Экспедиция на плато Устюрт

В.А. КЕТКОВИЧ
директор Фонда этногеографических исследований,
действительный член Русского географического общества
Останцы, сейчас находящиеся уже за пределами плато, напоминают гигантские курганы Это было первое настоящее путешествие, предпринятое автором. В состав группы помимо автора, в то время студента четвертого курса геофака МПГУ, входили уже известный тогда путешествиями по Южной Америке Анатолий Хижняк, альпинист — покоритель Домбая Александр Поляков, любознательный студент Алексей Авилов и эрудированный биолог Дмитрий Усов. Все мы были готовы к самым рискованным приключениям. Украшала нашу мужскую компанию девушка Татьяна, сотрудница Главного ботанического сада РАН. Узнав о возможности собрать семена редких растений на изолированном плато, отважная девушка-ботаник без колебаний влилась в наш коллектив и с честью выдержала все три нелегкие походные недели. Идея вынашивалась в студенческом общежитии геофака, что на улице Космонавтов, оттуда же нас и провожали в путь романтично настроенные однокурсники. Инициатором поездки и руководителем группы стал Анатолий Хижняк, чей авторитет на геофаке был абсолютен и непререкаем.
Кошары на плато буквально врастают в землю Несмотря на то, что в ту пору мы были юны и неопытны в области дальних странствий, наша группа поставила перед собой вполне серьезные научные задачи. Мы собирались применить на практике знания, полученные в университетских аудиториях и во время летних полевых практик. Планировалось выполнить геологическое описание чинка (для этих целей Александр Поляков раздобыл где-то альпинистские веревки и даже вывозил наш коллектив на подмосковные скалы для тренировок), провести фотосъемку территории и, если повезет, обнаружить остатки стоянок первобытного человека. Почему-то Анатолий был уверен, что безжизненные ныне пространства Устюрта некогда были заселены троглодитами, которые проживали в пещерах на уступе плато — чинке. Помимо веревок, фотоаппаратуры, карты и компаса с курвиметром, в нашем арсенале были ракетница и химический свет, обычно используемый спелеологами. Основную тяжесть составляли палатки и запасы еды в консервах — зная о том, что там почти нет поселений, мы запаслись провизией еще в Москве.
Поверхность такыра Выезжали мы в начале апреля, когда в тех местах еще дуют холодные ветры и ночная температура опускается ниже нуля, поэтому мы запаслись теплыми вещами, которые очень пригодились.

Каменные шары —
железо-марганцевые конкреции,
образовавшиеся когда-то на дне моря

Самолет местных казахских авиалиний добросил нас из Астаны до Актау (Шевченко), крупного города, расположенного на берегу Каспия. Море, когда мы вышли на набережную, было суровым и неприветливым, об камни разбивались тяжелые свинцовые волны, дул пронизывающий ветер. Обстановка не способствовала расслаблению и настраивала на серьезный лад. 

Следующим транспортным средством в нашем путешествии был рейсовый автобус, который за несколько часов добросил нас на восток, до поселка городского типа под названием Узень. Это был последний населенный пункт на подступах к Устюрту, и именно там нам предстояло найти транспорт, чтобы попасть на плато. Заночевав в спортзале местной средней школы, наутро мы отправились на поиски машины. На первых двух автобазах, когда мы излагали наши намерения, шоферы раскатисто хохотали. Никакие доводы не могли убедить их, что задуманное нами путешествие серьезно. «Там же нет дорог, — говорили они, — да и людей там нет, зачем туда ехать?» Логика была железной, и мы, уже без особых надежд, вышли к третьей автобазе. И там неожиданно нам улыбнулось счастье. Два шофера, водители огромного водовоза Газ-64, согласились подбросить нас до Западного чинка, даже более того, посоветовали место, куда можно приехать. Место это называлось Бекет-Ата, там, по уверениям шоферов, жили люди. Выбирать не приходилось, и к вечеру наша группа принялась осваивать водовоз. Пустую цистерну решено было использовать в качестве багажного отделения, однако все участники не помещались в кабину, и нам с Алексеем Авиловым пришлось также забраться в цистерну, поближе к вещам. Поездка заняла всю ночь и явилась хорошей школой выживания на подступах к суровому плато. Дорога, как нас и предупреждали, отсутствовала — ее заменяли несколько десятков колей, оставленных за последние годы другими машинами. Колеи эти то сходились вместе, то разбегались в разные стороны десятками путей — полная свобода выбора. Если бы не мастерство наших шоферов, до этого несколько раз посещавших Бекет-Ату, не увидели бы мы загадочного плато. Несколько раз мы преодолевали крутые подъемы и спуски, объезжали каменные россыпи и одиночные глыбы. Трясло внутри цистерны нещадно, причем в тело впивались различные части багажа, сваленные в кучу на дне и по краям. Помню, как-то я с трудом разогнулся и, подойдя к люку, выглянул наружу — посреди бескрайнего простора, освещенного тревожным светом луны, я увидел двух пасущихся верблюдов. О своем наблюдении я немедленно крикнул Алексею внутрь цистерны, в ответ из железной бочки почему-то донеслись крики и бранные слова. Верблюды тут были ни при чем — просто в тот самый момент под ребра Алексею ушла деревянная папка для гербариев из арсенала Татьяны.

Разрушенные каменные шары
похожи на обкусанные яблоки

Утро мы встречали в Бекет-Ате. Еще в Узене, посовещавшись с шоферами и работником местной администрации Казбеком, мы решили сделать этот пункт центральной базой экспедиции и совершать оттуда радиальные выходы.
Бекет-Ата — название священного места на самом краю чинка, на высоте около 350 метров над уровнем моря. В Средние века здесь жил и проповедовал мусульманский святой Бекет. Он ушел от людей, стал отшельником и выдолбил себе пещеру в меловых скалах Западного чинка. Однако ученики последовали за ним и постепенно в этом месте выросла целая школа, если можно так назвать с десяток пещерок-келий, выкопанных прямо на вертикальной стене уступа. Место это считается священным до сих пор, к моменту нашего приезда там располагалось несколько хозяйственных построек, обнесенных забором. 

Поодаль стояла недействующая метеостанция. У подножия чинка находилось старинное кладбище, вероятно, это были могилы Бекета, его учеников и последователей. Всем хозяйством там заправляли начальник, представившийся Сансейбаем, и его молодой помощник Нурик.

Останцы на месте
отступившего чинка

Бекет-Атудо сих пор посещают паломники. Вернувшись на базу после одного из трехдневных радиальных выходов, мы застали на территории несколько казахских семей. Причем это были редкие в наше время кочевые казахи, которые перевозят с собой войлочные юрты и домашнюю утварь. В нашем случае семьи прибыли на грузовике, с ними приехали несколько баранов. Раскинув юрту и совершив положенные в этом месте обряды и моления, казахи пригласили нас на торжественный ужин. 

Бараны, оказавшиеся жертвенными, были заколоты, и из них приготовили блюда, характерные для кухни кочевых казахов: мясную поджарку каурдак и похлебку бешбармак. Во время совместного употребления бешбармака пожилой казах, старейшина рода, вынул из котла довольно крупную баранью кость и спросил у нас, кто в группе главный. Мы все указали на Анатолия. «Глотай, — сказал Толе старейшина, протягивая кость, — задери голову, открой рот и глотай!» Оказалось, что так в местной традиции оказывается уважение гостям… Следовать обряду Анатолий не стал, все-таки был риск с непривычки подавиться, но бешбармак и каурдак, — прямо из котлов, с пылу с жару — после двух недель употребления консервов показались нам самыми вкусными и изысканными блюдами на свете.

Каньон и ровные участки
окружающей плато поверхности

И в следующее наше возвращение на базу мы обнаружили в Бекет-Ате гостя, на этот раз это был казах-предприниматель, который ехал из Китая на грузовике с дешевой рисовой водкой, разлитой в пластиковую тару. Его остановка в Бекет-Ате была вынужденной, у него сломалась машина. От безысходности казах-бизнесмен ушел в запой, уничтожая запасы из своего грузовика. Подобное поведение Сансейбай счел недопустимым и выдворил незадачливого коммерсанта за пределы забора, ограждающего святое место. Впрочем, дебошир нарушал запреты

 и постоянно маячил перед нами, искушая нас дешевым алкоголем. Помог ему починить машину и покинуть Устюрт наш шофер, водитель водовоза, прибывший, как и было договорено, за нами по истечении трех недель.
Итак, за исключением нескольких дней, проведенных в Бекет-Ате, наша группа активно изучала плато Устюрт в районе Западного чинка, совершая радиальные выходы в разные стороны от базы.

Остатки караван-сарая напоминают древние мегалитические сооружения Стоунхенджа Плато Устюрт занимает огромные пространства между Аральским и Каспийским морями и представляет собой ровную каменистую поверхность, ограниченную чинком — крутым труднодоступным обрывом высотой около 150 м (Восточный чинк, обращенный в сторону Арала, достигает и 190 м). Абсолютные высоты Устюрта на большей части его площади превышают 300 м, местами до 370 м, окружающего пространства — около 150 м. Плато сложено с поверхности известняками, в обрывах обнажаются также доломиты, под яркими лучами солнца местами сверкают кристаллы гипса. Чинк непрерывной извилистой линией протягивается на сотни километров, он особенно хорошо выражен на восточном краю плато, высок также Западный чинк; Северный чинк выражен менее четко, на юге обрыв прослеживается не везде. Под действием эрозии и карста чинки постепенно смещаются, отъедая у плато все новые участки, но из-за сухости климата этот процесс идет очень медленно.

Чинк. На переднем плане — каменные шары

Изучая плато, мы везде буквально ощущали дыхание моря, которое плескалось в этих местах в начале и середине кайнозойской эры. Так, выполняя стратиграфическое описание разреза чинка (вот где пригодились веревки и навыки альпинизма, полученные в Москве), мы спускались вниз по разрезу слоев осадочных пород. Известняки имели множество вкраплений ракушек, а некоторые слои были представлены собственно ракушечником. Напоминали о море и огромные каменные шары, повсеместно встречающиеся на нижнем уровне рельефа, как 

будто разбросанные великанами для какой-то игры наподобие бильярда, — железо-марганцевые конкреции. Эти шары формировались на дне моря, а потом, как более устойчивые к выветриванию, оказались на поверхности, когда окружающие их известняки и доломиты были размыты водой. Шары, подвергшиеся разрушению, напоминали объеденные со всех сторон яблоки. Ровный пустынный рельеф с каменными шарами и чинком на горизонте уводил мысли от Земли, нам казалось, что по невероятной случайности мы исследуем иную, незнакомую планету. Помню один вечер, когда мы с Анатолием отправились на разведку в глубь мелового каньона (мы надеялись встретить в конце каньона стоянку первобытных людей). Поход затянулся, каньон постепенно сужался, меловые белые скалы подступали все ближе и ближе. По пути нам попалось несколько скелетов животных, а в конце концов мы увидели зев пещеры. Вход в нее располагался очень высоко, веревок у нас с собой не было, и мы решили возвращаться обратно к ребятам. И тут, поднявшись на край меловой скалы, мы увидели закат — он окрасил волнистые белые породы в удивительный багряный цвет, — мне до сих пор кажется, что этой картине могли бы позавидовать многие знаменитые национальные парки мира! Кстати говоря, в этих отложениях Саша Поляков на следующий день обнаружил у себя под ногами окаменевший зуб древней акулы — снова прикосновение моря.

Чинк. У подножия — то,
что получается в результате
его разрушения

На нижнем ярусе рельефа встречаются крупные останцы. По форме они напоминали огромные курганы, мы даже поначалу приняли их за творение рук — то ли человеческих, то ли тех самых гигантов, что усыпали поверхность каменными шарами. Короче говоря, таких фантастических пейзажей, как на этом безлюдном плато, я не встречал с тех пор нигде. Эта поездка убедила меня в том, что нет науки интереснее географии, нет ничего увлекательней путешествий и открытий новых мест и, наконец, что наша планета настолько прекрасна и удивительна, что можно смело посвятить свою жизнь ее изучению.
Наше пребывание на Устюрте пришлось на апрель, весна вступала в свои права, и природа постепенно 

пробуждалась. Происходило это прямо на наших глазах — если в начале экспедиции плато казалось безжизненной каменистой пустыней, то к концу появились травы, зацвели первые цветы, появились насекомые и черепахи, стало теплее — унялись холодные ветры, днем можно было ходить без рубашек.

Карстовая пещера в известняках Животный мир Устюрта не сразу открылся нашим глазам. Однако постепенно мы увидели колонии песчанок, сусликов и тушканчиков. Поражало воображение и большое количество хищных птиц — грифов и орлов. Они чувствовали себя в безопасности, восседая на скалах чинка, и даже не улетали, когда наш отряд проходил мимо. К Бекет-Ате часто подходили сайгаки. Впрочем, разглядеть вблизи этих животных, а тем более сфотографировать их оказалось невозможно — несколько раз я с фотокамерой осторожно направлялся в их сторону, но всякий раз один из сайгаков настороженно поднимал голову, смотрел в мою сторону, разворачивался и бежал прочь, увлекая за собой все стадо; догнать их проблематично даже на автомобиле. Более любопытными и менее пугливыми оказались архары.

Их мы встречали на склонах чинка во время походов. Эти животные предпочитают держаться чинка и мигрируют с верхнего на нижний ярусы плато и обратно. Нашу группу архары не боялись, напротив, даже подходили поближе, — вероятно, это были молодые бараны, еще не знакомые с опасностями, которые исходят от человека. Нам удалось сделать несколько редких фотокадров, на которых запечатлены устюртские архары в естественной среде обитания. К своему удивлению, мы встретили на плато диких лошадей. Они держались табунами и, подобно сайгакам, не подпускали нас близко, с той лишь разницей, что сайгаки, начав свой бег, заканчивали его уже за горизонтом, а лошади, отбежав на несколько сотен метров, останавливались и продолжали наблюдение. У Сансейбая и Нурика мы узнали историю появления на Устюрте диких лошадей — оказывается, их когда-то разводили казахи, было даже какое-то подобие фермы, а потом лошади сбежали и прижились на суровом плато. Дикие табуны чувствовали себя хорошо, о чем свидетельствовал приплод — молодые жеребята, ни разу не видевшие человека вблизи.

Весенние ручьи разрушают плато Что касается хозяйственной деятельности и человеческих поселений — в настоящее время плато практически безлюдно. Среди причин следует указать отсутствие воды (в Бекет-Ату, например, ее завозит раз в три-четыре месяца тот самый водовоз), отсутствие дорог и инфраструктуры, а также суровость природных условий — холода зимой и высокие температуры летом. Единственным видом хозяйственной деятельности является животноводство — весной и осенью кочевые казахи пригоняют сюда стада овец. О том, насколько интенсивна эта деятельность, сказать трудно, за три недели походов по Устюрту в районе Западного чинка мы встретили всего лишь две пустующие кошары, — полуизбушки-полуземлянки, накрытые сверху толем и утепленные изнутри паклей.

Ранее, в Средневековье, плато использовалось людьми более интенсивно. Помимо пещерного комплекса Бекет-Ата, мы встретили в разных местах еще два старинных кладбища. Камни на могилах вросли в землю, были покрыты лишайниками. Однажды ночью мы предприняли раскопки могилы. По сопутствующим предметам в захоронении мы хотели примерно датировать кладбище, а значит, и определить, в какое время на плато было больше людей. Раскопки длились всю ночь при свете фонариков. Со стороны наши работы на кладбище в призрачном зеленоватом свете, должно быть, выглядели жутко, но мы боялись, что днем нас заметят со случайно проезжающей машины, не хотелось задевать чувства современных казахов. К утру захоронение было раскопано. Скелет располагался по линии восток—запад, голова его была приподнята и смотрела на восход. Могила была не очень глубокой, около метра, а само тело располагалось в узкой выдолбленной в известняке расселине. Никаких сопутствующих предметов в могиле мы не нашли — либо в традициях того времени их не клали в могилу, либо их вынули сразу после погребения. Человек к моменту смерти был молод — хорошо сохранились зубы, и поразил нас высоким ростом, под два метра. Вполне возможно, что это был европеец. Утром мы закопали могилу и привели ее в надлежащий вид, аккуратно уложив сверху камни.

Впадина Карагие Сероводородный горько-соленый минеральный источник Неподалеку от этого кладбища мы встретили еще следы пребывания человека. Это был каменный забор протяженностью несколько сотен метров, причем по углам этого забора располагались круглые остатки сторожевых башен. Со стороны забор напоминал мегалитические сооружения английского Стоунхенджа, только в миниатюре. Камни тоже вросли в землю и сейчас поднимаются над поверхностью примерно на полметра. Мы нанесли этот памятник на карту и пришли к выводу, что в свое время здесь располагался караван-сарай. Возможно, караваны отдыхали в этом месте по пути из Китая на Запад и обратно. Может быть, это были даже следы Великого шелкового пути. Интересно, что ни старожилы Бекет-Аты, ни шоферы, ни работники администрации в Узене ничего не знали об этом памятнике.

Любопытные архары
подпускали к себе довольно близко

На обратном пути из Узеня в Актау мы заночевали во впадине Карагие. Конечно, мы могли бы проехать и мимо, но не задержаться в самом низком месте бывшего Советского Союза (–132 м) было непростительно для студентов-географов. И вот, удивив водителя автобуса, мы выгрузили вещи и направились прочь от дороги. Место, случайно выбранное нами для ночевки, оказалось бывшим бальнеологическим курортом. На небольшом участке земли Карагие мы обнаружили три горько-соленых сероводородных источника и остатки рекреационных сооружений вокруг. Ночное небо, как и на Устюрте, сияло мириадами звезд и, казалось, было совсем близко. Прямо над нами всю эту поездку, за исключением времени полнолуния, сияло созвездие Ориона.

 Возможно, в ту ночь у Алексея Авилова родились строки песни, посвященной нашей поездке на плато Устюрт: «Дорогу в рай мечом укажет Орион…

Пустынный край на перекрестке всех времен». Во впадине Карагие у ночного костра мы достали из рюкзака сбереженную бутылку спирта. Хотелось отметить счастливое завершение первой серьезной экспедиции. Действительно, довольны были все — и Татьяна, возвращавшаяся домой с полными гербарными папками и запасом семян, и Саша Поляков, раздобывший на плато редчайший амулет — окаменевший акулий зуб, и Митя Усов, впервые выбравшийся дальше Москвы из своего родного города Мышкина, да что говорить — все мы испытывали чувство радости и гордости от того, что предприятие завершилось столь успешно.
На следующее утро мы благополучно вернулись в Актау. С огромным удовольствием я бы вновь посетил суровое и красивейшее плато Устюрт.