Альберт КАГАНОВИЧ
докторант Гуманитарного факультета Еврейского университета в Иерусалиме, Израиль.

Нынешние проявления антагонизма в отношениях центрально-азиатских народов к России и к русским невозможно полноценно осмыслить без знания истории этих отношений. За ошибки, допущенные царской администрацией в вопросах колонизации, до сих пор приходится расплачиваться русскому и мусульманским народам Центральной Азии. В предлагаемой статье делается попытка по-новому осмыслить проблемы, с которыми пришлось столкнуться царской администрации в процессе колонизации Туркестанского края.

Легкое завоевание Средней Азии стало компенсацией царскому правительству за тяжелое поражение в Крымской войне. Однако, завоевав огромную территорию с многочисленным населением, России пришлось столкнуться с немалыми трудностями. Главными среди них были проблемы экономики, управления и русификации Туркестана. Неспособность царской администрации своевременно решить колонизационные проблемы вела к падению авторитета русской власти в глазах покоренных туземцев.

В первые десятилетия после завоевания авторитет русской власти был среди туземцев наиболее высоким. Этому способствовало наступившее относительное уменьшение налоговых сборов, уважение к русскому оружию и высокий авторитет первых туркестанских генерал-губернаторов, пользовавшихся широкими властными полномочиями. В первом генерал-губернаторе К. Кауфмане народы Средней Азии видели сильного властителя, который диктовал свою волю бухарскому эмиру, кокандскому и хивинскому ханам. Поэтому мусульманское население уважительно прозвало его Ярым-паша (полуцарь). С утратой генерал-губернаторами многих прерогатив самостоятельности падал авторитет русской власти. Этому способствовали: неосторожная русификаторская политика и обезземеливание мусульманского крестьянства. Мусульманское население перестало скрывать свою неприязнь к русским. Результатом накопившегося недовольства русской властью стали открытые бунты и восстания. Туркестанская администрация жестоко подавляла вспышки возмущения туземцев, но была не способна устранить причины недовольства, так как это требовало разрешения серьезных проблем в колонизационной политике.

Эти проблемы были краеугольными в процессе колонизации Туркестана. Тяжелым бременем для бюджета края была обязанность содержать многочисленную армию, расквартированную в Средней Азии для охраны границ и поддержания порядка. В других российских губерниях такие расходы приходились на долю военного министерства, но особенностью Туркестана было то, что он сам находился в ведении этого министерства.

Военное министерство, пытаясь сократить расходы на среднеазиатскую колонию, всячески экономило на средствах, отпускаемых на управление краем и в том числе на штатных единицах. Заслуживает внимание тот факт, что по переписи 1897 года на одного среднеазиатского чиновника приходилось наибольшее количество жителей империи (Журнал Совета Туркестанского генерал-губернатора №5 за 10. 2. 1911, ЦГА Узбекистана, ф. 717, оп. 1, д. 48, л. 106 ).

на одного чиновника в: городах (чел) уездах (чел)

Европейской России         55                     664

Царстве Польском             105,1                 600

Кавказе                               54,1                   800

Сибири                               45,6                   750,1

Средней Азии                    117,8                 2112,4

В среднем по империи     60                      707

Как писал историк и знаток края М. Терентьев «… туркестанские уезды управляются администрацией едва соответствующей по составу ее и содержанию большому русскому селу. Уездный начальник, старший помощник, младший из туземцев и, пожалуй, еще письмоводитель — вот и все» (М. Терентьев, Туркестан и туркестанцы // Вестник Европы, №11, 1875,с. 166. ).

Кроме этого среднеазиатскому уездному начальнику приходилось держать под своим контролем огромные территориальные площади. Некоторые из уездов по площади превышали губернии в Европейской России.

Администраторам в уездах и областях приходилось выполнять кроме своих административных функций, полицейские и судебные функции, которые требовали много сил и времени на исполнение (ЦГА Узбекистана, ф. 717, оп. 1, д. 48, лл. 106-108.). Выполняя большую работу мелкие и даже средние чиновники (6-7 класса — подполковники и полковники по военному рангу, надворные и коллежские советники по гражданскому рангу) не имели возможности полностью обеспечить свои семьи. Поэтому их жены, как записано в журнале Совета туркестанского генерал-губернатора, были вынуждены «помогать мужу добывать средства для сносного существования и образования детей, давая уроки, отпуская платные обеды, занимаясь каким-либо мастерством — портнихой, белошвейкой, модисткой»

Жаркий Туркестан, неблагоприятный для чиновничества в материальном аспекте и удаленный от культурных центров, воспринимался в русском обществе как место ссылки. В Ташкент посылались «непокорные дети» своими отцами на исправление, проштрафившиеся на службе гражданские чиновники и офицеры. Долги по векселям, семейные неурядицы, общественный остракизм также становились причинами переезда (Современная Россия. Очерки нашей государственной и общественной жизни. Спб, 1889, с. 295.; М. Терентьев, с. 164.).. В то же время Туркестан, испытывающий недостаток в чиновниках, был притягательным местом для лиц, стремившихся быстро подняться по служебной лестнице. Среди них можно было встретить и ответственных чиновников и авантюристов.

Многие из прибывших в Среднюю Азию чиновников отличались невежеством и невоспитанностью. Немногие из чиновников знали местные языки. Обычно администраторы обращались за помощью к переводчикам, должности которых большей частью занимали татары. От перевода, сделанного часто неграмотным толмачем зависела судьба многих административных и судебных дел. Многие русские чиновники, особенно военные, были профессионально некомпетентны. Географ и путешественник М. Венюков писал, что в Туркестане «Огромное число военных офицеров, очень мало знакомое с законами не только мусульманского, но и русскими» (М. Венюков, Поступательное движение России в Средней Азии // Сборник государственных знаний, том 3, Спб, 1877, с. 85.).

Низкий моральный уровень ряда чиновников и недостаток материальных средств стали причинами распространения взяточничества, расхищения государственных земель и финансовых манипуляций. Распространению взяточничества способствовало и снисходительное отношение к нему со стороны областных губернаторов. Более того, руководствуясь принципом «не выносить сор из избы», областная администрация преследовала чиновников министерства юстиции, боровшихся со взяточничеством низшей, туземной администрации. Тем не менее, скандальные дела о взятках и мошенничествах становились достоянием общественности, закрепив за Туркестаном дурную славу.

Еще шире распространилось взяточничество в среде избираемой мусульманским населением низшей администрации. Мусульманские должностные лица — судьи (казии и бии), старосты туземных городов (курбаши), волостные управители, пятидесятники, кишлачные и аульные старосты, вложив большие суммы денег на подкуп избирателей во время выборов, весь свой срок замещения должности выкачивали взятки из соплеменников. Полученные взятки туземные чиновники давали в ссуды под большие проценты, наживая баснословные состояния. Так, побывавший в 1908-1909 годах в Туркестане с ревизией К. Пален писал в своих воспоминаниях, что в одном кишлаке Наманганского уезда крестьяне только за месяц задолжали казию 800 тысяч рублей. Пользуясь незнанием туземцами русского языка и русских законов, низшие администраторы тенденциозно истолковывали законы и распоряжения. Часто туземные администраторы и сами плохо знали русский язык и слабо разбирались в законах. Мусульманское население всего края, за исключением Закаспийской области, жаловалось русским чиновникам на своих выборных администраторов.

Затрудняли управление Туркестанским краем и проблемы, связанные с должностью генерал-губернатора. К. Пален отмечал, что частая смена генерал-губернаторов привела к зависимости их от управляющих канцелярией, которые пользуясь незнанием губернаторами местных условий, тенденциозно представляли дела. Таким образом управляющий канцелярией становился подлинным начальником края. Однако вывод К. Палена был не совсем верным.

Из 12 генерал-губернаторов, занимаемых эту должность с ее появления в 1867 г. до приезда Палена летом 1908 г., пять имело богатый прежний опыт службы в Средней Азии, а трое занимали эту должность относительно долго: К. Кауфман 15 лет, Н. Розенбах 5,5 лет, А. Вревский 8,5 лет. Кроме того, назначенный на этот пост во время ревизии А. Самсонов прослужил генерал-губернатором затем 5,5 лет.

Вхождение в новую должность действительно требовало определенного срока для изучения дел и обстановки. Однако большая роль канцелярии в управлении краем была обусловлена и другой причиной. Туркестанские генерал-губернаторы несли на себе огромную нагрузку. Им приходилось исполнять хозяйственные и финансовые, дипломатические и судебные, полицейские и военные (в качестве главнокомандующих туркестанской армии) функции. При этом компетенция генерал-губернатора была ограничена и поэтому ему приходилось вести обширную переписку с министерствами и ведомствами, губернаторами областей и правителями соседних стран. Такая загруженность привела к передаче ряда функций генерал-губернатора в руки управляющего канцелярией.

Русская администрация после завоевания края, стремясь не нарушить жизненный уклад местных мусульманских народов, сохранила с небольшими изменениями суд казиев по шариату (мусульманскому религиозному праву) для оседлых народов и суд биев по адату (обычаю) для кочевников. Однако вскоре выяснилось несовершенство этих судов. Казии и бии (народные судьи с 1886) повсеместно брали взятки. Дела тянулись долгие месяцы, а иногда годы. Судьи, особенно бии, связанные крепкими родовыми узами, выносили решения в пользу своих соплеменников. Кроме этого судьи плохо знали мусульманское законодательство, адат, а также русское судебное законодательство. Особенно неподготовленными были бии. Многие из них были неграмотны и невежественны. Мусульманское население постоянно жаловалось на решения народных судей, однако апелляций в вышестоящий русский суд не подавало, опасаясь мести. Русская администрация не имея достаточного количества чиновников вообще, а особенно со знанием местных языков, почти не проверяла постановления народных судей.

Многие представители русской общественности, познакомившись с туркестанским народным судом, писали о необходимости его отмены. Н. Дингельштедт, исследователь края, хорошо изучивший систему судопроизводства в Туркестане, писал, что при всей массе недостатков народный суд имеет одно преимущество — он ничего не стоит администрации. И действительно, оплатой за труды народному судье был биялык — 10% с осуждаемой суммы.

Имелись недостатки и в русских судах Туркестанского края: уездных (мировых с 1886) и окружных (областных). Дела решались медленно. Судьи не имели соответствующего образования. Так в 1882 г. в крае было 17 уездных судей, из которых лишь 10 имели высшее или среднее образование. Из остального числа 4 нигде не учились, но имели судебную практику, а 3 не соответствовали занимаемой должности ни по образовательному, ни по служебному цензу.

Серьезным нарушением в деятельности туркестанских судебных органов было административное вмешательство. Так циркуляр генерал-губернатора от 30.7.1868 изъял военных губернаторов областей, их помощников, начальников отделов военно-окружного управления, правителя канцелярии и начальников уездов из подсудности уездным судам. Все жалобы на этих лиц, как уголовные, так и гражданские, предписывалось разрешать административным порядком. А циркуляром от 29.2.1880 генерал-губернатор предоставил военным губернаторам право делать выговоры и замечания судебным следователям и уездным судьям за упущения по службе, что являлось грубым нарушением общего устава губернских учреждений.

Административному давлению в Туркестане подвергались адвокаты, составлявшие жалобы от имени туземцев. Так в январе 1877 года на одном из поданных прошений по поводу отмены решения биев, последовала резолюция: объявить адвокату, писавшему это прошение, что «если он будет заниматься сочинением жалоб для туземцев, он будет выслан из края как вредный человек». Подобные примеры давления имели место в Туркестане и через 30 лет. Так в 1908 году самаркандский присяжный поверенный Лейбензон подавал от имени туземцев жалобы на народных судей и на их вышестоящий орган — съезд народный судей, обвиняя их во взяточничестве. За это администрация предписала председателю самаркандского окружного суда пресечь вредную деятельность Лейбензона. Тот получил выговор. Однако администрация не удовлетворилась и воспользовавшись скандальным происшествием с Лейбензоном на личной почве, выслала его из края.

Большие опасения туркестанской администрации вызвало растущее обезземеливание мусульманского сельского населения (Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане: Сборник документов, А. Пасковский (редактор), Москва, 1960, с. 94; В. Лаврентьев, Капитализм в Туркестане, Ленинград, 1930, с. 42.). Основной причиной его было разорение дехкан в результате неспособности выплачивать долги по ссудам. В 1912 г. общая сумма долга крестьян Туркестанского края составляла 156,7 млн. рублей. Ссуды в крае выдавались под 25-60 % и выше годовых, и были выгодной статьей доходов частных лиц и хлопковых фирм. Сами хлопковые фирмы получали в банке кредит по 8%. Особые условия выдачи дешевого банковского кредита делали его недоступным для хлопкоробов. В центре хлопководства — Фергане кабальные условия выдачи ссуд привели к обезземеливанию к 1914 г. четверти всех хозяйств.

Многие русские чиновники, хорошо изучившие проблему разорения дехкан, видели решение проблемы в создании мелкого, доступного, государственного кредита. Однако их обращения к полномочным инстанциям долгое время оставались безрезультатными. Лишь в 1909 г. Государственный Банк взялась за организацию такого кредита. Вскоре стали возникать ссудосберегательные и кредитные товарищества в Туркестане. В 1914 году 482 таких товариществ получили ссуд на общую сумму 9,78 млн. рублей. Однако эта сумма еще не обеспечивала потребностей дехкан в ссудном капитале. Оценив выгоды государственных ссуд, дехкане активнее стали организовываться в товарищества. Доказательством успеха выдачи такого кредита стало продолжение его выдачи даже после двух российских революции. К 1920 г. число товариществ, получающих государственную ссуду для выращивания хлопка, увеличилось в крае до 1256. Царская же администрация не успела полностью затормозить процесс разорения дехкан.

Сложной проблемой для администрации Туркестанского края была проблема духовенства. С одной стороны, администрация стремилась ослабить его влияние на мусульманское население, а с другой, опасалась, что ограничительные меры против духовенства подымут его на борьбу с Россией. У царской администрации еще свежа была память о тяжелой войне с Шамилем. Первый туркестанский генерал-губернатор Кауфман сам был участникм этой войны и поэтому проявлял большую осторожность в отношении мусульманского духовенства. Лишив духовенство государственной поддержки, русская власть первоначально не вмешивалась в религиозную жизнь местного населения. Администрация, с некоторыми изменениями, сохранила для мусульманского населения суд биев и казиев. Эти должности замещались духовенством, но уже не по назначению, а по представительным выборам. Духовенство после завоевания было полностью освобождено от подушных налогов, но права вакуфов были ограничены. Они облагались поземельными податями и другими налогами, от которых раньше были освобождены. Часть вакуфных земель была конфискована в государственный земельный фонд. Должность верховного судьи — кази-калона была упразднена. Под предлогом эпидемий в Аравии, царская власть до 1900 года запрещала паломничество, приносившее большие доходы местному духовенству. В свою очередь мусульманское духовенство, опасаясь административных мер, избегало открыто вести антирусскую агитацию в мирное время.

Мусульманское духовенство, стремясь сократить отток учащихся из мактабов в русские школы и организованные администрацией для мусульман русско-туземные училища, вело пропаганду против правительственных школ. Многие родители опасаясь, что в государственной школе детей отучат соблюдать традиции, хранить исламскую веру и почитать родителей, продолжали давать детям традиционное мусульманское образование. В то же время относительно небольшая часть родителей посылала детей в казенные школы, стремясь таким образом дать возможность детям сделать карьеру на русской службе или преуспеть в посреднической торговле. Оптимальным выходом для части родителей стали новометодные школы, где детям давали не только религиозные, но и общие знания, включая русский язык. Быстро росла популярность этих школ. В 1908 г. их было 35, а в 1916 г. уже 92 по всему Туркестанскому краю (История народов Узбекистана, том 2, Ташкент, 1947, с. 329. Тем не менее это количество было мизерным в сравнении 7665 мактабами и медресе, действующими в Туркестанском крае в 1913 г. Там же, с. 328.). Рост числа новометодных школ свидетельствовал об усилении позиций джадидов и пантюркистов, проводников идеи преобразования мусульманских школ. Это вызвало опасение туркестанской администрации. Не меньшие опасения рост новометодных школ вызвал у мусульманского духовенства. Оно боялось падения числа учащихся в мактабах и медресе, а также уменьшения своего идеологического влияния.

Сложнейшей проблемой колонизации края было крестьянское переселения. Она породила противоречие между желанием заселить край русским элементом и стремлением сохранить спокойствие местного мусульманского населения. Противоречия выразилось главным образом в противостоянии центральной и местной администрации. Центральная администрация кроме укрепления русского элемента в Туркестане стремилась решить проблему избытка населения в центральных российских районах. Чиновники местной администрации, знакомые с местными условиями, хотя и желали русификации, опасались, что наплыв русского крестьянского населения в край, где отсутствовали свободные орошаемые земли вызовет беспорядки и волнения. Другим справедливым опасением администрации было то, что ответственность за беспорядки, полностью ляжет на нее.

Во время управления краем К. Кауфмана, наделенного большими полномочиями, центральная власть не вмешивалась в его ограничительную переселенческую политику. Кауфман особо оберегал от переселенцев земледельческие районы края, разрешая заселять свободные земли степных районов Семиреченской области. Он запретил покупку земель у туземного населения европейцами и в том числе русскими. Поэтому за первые два десятилетия русского управления Туркестаном, в крае официально поселилось лишь 2170 переселенцев-крестьян. В последующие годы местная администрация пыталась сдержать поток крестьян, но не могла его остановить без поддержки центра. Так в начале 90-х годов 19 века из-за голода в Центральной России большая волна самовольных переселенцев хлынула в край. Из 15 тысяч прибывших туркестанской администрации удалось разместить лишь 2 тысячи крестьян на отчужденных у туземцев землях. Остальные русские переселенцы находились в нищенском состоянии. Генерал-губернатор А. Вревский в письме военному министру сообщал о недовольстве туземного населения отчуждением земель и выражал свои опасения новым наплывом переселенцев. Военный министр добился указаний начальникам Тамбовской, Самарской и Пензенской губерний, давших наибольшее число переселенцев, о принятии мер к прекращению самовольного переселения в Туркестанский край. Однако самовольное переселение в край продолжалось и администрации приходилось изымать у туземцев земли для размещения крестьян. Эти действия администрации вызвали беспокойство мусульманского населения и, как писал военный губернатор Сыр-Дарьинской области Н. Корольков, могли привести к серьезным беспорядкам.

Вообще представители местной администрации отрицательно относились не только к переселению крестьян, но и к составу переселенцев. Так вышеупомянутый К. Пален писал, что областные офицеры в отличие от центральной администрации, приветствующей переселенцев, принимали их как чужаков с таким же варварским образом жизни, как и традиции туземного населения. Прибывшие из России не были ни крестьянами, ни рабочими, а были промежуточной обнищавшей прослойкой, рассчитывавшей получить в Туркестане землю и создать идеальную жизнь, не вкладывая тяжелого труда. Их мало интересовала экономия и они свысока смотрели на тяжело работающих и дисциплинированных туземцев. А ферганский военный губернатор писал в 1907 году: «Вместе с переселенцами-хлеборобами набрело много разных неудачников, как-то: выгнанные из полицейской службы, бывшие лесные объездчики и запасные нижние чины, совершенно отвыкшие от земледельческого труда» (История народов Узбекистана, с. 348.).

Успехи переселенцев в сельском хозяйстве были низкими. Как было отмечено на Совете туркестанского генерал-губернатора в январе 1911 г, «… необходимый при условиях туркестанского землевладения переход к интенсивному хозяйству и к обработке высших культур, как уже показал опыт, совершается православными русскими людьми весьма медленно и с большими затруднениями, что не дает оснований возлагать большие надежды на успех их хозяйства при конкуренции с туземцами, привычными хлопководами, виноградарями и садоводами». А на заседании Совета 3 февраля 1911 г. была отмечена другая проблема переселенцев, » … Русские переселенцы … страдают, вследствие неудовлетворенности своим положением, особым пристрастием к вину. С этим недостатком они не могут быть успешными колонизаторами края, неселенным туземным трудолюбивым населением, часто с презрением относящимся к обессилившему от пьянства русскому населению» ( Журнал Совета Туркестанского генерал-губернатора №1 за 13.1.1911, ЦГА Узбекистана, ф. 717, оп. 1, д. 48, л. 86. ).

Опасаясь сокращения производства хлопка в Туркестане, С. Витте под влиянием московских мануфактурных фирм выступил против русского переселения в край. Вместе с военным министром они добились в 1896 г. принятия правительством решения, запрещающего переселения в Семиреченскую область. А в следующем 1897 г., туркестанский генерал-губернатор, не дожидаясь правительственного решения, своим циркуляром запретил переселение и в остальные области края. Однако самовольное переселение продолжалось и туркестанская администрация принимала меры против самовольного захвата земель мусульман.

Острая нехватка земли в Европейской России с одной стороны и информация о возможности получить бесплатную землю с другой, подымала русских крестьян с мест и гнала их в Приуралье, Сибирь, Туркестан. В Туркестанском крае наибольшее число переселенцев были выходцами из Воронежской, Самарской и Саратовской губерний, черноземных районов с самой высокой стоимостью земли в России.

Центральная администрация, несмотря на сопротивление большинства представителей туркестанской администрации, стояла за продолжение крестьянской колонизации. Эту позицию разделял и Николай II. На отчете военного губернатора Семиреченской области за 1904 г., где были написаны соображения по поводу устройства прибывших переселенцев, царь надписал: «надо настойчиво двигать колонизацию этого края» (П. Шарова, Переселенческая политика царизма в Средней Азии // Исторические записки, №8, 1940, сс. 4-5; К. Тен, с. 150.). Резолюция дала сильный толчок переселенческой политике. Сыр-Дарьинская и Семиреченская области были объявлены переселенческими районами. Задача изыскания свободных земель в этих областях была возложена на чиновников Переселенческого управления, находившегося в подчинении министерства земледелия и государственных имуществ.

Голод в центральных районах России пригнал в 1905-1906 годах в Туркестанский край несколько десятков тысяч переселенцев и чиновники Переселенческого управления рьяно взялись за дело, выискивая излишки земли у туземцев. В своих действиях чиновники руководствовались мнением о том, что туземцы, с помощью казиев и биев, записали за собой большие количества земли, которые они фактически не обрабатывали. Действия переселенческих комиссий переполошили коренное мусульманское население и туркестанскую администрацию. Военный губернатор Семиреченской области писал в 1907 г. генерал-губернатору, что «свыше двадцати тысяч самовольных переселенцев … преимущественно бродяг ждут наделения землей. Переселенческая партия собирается наделить их орошенной, лучшей киргизской землей с усадьбами и пашнями. Результатом таких действий будет переход киргизов из нынешнего панического состояния к бунту» ( К. Пален, Переселенческое дело, с. 131-132.). Опасался восстания и Военный губернатор Ферганской области. В том же году он писал о необходимости положить решительные преграды русской колонизации, «дабы не возбудить против русских туземное население Ферганы и без того находящейся в состоянии хронического брожения …», и далее — «русского переселения сюда ни в коем случае быть не может» (История народов Узбекистана, с. 341.).

Другой причиной отрицательного отношения местной администрации к чиновникам Переселенческого управления было наделение последних большими полномочиями в области земельной политики, исключающее зависимость от генерал-губернатора. Таким образом были сокращены полномочия местной администрации, что подрывало ее авторитет у мусульманского и русского населения. Русские переселенцы, зная отношение администрации к отторжению у туземцев земли, предпочитали иметь дело с чиновниками управления, игнорируя местные власти. Такое отношение возмущало администрацию.

К Пален, после посещения Туркестана, указал в отчете, что имеющиеся в Туркестане небольшое количество свободной и подходящей для колонизации земли, требует большого количества ирригационных работ. Однако ни отчет Паленской ревизии, ни жалобы туркестанской администрации не находили сочувствия в правительстве. Витте был уже в отставке, а военные министры, зная мнение царя по переселенческому вопросу, не оказывали деятельной поддержки туркестанским генерал-губернаторам.

В декабре 1910 г. правительство предоставило Переселенческому управлению право отчуждать земли кочевников под переселенческие участки. Переселенческие чиновники, пользуясь этим правом, отнимали у казахов не только пастбищные земли, но и места зимовок с обрабатываемыми землями.

Конфискации вынуждали казахов официально переходить к оседлому образу жизни и таким образом закреплять за собой родовые земли. В действительности многие их них занимались и земледелием и выпасом скота. Это тяжело было скрывать от чиновников Переселенческого управления, которые изымали земли под выпас скота, объявляя их излишками. Жалобы туземцев и местных администраторов на Переселенческое управление ни к чему не приводили. Накопленное недовольство русской властью выплеснулись во время Восстания 1916 года.

Крупнейшее восстание среднеазиатских мусульман против русской власти было подавлено, а всю вину за него центральная администрация возложила на администрацию края. Были сняты с должностей генерал-губернатор и четыре из пяти военных губернатора.

Хорошо знавший край новый туркестанский генерал-губернатор А. Куропаткин, провел расследование причин восстания. В отчете, отправленном Николаю II, он указал, что одной из причин беспорядков была массовая конфискация земель у туземцев. Однако Переселенческое управление продолжило изымать земли. А. Куропаткин 13 сентября 1916 г. записал в своем дневнике о споре с представителем министерства земледелия и государственных имуществ Татищевым, который собирался отобрать у казахов до 70 тысяч десятин земли, увеличив таким образом казачий надел до 30 десятин на хозяйство, а также выселить казахов, уже живущих оседло в окрестностях Верного (Алматы) и занимающихся земледелием на своих участках по 5 десятин на семью.

Сопротивляясь переселению русского населения в сельские районы Туркестанского края, местная администрация горячо поддерживала численного увеличения русского населения в городах. Но здесь такое увеличение было ограничено вопросом трудоустройства. В Туркестанском крае русская власть не создала больших промышленных предприятий. Наиболее развитым производством была промышленная обработка хлопка-сырца. На отходах этого производства работали маслобойные заводы. Проявляя заботу о занятости рабочих центрального промышленного района, царская администрация препятствовала организации в Туркестане текстильных предприятий. Однако это не было единственным ограничением развития туркестанской торговли и промышленности.

Царская администрация считала, что плодами русской победы в Средней Азии должны воспользоваться только православные русские люди. Поэтому Туркестан был закрыт для иностранного, еврейского и татарского капиталов. Эти же категории были лишены возможности приобретать земли в Туркестане и в том числе в городах. Но это не избавило русского купца и промышленника от конкуренции. Прекрасно знавшие местные условия и язык, коренные жители Средней Азии — мусульмане и бухарские евреи, имевшие право приобретать недвижимость, смогли очень быстро установить коммерческие контакты с промышленниками метрополии и сумели победить в конкурентной борьбе русских купцов, пользующихся протекционистской поддержкой со стороны администрации. Эта победа была особенно заметна в хлопковой промышленности. В другие же отрасли туркестанской экономики русские купцы и промышленники вкладывали капитал не активно. Разочарованная тем фактом, что Туркестан не стал для России источником обогащения подобно тому каким была Индия для Англии, царская администрация со временем стала осторожно пересматривать свою ограничительную политику в области инвестиции. Сторонниками открытия Средней Азии для иностранного и «инородческого» капитала были представители биржевой торговли и туркестанского сельского хозяйства. Пересмотру ограничений содействовал С. Витте, с уходом которого из правительства, политика перемен была приторможена правыми министрами. Вновь был поднять лозунг «Туркестан для русских». Лишь проникновение татарского капитала в Среднюю Азию было поддержано председателем Совета министров П. Столыпиным и министром финансов П. Барком. Из представителей иностранного и еврейского капиталов только единицы добрались разрешения приобрести в Туркестане земли для строительства заводов.

Успешной колонизации Туркестанского края мешало отсутствие дорожной связи с ним и плохое качество внутренних дорог. Особенно сильно это влияло на экономику края. Доставка товаров в Россию и обратно была дорога, неудобна и не всегда безопасна. Караван шел из Ташкента в Оренбург 5-6 месяцев. Один верблюд мог доставить 18 пудов груза и обходился торговцу не дешево. Отсутствие дешевого и быстрого сообщения сдерживало не только торговлю России с Туркестанским краем, но и с Афганистаном, Бухарой, Ираном, Китаем и Хивой. Быстрое строительство железной дороги, наиболее удобной в российских условиях, требовалось и для достижения военно-политических целей. Так военный министр Ванновский писал, что железнодорожная линия в Туркестан и Бухару упрочит там русское влияние, а «возможность быстрого передвижения войск Туркестанского округа заставит Англию быть более умеренной в ее притязаниях» (Дневник государственного секретаря А. А. Половцева, том 1, Москва, 1966, сс. 539-540.).

В конце 1880 г. были начаты работы по строительству Закаспийской железной дороги. Эта дорога связывала Каспийское море через Кизил-Арват (1881) и Асхабад (1885) с Новой Бухарой (Каган) в 1886 г. А к 1888 году дорога достигла Самарканда. На доведение линии к Андижану (1898) и Ташкенту (1899) ушло много лет. В эти годы хлопок для доставки на текстильные фабрики Европейской России свозили из Сыр-Дарьинской и Ферганской областей на арбах и верблюдах к Самарканду. Затем перегружали груз на поезд, на котором доставляли его на пароходы, а дальше вновь перегружали на поезд. Проблему многократной перегрузки хлопка решили построенная в 1906 г. Оренбург-Ташкентская железная дорога, которая сократила время доставки груза из Ферганы в Москву с полутора месяца до 18-20 дней. К 1915 г. были построены ветки, охватывающие Ферганскую долину с севера и Бухарский эмират с юга. В обслуживании Среднеазиатской железной дороги было занято около двух тысяч человек, преимущественно русскими.

Строительство железных дорог дало мощный толчок развитию экономической жизни Средней Азии. Вместе с тем значительные территории Средней Азии были не охвачены сетью железных дорог. Большой объем перевозок падал на грунтовые дороги. Низкое качество этих дорог особенно ощущалось в хлопковый сезон, когда свозили хлопок на хлопкоочистительные заводы и к ближайшим железнодорожным станциям. Осенняя погода превращала такие дороги в непроходимую грязь, проезд по которой представлял значительные трудности.

Русская власть наделила большими полномочиями туземную администрацию. Туземные чиновники стали проводниками русской законности. Острый недостаток русских чиновников вообще и знающих местные языки в частности фактически ставил туземную администрацию вне контроля. В свою очередь, незнавший русский язык, мусульманское население считало, что административная политика, проводимая туземными чиновниками, действительно исходит от русской власти. Доверяя туземной администрации вести все отношения с мусульманским населением, русская власть создала в них определенный вакуум. Русская администрация за 50 лет управления Средней Азией не смогла приобрести надежной опоры среди мусульманского населения. Только купечество и немногочисленный слой туземного чиновничества, обогатившейся за эти годы и сыскавший своей коррумпированностью ненависть населения, поддерживали русскую власть. Туземная администрация стала первой жертвой Восстания 1916 года.

Расчеты царских администраторов, что Россия сразу после завоевания Средней Азии получит ощутимые выгоды от приобретения не оправдались. Вместо этого России пришлось столкнуться в Туркестанском крае с многочисленными проблемами. Преодоление этих проблем и извлечение выгод от новой колонии требовали вложения больших финансовых и людских ресурсов, а также согласованных действий центральной и местной власти. Едва ли не единственным успешным мероприятием русской власти было решение проблемы железнодорожного сообщения. Оно прекрасно оправдало затраты. Успешным, но запоздалым, было внедрение системы дешевого государственного кредита для хлопкоробов. В то же время отсутствовал конструктивный план русификации Средней Азии. Действия русской власти были импульсивными и противоречивыми. Идеологические концепции доминировали над экономической целесообразностью, нанося тем самым вред самой русской колонизации Туркестанского края.