится за ними на Мангишлак. Поэтому хивинское правительство употребляло все усилия, чтобы не допустить мангишлакских киргиз оказать содействие кавказскому отряду верблюдами. Еще в начале декабря до Ломакина стали доходить темные слухи о том, что будто из Хивы выслано несколько партий разорять киргиз и собирать с них зякет в пользу хана. В половине декабря не осталось никакого сомнения в том, что ханские зякетчи разъезжают по краю для сбора зякета с киргиз в пользу хана, с угрозами адаевцам, если они в январе месяце не внесут хану 4,000 рублей. При чем, как бы во исполнение этой угрозы, Ломакиным получено известие, что хан хивинский выслал уже к Сарыкамышу партию, с целью грабежа. Находя необходимым противодействовать усилиям этой партии, дабы тем защитить адаевцев, Ломакин признал полезным произвести, в конце февраля, рекогносцировку от Биш-акты к Сарыкамышу войсками мангишлакского отряда, усилив их еще двумя ротами пехоты и двумя сотнями кавалерии. С таким усилением отряда он связывал и успех заготовления необходимого числа верблюдов для красноводского отряда. Эти известия и приведенное заявление Ломакина получены были в Тифлисе 22 января31, а 24 числа с [31] Мангишлака сообщали, что начальником мангишлакского отряда нанято уже для красноводского отряда 500 верблюдов, что сбор остального числа их он надеется окончить к назначенному сроку, т. е. к 15 февраля, и что 21 января он выступил из форта Александровского с отрядом, имея предположение, по прибытии в горы Каратау, одну сотню от колодцев Тарталы отправить на полуостров Бузачи, пока там будут собираться верблюды; с остальными же войсками (ротою сотнею казаков и двумя орудиями) пройти вдоль Каратау и оттуда на Биш-акты в Киндерли, куда прибыть к 8 февраля, при чем на всем этом пространстве собирать верблюдов. К 8 числу должна придти в Киндерли и сотня с Бузачи. Тогда, двигаясь по береговой дороги, верблюды, под прикрытием двух сотен кавалерии, будут доставлены к 15 февраля к Карабугазскому проливу. На случай, если бы в переправе чрез пролив верблюдов встретилось какое либо затруднение, Ломакин просил, чтобы с 15 февраля у Карабугаза ожидал его прихода пароход с двумя плотами, одним или двумя паровыми барказами для буксирования их и двумя большими канатами. По переправе верблюдов и кавалерии чрез пролив, сотни должны следовать в Красноводск, где и поступят в состав отряда Маркозова, а пароход зайдет в Киндерли, возьмет там роту и два орудия и доставит их в форт Александровский32. Не видя из этого донесения особенной необходимости в усилении мангишлакского отряда, собственно с целью обеспечить успех операции по сбору верблюдов, и в виду приказаний главнокомандующего относительно отмены предполагавшейся сначала рекогносцировки от колодцев Биш-акты к Сарыкамышу, князь Святополк-Мирский не нашел возможным разрешить его, тем более, что сведения, полученные Ломакиным о высылке хивинской партии к Сарыкамышу, нельзя было еще считать за вполне достоверные, а действия этой партии к стороне Мангишлака в то время, когда в Хиве, вероятно уже получится известие о выступлении наших войск из Чекишляра и Красноводска, едва ли возможны; кроме того, самостоятельные действия мангишлакского отряда не только не позволили бы отделить из состава его две сотни [32] на усиление войск красноводского отряда, а потребовали бы назначения и перевозки на восточный берег Каспия новых 4 сотен кавалерии. Но, вместе с тем, как для успокоения начавшегося среди мангишлакских киргиз волнения умов, так и в обеспечение полуострова от возможных случайностей, князь Святополк-Мирский нашел необходимым усилить гарнизон Александровского форта одною ротою апшеронского полка и двумя сотнями терского казачьего войска, — последними взамен тех двух сотен, которые, сопровождая добытых на Мангишлаке верблюдов в Красноводск, должны будут затем поступить в состав кавалерии красноводского отряда33. Тотчас же были сделаны распоряжения об отправлении в Киндерли, на шкуне общества «Кавказ и Меркурий», одной роты апшеронского полка и просимого полковником Ломакиным, дней на 20, для 240 лошадей, сена (до 1 1/2 тысячи пудов), а в Карабугаз послан военный пароход с баржею и плотами, приспособленными в виде паромов для перевозки верблюдов. Но относительно двух сотен, назначенных на усиление отряда, распоряжение пока не делалось, впредь до получения уведомления от полковника Ломакина — куда их направить34. Об отправлении из бакинского порта в Карабугаз последняго годного парохода с баржею, Маркозов, находившийся уже с февраля месяца на острове Ашур-аде, узнал от своего корреспондента в Баку, чрез персидский телеграф. Встречая недостаток в перевозочных средствах для сообщений не только с западным берегом Каспия, но с Красноводском и даже Чекишляра с островом Ашур-аде, он телеграфировал в кавказский штаб 14 февраля: «Делаю все, чтобы обойтись без мангишлакских верблюдов. Тысяча верст, разделяющих нас от Мангишлака и неисправность судов делают невозможным исполнение приказаний помощника главнокомандующего о вступлении в сношение с Ломакиным. 1,500 верблюдов не стоят такого шума и требований. Никаких пароходов, шкун, барказов, плотов — бакинский порт не имеет. Если адмирал35 что нибудь [33] выделит еще Мангишлаку и не пришлет сюда, то отряд не будет в состоянии выступить. Мы без того бедствуем от недостатка судов. Если такое состояние продолжится, придется отказаться от похода»36. Когда получили эту телеграмму, в Тифлис уже пришло из Петербурга подтверждение о том, что, по политическим отношениям к Персии, следует избежать перехода наших войск на левый берег Атрека. «Считаю необходимым предупредить вас, писал начальник кавказского штаба Маркозову, до какой степени дурно посмотрели бы здесь на переход ваш по какому либо случаю чрез Атрек. Переход этот создал бы нам такие затруднения и неприятности, что лучше решиться заплатить сто тысяч лишних за верблюдов, чем употребить хотя самомалейшее насилие для получения их из-за Атрека. Поэтому прошу вас еще и еще раз: постарайтесь избежать перехода чрез Атрек, на сколько хватит ваших сил и уменья, каковы бы ни представлялись по-видимому благоприятные для сего поводы». Так как в полученной от Маркозова телеграмме в Тифлисе между строк читали, что он не остановится пред переходом персидской границы для добывания верблюдов, а между тем из Петербурга шли заявления совершенно в другом роде, то князь Святополк-Мирский придал обеспечению красноводского отряда верблюдами из Мангишлака в возможно большем числе важное и первостепенное значение. В таком смысле, с пароходом, отъезжавшим с плотами к Карабугазу, и послано полковнику Ломакину приказание. Но опасаясь, чтобы в доставке верблюдов с Мангишлака не вышло какой либо неудачи из-за недостатка энергии местных начальников или недоразумений и различия во взглядах Ломакина и Маркозова, князь Святополк-Мирский нашел нужным принять все зависевшие от него меры для обеспечения успеха этого дела. С этою целью командирован был на восточный берег Каспийского моря, снабженный 30,000 руб., генерального штаба подполковник Филипов, которому предписано: сдав эту сумму Ломакину на расходы по приобретению верблюдов и объяснив ему лично всю важность и необходимость доставки их для красноводского отряда с [34] Мангишлака, отправиться затем к Маркозову, дабы, чрез, подробное выяснение ему дела во всей совокупности, установить между Ломакиным и Маркозовым полное соглашение и необходимую связь в распоряжениях по обеспечению этой доставки верблюдов; повторить Маркозову важное значение, какое придавал князь Святополк-Мирский обеспечению отряда верблюдами со стороны Мангишлака, при известном Маркозову нежелании правительства перехода чрез Атрек, без крайней, неотложной необходимости 37, и наконец просив Маркозова ознакомить его, Филипова, с положением отряда в Чекишляре во всех отношениях, для доклада помощнику главнокомандующего38. Для верной оценки всего дела и последующих затем событий, необходимо заметить, что в зимнее месяцы сообщения по Каспийскому морю делаются весьма медленными и затруднительными, а к стороне Мангишлака иногда и совсем невозможными; петровская гавань и тюб-караганская бухта (форта Александровского) иногда замерзают, и сообщения с Мангишлаком производятся или сухим путем на Красноводск и далее на Баку, как это было в зиму 1871 г., или же посредством срочных шкун общества «Кавказ и Меркурий», один раз в месяц, между Баку и незамерзающим заливом Александр-бай, как это предположено было в 1873 году. В ожидании со дня на день, что петровская гавань замерзнет, войскам, предназначенным к отправлению в Чекишляр, приказано было на всякий случай быть готовыми к походу в Баку, для отправления оттуда, а не из Петровска, в красноводский отряд. С первых же чисел февраля, когда на Каспийском море шла усиленная деятельность по снаряжению красноводского отряда, море было постоянно в сильном волнении; ветры, то юго-восточные, то северо-западные, стояли весьма крепкие; зыбь ходила огромная; при каждом выступлении из порта судна, обстоятельства были весьма неблагоприятные для плавания. Так, шкуна «Д. Милютин», [35] назначенная с продовольствием в Киндерли, вышла из Баку в ночь 3 февраля, пришла в Петровск только 8 февраля, а оттуда едва выбралась 12 числа и прибыла Киндерли 16, т. е. чрез 8 дней после назначенного ей срока (8 февраля); казенный пароход «Урал», назначенный к 15 февраля к Карабугазскому проливу, вышел из Баку 8 февраля и, не дойдя до Карабугаза, вернулся 12 числа в Баку; лучшая из 70-ти-сильных шкун общества «Кавказ и Меркурий», шведской постройки, «Шах Иран», проборовшись с морем 24 часа, вернулась с ротами Ширванского полка, назначенными в красноводский отряд, в Баку39. Можно по одному этому представить себе, как должны были усложняться все распоряжения кавказского начальства и как трудно было подчинить их точному расчету. Часто случалось, что, послав на восточный берег Каспийского моря какое либо распоряжение, кавказское начальство, иногда по месяцу, находилось в полной неизвестности не только об исполнении распоряжения, но даже о самом получении его. По отъезде Филипова, князь Святополк-Мирский,- весьма долгое время оставаясь без всяких известий с восточного берега Каспийского моря, находился в невозможности принять какие-либо новые меры по снаряжению отряда и своевременно сообщить необходимые разрешения или указания. В Тифлисе знали только, что все старания Маркозова приобрести верблюдов наймом или покупкою остаются безуспешны и что 22 февраля у Карабугазского пролива ни Ломакина, ни верблюдов не было40. Наконец, 27 февраля от Маркозова были разом получены известия, что по сведению, сообщенному ему от начальника мангишлакского отряда с нарочным туркменом, на Мангишлаке вспыхнуло восстание между адаевцами, вследствие которого верблюдов оттуда не будет, и что войска красноводского отряда, перейдя Атрек, успели добыть только 430 верблюдов41. Обстоятельствами этими, на сколько могло судить, по приведенным отрывочным сведениям, кавказское начальство, все дело было поставлено, таким образом, в самое критическое [36] положение и даже, как казалось ему, угрожало окончиться катастрофою. Красноводский отряд, лишенный перевозочных средств, находился в невозможности выступить и оказать какое либо содействие другим направленным в Хиву отрядам. Восстание на Мангишлаке могло распространиться между оренбургскими киргизами, затруднить движение оренбургского отряда и даже задержать его в пути, или, необходимостью прикрытия тыла и флангов, ослабить отряд настолько, чтобы воспрепятствовать и ему исполнить возложенную на него задачу, Наконец, туркестанский отряд, без содействия других войск с левого берега Аму-дарьи, мог быть задержан на переправе чрез эту реку, а вследствие всего этого хивинская экспедиция могла и на этот раз окончиться полною неудачею. Сообразив все это и приняв во внимание, что посылка отряда войск на Мангишлак во всяком случае необходима для подавления там восстания, что отряд этот, в случае надобности, может обеспечить фланг оренбургского отряда, а тем самым и движение его к Хиве, при благоприятных же обстоятельствах, хотя частью своего состава, присоединится к оренбургским войскам и достаточно усилить их для решительного содействия успеху хивинской экспедиции, — князь Святополк-Мирский признал необходимым, в самый день получения упомянутого известия, по телеграфу испросить у главнокомандующего разрешение на сформирование мангишлакского отряда от 6 до 8 рот, с конницею при артиллерии для направления его к Хиве в связи с оренбургскими войсками. Разрешение это последовало на другой же день. «Предоставляется вам на Мангишлаке и красноводском отряде, телеграфировал великий князь помощнику своему, сделать все, что по обстоятельствам сами признаете нужным и возможным; особенно постарайтесь разъяснить и внушить Маркозову, что он должен двинуться в поход не иначе, как вполне обеспечив отряд перевозочными средствами и довольствием; потому должен силу отряда в точности соразмерить с числом верблюдов, которых удастся собрать, уменьшив, сколько надо, численность войск против предположения42[37] Таковы были причины, послужившие к сформированию мангишлакского отряда, причины, как видно из изложенного, основанные на телеграммах Маркозова. По одной из них в Тифлисе заключили, что переход чрез Атрек был сделан исключительно с целью добыть верблюдов, что для этого весь отряд переходил чрез реку43, но успел добыть лишь самые ничтожные средства, которые не позволят красноводскому отряду двинуться в поход, а по другой, сообщавшей о событиях на Мангишлаке в преувеличенном и извращенном виде — что на Мангишлаке произошло всеобщее восстание, которое все продолжается. На самом же деле переход чрез Атрек был сделан по инициативе начальника небольшой колонны, высланной из Чекишляра верст за 90 вверх по реке, а движение на Мангишлаке, имевшее совершенно частный характер, скоро прекратилось и порядок был восстановлен, о чем в донесении Ломакина было ясно сказано. Хотя, таким образом, основания, послужившие к сформированию отряда, и были ошибочны, но последующие события вполне оправдали сделанные распоряжения.

* * *

Для сбора верблюдов красноводскому отряду, Ломакин, 21 января, выступил из форта Александровского с ротою, двумя орудиями и двумя сотнями кавалерии44. Всего в отряде было 378 человек и 263 лошади. Довольствия поднято на 40 дней. Прибыв к колодцам Тарталы, в горах Каратау, 23 января, Ломакин счел своевременным объявить киргизам приказание о доставке 2,500 верблюдов, в добавок к тем 500, которые уже были ими выставлены в форте, для поднятия тяжестей отряда в настоящий поход. После долгого совещания в отдельной кибитке, киргизы объявили Ломакину, что они готовы выполнить требование начальства и немедленно же приступят к сбору верблюдов. Они предлагали даже собрать до 9,000 животных, но начальник отряда отклонил это предложение: «Соберем сначала 3,000 верблюдов, а там — [38] что Богу и царю будет угодно», сказал он им. В кибитку Ломакина собрались самые влиятельные люди на Мангишлаке. Здесь были, между прочим, Кафар Караджигитов, брат Капаура Калбина, одного из главных виновников мятежа 1870 года, чрезвычайно энергическая личность; Самалык Томпиев, племянник Калбина и большой приятель Кафара, тоже участник киргизского восстания 1870 года; Ермамбет Туров, управлявший джеминеевским отделением; Исергеб и другие. Кругом кибитки стояли проводники и верблюдовожатые, привлеченные любопытством. Кафар Караджигитов считался, и не без основания, преданнейшим нам человеком; он заведовал бузачинским наибством. По объявлении Ломакиным цели своего прихода, Кафар Караджигитов сказал довольно витиеватую речь, которая дышала бесконечною преданностью русским. «Если бы великому государю понадобилось для похода на Хиву не 8,000 верблюдов, но половина нашего состояния, говорил он, то и тогда бы мы охотно отдали все, ибо видим желание правительства оградить нас от нападения хивинцев». Речь эта, по-видимому, понравилась киргизам, которые подтвердили ее словом «аминь». Произведя затем раскладку, сколько каждое отделение должно было выставить верблюдов, Ломакин обратился к Самалыку Томпиеву с следующими словами: «Я возлагаю на тебя собрать на Бузачи 1,000 верблюдов. Ты этим можешь загладить прежнюю свою вину и возвратить себе прежнюю должность и те награды, которые тебе вышли, но не выдаются за прежнее твое поведение. От тебя зависит многое, так как ты влияешь на целом полуострове. Чтобы успешнее шло дело, я назначаю на Бузачи сотню подполковника Квинитадзе»45. Самалык отвечал, что точным исполнением настоящего поручения он постарается загладить свою вину и заслужить милость начальства. Затем киргизы были отпущены, но, не смотря на поздний час ночи, долго еще беседовали в своих кибитках. 24 января, утром, 4-я сотня дагестанского конно-иррегулярного полка пошла на полуостров Бузачи, к колодцам Мастек, а остальные войска (рота, два орудия и сотня казаков) выступили к колодцам Уланек. Пред выступлением из Тарталы, начальник отряда послал в форт Александровский [39] приказание о том, чтобы оттуда немедленно посланы были на двух кусовых лодках в Киндерли и к Карабугазскому проливу войлоки и веревки для приготовления седел, так как он опасался, что доставив много верблюдов, киргизы приведут их без седел46. Горы Каратау, куда вступил отряд еще от колодцев Тарталы, имеют направление от запада на восток, с не большим склонением на юг. Оне изобилуют травами и легко могут пропитать стада адаевцев. Каратауские долины принадлежат к самым лучшим урочищам Мангишлака; здесь есть родники, достаточные для орошения полей, засеваемых некоторыми киргизами. В горах, состоящих преимущественно из кремня, попадаются окаменелости и раковины точно такие, какие водятся в настоящее время в Каспийском море. Желая поскорее дойти до Биш-акты, Ломакин приказал пехоте сесть на верблюдов. 25 числа, на пути к колодцу Тущубек, в первый раз по выходе из форта, киргизы привели 18 верблюдов. Начало было, по-видимому, удовлетворительное. В Джангельды, где отряд имел привал, войска с большим удивлением смотрели на каменный дом, где помещается школа для киргизских детей. К приходу отряда, в школе находилось до 30 мальчиков от восьми до двадцатилетнего возраста. Школа была хорошо натоплена, и здесь, в первый раз за шесть дней похода, офицеры могли снять свои полушубки и теплые шапки, ибо все время был мороз от 7 до 10° R. От Джангельды войска тронулись к Тущубеку. На пути туда все были поражены великим множеством следов баранов, лошадей и верблюдов. Следы эти то шли подле дороги, то расходились в разные стороны. Стали подозревать, не бегут ли киргизы от русских; подозрение исчезло, когда увидели приведенных киргизами на ночлег нескольких верблюдов, Правда, число приведенных верблюдов не совпадало с тем, которое население известной местности должно было поставить, но предполагая, что какие-либо особые [40] обстоятельства не позволили им в точности исполнить волю начальства, все успокоились. 27-го отряд прибыл к колодцам Каты-кую. Вечером сюда прискакал Кабак Ермамбетов, посланный, недели две тому назад, вместе с другими преданными нам людьми, по кочевкам к востоку от Биш-акты, с поручением от Ломакина приготовить население, чтобы оно не тревожилось движением отряда, а спокойно кочевало на своих местах. Кабак сообщил, что третьего дня, ночью, Кафар Караджигитов созвал, посредством огней на горе Чапан-ата, множество народа и объявил ему, что будто Ломакин, под величайшим секретом, передал ему одному, как наибу, что русские только на первый раз потребовали 3,000 верблюдов, и что как только это число будет доставлено, то с населения потребуют еще множество верблюдов, лошадей, баранов и людей, — последних для того, чтобы держать их впереди отряда, когда он пойдет на Хиву. Если же население этого не исполнит, то русские войска, высадившись в Киндерли, пройдут все кочевья и разорят их в конец, а потому, адаевцам ни чего более не остается, как бежать с Мангишлака. При этом Кафар Караджигитов показал бумагу, за печатью хивинского хана, которою тот просит Кафара, на случай, если он заметит, что русские намерены идти на Хиву, всячески стараться воспрепятствовать им в том и отнюдь не давать верблюдов. «Русские без верблюдов, говорил он, тоже, что рыба без воды или птица без крыльев». Если адаевцы не исполнят этого, то они будут немедленно разорены и истреблены, для чего уже к Мангишлаку направлены несколько хивинских партий. После этого Кафар добавил, что киргизам нечего опасаться слабого отряда русских: одна сотня пошла на Бузачи, где будет на днях уничтожена Ермамбетом Туровым и Самалыком Томпиевым; войска же, следующие на Биш-акты, он уничтожит по приходе их туда. Услышав эти слова, население начало немедленно откочевывать на Устюрт, и следы, которые видел отряд, пройдя Джангельды, были следами стад, принадлежавших кочевникам, которых смутил Кафар Караджигитов. Все так были уверены в преданности Кафара Караджигитова, что сообщению Кабака Ермамбетова мало доверяли. Только на другой день, когда прибыло еще нисколько преданных [41] нам людей, подтвердивших вести, привезенные Кабаком, уже не было никакого сомнения в измене Кафара. Ломакин сперва предполагал идти со всем отрядом к Чапан-ата, чтобы наказать Кафара, но его беспокоило положение дагестанской сотни, и он решился идти в Мастек на соединение с нею, для чего и послал к подполковнику Квинитадзе трех нарочных, с приказанием, чтобы он ожидал его у этих колодцев. Так как войскам предстоял форсированный марш, то у колодцев Каты-кую они наварили себе мяса на два дня. 28 числа Ломакин выступил к колодцу Мастек, направив взвод казаков, под командою хорунжего Кособрюхова, к заливу Кара-кичу, чтобы удержать кочевников, следующих на Устюрт. Около полудня в отряде окончательно убедились, что с Мангишлакского полуострова множество жителей с своими стадами откочевало на восток, ибо дорогу постоянно перерезывали десятки тысяч следов баранов, верблюдов и лошадей. Часа в четыре пополудни, на горизонте, вправо от дороги, показались на равнине темные пятна; то не был мираж, так как день стоял пасмурный. По этому направлению послана была полусотня казаков, которая на привал в Джангельды привела два небольших кочевья (16 мужчин, 9 женщин, 11 детей, 20 верблюдов, 500 баранов и 60 лошадей), следовавших на Устюрт. В Джангельды же возвратился и хорунжий Кособрюхов, который пригнал 300 баранов, 7 верблюдов и 20 лошадей; с верблюдами были их хозяева: 4 мужчины, 6 женщин и несколько детей. Все эти люди и животные переданы командиру роты апшеронского полка капитану Бек-Узарову, которому приказано было идти к колодцам Аузурпа; сам же начальник отряда с сотней оставался еще в Джангельды. Едва Бек-Узаров отошел от места привала верст семь, как получил приказание соблюдать величайшую осторожность, ибо с Бузачей следует весьма большая партия киргиз, и прислать в Джангельды одно орудие. Нижние чины тотчас были ссажены с верблюдов, а верблюдовожатые (167 человек) привязаны к этим животным. Под вечер пошел большой снег; ветер дул прямо в лицо; солдаты, за весь день сделавшие более 35 верст, крепко устали, а колодцы были еще далеко; от Ломакина — никаких известий; наступила ночь, а с нею сильный мороз. Только в одиннадцатом часу колонна добралась до колодцев Аузурпа. [42] Здесь верблюдов положили в каре, а к верблюдовожатым поставлен караул. Варить пищу люди не могли, так как все было занесено снегом и розыскивать топливо не было ни какой возможности; для согревания людей роздали по чарке спирту и на кибиточных древках вскипятили бульон Либиха. Около полуночи прибыл Ломакин с орудием и был крайне удивлен, когда ему доложили, что казачья сотня еще не прибыла. По его словам, он рассчитывал скорее увидеть здесь казаков, чем пехоту. Причины долгого отсутствия Ломакина заключались в следующем. Когда к нему прибыло орудие, он находился еще в Джангельды, а сотня была отправлена, на перерез кочевникам, к заливу Кара-кичу. С прибытием орудия, он пошел по тому направлению, по которому двинулись казаки. На одном спуске встретилось затруднение к дальнейшему следованию орудия. Прождав здесь казаков около часа, Ломакин вернулся назад, к тому месту, где сотня оставила свои переметные сумы под прикрытием небольшой команды. Забрав казачьи вещи на четырех верблюдах он с этою командою и с орудием направился к Аузурпа, за темнотою ночи едва не заблудившись. В этот день казаки сотника Сущевского-Ракусы имели с киргизами дело. С привала у Джангельды они посланы были к заливу Кара-кичу, чтобы поворотить киргиз, стремившихся на Устюрт. Сущевский-Ракуса настигнул кочевья подле горы Кара-тюбе. На встречу ему выехало до 300 вооруженных всадников. Исполняя приказание Ломакина — не употреблять оружия до последней крайности, Сущевский-Ракуса остановил сотню и, захватив одного киргиза, послал его к толпе, объявить ей, что русские пришли не драться с жителями, не разорять их, но уговорить их спокойно возвратиться на свои кочевки и не верить ложно распускаемым слухам. Едва посланный передал эти слова, как из толпы отделился один всадник, быстро подъехал к сотне и выстрелил из винтовки. Вслед за тем вся толпа бросилась на казаков. Произошла рукопашная схватка; казаки пустили в ход кинжалы, так как шашки их не могли пробивать шубы и ватные халаты противника. Схватка продолжалась не более пяти минут; киргизы бросились бежать в рассыпную, потеряв одними убитыми, оставленными на месте, 22 человека. С нашей стороны [43] ранены два офицера (Сущевский-Ракуса и Кособрюхов), 14 казаков и 3 лошади, — все холодным оружием, большею частью пиками; из казаков двое ранены весьма тяжело. По рассеянии неприятеля, Сущевский-Ракуса ударил отбой и собрал свою сотню, а между тем разбитая шайка, отойдя с версту от места стычки, стала опять собираться. Видя это, Сущевский Ракуса на рысях двинулся против нее; но не успел он пройти и сотни шагов, как киргизы бросились бежать в рассыпную. Между тем наступила ночь; пошел большой снег; преследовать бежавших было невозможно; сотня находилась довольно далеко от Ломакина; поэтому командир ее решил повернуть назад, к колодцам Аузурпа. Оставленные киргизами большие стада сотня не тронула, потому что они затруднили бы ее движение, но взяла только около сотни лошадей и десятка два рогатого скота. Сделав в этот день около 90 верст, сотня присоединилась к отряду часа через два после прибытия Ломакина к колодцам. От одного пленного, захваченного в деле 28 числа, узнали, что партией киргиз предводительствовал Самалык Томпиев, что сотня Квинитадзе окружена киргизами и что у нее отбиты все лошади, а проводники и верблюдовожатые разбежались. На рассвете 29 числа Ломакин выступил к колодцам Мастек. Пред самым выступлением, с аванпостов привели к начальнику отряда трех киргиз, приехавших с этих колодцев. Они подтвердили, что у сотни дагестанского конно-иррегулярного полка действительно отбиты все лошади и что Ермамбет Туров держит ее в блокаде уже другой день, поджидая подкрепления, чтобы уничтожить ее. Трое нарочных, посланных к Мастеку еще из Каты-кую, не возвращались: их перехватили; и потому положение дагестанской сотни в высшей степени тревожило начальника отряда. Всю дорогу шел снег; густой туман заслонял окрестности; при невозможности ориентироваться по местным предметам, пришлось идти по компасу. Все были в сильном напряжении ежеминутно ожидая нападения; тишина в отряде была мертвая; изредка только слышался плач киргизских детей, да покрикиванье верблюдовожатых. Около полудня явилась было надежда скорой встречи с Квинитадзе: две ротные собаки побежали в соседний овраг с такой радостью как бы к своему хозяину. За ними послали трех всадников, которые [44] проехали по дну оврага на довольно значительное расстояние, но никаких следов не нашли. Не доходя до колодцев Мастек, отряд остановился на том месте, где было вдоволь корму и топлива, и люди начали варить обед, употребляя снеговую воду. Отсюда послано было несколько всадников к колодцам. Посланные возвратились с известием, что дагестанской сотни у колодцев нет, но есть признаки, по которым можно судить, что она была там весьма недавно; что еще не замело снегом те места, где стояли кибитки, и что на кошме у одного колодца лежит убитая женщина, а в другом месте труп лошади. Ломакин предположил, что освобожденная, с приближением отряда, от блокады, сотня направилась к заливу Кочак, по дороге к форту Александровскому. Замеченные следы пеших и конных по направлению к заливу Кочак давали много вероятия этому предположение. Приказано было скорее оканчивать варку пищи и приготовляться к выступлению по следам сотни, а чтобы легче было идти, сделаны следующая распоряжения: 20 четвертей овса розданы киргизам для их лошадей, 50 четвертей овса рассыпаны по полю, 20 четвертей овса, 4 четверти сухарей и 6 мешков муки брошены, 8 четвертей овса потравлены казачьими лошадьми, стадо баранов в 500 штук распущено, а захваченные женщины и дети освобождены и им же дано 7 верблюдов. Кроме того, Ломакин хотел сжечь все тяжести, но его уговорили не делать этого, так как сжечь тяжести можно было всегда успеть. В 6 часов вечера отряд тронулся далее, пройдя уже с весьма малыми отдыхами, накануне и в этот день, около 27 часов. Люди были сильно утомлены, но желание выручить товарищей заставило не думать об усталости. Солдаты ехали на верблюдах. Так как мороз стоял сильный, до 17° R., то сделано было распоряжение о том, чтобы несколько солдат по очереди шли пешком и будили тех, которые засыпали на верблюдах; почувствовавши озноб в ногах тот час же слезал и шел пешком, пока не согревался. Сначала следы дагестанской сотни были явственно видны; особенно хорошо отпечатлелся на снегу след кошмы, на которой вероятно что-нибудь тащили; но чрез час движения всякие следы пропали, их занесло снегом, и пришлось идти опять по компасу, потому что проводники совершенно сбились с [45] толку, не видя местных предметов, занесенных снегом, по которым они могли бы ориентироваться. Пройдя 15 верст, один из отряда заметил в отдалении огонь. Надежда на скорую встречу с дагестанцами оживила всех. Поворотили на огонь и шли на него уже более двух часов; но оказалось, что это был не огонь, а звезда. Опять пошли по компасу по направлению к заливу Кочак. В два часа утра 1 февраля дан был отдых на один час; затем шли до трех часов пополудни, когда опять сделали остановку на два часа. Едва остановились на привал, как все заснуло: и люди, и лошади, и верблюды. До того все были утомлены, что, как рассказывает очевидец, один офицер заснул с стаканом начатого им горячего бульона, а другой, подавая товарищу портсигар, не мог дождаться, пока тот пройдет 5 шагов до него, и заснул самым крепким сном. В 7 1/3 часов вечера отряд пришел к заливу Кочак, но дагестанской сотни и там не оказалось. Захваченные 31 января на пути два киргиза сообщили, что эта сотня вероятно пошла в горы Каратау, но где она теперь — они не знают. Идти далее без продолжительного отдыха было невозможно: люди находились в движении с небольшими остановками уже 43 часа, без горячей пищи; раненые не были перевязаны уже третьи сутки; у некоторых солдат и казаков оказались отмороженными руки и ноги. Разбили кибитки, поставили котлы и решили поджидать здесь дагестанскую сотню и постараться напасть на ее след. В 9 часов вечера, когда в лагере уже спали, прибыл посланный от Квинитадзе с следующей запиской: «Я арестовал двух женщин, которых, как оне говорят, вы будто освободили в бытность вашу в Мастеке; это конечно самая отвратительная и наглая ложь, так как вы не могли и не должны были быть в это время в Мастеке; но оне показывают мне существенное доказательство того, что были у вас: сухари и мешок овса, будто бы подаренные вами в Мастеке 29 января. Оне говорят, что вы пошли в форт через Кочак; если это справедливо, то пишите мне с этим верным нарочным, где мне нагнать вас. Если вы у залива Кочак, то завтра буду у вас, а не то иду по левой стороне Каратауских гор к заливу Киндерли. Удивляет меня, что вы, имея направление к Бузачи, [46] не прислали ни одного нарочного и не отвечаете на мои записки47». Ломакин с этим же нарочным послал Квинитадзе приказание спешить в Кочак, чтобы потом вместе идти в форт Александровский, который должен быть в опасности. В 9 часов утра от командира дагестанской сотни получено было новое известие, что он приказание начальника отряда получил и будет у залива Кочак к двум часам дня. В этот день мороз был свыше 19° R. и дул сильный северный ветер. В роте Бек-Узарова в этот день пять человек, сидя на месте, отморозили себе ноги, а один солдат едва совсем не замерз, задремав после выпитой им порции спирта. Вследствие этого сделано было распоряжение о том, чтобы люди все время ходили. В ожидании прихода дагестанской сотни, солдаты и казаки приготовили для нее топливо и сварили обед. Но было уже два часа, а сотня не показывалась. Приготовленный обед съели сами хозяева и принялись за новую варку. Наступал вечер; все в тревожном ожидании посматривали в ту сторону, откуда должен был появиться Квинитадзе. Только около 6 часов приехал от него нарочный и сообщил, что сотня будет часа через три. Уже поужинали, а сотня не появлялась; все думали, что она, по случаю большого перехода48, ночует где нибудь на дороге и придет утром. Едва офицеры натопили свою кибитку так называемыми плошками49, как из цепи дали знать, что сотня идет. Все вышли на встречу мусульманам, которые, не смотря на претерпленные ими бедствия, имели бодрый вид. Ломакин приветствовал сотню и благодарил ее за мужество, с которым она перенесла тяжелый поход пешком. На слова начальника отряда, всадник Абдул Кадыр, с дозволения его, сказал: «Лучше бы нам предстать пред тобою в половинном составе, чем лишиться таким образом лошадей». При этих словах вся сотня наклонила головы, избегая встречи глаз начальника, а у [47] присутствующих на глазах появились слезы. Трогательно было потом слушать рассказ самого командира сотни: как, после отбития лошадей, люди дали ему клятву идти за ним, куда бы он ни повел ее, идти в Киндерли, за 350 верст, пешком, по снежной пустыне. И они сдержали бы свою клятву, они пришли бы в Киндерли! С дагестанскою сотнею произошло следующее. 24 января она выступила от колодцев Тарталы на полуостров Бузачи, имея: продовольствие и фураж на 20 дней, 5 кибиток и 64 верблюда для перевозки тяжестей. 26 вечером сотня прибыла к колодцам Мастек, где и расположилась в ожидании привода обещанных Ермамбетом Туровым и Самалыком Томпиевым верблюдов. В тот же вечер в лагерь прибыл брат Ермамбета Турова с четырьмя баранами, присланными от него в подарок сотне, и с поздравлением по случаю благополучного прихода ее на Бузачи, к нему в гости. Подарок был принят и Квинитадзе просил посланного благодарить Ермамбета за оказанное внимание. Брат Ермамбета в свою очередь передал от его имени, чтобы сотня ни о чем не беспокоилась, так как бараны будут ей доставляться ежедневно. На другой день опять приехал брат Ермамбета Турова и сообщил, что для сбора верблюдов разосланы люди во все концы полуострова и что в скором времени начнут их приводить в лагерь; теперь же он просил принять четырех верблюдов. По уходе его, в лагерь пришла одна женщина и просила возвратить ей этих верблюдов, так как они принадлежат ей и без них она не может кочевать. Верблюдов ей, конечно, не возвратили, и так как было темно, то женщина осталась ночевать в кибитки у верблюдовожатых. Не подозревая опасности, Квинитадзе приказал выпустить на пастьбу сотенных лошадей, которые, будучи киргизской породы, могут довольствоваться подножным кормом и зимою. В прикрытие табуна назначены 1 урядник и 12 всадников; лошади были стреножены и паслись не далее 500 шагов от лагеря. Верблюды на ночь были положены около кибиток, а верблюдовожатые, числом 24, поместились в трех собственных кибитках около верблюдов. Вокруг кибиток и верблюдов стояло три поста. В полночь на 29 число у кибиток раздались выстрелы; [48] поднялась тревога; все бросилось к оружию. Когда Квинитадзе выбежал из кибитки, то верблюдов в лагере уже не было: их всех угнали киргизы, произведшие нападение; в то же время послышались учащенные выстрелы из табуна. Тогда, оставив один взвод в лагере, командир сотни, с остальными тремя взводами, бросился к табуну, где встретил большую толпу киргиз, успевшую уже угнать лошадей. Произошла рукопашная схватка, во время которой удалось отбить у киргиз верблюдов; но догонять лошадей пешком, опасаясь к тому же нападения на лагерь, Квинитадзе счел невозможным и потому приказал людям возвратиться в лагерь. Здесь он устроил из мешков с овсом и мукою и из связанных верблюдов завал и решился выжидать неприятеля, который, между тем, отойдя на версту расстояния от лагеря, обложил его цепью и развел огни, чтобы следить за сотнею. Мороз стоял очень сильный; люди не спали всю ночь. На рассвете оказалось, что все верблюдовожатые, пользуясь общим смятением и темнотою ночи, убежали; что киргизами отбито у сотни 103 строевых лошади; что один всадник сотни ранен пикою, и что на том месте, где происходила схватка, найдены несколько топоров и пик и убитыми одна лошадь и одна женщина, та самая, которая осталась ночевать в лагере. Местах в 50 виднелись кровяные лужи и дорожки. Исполняя приказание начальника отряда — прибыть в Киндерли к 8 февраля, Квинитадзе решился выступить туда лишь будет готов к походу. Приготовления же к выступлению заключались в том, что люди наварили себе на весь 350-ти верстный путь хинкал50, так как предполагалось, что на пути, который придется прокладывать оружием, не будет времени готовить пищу. 30 января, утром, бросив в колодезь 140 четвертей овса, засыпав его песком и положив сверху убитую лошадь, Квинитадзе двинулся по направлению на Киндерли. Киргизы его не преследовали; да и весь предшествовавший день, не смотря на все старания всадников дагестанской сотни, ожесточенных до крайности потерею своих лошадей, завязать с [49] киргизами перестрелку, эти последние избегали с ними встречи. 30 и 31 января, по причине густого тумана, сотня шла по компасу. Придя в Отар-бай, Квинита послал одного проводника в Аузурпа, узнать о направлении отряда. Чрез несколько времени после посылки его, захвачены были две киргизские женщины, которые сообщили, что Ломакин прошел к заливу Кочак, а возвратившийся проводник объявил, что в Аузурпа есть следы отряда. Таким образом ясно было, что отряд поворотил от Каратау на север. Тогда командир сотни, написав донесение о своем положении, послал его с тем же самым проводником отыскать отряд по следам его, а сам поворотил на северо-запад, к заливу Кочак. Отыскав отряд, проводник привез Квинитадзе приказание Ломакина идти скорее к заливу Кочак, на соединение с ним. 2 февраля, для дальнейшего следования в форт Александровский, дагестанскую сотню посадили на отбитых Сущевским-Ракусою лошадей. Отряд спешил в форт день и ночь, так как оттуда не было никаких известий, и участь Николаевского рыбачьего поселения и форштадта сильно тревожила Ломакина. Как в последствии оказалось, волнение на Мангишлаке произвело в Николаевском поселении и в форштадте большой переполох: все семейства с имуществом перебрались в форт, а рыбаки уже хотели было затопить все свои суда и лодки, чтобы не дать их сжечь киргизам, как в 1870 году, при всеобщем восстании Мангишлака. Отряд вернулся в форт 4 февраля. С отмороженными членами оказались: в сотне Квинитадзе 11 человек, в кизляро-гребенской сотне 1, в пехоте 13 и в артиллерии 2. У шести человек, по приходе в форт, пришлось отнимать пальцы на руках или на ногах. Таким образом мангишлакский отряд, сделав во время суровой зимы, в 15 дней, слишком 500 верст, не добыл верблюдов. Выйдя из форта с 500 животными, он почти с этим же числом и возвратился. Причины неудачи заключались в следующем. Население Мангишлака не доверяло русской власти и русской силе в закаспийской стране и невольно тяготело к давно ему знакомому и единоверному народу в Хиве, в недоступность пределов которой для русских оно верило более, чем во что нибудь. Происки хивинского хана не остались без последствий, и в январе месяце [50] между киргизами началось глухое брожение. Пред выступлением отряда в зимний поход, оно было уже так сильно, что бросалось в глаза людям, имевшим с ним непосредственные сношения. Один из очевидцев в своем дневнике так описывает симптомы январского брожения: «По приходе в форт51, рота расположилась на ночлег в конюшне. Я целую ночь не мог сомкнуть глаз: мне все слышался рассказ купца армянина Франгулова, который в форте слывет за политика. Он, между прочим, сказал мне, что киргизы хотят сыграть такую же штуку с русскими, какую сыграли с полковником Рукиным в 1870 году. Догадки свои Франгулов основывает на том, что все работники из киргиз отходят от своих хозяев; что киргизы делают большие закупки, запасаясь и на весну; не платят денег, а все берут в долг, что редко случается между ними; туркмены же, наоборот, стараются попасть в рабочие и быть ближе к форту, чуя неблагополучие. Кроме Франгулова и другие армяне того же мнения, да еще прибавляют, что если войска уйдут из форта, то они закрывают торговлю и переносят свои вещи и товары под защиту пушек, боясь нападения киргиз. Армяне говорят, что поведение киргиз похоже на поведение их пред восстанием 1870 года. Слухи эти не дают возможности рыбакам идти на лов в Сарыташ». Как надо полагать, все уже было подготовлено к тому, чтобы оказать сопротивление русским, по приказу хивинского хана. Не доставало только предлога. Но лишь объявили киргизам, что они должны выставить верблюдов для войск, как одни восстали, а другие постарались поскорее скрыться от этой повинности. Киргизы за свой мятеж 1870 года были достаточно проучены. С того времени прошло лишь два года. Очень может быть, что если бы теперь дело было поведено осмотрительнее, то дерзость свою они не простерли бы до того, что с оружием в руках напали на русские войска, а все ограничилось бы откочеванием их на Устюрт, вне сферы нашего влияния; но огромная цифра 3,000 верблюдов, которых должно было выставить население, смутила его окончательно. По официальным сведениям, податных кибиток на [51] Мангишлаке, т. е. таких, которые признавали нашу власть, считалось от 5-ти до 6-ти тысяч. Это население разбросано на пространстве 65 тыс. кв. верст, от песков Сам, чрез Биш-акты, до Карабугазского залива. И так как время не терпело, пока соберут верблюдов из самых отдаленных мест Мангишлакского приставства, то 3,000 верблюдов назначено было выставить отделениям: Джеминеева, Баймбетова, Джарова, Тобушева (с каждого по 700 штук) и Туркмен-адаева (200 штук), как кочующим в пределах досягаемости наших отрядов. Ясно, что это население не могло выставить определенной цифры, рассчитанной со всего населения, ибо в таком случае было бы не в состоянии совершать перекочевок, или, другими словами, лишилось бы всех средств к существованию. Между тем жизнь киргиз обусловливается средствами их существования, т. е. скотом. Скот дает им пищу, одежду, деньги. — «Понятно, следовательно, говорит А. Гейнс в своем очерки Туркестана, что кочевник ценит свой скот наравне с жизнью и что деньгами и мерою ему служит тот же скот. «Мал джан аман мы?» (как состояние скота и души?) обращает, он привычное приветствие знакомому и незнакомому, азиятцу и европейцу. И заметьте, скот поставлен ранее души52». Что действительно адаевцы были бы поставлены в крайнее положение сбором с них указанного числа верблюдов, это видно из следующих слов одного киргиза, который у колодцев Тарталы, на приглашение Кафара Караджигитова выставить русским перевозочные средства («адаевцы! это первая воля великого князя, обращенная к нам, и мы должны — хотя умереть, но исполнить ее»), отвечал: «Зачем же мы будем умирать: пусть лучше весь скот наш погибнет, но выполним в точности это приказание. Мы поставим свои кибитки, где есть топливо и корм53, и отдадим всех своих верблюдов». Точно также смотрел на это дело и командующий войсками Дагестанской области князь Меликов: он предостерегал [52] Ломакина — в ответном заявлении о количестве верблюдов, которое в состоянии выставить население — быть крайне осторожным; он же, после неудачного похода, писал ему что возникает вопрос и о возможности добыть такое число верблюдов даже при самых благоприятных условиях, по имеющемуся вообще количеству верблюдов на Мангишлаке, и что давая положительный ответ о готовности жителей дать с охотою и усердием, по найму, верблюдов, Ломакин должен был предвидеть противодействие при исполнении этого поручения. Раз, как верблюды потребованы с населения, следовало за них тотчас расплачиваться, а между тем у Ломакина денег не было54. Это обстоятельство, в связи с слухами, распространенными задолго до выступления отряда в зимний поход, со стороны кочующих у Карабугаза туркмен, что за доставленных в прежние годы в красноводский отряд верблюдов население весьма скудно вознаграждалось, также способствовало волнению между киргизами, которым было известно, что Ломакин пошел собирать верблюдов именно для красноводского отряда. «Красноводский начальник, писал туркменский наиб Мамед-Пана начальнику мангишлакского отряда (который послал его для сбора верблюдов с жителей, кочующих у Карабугаза), в прошлом году (т. е. в 1872), насильно взяв у наших людей (т. е. у туркмен) верблюдов и обещав за них платить деньги, выдал только по семи пудов хлеба и 10 руб. деньгами. Поэтому наши люди боятся, что и теперь будут брать верблюдов без денег и потому они теперь нам не верят55. Лишь только отряд поворотил в обратный путь и о сборе верблюдов не стало уже и речи, то все население уселось на свои обычные кочевки, и призывные огни Кафара Караджигитова, которые он еще три раза зажигал на горе Чапан-ата, не произвели никакого действия на население. Напротив, оно по прежнему начало торговать с фортом. По донесению полковника Ломакина, в течение трех недель после его похода, в форт пришло до 60-ти караванов. Наконец, [53] в заливе Кочак никто не тронул поселян станицы Николаевской, которые остались там зимовать с тою целью, чтобы раннею весною, когда еще носит льды и когда нельзя выйти из Тюб-караганской бухты, воспользоваться самым выгодным ловом. Вследствие этого, чрез три недели после возвращения своего в форт, Ломакин доносил, что по состоянию края, в усилении отряда двумя казачьими сотнями особенной надобности пока не имеется. Лишь только началось волнение между кочевниками, Ломакину ничего больше не оставалось, как возвратиться в форт и оттуда донести, что дальнейший сбор верблюдов, до более благоприятного времени, невозможен, равно как невозможно послать выставленных 500 верблюдов к Карабугазу под прикрытием двух сотен, и в видах успокоения населения, и потому еще, что киргизские лошади, данные дагестанской сотне56, всю зиму находившиеся на подножном корму, до того были изнурены, что с первого же перехода от залива Кочак в форт, многих из них пришлось вести в поводу, и необходимо было по крайней мере месяца 1 1/2 употребить на поправку их; конвоировать же верблюжий транспорт с одною сотнею было рискованно. Вследствие невозможности отправить верблюдов сухим путем, Ломакин предлагал перевезти их в Красноводск, в начале марта, на больших шкунах общества «Кавказ и Меркурий», на буксире наиболее сильных пароходов. Но это предложение с первого же раза показалось невыполнимым к известному сроку. Действительно, заведующий перевозкою войск по Каспийскому морю, на сделанный по этому предмету запрос, ответил, что шкуны, способные подымать около 75 верблюдов, могут заняться перевозкою не раньше 20 марта; что таких шкун три, и что при благоприятных обстоятельствах оне могут, с помощью четвертой шкуны для одного рейса, окончить перевозку их не ранее 10 апреля. По расчету времени, Ломакин не мог доставить верблюдов красноводскому отряду к определенному сроку, даже и в том случае, если бы на Мангишлаке не было волнений и ему удалось бы собрать все назначенное число верблюдов. Выступив из форта 21 января и обещая быть с верблюдами [54] у Карабугазского пролива 15 февраля, он никоим образом не мог исполнить этого, так как в Биш-акты отряд мог прибыть только в первых числах февраля; Затем нужно было по крайней мере до четырех недель времени для сбора верблюдов из таких отдаленных местностей, как полуостров Бузачи, и столько же времени для доставления их из Биш-акты и Киндерли в Красноводск, Следовательно верблюды могли прибыть в этот последний пункт только в конце марта, что уже было бы поздно. Как сказано выше, Ломакин возвратился в Александровский форт 4 февраля. 6 числа он послал донесение о своем зимнем походе. Донесение это, в высшей степени важного содержания, отправлено было в 4-х экземплярах: два морем на косовых лодках и два сухим путем, в Киндерли и Красноводск. Обе лодки, везшие донесение, выбросило на берег: одну в Александр-бае, а другую близ Тюб-караганской бухты; нарочный, посланный в Киндерли, ждал там шкуны с 8 по 16 февраля, и полагая, что она уже не придет, вернулся в форт; шкуна же, вместо 8 числа, прибыла в Киндерли 16-го57; наконец, только последнему нарочному удалось доставить 14 числа донесение в Красноводск, где Маркозова не было. Пока с него, по приказанию воинского начальника, снимали две копии58 и отыскали туркменскую лодку, прошло два дня; 16-го числа его отравили на туркменской рыбачьей лодке в Чекишляр, куда оно пришло только 24-го, а Маркозов получил его 25-го, т. е. слишком поздно даже для того, чтобы перейти Атрек для добывания верблюдов59.[55] 17 Воен. министр главнок—щему кавк. армиею 17 августа 1873 г. 18 Свистунов Маркозову 5 ноября 1872 г., главнок—щий армиею военному министру 4 и 28 ноября 1872 г.. 19 Главнок—щий воен. м—стру 28 нояб. 1872 г., предписание кавказского штаба Маркозову 2 дек. 1872 г. 20 У чекишлярского поста морской берег — низменный и ровный; глубина моря у берега весьма незначительна и только версты за 1 1/2 достигает 5—6 фут. Вследствие этого морские суда останавливаются за несколько верст от берега, и грузы сначала перегружаются в туркменские лодки, а потом, на некотором расстоянии от берега, где не могут ходить и лодки, они перетаскиваются на людях, которые должны для этого входить в воду выше колена. 21 Маркозов в штаб кавказского военного округа 30 октября 1872 г. 22 Из 12 рот пехоты: 3-х рот кабардинского, 2-х рот дагестанского и 7 рот ширванского полков, двух сотен Кизляро-Гребенского казачьего полка и 10 орудий.. 23 Военный министр главнокомандующему кавказскою армиею 13 декабря 1872 г. 24 Маркозов в штаб кавк. военного округа 30 октября 1872 г. 25 Записки: главнокомандующего, от 27 августа 1873 года, поданная Императору Александру II о причинах возвращения красноводского отряда, и Маркозова. 26 Мангишлакские жители в октябре начинают переходить с Эмбы частью на Мангишлак частью на Устюрт. Вытравив корма на Устюрте, они, с наступлением холодов, спускаются с него. Вытравив корма и по подошве его, они только около половины января начинают приближаться к Биш-акты и вообще к колодцам между заливами Киндерли и Байдак; в марте они уже начинают откочевывать на летовки.. 27 В форте Александровском имелось всего одна рота полевых войск, которая могла занять только один из указанных пунктов. Ломакин князю Меликову 9 дек. 1872 г. 28 Телегр. нач. кавказ. штаба князю Мешкову 25 дек. 1872 г.; кавказ. штаб в интендантство 30 дек.; телегр. Золотарева Берхману 6 янв. 1873 г. 29 Кавказ, штаб Маркозову 5 февр. 1873 г. 30 Телеграммы: Берхмана в окружной штаб 10, 16 и 18 января;  Золотарева Берхману 9, 12 и 16 января, командиру бакинского порта 12 января и Маркозова Золотареву 15 янв. 31 Телеграмма Шкуринского кн. Меликову 22 января. Известия эти по лучены были в Шуре 21 января, с шкуною, ходившею в форт 2 января, с утверждением предположений о занятии Биш-акты и Киндерли, и возвратившейся оттуда 12 числа. 32 Ломакин кн. Меликову 20 янв. 1873 г. 33 Записка князя Святополк-Мирского 27 янв. 1873 г. 34 Заведывающий перевозкою войск по Каспийскому морю в интендантство 30 янв. 1873 г. 35 Контр-адмирал Свинкин, командир бакинского порта. 36 Телегр. Маркозова 14 февраля. 37 То есть, если за сделанными распоряжениями и принятыми мерами и по усилиями как с его стороны, по добровольному найму верблюдов у приатрекских туркмен, так и со стороны Ломакина, этот переход представится единственным средством для того, чтобы отряд мог двинуться из Чекишляра. 38 Кавказский штаб Филипову 16 февраля 1873 г. 39 Пожаров в кавказский штаб 15 февраля 1873 г.. 40 Телеграмма Филипова в окружной штаб 23 февраля 1873 г. 41 Телеграммы Маркозова кн. Святополк-Мирскому 27 февр. 1873 г. 42 Телеграммы: кн. Святополк-Мирского великому князю Михаилу Николаевичу 27 февраля, главнокомандующего князю Святополк-Мирскому, 28 февраля. 43 В телеграмме Маркозова глухо сказано: «преследуя, должны были перейти Атрек». 44 Рота апшерон. п.; сотни: кизляро-гребенского казачьего и дагестанского конно-иррегулярного полков; орудия сняты с верков Александровского форта и запряжены обозными лошадьми. 45 4-ю — дагестанского конно-иррегулярного полка. 46 Воинский начальник форта Александровского, снарядив две лодки, 28 января отправил их по назначению. Кроме войлоков и веревок, он распорядился послать и прочие принадлежности для приготовления седел, как-то: плахи для арчаков, топоры, долота, буравы, ушивочную бичеву и иглы. 47 Записка эта писана в 30-ти верстах от колодца Аузурпа, в Каратауских горах. 48 В этот день она сделала более 40 верст. 49 Чтобы согреть кибитку, наливают в блюдечки коньяк и потом зажигают, отчего кибитка нагревается. Шесть таких плошек могут поднять температуру кибитки до +2° R. 50 Галушки с чесноком — главное кушанье дагестанских горцев. В конно-иррегулярном полку провиант отпускается людям пшеничною мукою. 51 Из Николаевского рыбачьего поселения, отстоящего от форта в 5-ти верстах. 52 Каталог картинам, этюдам и рисункам В. В. Верещагина, стр. 18. 53 А если топливо и корм истощатся, на чем передвинуться на другое место. Ясно, что стада должны погибнуть. Выставить верблюдов могли только богачи у которых есть десятки верблюдов, но таких много ли? Бедные, обладающие 4—5 верблюдами, сами нуждаются в них для перекочевок. 54 Когда Филипов, в конце февраля, доставил 30,000 руб. в форт Александровский, то расплата с киргизами за доставленных ими верблюдов произвела самое благоприятное влияние на дальнейший ход сбора животных. 55 Письмо это получено было в Киндерли 28 марта. 56 Вместо отбитых. 57 По получении об этом известия, Ломакин немедленно сообщил командиру этой шкуны, чтобы он доставил, привезенную им роту и продовольствие в форт и, получив там экземпляр донесения от 6 февраля, отправился в Петровск.. 58 Донесение весьма объемистое. Две копии снимались для того, что если Маркозов не получит подлинника, то с первым пароходом, имеющим прибыть в Красноводск, воинский начальник предполагал отправить одну копию ему, Маркозову, а другую — командующему войсками Дагестанской области. 59 Ломакин князю Меликову 9 января, 6 и 28 февраля и в марте 1873 г., Квинитадзе, Сущевский-Ракуса, Ловенецкий и Архангельский Ломакину 28 и 29 января, 1 и 18 февраля, Золотарев Берхману 12 февраля, Берхман Золотареву 14 февраля, кн. Меликов и Шкуринский Ломакину 16 марта, Пожаров в кавказский штаб 4 марта, Ломакин командиру шкуны которая должна прибыть в зал. Киндерли в первой половине февраля, от 6 февраля, и командиру шкуны «Д. Милютин» от 25 февраля.