Виктор Дубовицкий

Стремление русского правительства нормализовать положение в Киргизской степи и обезопасить приграничные районы, ровно как и торговые пути с Бухарой, привели к выдвижению перед правительством Хивы требований об установлении четко обозначенной границе с Россией. В секретной инструкции вице-канцлера (министра иностранных дел) России капитану П. Никифорову, отправляющемуся в Хиву, этот вопрос первоначально рекомендуется решать исходя из правового статуса населения Киргизской степи: Второй пункт (т. е. Ограничение незаконного влияния Хивы на кочевые племена, издревле поступившие в подданство России — В.Д.) напротив того, представляет затруднение немаловажные и требует с вашей стороны особенного благоразумия и крайней осторожности. К.Н. Нессельроде, указывая на факт присяги киргизов Малой и Средней Орды, а также каракалпаков и мангышлакских туркмен России, отмечает, что она имея по праву исключительного владычества над всеми вышеупомянутыми кочевыми племенами, не пользуется на самом деле таким владычеством. Впрочем, пустое именовательное увеличение числа подданных не составляет цели усилий нашего правительства и если мы сочли нужным привести вышеуказанные подробности, то это единственно для того, чтобы поставить Вас в известность о непреложных основаниях верховного права России над киргизскими и другими племенами; намерение правительства по сему предмету состоит в том, чтобы не отрицая принадлежащего оному праву владения, не входить теперь в положительные объяснение на счет настоящего оному рубежа. А потому вы должны будете в разговорах с хивинским ханом уклоняться от определенного объявления, до каких именно мест должны простираться владения Российской Империи в степи и будете ограничиваться одним общим подтверждением о присяге, принесенной теми кочевыми народами на подданство России. Сие самое уклонение от определения настоящих границ владениями России в степи может служить Вам средством для успеха ваших переговоров, если обстоятельства Вам позволяет употребить оное с благоразумием и пользою.

Стремление к правовому, и не территориальному решению вопроса о подданстве кочевых народов, выразилось и в весьма оригинальной рекомендации главы российского МИДа о возможности временной передачи юрисдикции над ними Хиве: Но если мы оставляем, до времени, в зависимости хивинцев отдаленные от нашей линии кочевые племена, то мы имеем полное право требовать, чтобы хивинцы взыскивали с них и отвечали пред нами за все грабежи и насилия, коим подвергнутся в тех местах российские торговцы… Поелику же настоящие переговоры имеют целью сохранить и упрочить порядок и тишину в степи и через то обезопасить караванные пути и торговые сообщения, то, отвергая принадлежащие России права верховной власти над киргизскими и туркменскими племенами, принявшими присягу на подданство, правительство наше не находит неудобство согласиться, чтобы впредь до усмотрения те племена, которые кочуют к югу от Сыр-Дарьи, Девлет-Гирея и Ново-Александровского укрепления, оставались ныне в управлении хивинского владельца с правом для него собирать с них закят и с обязательством отвечать за все грабежи, разбой и воровство их и выдавать по требованию нашему скрывающихся у них беглецов и мятежников. Затем должны быть следовательно прекращены всякие неблагонамеренные сношения хивинского ханства с кочевыми народами к северу Сыр-Дарьи и Усть-Юрта кочующими.

В инструкции П. Никифорову от имени Оренбургского генерал-губернатора В.А. Перовского от 12-го Мая 1841 г. можно уже заметить большую конкретизацию задач геополитического влияния к которому стремилось государство на пространстве межу восточным побережьем Каспийского моря и долиной р. Сыр-Дарьи: Все восточное прибрежье (побережье — В.Д.) Каспийского моря до устья Гюргени должно быть признаваемо, безусловно, принадлежащем России так как там еще в начале 18-го столетия устроены были наши крепости; сверх того, близ нее лежащие туркмены приняли присягу России и, наконец, потому, что хивинцы, не имея флота, не могут иметь и притязаний на море, а с владением последним непременно сопряжена принадлежность побережья. Позже, во время переговоров с ханом, ширина полосы побережья, владения которой требовала Россия была определенна в 15-20 верст.

Однако в ходе переговоров в Хиве ханом перед послом России были выдвинуты требования передать ему территорию по рекам Эмбе, Иргизу и Тургаю, т.е. примерно по 50 градусу северной широты, которая включала в себя большую часть территорию проживания киргизов Малой Орды принятой в подданство России в 1732 году и о признании границей между государствами р. Урал.

На это П. Никифоров резонно заметил следующее: Все киргизские племена -подданные России, что подтверждаю вам устами Императора. Российская держава не требует от вас реки Сыра, а уступает Вам левый берег оной, если вы примете прочие условия, если Государь- Император изволит признать нужным занять правый берег Сыра, то займут оный и без согласия вашего. В результате такой неприемлемой для России постановки вопроса Никифоровым хану было сделано Объявление, по которому:

1) Всякий хивинский подданный, посланный для сбора податей между киргизами, кочующими по северную сторону реки Сыра (Сырдарьи-В.Д.) будет предан смерти, как нарушитель мира.

2) Всякий хивинский подданный, посланный для сбора подати с киргизов, кочующих в песках Барсуках, в реке Эмбе, на берегах моря в урочища Куй-Куняты и по берегам залива Кора-Су и на северных частях Чинка будет предан смерти, как нарушитель мира.

Таким образом, Россией была определенна скорее не линия государственной границы с хивинским ханством, сколько сфера политического влияния и административного управления кочевыми народами Киргизской степи.

Поскольку вопрос о границе не был решен посольством П. Никифорова, подполковник Г.Н. Данилевский также получил инструкцию действовать по обстоятельствам, и если он находит удобным высказываться…, то инструкция позволяла ему определить границу по р. Сыр-Дарье северному берегу Арала и северному свесу (Чинка-В.Д.) Усть-Урта. Но в ходе переговоров данный вопрос так и не был поднят.

В отечественной историографии отмечается тот факт, что русско — хивинские отношения после принятия обязательного акта 1842 года; предусматривающего отказ Хивы от враждебных действий против России несколько улучшились. На протяжении почти четверти века не возникло острых враждебных коллизий. Однако этот факт нужно отнести скорее не к результатам переговоров политических миссий П. Никифорова и Г.И. Данилевского, а к психологическому воздействию Хивинского похода 1839-1840 года и политике выдвижения границы, проводимой оренбургским генерал-губернатором В.А. Обручевым, стремившегося практически обеспечить защиту заявленных в переговорах с Хивой границ. К этому решению В.А. Обручева подтолкнули и непрекращающиеся с 1840 года набеги Кенисары Касымова. Это убедило наконец Обручева, что ни султаны, ни летучие отряды, ни кротость, ни жестокость, ни дипломатия, ни сила не в состоянии подчинить нам киргизов, пока их летовки и зимовки не будут в наших руках. Поэтому он признал необходимым построить в 1845 году внутри степи два укрепления: одно на реке Тургае, под именем Оренбургского, другое на реке Иргизе, названное Уральским. У фортов разрешена была беспошлинная меновая торговля. Основанная графом Перовским, в заливе Кайдак, укрепление Ново — Александровское, как не соответствующее своей цели и крайне гибельное для здоровья гарнизона, Обручев перенес в 1846 году на полуостров Мангышлак к мысу Тюп-Караган, и назвал его Ново — Перовским. При нем была устроена укрепленная станица Николаевская.

Для обеспечения левого фланга русско — хивинской границы, в 1847 году принимается решение о строительстве крепости на реке Сырдарье, в урочище Раим. Эта крепость располагалась в 60 верстах от устья Сырдарьи и служила одновременно военно-морской базой для созданной в том же году на Аральском море небольшой военной флотилии. В 1848 году построены были еще промежуточные форты Карабутаг для связи Уральского укрепления с Оренбургской линией и Косарал на Аральском море. Вся степь была разделена на 54 дистанции, что существенно повлияло на упорядочение управления на этой территории. Вскоре В.А. Обручев предпринял шаги к колонизации земель вокруг вновь возведенных крепостей силами Уральского и Оренбургского казачьих войск. В Раим было переселено 25 семейств в Оренбургское укрепление — 21, в Уральское — 13, в форт Карабутаг — 4 и в Ново-Перовское укрепление — 15.

Все эти меры, по мнению военного историка прошлого века, генерала М.А. Терентьева, привели к положительным для подданных России результатом: С устройством фортов на пути отступления барантовщиков, набеги на линию действительно прекратились и Хива стала меньше получать русских невольников….

Меры, предпринятые В.А. Обручевым привели еще к одному важному результату — внутреннему примирению киргизских родов. Так, в начале 50-х годов XIX века заключили между собой мир враждовавшие многие поколения роды чикланцев, каракисяков и джагалбаев, чем была достигнута стабилизация обстановки и безопасность караванных путей на пространстве между Оренбургской линией и северо — восточным побережьем Аральского моря.

С устройством ряда укреплений мы, так сказать, прорезали степь, но не владели еще кочевками киргизов, которые поэтому подчинялись влиянию хивинцев и кокандцев, подстрекавших к возмущению против русских, Для обеспечения безопасности со стороны Коканда было предложено занять кокандскую крепость Ак-Мечеть, что было осуществлено уже вновь возвращенным на пост Оренбургского генерал-губернатора В.А. Перовским.

Сам факт взятия кокандской крепости Ак-Мечеть связан с появлением на политической арене Средней Азии нового активного государственного элемента — Кокандского ханства, не проявлявшего враждебных действий в отношении России в первой половине XIX века. В отличие от Бухарского и Хивинского ханств основными направлениями государственной политики Коканда в этот период были его отношения с ближайшими среднеазиатскими соседями: кара — киргизы (киргизы), бухарские владения западной части ферганской долины и Ура-Тюбе, а также территория Кашгарии (Восточный Туркестан) присоединенный в 1756 году Китаем и получившим название Синьцзян (западная территория). По замечанием военных исследователей прошлого века, что касается Кокандского ханства, то оно до 1850 года не проявляло к России никаких враждебных действий; с этого же времени кокандские киргизы стали производить набеги на подвластных нам киргиз, кочевавших в низовьях Сыр-Дарьи вблизи Раимского, впоследствии Аральского укрепления. Разгоревшаяся вследствии этого война закончилась в 1876 году присоединением ханства к Империи.

В начале 50-х годов крепость Ак-Мечеть становится главной базой для отдыха и укрытия групп барантачей и грабителей, совершавших набеги на подданных России киргиз в низовьях Сырдарьи.

В связи с этим летом 1853 года Россия предприняла военную операцию по занятию крепости Ак-Мечеть, которая завершилась 28 июля, взятием крепости: 2 августа того же года эта кокандская крепость была превращена в русский форт Перовский, учреждением которого было завершено создание Сыр-Дарьинской линии русской границы, протянувшейся от укрепления Аральского в низовьях Сырдарьи до форта Перовский. В ее состав вошли: форт №1 (теперь город Казалинск) форт №2 (Кармакчи) и форт №3 (б. Кумыш-Курган) и сам форт Перовский (ныне г. Кызыл-Орда). С созданием Сырдарьинской линии Россия, завершив установление административной власти в киргизской степи, вплотную подошла к границе среднеазиатских ханств. Через 11 лет Сырдарьинская линия, наряду с Сибирской, станут плацдармом дальнейшей геополитической экспансии России в Средней Азии, что приведет к появлению качественно новой геополитической ситуации в этой части Евразии.

Так невозможность контролировать гражданский мир и безопасность караванных путей в Среднюю Азию в XVIII — нач. XIX века, привела в конце концов к переходу от политики непосредственного контроля над киргиз-кайсацкими жузами через систему выборных султанов и летучих отрядов, к выдвижению в степь крепостей и опорных пунктов, соединение их в линии, дистанции с целью выведения беспокойного политического элемента в тыл страны (равно как для прекращения доступа к нему политических сил Россией не контролируемых — хивинцев, кокандцев, английской агентуры). Такая концепция в русской среднеазиатской политики становится преобладающей в 1842 — 1853 гг. и на оренбургском направлении персонифицируется с генералом В.А. Обручевым, сменившем в 1852 году генерал — адъютанта В.А. Перовского на посту Оренбургского губернатора.

Наконец, в декабре 1863 года принимается решение о соединении Оренбургской (в ее Сырдарьинской части) и Сибирской пограничных линий, расположенных в безводной, полупустынной местности. В результате продовольственное, а подчас и фуражное снабжение войск производилось по коммуникациям длиной до тысячи и более километров с Южного Урала, Сибири и Нижнего Поволжья. На необходимость окончательного определения южной части границы государства в Средней Азии в плодородных оазисах, неоднократно указывалось военными и гражданскими авторитетами прошлого века. В частности на это указывалось на совещании командования войск Оренбургской и Сибирской линии в форте Перовский 31 августа 1861 года. Здесь отмечалось, что занятие плодородных оазисов в районе Ташкента, Туркестана и других кокандских городов, создает необходимые условия для продовольственного снабжения русских войск Сырдарьинской линии, расположенных в полупустынных районах. И еще более определенно на данный геополитический фактор указывает другой военный историк прошлого века, генерал — лейтенант М.А. Терентьев: ближайшее ознакомление с проектированной границей указало, что Каратауский хребет, служа естественной границею, нисколько, однако же, не облегчал дело, так как сообщение между отрядами и снабжения их запасами были бы крайне затруднительны, а северные склоны хребта, к тому же, весьма небогаты водой. Поэтому признано было необходимым утвердиться по реке Арысу (Арысь — В. Д.) и занять крепость Чимкент, расположенную на соединении путей из Коканда и нашим границам и владеющую, таким образом, узлом важных торговых путей, ведущих от наших границ к Бухаре, Коканду и Кульдже.

Таким образом, определение южной границы России в Средней Азии в конце 50-нач. 60-х годов XIX века, в значительной степени определялось ландшафтно-географическими факторами, что в сочетании с определенной международной политической обстановкой в Европе и событиями в приграничной с Кокандским и Хивинским ханствами зонами, повлекло за собой вторжение русских войск на территорию земледельческих оазисов Средней Азии. Ландшафтно-географический фактор явился, таким образом не главной причиной, но главным пусковым механизмом военной политики 1864-1865гг.

Граница, как линия горизонта.

Момент приема решения, 20 декабря 1863 года, о соединении пограничных линий интересен не столько военными действиями в следующем году, сколько действиями России в этом регионе на протяжении пяти ближайших за этим лет, для которых документ, утвержденный в декабре послужил своеобразным пусковым механизмом. Для нас это событие важно тем, что полностью и исчерпывающе объясняет присоединение части Средней Азии к России, произошедшее именно в этот период. Вот как выглядит этот документ (обратите внимание на последний, 3-й его пункт): По всеподданнейшем докладе предложения командира отдельного Оренбургского корпуса о соединении передовых Оренбургской и Сибирской линии, Государь Император 20-го минувшего декабря Высочайше повелеть соизволил:

1.С будущего 1864 года приступить к соединению передовых Оренбургской и Сибирской линий, на предложенных генерал-адъютантом Безаком основаниях, т.е. от Джулека на Сыр-Дарье, через Сузак, на Аулиэ-ата и далее по хребту Каратауских гор, занять Сузак войсками отдельного Оренбургского и Аулиэ-ата отдельного Сибирского корпуса с тем, чтобы впоследствии перенести границу на Арысь, проведя оную от Аулиэ-ата через Чимкент.

2.Разрешить генерал-адъютанту Безаку немедленно приступить к приготовлениям для предстоящей экспедиции, дабы отряды могли двинуться в степь с появлением подножного корма, к таким же приготовлениям приступить и со стороны Западной Сибири, немедленно по утверждении сметы потребных для сего денежных расходов;

3. Самый способ исполнения предприятия предоставить ближайшему усмотрению обоих корпусных командиров, по их взаимному согласию.

О таковой Высочайшей воле, объявленной командирам отдельного Оренбургского и Сибирского корпусов и министру финансов, имею честь сообщить Вашему Сиятельству.

Подпись: ген.-адъют. Милютин.

Таким образом первоначально линию границы, которая должна была соединить Оренбургскую и Сибирскую линии планировалось провести по Каратаускому хребту, но первые его обследования выявили, что он очень беден водой и снабжение размещенных здесь войск обойдется очень дорого. В связи с этим признано было необходимым утвердиться по реке Арысу и занять крепость Чимкент, расположенную на соединении путей из Коканда к нашим границам и владеющую таким образом, узлом важных торговых путей, ведущих от наших границ к Бухаре, Коканду и Кульдже. С другой стороны нельзя было миновать и г. Туркестан, служивший центром враждебной нам агитацией и обещавший в будущем серьезные затруднения.

Город Туркестан был взят русскими войсками 11 июня 1864 года, а 22 сентября — был занят и Чимкент.

Именно с этого момента усмотрения корпусных командиров, именно чисто военные соображения оперативного характера начинают доминировать над политическими решениями руководства России в регионе: страна начинает проваливаться в Среднюю Азию словно в песчаную воронку зыбучих песков! Линия будущей границы все время ускользает от взора государственных деятелей и их остро отточенные карандаши никак ни могут зафиксировать ее на карте.

Проследив исторический ход постепенного распространения русской власти в Средней Азии, нельзя не придти к заключению, что до последнего времени все приобретения наши в этой стране делались не на основании определенной системы, не для достижения известной цели, но под влиянием временных обстоятельств и личных, иногда односторонних, воззрений местных начальников. В виду необъятного пространства киргизской степи, постепенно занятой нами без всякой определенной системы, невольно увлекаешься мыслью, что в поступательном движению России к югу-востоку есть определенный закон, не подчиняющийся человеческим соображениям, и что, занимая среднюю и нижнюю часть Сыр-Дарьи, мы неминуемо, рано или поздно, должны будем занять и ее верховья, т.е. все Кокандское ханство. Действительно русские владения в Средней Азии получили бы тогда естественные рубежи, а именно: Тян-Шанский хребет, отрог его Кашгар-даван, отделяющий горную часть Кокандского ханства от Бухары, и Кизыл-кумские пески. Но, не делая заключений о том, что предстоит нам в будущем, необходимо теперь же решить вопрос, на чем должны мы остановиться в настоящее время в Средней Азии, дабы согласно решению, которое будет принято, наши пограничные начальники могли действовать на основании прочных инструкций систематически направляя все усилия к достижению определенной цели.

Не останавливаясь на комментарии доклада императору министра иностранных дел и военного министра о определении границ России в Средней Азии, приведу еще один документ на эту тему, относящийся также к осени 1864 года. Он принадлежит перу вице — канцлера России Горчакову и также адресовано императору Александру II. Из-за концептуальной полноты данного документа, подробно раскрывающего мотивы действий страны в Средней Азии, не смотря на его значительные размеры, рискну привести его почти полностью:

Принимая во внимание неопределенность нашего политического положения в Средней Азии, постоянно перенесение вперед нашей граничной линии и результаты, достигнутые нашей экспедицией в нынешнем (1864-В.Д.) году, осмеливаюсь поднести при сем на Высочайшее воззрение Вашего Императорского Величества, составленные в Министерстве Иностранных Дел записки, из которых … третья перечисляет различные проекты соединения линий Сибирской и Оренбургской, с указанием их выгод и не выгод, и, наконец, четвертая включает в себе предложение о новой нашей линии к границе, а также о политическом образе наших действий относительно Средней Азии. Военный министр, которому эти записки были сообщены в общих чертах, выразил со своей стороны одобрение тех мыслей, которые служили им основанием.

Долгом считаю присовокупить, что, при составлении этого труда, имелось преимущественно в виду, сокращение расходов, устройство нашей торговли на широких и прочных основаниях, окончательное определение нашего положения в Средней Азии и непременная неподвижность в будущем наших там границ.

Приложение.

Исторический обзор наших действий в степи.

Отношение России к Средней Азии, при самом беглом обзоре обнаруживает, что не взирая на наше постоянное нежелание распространять завоеваниями наши пределы, что мы, под влиянием настоятельных требований нашей торговли и какого-то таинственного, но непреодолимого тяготения к Востоку, постоянно продвигались вглубь степи.

Всякому известно, что азиатцы уважают лишь действительную силу; на них неотразимо действует лишь непременная воля и упорство в достижении предложенной цели; они покоряются только совершившемуся факту. Кокандцы не имеют ясного понятия о могуществе России, наука экспедиции графа Перовского дала им об этом могуществе крайне ложное понятие, и взятие, с большим промежутком времени, Ак-мечети, Джулека, Токмала и Мерке, хотя производило выгодное для нас впечатление, но изглаживалось отступлением наших отрядов, которое азиатцы объясняли себе нашим бессилием.

Должно сознаться также, что самые намерения нашего правительства относительно этого края подвергались беспрерывным и весьма существенным изменениям и что мы, постоянно руководясь искренним желанием не увлекаться новыми проблемами, должны были против воли повиноваться влиянию неумолимой необходимости. Как не опасались мы обратить на себя своими действиями в Средней Азии завистливое внимание Европы и в особенности Англия, мы все углублялись внутрь степи и становились, хотя и нерешительною, но в то же время завоевательной ногою в этом заманчивом крае. Это замечание не должно служить упреком России: весьма естественно и справедливо желание ее не раздражать Европы, не расширять и без того слишком обширных своих пределов, сохранять все свои средства для внутреннего своего развития; но строго миролюбивая политика невозможна для государства сильного и гражданственного, при соприкосновении его с племенами полудикими; эти племена или силою внутреннего переворота должны сами стать на этот же уровень гражданственности, или должны быть поглощены сильным соседом. Примеры в защиту этого мнения слишком изобильны.

… А потому нам кажется, что не следует сожалеть о совершившемся уже движении нашей границы внутрь степи и должно только, во-первых, извлечь из него возможно выгодные результаты и, во-вторых, постараться изыскать такое средство, которое, удовлетворяя законным требованиям торговли и политики, дозволило бы нам остановить движение своей линии, прекратить расходы и упрочить за собою занятый край.

Проект соединения Оренбургской и Сибирской линий.

Не только оставить за собой Чимкент, но заняв и Ташкент, поставить его от нас в зависимость, учредив там правление под нашим покровительством.

Подобная мера была бы крайне опасна и не только не положило бы предела нашему движению вглубь Средней Азии, но, напротив, сделала бы наши отношения к ней крайне неопределенными и вовлекла бы нас в прямое участие во всех войнах и смутах, беспрестанно возникающих между разными ханствами. Учредив в Ташкенте правление, мы были бы уже обязаны, не взирая на тяжесть пожертвований, защищать его и против соседних владений и против внутренних возмущений, а это неминуемо повело бы нас на Кокан, потом на Бухару и, наконец, и далее.

Заняв Ташкент, приняв его в наше владение и провести линию от Сыр-Дарьи по хребту гор, сперва по Кендыр-тау, а потом по Кызыл-Курту или по Кетмень-тюбе, до западной оконечности озера Исыккуль.

Богатство произведений и предметов продовольствия и торговли в Ташкентском крае делают это предположение крайне заманчивым, но, как кажется, невыгоды его далеко превышают преимущества, основанные впрочем, на данных более или менее гадательных:

а ) занятие этого края, уже оседло населенного, принесло бы менее действительных выгод, чем соприкосновение к нему нашей границы (будет точнее объяснено далее); б ) наша колонизация, а вместе с тем обрусение края и гражданское в нем устройство были бы, если не совершенно не возможны, то, крайней мере, несравненно труднее, чем в землях, занятых лишь кочевыми племенами; в ) установление со временем прочных, мирных отношений к Кокану и Бухаре сделалось-бы неисполнимым и потребовало-бы уже не наезды, а ведение постоянной разорительной войны, надолго воспрепятствовала бы торговле извлечь ожидаемые выгоды из занятого края, и г ) для обеспечения нового владения с Востока, потребовалось бы покорение всех кокандских городов и укреплений, находящихся в горной стране, между рекою Чу и Нарыном, а также и хищнических племен дикокаменных киргизов, там кочующих, что завлекло бы нас в большие издержки, потребовало бы великих усилий и доставило бы нам страну, весьма мало способную к заселению и представлящую множество затруднений к удержанию в зависимости.

Отзыв военного Министра Дмитрия Милютина на этот документ, переданный ему императором, еще раз блестяще показывает истинное положение дел, а именно — отсутствие четкой политической линии в присоединении территорий Средней Азии, своеобразный самотек событий:

Приложенную записку одобряю. Полагал бы я сделать одно изменение: Река Арыс не может уже служить собственно границею, так как впереди ее лежит Чимкент, уже занятый нашими войсками и составляющий передовой пункт весьма выгодный для прикрытия всего позади лежащего пространства.

…Пограничная же линия должна быть проведена впереди Чимкента. Может быть, найдется между Чимкентом и Ташкентом какой-нибудь отрог гор или водораздел, который всегда бывают выгоднее для границ чем течение реки, столь не значительной, какова Арыс. Подобная река потому не может служить границею, что нам необходимо владеть обоими ее берегами; без этого мы не можем и обеспечить сообщения по долине Арыс с Аулиэ-Ата.

Где, именно, можно полагать границу между Чимкентом и Ташкентом, — отсюда решить нельзя; надобно предоставить это решение самого генерала-майору Черняеву на месте.

Д. Милютин.

Мы снова возвращаемся к усмотрению корпусных командиров, которые и были в этот момент истинными творцами государственной политики в регионе! В результате 17 июня 1865 года войска генерала Михаила Черняева штурмом взяли Ташкент — процесс увязания продолжался, а линия будущей границы опять замаячила впереди, словно ускользающий мираж …

Дело осложнилось тем, что после разгрома кокандских войск под Ниязбеком и в Ташкенте русскому правительству не удалось создать в Ташкентском оазисе независимое ханство, своеобразную нейтральную прокладку между территорией Российской империи и независимыми среднеазиатскими государствами: население Ташкента… попросту отказалось от независимости, предпочтя русскую колониальную администрацию!

Среди всех перечисленных в приведенных документах мотивов отсутствует стремление к приобретению территории в целях колониального освоения. К слову сказать, переселение русских крестьян в регион в период 60-х годов XIX по 1917 г. проводилось в строгом соответствии с приобретением (покупкой) земель для переселенцев у оседлого местного населения.

Экономические выгоды обладания новой территорией в центре Азии были настолько малы и призрачны (в первых двух десятилетиях — они попросту отсутствовали т. е. Туркестанское генерал-губернаторство было дотационным), что разговоры о них до 1917 года были скорее слабым оправданием огромных затрат! Натужное обоснование экономических причин присоединения Средней Азии в советской историографии, это лишь издержки марксистско-ленинской идеологии, пытавшейся уложить всю историю в прокрустово ложе развития производственных сил и производственных отношений. При внимательном же рассмотрении событий однозначно видны лишь геополитические причины, требующие для исследования совершенно отличного от прежде применяемого методологического аппарата.