В. Сапожников

Сайт автора

22.10.03г. Привет! Я снова на переднем сидении УАЗика. И, представь себе, машина опять стоит на плато Устюрт. Застыла в сонном ожидании, ибо сегодня мы уже отъездились, упарились в степи под металлической крышей, и, честно говоря, не имеем никакого желания ещё куда-нибудь ехать по просторам опалённого солнцем плато – хотя бы до завтрашнего утра. Нынче у нашей экспедиции выдался удивительный по своей непрактичности день: мы в прямом смысле ждали у Моря погоды. То есть гужевались на берегу Западного Арала и поглядывали на покрытую белыми барашками морскую бескрайность. Надеялись, что волнение уляжется и мы сможем выйти на работу – то есть отойти от берега на скоростном катере под мотором «Jamaha» и унестись с ветерком брать всякие разные пробы на пространстве между западным берегом и той землёй, в которую превратился за десятилетия осушки остров Возрождения. Вчера так оно и случилось – в Море мы вышли, поскольку у нашего берега никаких особо пенных волн не было. Под единым массивом Возрождения, в полутора километрах от которого мы очутились к вечеру, вообще лежал полный масляный штиль. Вчера мы отработали целый разрез из шести станций поперёк Западного Арала – сегодня весь день пропупырялись бестолку. Экспедиция происходит обычным порядком и над стихией мы не властны.
Сейчас в этих местах хорошо и спокойно. Ветра почти нет. Вернее будет сказать, что он всё же есть, но совсем не такой сильный и навязчивый, каким был в ноябре прошлого года, когда я очутился здесь впервые. Дни стоят всё больше солнечные. Бесконечное небо размашисто разукрашено перистыми облаками. Степь почти сухая – светло-бурая, с отливом в охру. Полынь и местная кустистая «лебеда» (что-то из семейства маревых) уже совсем сухие. Встречаются – часто и, местами, во множестве – малиновой расцветки солянки. Стебли у этих растений покрыты коротенькими толстенькими листочками, под которыми густой россыпью сидят мелкие коричнево-красные плоды. Я оторвал веточку такой солянки и размял её в пальцах, чтобы увидеть, какой у неё сок. На пальцах остались брызги интенсивно-оранжевой, горько пахнущей жидкости. Живые они сейчас, эти солянки, и преспокойно себе вегетируют в октябрьской степи под солнцем и ветром.
А с чего бы им не жить, если пару дней назад почти полдня моросил крупнокапельный степной дождь. До той самой ночи, когда он так ненавязчиво начался, мы с Олегом Строгановым (он гидрофизик) и Умидом (нашим узбекским коллегой, гляциологом) спали на улице, под навесом. Тут есть такой небольшой топчанчик с крышей – открытая верандочка, приделанная к дому метеостанции специально для того, чтобы узбеки могли сидеть на ней, скрестив ноги, и пить чай. А мы втроём на этой верандочке дрыхли. Сейчас УАЗик упирается носом почти в самый топчанчик. Глядя на его опустевшую поверхность, я думаю, что можно было бы возобновить ночёвки на открытом воздухе… Но далёк от конкретики в этих намерениях, ибо в ту самую дождливую ночь, укутав голову курткой от ветра и погрузив тело в спальник, я весьма неожиданно проснулся именно оттого, что по куртке снаружи течёт вода. А ещё услышал шум дождя. Явление было для здешних мест не слишком обычным. Но куртка у меня непромокаемая – под дождём – так что я заснул снова. Мои спутники по ночлегу, начав стремительно мокнуть, переползли поглубже под навес. Олег вообще залёг где-то там, где у меня кончались ноги. Так что, когда заливать стало сильнее, и отдельные струи стали скатываться внутрь моего спального кокона по складкам его поверхности, я не смог ретироваться вслед за друзьями – мешало спящее Олегово тело. Сбрызнув воду с ткани и плотнее укутавшись, я заснул снова.
Ближе к утру из дому вышел начальник нашей экспедиции, Пётр Олегович Завьялов, увидел раскиданные на топчане под навесом кучи мокрой одежды и решил их убрать. Он был сильно удивлён, когда дёрнул ближайшую к краю кучу и обнаружил в ней сосредоточенно дремлющего меня. Остаток проливаемой дождём ночи мы трое провели в доме, старательно пытаясь согреться.
Только что в дверное стекло возле моего правого плеча долбанулась сналёту какая-то хищная птица. Она преследовала воробья, но маленький странник степей оказался проворнее и упорхнул вверх в дюйме от преграды, а птица не успела. Шарахнулась в стекло грудью и крыльями, на мгновение явив мне свой ошеломлённый профиль, и отлетела. Небольшая такая птица, пёстрая, размером со среднего сокола. Издали она похожа на ворону или сойку, вокруг горла у неё светлая полоса. Но это точно не ворон, потому что сейчас она сидит на куче вывороченной земли за забором метеостанции, а вороны бродят вокруг и она на них совершенно не похожа. Это не ворон, это – копчик.
Спешу заметить, что птиц в этих местах довольно много. Чаще они мелкие, не крупнее воробья или щегла. В большинстве своём это всё те же степные воробьи и зарянки. Из более крупных птиц, кроме упомянутых воронов, встречаются чайки – мы часто видим их над поверхностью моря или сидящими у кромки воды среди причудливых нагромождений пены. Кекликов, вернее кеклика – того самого, первого, не в атласе, а в жизни — я увидел удирающим от света фар нашей машины, когда мы поднимались на Устюрт по бетонке, возвращаясь вечером с берега Арала. С тех пор я знаю, как выглядит кеклик на самом деле, и всюду узнаю его сородичей в скалах и зарослях на побережье. Кеклик выглядит хорошо – он толстенький, короткокрылый и очень подвижный. Размером он с небольшую уточку, только лапы у него без перепонок. Бегает он, слегка переваливаясь, и окраска у него буроватая. По поверхности Моря иногда проплывают тёмноокрашенные нырковые уточки, некоторые – с выводком утят. Если есть утки, значит, для них существует пища. Во время морских маршрутов наш портативный эхолот «Humminbird» показывал рыбу в толще воды, но рыба эта была мелкой и попадалась редко, в основном – вблизи центрального разделительного массива суши. По нашим предположениям, основную роль в питании морских птиц на Западном Арале сейчас играют жаброногие рачки Artemia salina, в массе населяющие толщу воды от самой поверхности и, примерно, до 25-метровой глубины.
Заросли под склоном Устюрта… или под краем Устюрта – как говорят географы, под чинком Устюрта – под его прикрытием, в зоне отступления Моря, там, где оно постепенно отходило, оставляя за собою невысокие, усыпанные ракушками террасы – заросли здесь выглядят живыми и, местами, весьма сочными. Здешние саксаулы и тамариски, достигающие в высоту почти трёх метров, просто пышут зеленью, словно летняя жара только что отступила. Попадаются ярко-оранжевые, интенсивно-жёлтые и даже розовые кусты тамариска. В сочетании с розовой окраской каменных осыпей, на которых они растут, это выглядит несколько не по-земному. Или, скорее, просто непривычно для нас, европейцев, привыкших к иной цветовой гамме дикой природы. В ландшафте под чинком удивительно сочетаются пепельно-зелёные, жёлто-оранжевые и малиново-розовые тона. Среди усыхающей травянистой растительности по каменным россыпям вблизи Моря мы наблюдали обширные заросли красно-розовых кустов. Сперва я решил, что кусты цветут, но при ближайшем рассмотрении выяснил, что красно-розовые у них только плоды — плоские, словно лепестки, кожистые и полупрозрачные они сплошь усеивали их ветви. Чем-то эти растения напоминали садовую лунарию (или лунник), только семечко в каждой красной пластинке у них было только одно – зато самих пластиночек было превеликое множество, отчего кусты и казались малиново-красными.
Другие кусты – необыкновенно тонкие, раскидисто ветвящиеся и на вид совершенно сухие – были усыпаны по верхушкам мелкими сиреневыми цветочками. Чем-то они напоминали едва раскрывшиеся бутоны крокусов, только очень маленьких и забравшихся на самые кончики истончённых серых ветвей, чтобы расцвести как можно дальше от каменной поверхности. Основания стеблей у таких растений окружали розетки распластанных по камням, широких сухих листьев – чёрных и красных. Зоной их обитания была самая последняя полоса осушки в том месте, где скальные осыпи подходили к самой воде. Исходя из того, что мы видели с Моря во время выходов на катере, можно заключить, что на Западном побережье такой участок всего один и протяжённость его сравнительно невелика – всего около 800 м. Встречаются ли упомянутые растения на остальной части побережья? Скорее всего – да, но столь близко к воде уже не подходят из-за особенностей ландшафта.
На открытых участках берега саксаульно-тамарисковый оазис кончался примерно в 50-ти шагах от воды. Полоса песка, лежащая между этими зарослями и водой, в ноябре прошлого года являла собою «пухляк» – почва здесь была покрыта соляной «пудрой», оставшейся от бегущих по песку от моря обрывков пены. За минувший год Западный Арал практически не отступил вниз. Нам даже кажется, что он слегка прибавил, стал на пару дециметров полноводнее. За год, то ли от участившихся дождей, то ли другим естественным порядком, «пудра» на поверхности песка превратилась в тонкую кристаллическую корочку. Полоса просоленного ила, освободившаяся последней из-под воды летом и осенью прошлого года, теперь во многих местах сплошь поросла неприхотливыми солянками. Чем дальше от воды, тем обильнее становились заросли тёмно-малиновых солянок и полыней. В непосредственной близости от кромки прибоя, отмеченной полосами вынесенных на берег раковин давно умерших двустворчатых моллюсков, росли совсем уж невероятного вида солянки. Это были интенсивно-малинового цвета растения, всё существо которых являло собою червеобразные, скудно ветвящиеся хрящеватые стебли. Вокруг основания этих стеблей валялись осколки кристаллического панциря, который им пришлось пробить, выходя на поверхность. С трудом оторвав ветку в полпальца толщиной, я обнаружил свои пальцы окрашенными багряным соком – буквально на глазах он высох и осталась бледно-розовая корочка. Сок этих растений представляет собою насыщенный раствор солей, благодаря которым вода удерживается в тканях от испарения.
Сегодня ходили вдвоём узбекским коллегой-биологом, Рафшаном, вдоль по берегу – на Север. Внимательно смотрели, какие произошли за год изменения береговой линии. Вроде бы никаких существенных не произошло. Из-под ног скакали, как сумасшедшие, отогретые октябрьским солнцем кузнечики – серо-охристые, как пыль и сухая трава. Видели небольшого, но вполне себе настоящего тарантула – явление по октябрьским меркам редкое. В это время большинство пауков на Устюрте уже «спят», пребывая в устойчивом анабиозе. И это был не единственный паук, встреченный нами на берегу – двумя днями ранее, во время спуска на воду наших плавсредств, я видел нескольких пауков, двигавшихся по мокрому песку чуть ли не в полосе прибоя. В зарослях под чинком обитает множество зверей. На песке возле самой воды и на просоленной почве выше отпечаталось довольно много свежих следов. Стёжек крупных пауков – особенно широких и размашистых — к вящей моей радости не встретили ни одной. Судя по отпечаткам лап и копыт, в этих местах бродят волки, косули, шакалы и сайгаки. Интересно отметить, что следы животных, отчётливо впечатанные в соляную корку на поверхности ила, мы обнаружили уже на обратном пути – ближе к полудню. Наш маршрут до конечной точки занял часа 3. Это значит, что звери в большом количестве пересекали местность за такое краткое время. В целом, это не мудрено: люди здесь бывают крайне редко, мало кто спускается с Устюрта на берег Арала. По утрам, проезжая по извилистой колее среди рыжих тамарисков и раскидистых саксаулов к Морю, мы видели за раз одного-трёх зайцев, стремительно улепётывающих от неожиданно появившейся машины. В тот день мы с Рафшаном встретили ещё двух зверей: рыжую песчанку, сидевшую в сухих зарослях артемизии и смешно упавшую на хвост при нашем появлении, и пустынную лисицу-корсака. Последняя стремительно метнулась из-под розового куста тамариска, несколько раз мелькнула между холмами рассыпающеёся породы и вновь появилась примерно в ста шагах по направлению к чинку, напряжённо глядя в нашу сторону. Если она и испугалась человека, то в большей степени от неожиданности.
Сегодня на метеостанцию пришли двое казахов: очень загорелых, чумазых и пыльных. Обычное дело на Устюрте. Вот только эти двое явились сюда пешком и предстали перед нами уже во второй раз: полтора дня они уже были здесь, проходя тяжелогружёным лесовозом на Юг. Тогда у них что-то капитально испортилось на КРАЗе, тащившем за собою два гружёных дровами прицепа. К тому же кончилось горючее. А тут как раз совсем неожиданно вблизи показалась Актумсыкская метеостанция. Всего казахов на лесовозе было шестеро. Весь день они возились со своей техникой. К вечеру вернулась с берега Арала основная рабочая группа, странникам дали горючего и хлеба, накормили их, и лесовоз проследовал дальше по своему потайному контрабандному пути. Шёл он из Казахстана в Харезм – по крайней мере, так сказали эти люди. Сегодня двое из той партии явились за помощью снова: за всесторонней и пешком. Однако, помочь им горючим мы уже не можем, его у нас осталось впритык на все разъезды, а им надо много. Решаем, что с ними делать. Между тем пришельцы угрюмо сидят на лавочке возле дома и чего-то ждут – несмотря на то, что им уже очень вежливо и подробно разъяснили, что ждать больше нечего.
При восточном ветре на берегу Западного Арала по-прежнему много пены: белая пузырчатая масса скапливается в полосе прибоя, дрожит причудливыми наростами, отрывается аморфными клёцками и катится ветром по пересоленной почве, по пути развешиваясь на солянках.
В поездках на побережье нас сопровождает собака: полухищная, диковатой расцветки, невоспитанная и дурацкая, зато весёлая. Бежит по сухой степи рядом с машиной, хищно бежит и стремительно… А потом, очутившись на берегу, всюду суёт свой нос. Вчера утром, во время съёмки на видео презентации нашей экспедиции и представления сотрудников всему цивилизованному Миру, олицетворённому объективом видеокамеры, я стоял с собакой в руке – держал её за нижнюю челюсть суровой рукавицей, чтобы не мешала товарищам делать серьёзный вид. Собака стояла на задних лапах и сосредоточенно жевала мою защищённую крагой руку. Сегодня она сопровождала нас с Рафшаном на маршруте и всю дорогу пыталась на кого-то охотиться (отовсюду роями вылетали напуганные мелкие птички).

24.10.03г. Сегодня весь день провели на открытой местности. И теперь у меня ощущается попеременная пылевая закупорка воздухососных каналов. Это, я тебе скажу, явление сколь неприятное, столь же и несвоевременное. Ибо пыли нам ещё глотать-непереглотать во время колёсных перемещений. И пыли этой в условиях осеннего координатного поля из-под колёс летит немалое облако. Это самое поле называется координатным, ибо никаких ориантиров, заметных простым глазом, в нём нет, потому что оно – степь. Так что здесь имеет смысл перемещаться лишь по координатам. Ещё по степи умеет ориентироваться на своём вездеходном 69-м ГАЗике один из наших шофёров – Алексей. Как он это делает? По каким малозаметным приметам находит нужную колею среди множества разбегающихся по степи? Всё это нам неведомо. За глаза мы с почтением называем его Волком Пустыни.