Дело под Гурленем 22-го мая; устройство моста через канал Клыч-ниаз-бай, взамен сожженнаго неприятелем 23-го мая. — Авангардное дело 26-го мая. — Нечаянное нападение туркмен 27-го мая. — Усиленная рекогносцировка Хивы 28-го мая. — Штурм Шах-абатских ворот 29-го мая. — Соединение войск всех трех отрядов и вступление их в столицу ханства. — Боевыя столкновения войск туркестанского отряда: выход на Аму-Дарью и дело 11-го мая. — Артиллерийская перестрелка 17-го мая. — Переправа войск у Шейх-арыка на левый берег Аму; авангардное дело 22-го мая. — Дальнейшия действия туркестанскаго отряда.

22-го мая войска оренбургско-мангышлакскаго отряда двинулись к Гурленю, имея в виду в тот же день расположиться бивуаком вблизи этого города. Местность, по которой приходилось совершать переход, имела совершенно противоположный характер с тою, на которой происходило дело под Мангытом. Ежеминутно встречавшияся строения зажиточных поселян, представлявшия собою ряд небольших укреплений, и протекавшие вблизи их арыки, обсаженные деревьями, зачастую [139] образовавшими густые сады, представляли большия затруднения для движения войск в боевом порядке. Имея в виду неизбежное столкновение с неприятелем; значительно превосходившем в силах наш отряд, генерал-лейтенант Веревкин двинул войска с места бивуака в следующем порядке: 8 полевых орудий и 2 баталиона пехоты ⁸⁰ — в первый боевой линии; четыре казачьи сотни — уступами за обоими флангами пехоты во второй, и в общем резерве — 3 роты Апшеронскаго полка, 2 казачьи сотни и 2 полевых орудия, под начальством подполковника Скобелева. Обоз шел, по обыкновению, отдельно, имея сильное прикрытие, под начальством командира 1-го Оренбургскаго линейнаго баталиона, полковника Новинскаго.

В этот день неприятель, повидимому, начал сознавать свойства той местности, на которой ему приходилось действовать; так, им были пробиты в стенах зданий бойницы, за которыми разместились стрелки; однако и на этот раз неприятель не отличался особенною стойкостью. Спешившиеся и занявшие строения всадники, при приближении нашей стрелковой цепи, после нескольких выстрелов бросались на лошадей и спешили ускакать к общему месту сбора главных сил. В завершение всего, разсчитывая защищать отдельныя строения, неприятель не позаботился уничтожить находившиеся вблизи строений мостики через арыки.

Двигаясь по лабиринту строений, огородов и садов, тесня и отгоняя толпы неприятеля, поминутно появлявшияся то с фронта, то с флангов, войска, наконец, приблизились к опушке садов, выходящей на довольно обширную поляну; на этой поляне собрались все наличныя силы неприятеля, разсчитывавшаго обрушиться на наши войска при выходе их на открытое место. Опушка, окоймлявшая сады, имела несколько косвенное направление к [140] пути движения отряда; вследствие этого правый фланг, выйдя несколько раньше центра, неожиданно очутился против нескольких тысяч всадников, начавших наступление, не смотря на учащенный огонь стрелковой цепи. Прибывшия роты пехоты, а затем и присланный генералом Веревкиным взвод конной артиллерии, частыми и меткими выстрелами отбросили неприятеля назад.

Между тем к опушке начал подходить центр и левый фланг. Начальник отряда, находившийся в центре, по обыкновению, следовал непосредственно за стрелковою цепью, из желания как можно ближе следить за ходом дела. При выходе из опушки, пришлось идти мимо одного кишлака, который повидимому не был занят неприятелем. Однако оказалось, что неприятель на этот раз устроил нечто вроде засады: подпустив стрелковую цепь и сопровождавший генерала Веревкина штаб, он неожиданно открыл довольно сильную стрельбу. Посланный полувзвод стрелков скоро очистил здание от засевших в него храбрецов.

Когда на опушку вышли все войска боевой линии, неприятель снова пытался перейти в наступление, однако стрельба стрелковой цепи и перекрестный огонь артиллерии с обоих флангов и центра заставили его обратиться в поспешное бегство, так что когда на опушку выходил главный резерв, то неприятель уже едва виднелся вдали.

Так как впереди, в версте разстояния, снова начинались арыки, сады и кустарники, и поэтому быстрое преследование неприятеля не представляло никаких шансов на успех, то отряд, пройдя спокойно еще несколько верст, расположился бивуаком.

Одновременно с нападением на главныя силы, неприятель нападал на резерв и обоз. Нападение на последний было упорнее чем когда нибудь, чему не мало способствовало страшно растянутое положение нашего обоза, обусловленное свойствами местности. [141]

В этот день неприятелем в первый еще раз были разграблены два верблюжьих вьюка. Наши потери в этом деле состояли из одного убитаго унтер-офицера и 2 раненных нижних чинов; кроме того, выбыло из строя 6 казачьих лошадей. Потери неприятеля были гораздо значительнее; в садах и на равнине было найдено до 200 трупов, брошенных неприятелем. Вообще это дело произвело сильное впечатление на неприятеля, выставившаго на этот раз все свои наличныя силы. Как велико было число войск, действовавших против нас, точно определить весьма трудно. Пойманные пленные, как я уже имел случай говорить выше, показывали, что число войск доходило до 40,000; если эту цифру, считать сильно преувеличенною, то все-таки нельзя не согласиться, что силы неприятеля, превосходя 10.000 чел., более чем втрое превышали численность нашего соединеннаго отряда.

22-го мая мы получили первое определенное известие о туркестанском отряде: генералу Веревкину было доставлено предписание генерал-адъютанта фон-Кауфмана к полковнику Маркозову от 14-го мая. Сообщая о выходе туркестанских войск на правый берег Аму-Дарьи, начальник экспедиции предписывал полковнику Маркозову доставить сведения об оренбургском и мангышлакском отрядах ⁸¹. Полученная бумага показывала, что ни одно из донесений, отправленных генералом Веревкиным начальнику экспедиции, не было им получено.

Судя по времени отправления этого предписания, можно [142] было предполагать, что в случае движения войск оренбургско-мангышлакскаго отряда на Новый Ургенч, они подойдут к этому городу тогда, когда столица ханства будет уже взята войсками туркестанскаго отряда; таким образом, дружное движение войск оренбургско-мангышлакскаго отряда в данном случае не принесло бы никакой пользы.

В силу этого, а также и того, что бежавшия из-под Гурленя скопища неприятеля ⁸² направились по дороге на гг. Кят, Кош-Купыр и Хиву, генерал Веревкин двинул войска по этому направленно; при этом движении можно было разсчитывать, что отряд подойдет к столице ханства несколько позже, или же одновременно с туркестанскими войсками. 23-го мая отряд продолжал движение, имея перед собою лишь одиночных всадников. Однако, почти на половине перехода, встретилось неожиданное препятствие: неприятель, до сих пор оставлявший мосты через арыки в неприкосновенности, на этот раз поступил умнее; когда мы подошли к каналу Клыч-ниаз-бай, то на месте моста увидели лишь обгорелые концы свай ⁸³.

Этот канал имел до 27 саж. ширины, при быстроте течения, доходившей до 4 слишком фут. в секунду. [143]

Приняв во внимание необходимость устройства моста в возможно скорое время, а также отсутствие в обоих отрядах плотников и недостаток плотничнаго инструмента, пришлось отказаться от намерения воспользоваться готовыми устоями, с целью возстановить мост на сваях. Притом и имевшийся при оренбургском отряде перевозимый мост на козлах, при глубине канала около 4 ½ фут., в месте, выбранном для устройства моста, давал материал для постройки моста в 7 — 8 саж. длиной; поэтому необходимо было искать материал на месте.

В версте от бивуака находился кустарник, между которым изредка попадались деревья, стволы которых имели 5 — 6 дюйм. в диаметре. Тотчас же были наряжены пехотныя команды для рубки леса. Только крайняя необходимость заставляла воспользоваться подобным материалом, так как получаемое дерево было и криво, и ненадежно, размеры его были значительно меньше тех, которые требовались для моста надлежащей прочности. При рубке леса, кроме материала для козловых перекладин, переводин и ног, было сделано распоряжение рубить накатник и хворост, который употреблялся для вязки фашин. И накатник, и фашины, предназначались для замены настилки. Так как дерево, которое можно было получить после рубки, помимо своей ненадежности, далеко не удовлетворяло потребности в нем, то обратились еще к другому источнику: В некотором разстоянии от кустарника находилось кладбище, около котораго, было несколько кишлаков. Осмотрев их, пришли к заключению, что балки потолков могут служить материалом для переводин, и даже для перекладин; полотнища же ворот можно было употребить как готовую настилку, а потому немедленно была наряжена команда дня предположенной цели. К вечеру весь добытый материал был сосредоточен в месте, выбранном для устройства моста. Соображаясь с имеющимися средствами, решено было устроить, мост на [144] козлах о 6 ногах; при ширине пролета от 7 до 10 фут. было поставлено 20 устоев, из которых 5 принадлежали к перевозимому мосту ⁸⁴, остальные же были сделаны вновь.

Работа продолжалась всю ночь; при этом рабочие несколько раз сменялись. Часам к 5 утра мост был окончен. Имевшихся досок и дверных полотнищ, взятых из кишлаков, хватило только для настилки на длину 10 — 12 саж., остальная же часть настилки была устроена из ряда фашин, положенных, в перемежку с накатником; промежутки и щели между ними закладывались хворостом, и все сверху засыпалось землею.

Мост был устроен, но вследствие недостаточной толщины леса внушал серьезныя опасения; особенно приходилось бояться, что козловыя перекладины не выдержат тяжести переправлявшихся орудий и зарядных ящиков. Действительно, вскоре по начатии переправы артиллерии, одна из перекладин сломалась, и потому, для замены ея новою, пришлось временно остановить переправу; в довершение беды начал подниматься уровень воды в канале, очевидно вследствие поднятия воды в Аму-Дарье. С одной стороны, поднятие воды, с другой, стеснение течения, прегражденного 20 устоями, обусловило еще большую быстроту его, отчего ноги козел еще сильнее и неправильнее углублялись в песчаное дно реки.

Для облегчения по возможности давления, производимаго перевозившимися тяжестями на мостовую настилку, орудия, зарядные ящики и повозки обоза перевозились людьми, а из зарядных ящиков большая часть снарядов была вынута и перенесена на руках. Вследствие этих мер переправа подвигалась хотя медленно, но почти непрерывно ⁸⁵. [145]

24-го и 25-го мая не было серьезных столкновений с неприятелем; незначительныя стычки происходили только в авангарде, находившемся под начальством подполковника Скобелева. В оба эти дня авангард, встретив небольшия неприятельския шайки, быстро и неотступно преследовал их, и вслед за неприятелем занимал мосты, которые тот собирался уничтожить. 25-го мая отряд расположился верстах в 20 от Хивы, вблизи г. Кош-Купыра. Этот город оказался совершенно пустым, так как жители его, по приказанию хана, перебрались в столицу.

26-го мая отряд двинулся далее; вскоре впереди показались неприятельские всадники. При более тщательном обозрении, были замечены люди, трудившиеся над разрушением моста, сбрасывая хворост и землю, с тем чтобы потом поджечь переводины. Тотчас же были посланы вперед ближайшая сотня и пионерная команда; первой было приказано атаковать и прогнать неприятеля, вторая же должна была заняться починкою моста ⁸⁶. Прогнанные туркмены не оставили однако своего намерения задерживать наше движение: верстах в 6 впереди они снова разобрали часть моста и даже успели зажечь его, так что прибывший авангард едва успел затушить огонь, и для починки моста пришлось употребить около часа времени.

Далее, верстах в 12 за Кош-Купыром, вблизи канала Хатыр, было выбрано место для бивуака. Отряд еще не успел окончательно здесь расположиться, как со [146] стороны высланнаго вперед авангарда открылась оживленная перестрелка. Казачьи сотни тотчас же двинулись на выстрелы, а вслед за этим генерал Веревкин направил к месту стычки и 2 конных орудия ⁸⁷. Оказалось, что авангард, вступив в дефиле, образованное стенками садов и зданиями, столкнулся с весьма значительною партией неприятеля. Двинув одну из сотень в атаку с фронта, а другую в обход леваго фланга неприятеля, подполковник Скобелев обратил его в бегство.

Имея затем в виду распоряжение начальника отряда, в случае встречи с неприятелем не вдаваться в преследование, начальник авангарда, прекратив наступление, решился отступить. Объясняя вероятно это движение в свою пользу, неприятель стал дерзко наседать на отступавших, причем даже занял находившияся в тылу стенки зданий и садов, с целью воспрепятствовать дальнейшему нашему движению. Видя это, начальник авангарда отдал приказание взводу уральских казаков, под начальством сотника Бородина, спешиться, и примкнув к ружьям штыки, выбить неприятеля и занять противоположный выход, что и было немедленно исполнено.

Вскоре по прибытии затем кавалерии главных сил и 2 орудий, было решено, с целью повлиять на через-чур разхрабрившагося неприятеля, возобновить наступление. Поражаемый артиллерией и преследуемый затем 2 сотнями полковника Леонтьева, неприятель обратился в поспешное бегство. Потеря наша в этом деле заключалась в двух раненных казаках.

На бивуак штаб оренбургскаго отряда расположился в ханском саду, находившемся на левом фланге. Рано [147] утром впереди сада были выпущены на пастьбу верблюды. Вслед затем, на аванпостах, против нашего леваго фланга, раздалось несколько выстрелов, почему в отряде ударили тревогу.

Когда я выбежал из сада, мне представилась следующая картина: шагах в 40 от ворот сада толпа туркмен, человек в 300, бросившись в разсыпную на пасшихся верблюдов, хватала их за веревки и спешила ускакать обратно. Перепуганныя животныя, на сколько позволяли их силы и уменье, также вскачь старались не отставать от своих похитителей… Эта сцена могла бы окончиться гораздо серьезнее, если бы туркмены, вместо охоты за верблюдами, бросились в сад, где был расположен штаб отряда.

Между тем по тревоге начали сбегаться люди 2-го линейнаго баталиона. Собрав около себя человек 20, я образовал из них цепь и открыл огонь по скакавшим в разных направлениях туркменам. С первым свистом пуль хищники, бросая верблюдов, обращались в бегство. По мере движения цепи, масса находившихся впереди всадников все более и более редела; откуда-то явившиеся верблюдовожатые с криком и шумом уводили отбитых верблюдов обратно в лагерь. Затем раздались выстрелы слева, и новая масса туркмен, теснимая стрелками 2-го баталиона, во весь опор проскакала мимо нас, попав под наши выстрелы. Прибывший вскоре на место боя начальник отряда приказал, дойдя до протекавшаго вблизи арыка, остановить дальнейшее движение цепи. Во время этого наступления с нашей стороны неприятельские всадники оставляли своих убитых на месте, раненных же туркмены подхватывали и увозили с собой.

В этом деле толпы неприятельских всадников, в числе до 3.000 чел., пробравшись стороной, вдали от авангарда, бросились на левый фланг лагернаго расположения, впереди котораго паслись верблюды. Караульные и [148] посты, открыв стрельбу, отступили; по этой тревоге и был поднят весь отряд. Видя неожиданное появление неприятеля, подполковник Гротенгельм, не ожидая приказаний, направил стрелковую и 4-ю роты к угрожаемым неприятелем пунктам; стрельба стрелковой цепи этих рот и заставила неприятеля повернуть назад. Вслед за наступлением пехоты, для преследования неприятеля, генерал Веревкин направил 4 сотни оренбургскаго отряда, под начальством полковника Леонтьева.

Вскоре по отражении неприятеля главными силами, с ним завязалось дело в авангарде. Слыша слева выстрелы, начальник его с 2 сотнями ⁸⁸ и 2 ракетными станками, двинувшись по направлению выстрелов, почти одновременно наткнулся на значительную массу неприятельских всадников, возвращавшихся после стычки с левым флангом главных сил, и на неприятельскую пехоту, бывшую, повидимому, в резерве. Обе сотни, пущенныя в атаку, настигли неприятельских всадников и бросились в шашки. Отбив верблюдов, которых неприятель успел было захватить при нападении, обе сотни, вместе с присланною к ним в подкрепление 3-ю Оренбургскою сотней есаула Пискунова, бросились в атаку на неприятельскую пехоту, которая частью была изрублена, частью же разсеялась в садах и кустарниках.

Таким образом и в этот день неприятель испытал полную неудачу, хотя, нужно отдать ему справедливость, на этот раз он действовал обдуманно и довольно настойчиво. Наши потери в этом деле заключались в одном убитом и 11 раненных нижних чинах ⁸⁹; кроме того было убито 3 и ранено 12 лошадей, а также частью [149] убиты в суматохе своими же стрелками, частью же искалечены при гоньбе через арыки, до 70 верблюдов.

Располагаясь в 8 верстах от столицы ханства, генерал-лейтенант Веревкин имел в виду, не предпринимая решительных против нея действий, выждать дальнейших известий и приказаний от начальника экспедиции, и в то же время дать отдых войсками, утомленным почти двух-недельным боем с неприятелем. Однако ожидаемых сведений не получалось, а постоянныя и с каждым днем усиливавшияся нападения неприятеля на наш отряд, с одной стороны, наводили на мысль, что неприятель приписывает нашу бездеятельность нерешительности и неуверенности в своих силах; с другой же — заставляли предполагать, что переправа туркестанских войск, в силу каких либо непредвиденных затруднений, была задержана ⁹⁰. Вследствие подобных соображений, было решено, выждав до полудня известий от генерал-адъютанта фон-Кауфмана, в полдень сняться с бивуака, и оставив тяжести позади, подойти к городу на дальность артиллерийскаго выстрела; затем, одновременно с производством рекогносцировки прилегающей к воротам местности, предполагалось обстрелять город перекидными выстрелами, с целью повлиять на нравственное состояние жителей.

Имея это в виду, начальник отряда поручил подполковнику Скобелеву и капитану Иванову сделать рекогносцировку дороги по направлению к городу, с тем что если они найдут место, удобное для расположения авангарда, перевести последний ближе к крепости. Во время этой рекогносцировки, а также и утром 28-го мая, неприятель весьма энергично и назойливо тревожил [150] авангард, скрываясь в саклях и за стенками садов. В этих стычках у нас было ранено 3 казака и несколько лошадей.

28-го мая, в полдень, войска оренбургско-мангышлакскаго отряда двинулись по направлению к столице ханства, оставив обоз с самостоятельным прикрытием на авангардной позиции. Несколько правее впереди ея находилась довольно обширная поляна, окоймленная слева кустарником, справа же песчаными барханами; по направлению к городу эта поляна в нескольких стах саженях впереди переходила в болото, за которым начинались сады и постройки. Выйдя на нее, войска построились в боевой порядок. В это время из садов, находившихся за болотом, показалось несколько групп неприятельских всадников, численностью в 300 — 400 чел. После 5 — 6 пущенных в них гранат, часть неприятеля бросилась по направлению к городу, другая же двинулась вправо, очевидно намереваясь, пройдя по барханам, напасть на обоз; но несколько направленных в эту толпу выстрелов разсеяли ее.

После этой стрельбы войска продолжали движение вперед, и дойдя до места, где в начале дела гарцовали неприятельские всадники, которое обозначалось валявшимися изуродованными трупами лошадей, вошли в сферу строений и кишлаков, окружавших столицу. Весьма узкая дорога, в виде дефиле, круто поворачивала на восток, и таким образом шла почти параллельно городской стене; еще головныя части колонны не успели выйдти на шах-абатскую дорогу, направляющуюся прямо к городу, как неожиданно со стороны крепости раздались выстрелы, и неприятельския ядра начали ложиться в месте движения наших войск.

Соображая пройденное пространство, можно было полагать, что мы находимся в 2 — 2 ½ верстах от городской сиены; но так как неприятельские снаряды [151] ложились довольно верно, то не долетая, то перелетая, естественно было предположить, что стрельба производится не с городской стены, а с батареи, находившейся значительно впереди. Обозрение впереди-лежащей местности, произведенное с вершины кирпиче-обжигательной печи, подтвердило это предположение.

Чтобы доставить ближайшую прицельную артиллерийскую оборону дороге, идущей из города, черт. I и II, фиг. 8 ⁹¹, которая, после небольшаго поворота около канала Полван-ата, направлялась более чем на протяжение версты по прямой линии, неприятель у поворота этой дороги, на берегу канала, около мостика, расположил батарею из 3 орудий. Выбранная им позиция была чрезвычайно удобна для обороны: идущая от батареи дорога, с одной стороны ограничиваясь насыпью арыка ⁹², а с другой стенками садов и строений, представляла узкое дефиле, отлично обстреливаемое артиллерией, по которому и приходилось дебушировать нашим войскам.

Пехота, в случае нужды, хотя и с большим трудом, могла двигаться по сторонам дороги, ежеминутно перелезая через стенки и переправляясь через арыки; артиллерия же, обоз и кавалерия неминуемо должны были идти по этому дефиле.

Саженях в полутораста от соединения боковой дороги с шах-абатской встретили снова небольшую [152] открытую поляну, на которой по приказанию начальника отряда и были расположены шесть орудий, находившихся в боевой линии, для обстреливания неприятельской батареи. Пехоте же было приказано, приняв вправо и влево от дороги, продолжать наступление, с целью стрельбой стрелковой цепи перебить неприятельскую артиллерийскую прислугу. После нескольких выстрелов с нашей батареи, неприятельский огонь ослабел; тогда артиллерия получила приказание продолжать наступление до новой позиции, пехота же была двинута вперед, для овладения неприятельскими орудиями.

Стрелковая цепь со своими резервами, преодолевая значительныя затруднения, представляемыя стенками и арыками, почти все время движения находилась под весьма сильным неприятельским огнем, направленным сначала из соседних садов и зданий, а затем и с городской стены. Для овладения батареею двинулись в атаку: справа 2 роты Апшеронскаго полка, слева 2 роты 2-го Оренбургскаго линейнаго баталиона. Когда стрелковая цепь приблизилась на разстояние 100 — 150 саж. от неприятельских орудий, масса неприятельских всадников неожиданно бросилась на левый фланг наступавших войск. Заметив движение неприятеля, начальник штаба Оренбургскаго отряда, полковник Саранчов, находившийся с ротами 2-го линейнаго баталиона, приостановил наступление и встретил атакующаго неприятеля огнем пехоты и ракетной команды.

Отбив атаку неприятельских всадников, роты 2-го линейнаго баталиона снова двинулись в атаку, но батарея оказалась уже взятою апшеронцами, под начальством майора Буравцова. Из числа орудий, находившихся на занятой батарее, одно из них неприятель, во-время заметив движение наших рот в атаку, успел отвезти назад. Вслед за занятием батареи, был открыт с крепости сильный артиллерийский, фальконетный и [153] ружейный огонь. Для предохранения войск от напрасных потерь, стрелковая цепь атаковавших рот была немедленно расположена за насыпями арыка, а резервы за соседними строениями.

Получив донесение о взятии неприятельской батареи, генерал-лейтенант Веревкин направил артиллерию отряда на позицию у моста и сам немедленно прибыл на место боя. Между тем неприятель открыл огонь из увезеннаго с моста орудия, расположив его у кладбища, вблизи ворот. Видя это, полковник Ломакин испросил позволение у генерал-лейтенанта Веревкина овладеть этим орудием.

Вслед затем ротмистр Алиханов, во главе одной из кавказских рот, с криком “ура” бросился вперед и овладел орудием, находившемся всего в 60 — 70 шаг. от крепостной стены, с которой оное обстреливалось сильным ружейным и фальконетным огнем. Решиться отвезти орудие к мосту, где находился резерв, значило безполезно рисковать потерею половины людей, овладевших орудием; поэтому, так как с прекращением стрельбы из него цель была достигнута, людям было приказано, засев за закрытиями, продолжать перестрелку.

Располагая свою батарею вблизи крепостной ограды (230 шаг.), неприятель имел полное право считать ее неприступной; даже с европейской точки зрения, овладение неприятельскою батареей и расположение затем на этой позиции нашей батареи, обстреливаемой с разстояния менее 100 саж артиллерийским, ружейным и фальконетным огнем, нельзя не признать действием весьма смелым.

В пылу боя невозможно было определить хотя приблизительно вернаго разстояния как от места расположения наших войск, так и неприятельской батареи, от крепостной стены. Двигаясь в узком дефиле, ограниченном [154] по бокам стенками садов и зданий, мы полагали, что находимся в разстоянии 2 — 2 ½ верст от городской стены, а между тем впоследствии оказалось, что это разстояние было всего в 700 — 800 саж. Равным образом, до овладения батареей полагали, что она отстоит от городской стены на 300 — 400 саж.; даже овладев ею, вначале думали, что она не ближе 200 саж. от городских ворот; произведенное же потом измерение показало, что это разстояние было 230 шаг., т. е. меньше 100 саж…

Таким образом, несколько рот пехоты и артиллерия отряда, собственно говоря почти неожиданно, очутились весьма близко от стены неприятельской крепости. Наша артиллерия вскоре заставила замолчать неприятельския орудия, но сильный ружейный огонь с крепости продолжался по прежнему ⁹³.

Как бы то ни было, цель рекогносцировки, которую вначале вовсе не предполагали повести так далеко, была достигнута, так как мы вполне ознакомились с местностью, прилегавшей в Шах-абатским воротам, и с характером крепостной ограды. Овладение же нашими войсками батареей, считавшейся неприятелем неприступною, расположение затем на этой самой позиции наших орудий, начавших громить город, не смотря на сильную стрельбу неприятеля, — не могло не произвести на него паническаго действия.

О силе последняго можно судить по тому, что правитель ханства, пославший во время производства усиленной [155] рекогносцировки своего двоюроднаго брата, инака Иртазали, к генералу фон-Кауфману с заявлением о своей полной покорности и с просьбой прекратить военныя действия, производимыя генералом Веревкиным, вслед за этим бежал из своей столицы, еще до прекращения каноннады по городу ⁹⁴.

Чтобы выйдти из того положения, в котором находились наши войска, можно было поступить двояко: или, удовлетворившись полученными сведениями, отступать, с тем чтобы, заложив ночью демонтирную и брешь-батареи, с утра открыть стрельбу по крепости и городским воротам, и разбив последния, чрез них штурмовать город; или же решиться на штурм немедленно.

Вовсе не предполагая в начала дела брать Хиву открытою силой, мы не взяли с собой штурмовых лестниц; поэтому единственный способ для немедленнаго овладения городом заключался в разбитии городских ворот и овладении ими. В пользу немедленнаго занятия города, хотя бы нам при этом пришлось удвоить свои потери, говорила паника, произведенная на защитников столицы нашим неожиданным приближением к городской стене на разстояние 100 саж., тогда как как наше отступление могло лишь ободрить неприятеля, и штурм на другой или на третий день мог бы стоить значительно дороже.

Все предъидущия действия неприятеля заставляли предполагать, что хан решился упорно защищать свою столицу во что бы то ни стало. На эту мысль наводили: усиленныя нападения туркмен 26-го и 27-го мая на оренбургско-мангышлакский отряд ⁹⁵; дело под стенами Хивы 28-го мая, и наконец то, что пройденный нами соседний с столицей город [156] Кош-Купыр мы застали совершенно пустым, так как жители его, по повелению хана, для усиления обороны, переселились в Хиву. Подобныя же меры были приняты и относительно соседних городов, лежащих на юг и восток от Хивы; к ним хан посылал вооруженныя шайки, с целью силою забирать жителей и вместе с имуществом переселять в столицу.

Даже теперь, когда все обстоятельства выяснились, несомненно, что взятие Хивы стоило бы нам значительно дороже, если бы не была произведена усиленная рекогносцировка 28-го мая. Хотя до 28-го мая хан два раза, 23-го и 26-го мая, посылал письма генерал-адъютанту фон-Кауфману, но они заключали в себе то же, что и письмо к генералу Веревкину, — предложение мира с условием остановить дальнейшее движение войск. Только во время самой рекогносцировки, произведшей на всех жителей потрясающее действие, хан, как было уже говорено выше, послал своего посланца с заявлением полной покорности и с просьбой прекратить военныя действия…

Я не решусь утверждать, что генерал Веревкин, находясь на батарее, окончательно решился на немедленный штурм. Однако, направление выстрелов артиллерийских орудий, из которых два исключительно стреляли по воротам с целью разбить их, наводило на мысль, что раз оне будут разбиты, ничто не будет уже препятствовать нашим войскам проникнуть в город; но прежде чем ворота были разбиты, генерал-лейтенант Веревкин был ранен пулей в лицо около глаза… ⁹⁶

Согласно предположениям генерала Веревкина, [157] полковник Саранчов, выбрав позицию вне выстрелов для расположения войск и указав места для постройки батарей, приказал войскам, бывшим в резерве под начальством подполковника Скобелева, занять позицию, для прикрытия обратнаго движения войск боевой линии.

Однако, еще раньше прекращения огня нашей артиллерии, из города явился ишан с заявлением, что хан бежал, и что жители просят прекратить стрельбу по городу.

С удалением хана можно было надеяться, что серьезныя действия окончились, и взятие столицы ханства не представит больших затруднений; следовало только принять меры против обычных средне-азиятских уловок, с целью затянуть дело, и в случае попыток к этому, повлиять на настроение жителей, открыв бомбардирование по городу.

Послу было объявлено, что военныя действия прекращаются на два часа, по истечении которых из города должна прибыть депутация почетных лиц и, в виде покорности, привезти с собою сколько успеет собрать огнестрельнаго и другаго оружия; что старшее в городе лицо, уполномоченное жителями, немедленно должно отправиться к генерал-адъютанту фон-Кауфману за решением своей участи, и что, наконец, всякия неприязненныя затем действия со стороны жителей будут признаны за нежелание исполнить вышеобъявленныя условия, и город будет снова бомбардирован.

По возвращении депутации в город, стрельба с крепостной стены не прекратилась, и по истечении назначеннаго срока вновь прибывшая депутация заявила, что в городе полная безурядица, и что стрельба из города производится туркменами, которые не желают мирнаго исхода дела. В силу этого, полковник Саранчов приказал открыть огонь с мортирной батареи. Стрельба эта продолжалась около часа, по истечении котораго, уступая настоятельной просьбе новой депутации, снова была дана [158] отсрочка на три часа. Вскоре после этого, часов в 11 вечера, было получено предписание генерал-адъютанта фон-Кауфмана, находившагося в это время с войсками туркестанскаго отряда верстах в 20 от Хивы, прекратить огонь по городу, если неприятель не будет стрелять. Распорядившись о прекращении огня впредь до приказания, полковник Саранчов, для наблюдения за происходившим впереди и отражения всякой попытки к наступательным действиям со стороны неприятеля, приказал авангарду, оставленному на ближайшей к крепостной стене позиции, быть в полной готовности к бою; то же приказание было отдано демонтирной и мортирной батареям. Ночью неприятель изредка продолжал стрельбу, и пользуясь полным с нашей стороны спокойствием, безнаказанно заделывал пробоины в стене и воротах крепости.

В деле 28-го мая наши потери сравнительно были весьма значительны: выбыло из строя убитыми пять нижних чинов; раненными: один генерал, два штаб-офицера, три обер-офицера ⁹⁷ и 45 нижних чинов; контужено: четыре офицера ⁹⁸ и 11 нижних чинов.

Рано утром, 29-го мая, генерал-лейтенант Веревкин, признав невозможным, по случаю значительнаго числа раненных, всему отряду двинуться на соединение с туркестанским отрядом, приказал полковнику Саранчову с частью войск соединеннаго отряда (2 роты, 2 орудия, 4 сотни) выступить на встречу туркестанским войскам.

Между тем, с разсветом, неприятель вновь открыл более сильную стрельбу по передовым войскам. Явившиеся из города ишан и другия лица сообщили, что вслед за бегством хана, жители освободили из тюрьмы [159] его средняго брата, посаженнаго им туда семь месяцев тому назад, и превозгласили его ханом, под регентством дяди и тестя бывшаго хана Сеид-эмир-уль-умара. По их словам, власть вновь избраннаго хана была только номинальная, и не смотря на полное свое желание заключить мир и отворить ворота города, он не будет в состоянии исполнить этого, вследствие невозможности обуздать туркмен и других пришельцев, принадлежащих к воинственной партии. Приняв вышеизложенное во внимание, генерал-лейтенант Веревкин дал приказание временно командовавшему отрядом, полковнику Константиновичу, если враждебное настроение неприязненной к нам партии не изменится, овладеть городскими воротами.

Прежде чем приступить к серьезным действиям, командующим отрядом был послан в город один из явившихся жителей, с требованием, чтобы стрельба была прекращена и городския ворота отворены; в случае неисполнения этого, было объявлено, что город снова будет бомбардирован. Одновременно с этим приступили к устройству брешь-батареи, место для которой было избрано у мостика, где стояли наши орудия. Для образования бруствера воспользовались сырцовым кирпичем, в значительном количестве, находившемся у кирпиче-обжигательной печи, вблизи канала Полван-ата. В три четверти часа времени, под руководством штабс-капитана Седякина, был выведен бруствер с амбразурами, совершенно прикрывавший прислугу при орудиях. Окончив постройку брешь-батареи и не получая ответа, решено было снова послать в город с предупреждением, что если требования наши не будут исполнены, то спустя десять минут будет приступлено к действию из орудий. Так как ответа из крепости не было, то брешь-батарея открыла огонь, и после 24 выстрелов в воротах образовалось отверстие, чрез которое могли пролезть одиночные люди. Немедленно по образовании бреши [160] подполковник Скобелев двинул на штурм четвертую роту Оренбургскаго линейнаго баталиона и восьмую Самурскаго полка; быстро пробежав под неприятельским огнем, разстояние (230 шаг.), отделявшее батарею от крепости, роты овладели воротами и валом, захватив при этом четыре неприятельских орудия. Шах-абатския ворота имели только одне наружная дверныя полотнища, сзади же к ним примыкало крытое дефиле, саж. в 5 длиною, идущее в толще стены. Этот корридор, в видах большей неприступности, был наполнен неприятелем арбами, поставленными в два яруса; эти арбы, скрывая одиночных людей, пролезавших в отверстие ворот, от выстрелов неприятеля, не мало способствовали овладению воротами и, в свою очередь, служили недурным закрытием для наших стрелков. Первым пролез в отверстие ворот подполковник Скобелев, вторым поручик граф Шувалов. Неприятель, напуганный нашими гранатами, пролетавшими сквозь ворота крепости, весьма благоразумно расположился в стороне от них, за кладбищем, находившемся вблизи крепостной стены. Когда подполковника Скобелев, собрав около себя часть людей, успевших пробраться в ворота, двинулся вперед по направлению к кладбищу, то неприятель бросился в рукопашную схватку, но не выдержав ея, обратился в бегство по направлению к городу. Вслед затем ворота крепости были окончательно разломаны, дефиле очищено от арб, и взвод артиллерии, въехав в город, несколькими картечными выстрелами, пущенными вдоль улиц, окончательно разсеял толпы неприятеля, открывшаго было перестрелку с нашею пехотой.

В то время когда раздавались последние выстрелы, очищавшие улицы Хивы от враждебной нам партии, туркестанский отряд входил в район садов, окружавших столицу ханства. Вновь избранный хан, не имея ни власти в городе, ни возможности обуздать своих [161] непокорных подданных, поспешил исполнить требование, накануне еще высказанное генерал-лейтенантом фон-Кауфманом, и выехал навстречу туркестанским войскам с заявлением совершенной своей покорности.

В два часа дня соединенный отряд из войск всех трех округов торжественно вошел в столицу ханства. Во главе войск ехали: главный начальник экспедиционных войск и Их Императорския Высочества Великие Князья Николай Константинович и Евгений Максимилианович.

Сводя итог потерь, понесенных соединенным оренбургско-мангышлакским отрядом, во время движения от Кунграда к Хиве, оказалось, что этот отряд потерял 12 человек убитыми и 91 раненными, что яснее видно из прилагаемой таблички.

Туркестанский отряд, как выше упомянуто, стоял у колодцев Алты-Кудук. По возвращении колонны генерала Бардовскаго с Адам-Крылгана, на лицо оставалось всего [162] 1.240 верблюдов. Такое незначительное число перевозочных средств заставило оставить на этой позиции часть тяжестей, под прикрытием двух рот пехоты и дивизиона артиллерии. Остальныя войска боевой колонны, в числе 10 рот пехоты, 10 орудий и конвойной сотни, 9-го числа, в 3 часа дня, выступили по направлению к Аму-Дарье. В то же время казачьим сотням и ракетной батарее, находившимся под начальством подполковника Главацкаго на Адам-Крылгане, приказано было выступить сутками позже движения главной колонны и следовать в один переход до Уч-учака (три холма), с таким разсчетом, чтобы одновременно с главною колонной отряда выйдти на Аму-Дарью.

Путь, который предстояло пройти войскам, протяжением 45 — 50 верст, пересекается перпендикулярно направлению движения несколькими холмистыми кряжами, движение по которым, особенно артиллерии, было весьма затруднительно. Первый переход, около 17 верст, был совершен спокойно; неприятель не показывался, и только на бивуаке, ночью, неприятельский разъезд неожиданно наткнулся на один из наших пикетов, и поменявшись несколькими выстрелами, скрылся. Так же спокойно было произведено движение и 10-го мая; только во время расположения на бивуаке, верстах в 17 впереди предъидущаго ночлега, появились неприятельские всадники, стремившиеся охватить отряд с трех сторон, но цепь стрелков удерживала их вдали от бивуака. С наступлением темноты, кругом бивуака виднелись вдали неприятельские огни. Последний переход к Аму-Дарье, 11-го мая, был совершен в боевом порядке, ибо следовало ожидать, что неприятель употребит все меры, чтобы остановить или хоть задержать наше движение вперед. Отдав приказ при движении отнюдь не вдаваться в преследование неприятеля и не бросаться в атаку, ружейный же и артиллерийский огонь производить только с близких дистанций, [163] генерал-адъютант фон-Кауфман двинул отряд в следующем порядке. В голове колонны шли две роты 1-го Туркестанскаго стрелковаго баталиона, имея впереди себя цепь стрелков; за ротами непосредственно по дороге следовал дивизион конной артиллерии. С правой стороны артиллерии шли: саперная рота, два скорострельных орудия и рота 8-го линейнаго баталиона; с левой стороны — две роты 4-го линейнаго баталиона и два горных орудия. Обоз следовал за колонною, имея в голове, по флангам и в тылу, взводы от двух рот 4-го Туркестанскаго стрелковаго баталиона и двух рот 2-го линейнаго баталиона, и два горных орудия. Прибывшая перед выступлением с бивуака кавалерия была оставлена в ариергард, для прикрытия обоза.

С началом движения колонны, неприятель со всех сторон окружил отряд, но огонь стрелковой цепи держал его на приличном разстоянии. Видя стройное движение и испытав полное свое безсилие против боевой колонны, неприятель попробовал затем насесть на обоз, но и там, встреченный ружейным огнем и приняв движение полусотень, переведенных с левой стороны обоза на правую, за атаку против себя, с криком бросился назад. Когда отряд приблизился к озеру Сардаба-Куль, неприятель начал поспешно отходить за курганы и чинк или кряж ⁹⁹, отделявшие наши войска от реки Аму-Дарьи, где, как было известно по слухам, находился неприятельский лагерь. Предполагая, что неприятель решился выдержать серьезный бой в самом лагере, генерал-адъютант фон-Кауфман двинулся с кавалерией к реке, но поднявшись на гребень чинка, заметил лишь небольшия партии отставших, отступавших вниз по реке; — оказалось, что неприятель, бросив свою позицию, поспешно отступил на Шурахан. [164]

Часть кавалерии, посланной для преследования неприятеля, на разстоянии около 8 верст от бывшаго неприятельскаго лагеря настигла хвост отступавших, часть которых продолжала уходить вдоль берега реки, другая же начала переправляться на каюках на левый берег. Дальнейшее быстрое преследование неприятеля для казаков, сделавших уже до 70 верст, было невозможно, а потому, проскакав еще версты две, сотни были остановлены. Что касается до неприятеля, севшаго на каюки, то по нем был открыт огонь, причем один из каюков попал на мель, а находившиеся на нем бросились вплавь. Этот каюк был снят с мели охотниками из уральских казаков.

Оставив кавалерию на месте, где она прекратила преследование неприятеля, генерал-адъютант фон-Кауфман со сборною сотней возвратился к главной колонне, которая от озера Сардаба-Куль перешла на место расположения неприятельскаго лагеря на берегу Аму-Дарьи.

Число неприятельских войск, действовавших против туркестанскаго отряда, по показанию пленных, простиралось до 3.500 чел. Этот отряд, высланный ханом к окрестностям Уч-учака, с целью не допустить русских ¹⁰⁰ до реки Аму-Дарьи, состоял из туркмен, киргизов садыка и нукеров или оседлых хивинцев. В числе последних были стрелки; при партии находились два небольшия орудия на лафетах. Судя по общему заявлению пленных, неприятель понес значительныя потери, хотя, впрочем, действия его не отличались особенною энергией и предприимчивостью. Это рельефнее всего видно из того, что, судя по реляции, за все время движения до выхода на Аму войсками было произведено только три орудийных [165] выстрела. В этом деле с нашей стороны потери не было.

После дневки на берегу реки, туркестанский отряд, 13-го мая, двинулся вдоль берега, по направлению к Шурахану, имея в виду переправиться на левый берег Аму-Дарьи за Шураханом, у Ханки. 16-го мая отряд спокойно достиг урочища Ак-Камыш, в одном переходе от Шурахана. Только гребная флотилия, состоявшая из 3 железных сборных лодок и отбитаго у неприятеля каюка, идя вниз по реке, имела в этот день безвредную впрочем для себя перестрелку с неприятелем у города Питняка ¹⁰¹.

На урочище Ак-Камыш было получено сведение, что на левом берегу Аму, верстах в семи от бивуака наших войск, близ переправы у Шейх-арыка, расположен неприятельский лагерь. С целью осмотреть неприятельскую позицию, командующий войсками, в сопровождении Их Императорских Высочеств, отправился на рекогносцировку. Вскоре после этого было приказано следовать туда же 1 ½ сотням казаков, трем ротам пехоты, дивизиону артиллерии и двум скорострельным пушкам.

Неприятельский лагерь находился на самом берегу реки, имеющей в этом месте от 600 до 700 саж. ширины. На правом его фланге, на холме, было укрепление с амбразурами и бойницами; далее, параллельно берегу реки, тянулся ряд песчаных барханов, между которыми виднелись палатки и шалаши. Заметив наш рекогносцировочный отряд, неприятель начал стрелять из 4 орудий и фальконетов. Хотя направление этого огня было весьма верно, и ядра ложились в месте расположения рекогносцировочнаго отряда, но из 20 слишком [166] брошенных снарядов ни один никого не задел. Не приказав отвечать на выстрелы и осмотрев неприятельскую позицию, командующей войсками отошел назад, провожаемый неприятельскими выстрелами еще версты полторы, и снова совершенно безвредно ¹⁰².

Так как неприятель, расположившись на левом берегу реки, мог воспрепятствовать нашей флотилии свободно спуститься вниз по течению, то командующий войсками приказал генерал-майору Головачеву на разсвете 17-го мая с частью артиллерии отряда (4 конными и 4 горными орудиями, под прикрытием 2 ½ рот пехоты) расположиться на позиции против неприятельскаго лагеря и своими выстрелами подбить неприятельския орудия. После 1 ½ часовой перестрелки одно из неприятельских орудий было подбито, остальныя же тоже прекратили огонь, так как прислуга их разбежалась.

После нескольких попыток вновь возобновить стрельбу из орудий, неприятель снялся с своей позиции и отступил, и не смотря на выстрелы цепи стрелков, успел зажечь один из двух стоявших у берега каюков. Вскоре показалась и флотилия; в голове ея быстро мчались две шлюпки; заметив горевший каюк, оне подошли к левому берегу и затушили огонь, под руководством полеваго интенданта, статскаго советника Касьянова, который после этого вместе с командами стрелков и сапер, бывших на шлюпках, высадился на берег, осмотрел только-что брошенный неприятелем лагерь и провел затем на правый берег оба каюка ¹⁰³. [167]

Потеря неприятеля, бросившаго свой лагерь, по разсказам жителей, была весьма значительна; на самой позиции найдено потом шесть зарытых тел. С нашей стороны потеря ограничилась одною убитой и одною раненною лошадью, и повреждением колеса одного орудия.

По выходе на Аму-Дарью, командующий войсками предполагал, как выше было упомянуто, переправиться на левый берег реки ниже Шурахана, против Ханки; но место у Шейх-арыка представляло столько удобств для переправы, что генерал-адъютант фон-Кауфман решил совершить переправу войск в этом месте. С 18-го до вечера 22-го мая было переправлено со всеми тяжестями: 12 рот пехоты, сборная сотня, 12 орудий, главная квартира, артиллерийский и инженерный парки, и походный лазарет. Что касается до кавалерии отряда (пять сотень) и ракетной батареи, то командующий отрядом оставил ее на время на правом берегу реки. Этим распоряжением имелось в виду обезпечить переправу сзади подходивших частей войск и транспортов, и дать возможность без затруднения продовольствовать лошадей, так как на месте расположения сотень имелся хороший подножный корм.

Во время переправы наших войск, жители Питняка, Хазар-аспа и окрестных кишлаков начали являться в отряд и привозить на продажу разные продукты. Однако 22-го мая это прекратилось, так как диван-беги Мат-Ниаз, выйдя с партиею из Хивы, дошел до Хазар-аспа, и наказав жителей, которые входили с нами в сношение, заставил силою население с их семьями и имуществом перебираться в цитадель Хазар-аспа.

22-го же мая из лагеря были высланы команды фуражиров от всех частей войск, под прикрытием [168] отряда из двух рот, двух горных орудий и сборной сотни, под начальством подполковника Чайковскаго. Заметив при своем движения партию жителей, переселявшихся со всем имуществом в цитадель, и двинувшись вслед за ними, этот отряд, по выходе на одну из открытых полян, был встречен с противоположнаго конца поляны толпою неприятеля до 1.000 чел. Усилив цепь стрелков и приказав двум горным орудиям открыть огонь, подполковник Чайковский вскоре отбросил неприятеля, но имея целью фуражировку, не решился преследовать его дальше. Часов в 5 вечера, когда началось обратное движение, неприятель начал по обыкновению наседать на отряд со всех сторон; но заметив приближение свежих войск, он вскоре скрылся из вида. В этой стычке ранен у нас пулею в нижнюю часть живота подпоручик Скворцов и один унтер-офицер.

Узнав об этом деле, подтвердившем слухи о прибытии войск в Хазар-асп, генерал-адъютант фон-Кауфман с разсветом, 23-го мая, на легке выступил с отрядом к этому городу, находящемуся от Шейх-арыка в шестнадцати верстах. При приближении отряда к садам, неприятель завязал перестрелку с нашею цепью, но как только головныя части показались из садов, окружающих городскую стену, он поспешно и без выстрела очистил как город, так и цитадель.

В цитадели Хазар-аспа было найдено: 4 медных орудия, три станка о трех фальконетах каждый, 43 фальконета и склад артиллерийских запасов. Кроме того, неприятелем оставлено в казенных складах цитадели до 2.000 пуд. разнаго хлеба.

Во время движения отряда к Хазар-аспу, верстах в семи не доходя до города, к командующему войсками явился посланец от хивинскаго хана с письмом, в котором Сеид-Мухамед-Рахим-хан изъявлял желание заключить мир, с тем чтобы дальнейшее движение [169] отряда было остановлено. В письме, в ответ хану, командующий войсками в просьбе остановить движение отряда вперед отказал, на желание же хана заключить мир и дружбу изъявил полное свое согласие.

Затем, оставив в Хазар-асп 3 роты и 2 горных орудия, генерал-адъютант фон-Кауфман с остальными войсками отошел назад, и выбрав в садах, находившихся между Хазар-аспом и Шейх-арыком, местность удобную для лагеря, расположил там войска, которыя и простояли здесь бивуаком до 27-го мая.

Эта задержка произошла вследствие недостатка перевозочных средств. С целью устранить это, командующий войсками сделал распоряжение о сборе с окрестных жителей возможно большаго количества арб. Этим распоряжением, в течение трех дней, был сформирован арбяной обоз в 500 слишком повозок.

Во время этой остановки, главным начальником экспедиции было получено два донесения от генерал-лейтенанта Веревкина. В одном из них начальник соединеннаго оренбургско-мангышлакскаго отряда доносил, что около 23-го мая предполагает быть в Новом Ургенче; в другом же, полученном 26-го мая, извещал, что вследствие изменившихся обстоятельств, он двинется через Кош-Купыр к Хиве, где, судя по слухам, надеется уже застать туркестанский отряд; если же туркестанския войска не подойдут еще к Хиве, то он будет ожидать дальнейших распоряжений, не предпринимая решительных мер против города, если особенныя обстоятельства не вынудят его действовать иначе.

Вслед за этим, 27-го мая, Туркестанский отряд, в составе 12 рот, 12 орудий и трех сотень с ракетным дивизионом, двинулся через Хазар-асп к Хиве. Это движение было совершено вполне спокойно, хотя кишлаки и поселки на разстоянии 40 верст до столицы ханства были брошены жителями, переселившимися в Хиву. 28-го [170] мая на бивуаке у Янги-арыка, верстах в 20 от столицы, к главному начальнику экспедиции, как я имел случай упомянуть выше, при описании действий оренбургско-мангышлакскаго отряда, явился посланец от хивинскаго хана. С этим посланцем генерал-адъютантом фон-Кауфманом было отправлено генералу Веревкину известное уже предписание. Узнав о содержании предписания, инак Иртазали заявил командующему войсками, что он не ручается, чтобы туркмены послушались хана, и весьма вероятно, что они будут безпокоить отряд генерала Веревкина и продолжать стрелять по войскам из города. 29-го мая, когда войска туркестанскаго отряда вошли в район садов, прилегавших к столице ханства, командующий войсками был встречен, согласно требованию, высказанному накануне инаку Иртазали, вновь избранным ханом и его дядей.

По занятии столицы ханства, войска расположились тремя лагерями, с северной, восточной и южной сторон города, в версте разстояния от городской стены: оренбургский — на шах-абатской или хазаватской дороге; мангышлакский — на новоургенчской, и туркестанский — на хазар-аспской дорогах.

2-го июня, согласно письменному приглашению генерал-адъютанта фон-Кауфмана, явился в наш лагерь хивинский хан. Вследствие изъявления полнаго с его стороны согласия на все предложенныя ему условия, он был допущен к управлению страной. При этом для управления ханством, на время пребывания в нем наших войск, был учрежден, под председательством хана, особый совет, состоявший из нескольких русских офицеров и хивинских сановников. [171]

80. 2-й Оренбургский и соединенный Ширвано-Самурский.

81. В этот же день вечером посланец хивинскаго хана доставил генералу Веревкину письмо своего повелителя, зашитое вместо конверта в шелковую ткань. В этом письме хан просил генерала остановить дальнейшее движение войск, подобно тому как это сделал, по его словам, генерал фон-Кауфман. Так как ведение переговоров было исключительно возложено на генерал-адъютанта фон-Кауфмана, то генерал Веревкин отвечал на это письмо отказом.

82. Здесь говорится о войсках, которыя еще имели намерение продолжать борьбу; большая же часть разбитых туркмен после дела 22 го мая разошлась по домам.

83. Чуть-ли не мы сами надоумили хивинцев относительно важнаго значения для нас мостов. Когда к нам явились депутации от городов Гурленя, Янги-яба и друг., то им внушено было, между прочим, озаботиться починкой мостов. На другой день, в деле под Гурленем, неприятель не имел времени разрушить их, так как ему самому приходилось переходить через мосты под нашими выстрелами. 23-го же мая мост через канал Клыч-ниаз-бай был сожжен, и затем неприятель каждый день делал попытки к сожжению более значительных мостов. Только посылаемый авангард, занимавший место переправы на плечах неприятеля, препятствовал окончательно разрушать их.

84. Перевозимый мост состоял из обыкновенных козел о 4 ногах; составныя части этих козел скреплялись железными болтами.

85. Когда войска расположились на бивуак 24-го мая, вблизи места выбранного для устройства моста, то с противоположнаго берега из кустарников, находившихся в полуверсте от бивуака, по другую сторону арыка, неприятель открыл ружейную стрельбу. С целью прогнать оттуда неприятеля, а также занять мост на р. Алдач, верстах в 6 впереди бивуака, посланы были 3 казачьи сотни, под начальством полковника Леонтьева; поручение это им было исполнено вполне успешно. С речки Алдач были посланы два разъезда, причем разъезд поручика графа Шувалова открыл шайку, засевшую в кишлаках, лежащих по дороге в Шах-абат.

86. Мостов оказалось два, саженях в 50 один от другаго.

87. Описывая общий план боевых столкновений с неприятелем, автору приходилось отчасти руководствоваться реляциями, помещавшимися в “Русском Инвалиде”. Более систематический сборник их находится в “Русском обозрении Военнаго Сборника” за 1873 г., в №№ 11 и 12.

88. 1-я Уральская есаула Гуляева и Дагестанская подполковника Квинитадзе.

89.  Эти цифры показаны в статье, помещенной в “Русском Военном обозрении Военнаго Сборника” в № 18 1879 года. В “Русском Инвалиде”, № 150, показана другая цифра, а именно: 1 убитый и 9 раненных.

90. Между жителями в это время распространился слух, которому мы не особенно верили, что часть туркестанских войск перешла на левый берег Аму, заняла Хазар-асп и затем снова отступила к реке.

91. См. № 1 Инж. журн. 1874 г.

92. Вследствие повышения и понижения уровня воды в Аму-Дарье, арыки имеют по обеим сторонам насыпи, достигающия 4 фута высоты, которыя предохраняют страну от наводнения, в случае поднятия уровня воды выше поверхности земли. Оба берега арыка обыкновенно так круты, что случайно попавшую в него лошадь удавалось вытаскивать только с величайшими усилиями. Однако эти насыпи не всегда достигают своей цели, и иногда вода затопляет окрестности городов. Так например, во время пребывания наших отрядов под Хивой, местность между городом и лагерем оренбургскаго отряда, находившагося в полутора верстах от столицы, была затоплена, так что бывшая дорога представлялась в виде ручья более фута глубиною.

93. Мое личное мнение о силе неприятельскаго огня, который главным образом приходились испытывать на себе артиллеристами и лицам, находившимся около генерала Веревкина, непосредственно руководившаго стрельбой, конечно не может иметь веса. Для правильности суждения необходимо иметь единицу для сравнения, а я, собственно говоря, под серьезным огнем находился в первый раз. Вышеприведенное мнение о силе огня принадлежит генералу Веревкину, непосредственному участнику венгерской кампании и обороны Севастополя.

94. По возвращении хана, когда его спросили, зачем он бежал из своей столицы, он отвечал: “я не бежал, а удалился в более безопасныя места своего ханства”.

95. Взятые в эти дни пленные показывали, что хан для возбуждения храбрости войск обещал платить за всякую доставленную ему голову русскаго 2.000 тиллей (4.000 руб.).

96. После наскоро сделанной перевязки, передавая начальство над войсками начальнику штаба оренбургскаго отряда, полковнику Саранчову, и объяснив ему план дальнейших действий, генерал-лейтенант Веревкин, вопреки совету медиков и просьбам окружавших его офицеров, отказался от предложенных ему носилок, боясь произвести дурное впечатление на войска, и с трудом сев на лошадь, кое-как доехал до места бивуака.

97. В этом деле ранены: генерал-лейтенант Веревкин, майоры Буравцов (4 раны пулями) и Аварский, ротмистр Алиханов (пулями в обе ноги), подпоручик Саранчов и прапорщик Аргутинский-Долгорукий.

98. В числе контуженных был начальник артиллерии Оренбургскаго округа, полковник Константинович.

99. Уч-учак (три холма) и чинк составляют продолжение цепи гор Шейх-Джели.

100. Туркмены, встретившие туркестанския войска, принадлежали к родам: гокленов, чаудоров и ата-туркмен; иомудов не было, так как они действовали против оренбургского отряда.

101. Флотилия была под командою унтер-офицера Зубова (разжалованнаго из лейтенантов). На каюке были нагружены тяжести артиллерийскаго и инженернаго парков; на нем же и на трех лодках были помещены 10 матросов, 6 стрелков и 6 сапер.

102. Автор статьи “Действие скорострельных пушек в Хивинскую экспедицию”, очевидец этой рекогносцировки, утверждает, что неприятель провожал наши отходившия войска не только ядрами, но и смехом. На сколько уместен был смех со стороны хивинцев в этом деле, и если он был, то возможно ли его было открыть на лице неприятеля, удаленнаго от зрителя на 700 саж., об этом предоставляю судить очевидцам.

103. Вместе со стрелками, кроме интенданта, находились и другия лица гражданскаго ведомства, а также и корпуса топографов прапорщик Козловский.