Бекович ехал в голове отряда и перебирал в памяти все подробности первой беседы с ханом. Говорить пришлось больше Бековичу, а Ширгази только слушал и кивал, лишь изредка добавляя какие-то малозначительные слова и задавая короткие вопросы. Подтвердил князь Бекович и цель своего посольства царским письмом и подарками, внесли слуги сукна и лоуданы, сахарные головы на серебряных блюдах и прочие гостинцы петровские. Хан велел подарки принять. Бекович напомнил хану, и раньше через хивинскую землю ходили русские послы в Индию. Отец Его Величества Петра Алексеевича посылал к Великому Моголу, к его преславному павлиньему трону своего ближнего татрина Мамета Касимова.

Ширгази на это кратко ответил:

— Касим не прошел к Моголу. Его повернули назад в Кабуле.

Тогда Бекович назвал посольство Семена Маленького, ходившего в Индию много позже Касимова, но и на это хан возразил:

— Те люди шли не через Хиву. Их пропустили кызылбаши.

Ничего не оставалось Бековичу, как напомнить о тех людях из Хивы, которые во времена Ярыгер-хана совершали великий хадж и к священному камню в Каабе ходили через Астрахань, всего три года назад возвратились и русские не препятствовали им. При упоминании священного камня Ширгази сложил ладони, и они несколько раз протекли сверху вниз вдоль складок угрюмого лица, так и не разгладив их. Хан замолчал, и Бекович тоже чего-то ждал, не продолжая своих доводов. Лицо Ширгази было непроницаемым, для него как будто не существовало окружающих. Наконец он очнулся и в первый раз повернулся лицом к русскому послу.

— Кто привел тебя сюда?

Бекович вспомнил о беглеце Манглае и назвал Ходжу-Непеса.

— Отдай мне туркмена, — тихо сказал хан. — Я приготовил для его головы высокий кол.

Не резко, но с достоинством Бекович возразил и сказал о том, что Ходжа-Непес — подданный русского царя и сам великий государь Петр Алексеевич знает этого туркмена. Государь будет весьма огорчен, если узнает о смерти проводника его посольства… Тем более огорчится, что надеется на дружбу Хивы и вхождение ее под руку его царского величества.

Беседа ладилась плохо, шла какими-то рывками, Ширгази прощупывал русского посла. Видно, он хорошо готовился к разговору, и перед тем как закончить церемонию, спросил Бековича, не забыл ли он, князь Бекович, что в его роду был славный предок Гюрджи-хан? И Бекович подтвердил: да, был. Он помнит свою родовую кость. Но прежде чем прозвучал вопрос о предке, хан во время вялого обеда, проходившего под звуки зурны, как бы между прочим сообщил послу, что до Хивы они пойдут вместе, а в Хиве он скажет русскому посланнику нечто важное. Его слуги в столице ханства уже готовы, они запаслись зернами хазараспа. Узбеки сжигают эти семена на жаровнях, когда встречают самых почетных гостей.

И вот теперь они шли вместе, хан со своими ближними на версту впереди, а следом Бекович со своим отрядом в густой оторочке хивинской конницы. Ханских всадников и сосчитать было невозможно, они тянулись огромным шлейфом за русской колонной и, сколько не оглядывался Бекович, каравана, возглавляемого Франкенбергом, он не увидел.

Неразличимой для кабардинского князя была и та даль родовая, о которой неожиданно спросил его Ширгази — о Гюрджи-хане. Да, где-то в каком-то колене была у кабардинского князя изрядная доля кочевой тюркской крови, принесенной из монгольских просторов в столицу золотоордынскую на Волге. Но он всегда, считая себя сыном Большой Кабарды, служил только русскому царю, с младых ногтей говорил и думал только по-русски. Почему же спросил его хан о Гюрджи-хане? Родство найти хотел? Так больно холодна беседа для родственников. А подумать, так чего же лучше, коли такое родство, пусть и дальнее, есть! Надлежит как можно полезнее это родство употребить в деле склонения хана под руку русского государя. Удалось же ему, князю Бековичу-Черкасскому, в те дни, когда собрался Петр Алексеевич на турок в Прутский поход, склонить к подданству русскому и князей Большой Кабарды. Даже кумыков, мичкисов и чеченцев звал он в русскую службу, и те соглашались за хорошее царское жалованье идти рубить хоть кубанских татар, хоть татар крымских.

Как раз в то время, когда Бекович, получив от Аюки поддержку, вел переговоры с кабардинскими князьями от имени государя Петра Алексеевича, приезжали туда же послы от крымского хана, зазывали черкесских людей под крымское знамя. Горские люди выслали тех послов, не оказав и малых почестей, полагавшихся послам иноземным. И свершилось это не без участия Бековича. Правда, без участия Бековича черкесы иногда вместе с Кабардой бьют кубанских татар, но чаще бывают ими побиваемы. Их много, кубанцев. За ними — Крым. За ними стоят турки. Кубанцы никого не щадят, когда приходят в Кабарду.

Бекович, думая о своем, даже хмыкнул, возмущаясь, этому Ширгази непонятно, зачем кабардинец здесь… И вдруг в какой-то смутный миг вопрос хивинского правителя зародил сомнение, и у Бековича пронеслась мысль, поразившая его, а почему он здесь, но не в Кабарде? Почему он среди лучших кабардинских узденей не противостоит набегам кубанцев, не надеясь на помощь русских и калмыков, почему его два брата тоже здесь, а не там, где осталась старуха-мать, где не был он уже шесть лет?.. У него никогда не возникало мысли о том, что он бросит все: и флот, и эту экспедицию, чтобы навсегда вернуться на родину. Нет, он уже не мыслил себя в горах Кабарды, откуда его никто не пошлет в Амстердам или, вот как сейчас, — в Индию. У него крылья не для узких горных долин. Горделиво князь уже укрепил в сердце план свой. Он и братья его после похода в Индию будут в большой славе и почете при царе Петре Алексеевиче. Ради этого он и взял братьев с собой. А истекающий потом, Ширгази никогда не поймет, зачем он здесь.