A word on Aral
В. Сапожников
Так или иначе, жарко ли было там, на краю земли, ветрено ли, а через несколько часов утомительного челночного блуждания по мертвой полосе лодки были собраны, и все оборудование подготовлено в ту оптимальную кондицию, в которой его не только не страшно, но и полезно возить в море… на лодках. И повели мы лодки от берега. Взяли за бортовые лямки и повлекли за собой туда, где есть хоть полметра глубины, чтобы стало возможно надеть моторы. И шли мы долго – очень долго: гордо шли, романтически подняв голову и глядя вперед. Время от времени кидали взгляды назад и все отчетливей пери этом понимали, что берег все дальше, а глубина выше колен так и не поднимается. Бывают такие моря, я слышал о них ранее… И бывал даже в таких местах: в Рижском заливе, скажем, или на анапских пляжах. Только там глубина достигала коленной чашечки хоть и далеко от берега… но не в полукилометре же. В сочетании с абсолютно ровным берегом наше положение посреди практически открытого моря с лодками в руках выглядело абсурдно. Вот только немногие это видели: лишь те, кто остался в лагере у машин… да мерзкий демон Пятанах взирал на нас поверх своего свиного рыла откуда-нибудь из-за куста солянки. Никогда не доводилось слышать о Пятанахе? Это самый омерзительный демон Аралкума и прилегающих акваторий: строит козни путешественникам и странствующим ученым. Для того и преследует их повсюду на Арале. Скачет по пескам и солончаковым осушкам на своем оранжевом верблюде, и его синий халат с розовыми звездами развевается на горячем ветру, предвещая неприятности. Впрочем, обычно предвестником оных служит уже одно лишь оранжевое пятнышко на берегу, хорошо заметное издали – верблюд Пятанаха. Логово этого озорного и безнравственного чудовища затеряно где-то на отмелях в зоне осушки Восточного Арала. Но где бы вы ни появились по берегам, он непременно почует ваш приход, лишь только вы коснетесь воды ( и вовсе даже неважно, чем). Учуяв же и примчавшись на своем кричаще-оранжевом одногорбом синтезаторе слюны, Пятанах стремится отследить ваши действия и всячески им помешать… К слову помянем и пророка Питапоха, каковой один на всем Арале способен усмирить демона и призвать его к порядку. Но Питапох добрый и ходит пешком. Поэтому нескоро добирается к тем местам, где его вмешательство необходимо.
Не так-то просто сломить наши планы и заплевать огонек надежды в наших глазах, устремленных в мокрый горизонт – даже вязкой слюной оранжевого верблюда. Сами мы плевали на Пятанаха, прикинув трезво «нипохлинамлинах». И тащили лодки еще метров сто – медленно тащили, ибо крепкий рассол в проливе, внешне напоминающий воду, обладает чудовищной вязкостью, а воду напоминает сильно, на дне даже водоросли растут в виде мохнатых шариков, зеленых и бурых (Cladophora glomerata). Но моторы завели — тоже по-своему увлекательный процесс, в особенности для людей знающих. И флот пошел к берегам полуострова Возрождения. Море не волновалось. Или, вернее будет сказать, что волн почти не было: небольшой кораблик их и не заметил бы вовсе. А вот наши зеленые надувные «Орионы» под тридцатисильными «Вихрями» начали ощущать эти низкие, ползучие навстречу гребешки весьма отчетливо в тот самый момент, когда опытные мотористы решили выжать хоть какой-нибудь газ… Я к примеру, сидевший на носу лодки, ощутил волну тут же. Резкий удар снизу подкинул меня, и из-под борта ударил тяжелый фонтан увесистых белых брызг. Тебе никогда не брызгали в лицо рассолом? Если не хочешь проводить экспериментов дома, за впечатлениями можешь съездить на Арал. Глаза схлопываются рефлекторно, как только в один из них попадает мельчайшая соленая искра. Далее следует фиолетовая вспышка (как правило, сопровождаемая коротким зубовным скрежетом или хлестким матом), и на губах остается долгий вкус… Как бы его описать? Ладно. Высыпь пачку соли в кастрюлю с куриным бульоном, хорошенько перемешай и попроси кого-нибудь надежного выплеснуть это адское месиво тебе в лицо. Можешь для полноты ощущений глаза не закрывать. Если понравится – приезжай на Арал кататься на резиновой лодке.
В тот вечер мы не дошли до Возрождения. В этом не нашлось для нас никакого смысла, ибо все внимание привлек неожиданно прорезавшийся в проливе желоб… по здешним меркам – Марианский. Просто до сих пор считалось, что пролив имеет максимальную глубину в три метра. А мы нашли промоину шириной в 600 метров, глубина которой достигала семи с половиной. Значит, дно размыли стремящиеся в Западный Арал воды Восточного. Насчет стремительности в этих местах скажем несколько слов особо. Пустыня не располагает к спешке. Но есть в Аральском пантеоне увлеченная богиня Нахли, бескомпромиссная в своей устремленности. Она торопит, подбадривает странников на пути в неведомую даль, подернутую миражом, и напутственно похлопывает по спине идущих. Нахли нашептывает на ухо заплутавшему в степи путнику, чтобы он шел не на огни неведомых жилищ, а держал путь в сгущающиеся сумерки и продолжал искать там заветную дорогу. Она же суетится вокруг незадачливого юноши, ощутившего нежданный любовный порыв к случайно встреченной на базаре пестро одетой девушке. Снует перед ним и внушает мысли о том, как они поженятся, и сколько у них будет детей, и кто родится первым, и какой дом ему надо построить, и как сложатся отношения у невесты с его родителями… Одним словом, Нахли торопит и грузит. …
На следующее утро, покуда солнце не поднялось слишком высоко и не нагрело воздух над пустыней, мы испили зеленого чаю с лепешками и тушенкой и отправились в дальний путь по проливу в Восточный Арал. Спешу заметить, что светило наше дневное зажигает миражи не только над сушей, но и над морем, ибо поверхность его плоская, и воздух над нею тоже хорошо прогревается в отраженных лучах. Очень трудно ориентироваться на море в тех местах, где карты врут ввиду сильного изменения уровня. Конечно, там можно идти по джи-пи-есу. Но и это не помогает в тех случаях, когда вы находитесь в семи километрах от одного берега, в пяти от другого, на неопределенном расстоянии от парящих над водой кустов на третьем, и глубина под брюхом «Ориона» столь мала, что винт тридцатисильного «Вихря» настырно баламутит ил на дне, взбивая за кормою протяженный черный след. К тому же, в открытой части пролива, ближе к выходу в восточный бассейн, навстречу нам задул ненавязчивый, но очень неприятный ветер. Именно такого ветра на Арале достаточно, чтобы разболтать поверхность и пустить ее невысокими короткими волнами. По ним лодка скачет, вскидывая нос, и едва лишь рука рулевого провернет рычаг газа чуть дальше, чем это нужно для медленного хлюпанья под мотором в никуда, и «Орионы» поскакали, поминутно обдавая нас летящими из-под скулы снопами брызг. К тому же, все оборудование у нас под ногами стало дружно хаотически перемещаться на каждом скачке. Норовя нам эти самые ноги если не переломать, то хотя бы отгрызть. Особенно агрессивно ерзал маленький тяжелый дночерпатель. И не надо делать иронических замечаний о том, что неплохо было бы раскрепить все по-штормовому. Что не должно было понадобиться долго – то раскрепили, а прочее, используемое через каждые два-три километра, просто компактно упаковали, чтобы каждый раз не суетиться втроем, отвязывая и привязывая снова угловатые металлопластиковые предметы к покатым резиновым бортам. Так что двигалось все это, включая запасные канистры с топливом, хоть и хаотически, зато все вместе. Время от времени корма за волной притапливалась, и мотор захлебывался. Лодки были перегружены, все-таки у нас комплексная экспедиция в труднодоступные районы, а не круиз в Северную Атлантику. Сколь-нибудь более крупное судно сюда доставить без вертолета очень трудно, да и не пройти ему по таким глубинам. Так что мы дружно поминали оранжевого верблюда Пятанаха и его зловонную тень, и Тимофей сноровисто лез ключами под крышку мотора, мастерски продувал и обсушивал свечи, и шли мы дальше, к неведомым пока просторам восточного бассейна.
Когда обе наши лодки в очередной раз сблизились для рекогносцировки в координатном поле, решено было идти под северным берегом Возрождения, дабы сэкономить время и не метаться по открытому пространству, выискивая курс с поправкой на ветер. Вскоре кусты, трепетавшие в мареве над далеким северным берегом, опустились на узкую песчаную полосу, иссеченную косыми низкими стрелками мысов. Абсолютно ровный берег и редкие кусты на горизонте… Мы решили причалить и пообедать. Всякая высадка на Возрождение сама по себе отчего-то выглядит заманчиво: ступить на отгороженную морем землю первыми – хотя бы потому, что прежде эта земля была глубоко под водой. Мы подошли еще ближе – по координатам, но берег не приблизился, остался таким же отдаленно-равнодушным и плоским. А еще через какие-то мгновения мы увидели куличка на бровке ближайшего мыса. И от неожиданности он показался нам гигантским: такой огромный кулик сидел на этом мысу, что его издали было видно во всех подробностях. И тут же винт снова замолотил по дну. До берега было метров десять – не верь глазам своим, когда переплываешь море, опоясанное пустыней. Расстояния здесь иллюзорны, и далеко не каждый предмет имеет величину, которую ты видишь. Кулик убежал дальше по мокрой полосе искать выброшенную морем артемию, а мы спрыгнули из лодок на песчаное дно и оттянули к берегу якорные концы.
Сушу покрывала ровная, чуть искрящаяся на полуденном солнце колючая соляная корка. Ничего здесь не росло, и никто не жил. Лишь кулички-песчанки неторопливо рыскали в полосе прибоя у самой воды, да контрастировали над землей где-то на западе кусты… странные кусты – по трое вместе, с одинаковыми широкими полупрозрачными кронами, слегка развернутыми в разные стороны. Где-то я уже видел такую растительность: кажется, в армии. Вблизи аэродромов. Виднелись и вполне обычные кусты, вроде бы тамариска. Но кто же его знает на самом деле, что здесь могли замаскировать под тамариск в те времена, когда военная база еще действовала? В любом случае, мы не имели ни цели, ни времени, ни физической возможности подойти к этому всему поближе. Одежда наша была мокрая от рассола, обувь имелась не у всех, а до захода солнца оставалось всего несколько часов, за которые предстояло многое сделать на море. Мы разложили на сухой горячей земле мокрую одежду, разломали лепешки и откупорили флягу со спиртом. А когда в ход пошли консервы, и спирт был прямо во рту разбавлен горячей газированной водой… Жизнь улучшилась просто радикально, разве что песни петь не принялись. Или все же спели что-то вызывающе вдохновенное… Не вспомню уже: слишком насыщенным был тот день, да и теплый спирт на Возрождении не столь уж противен.
И тогда я понял, что всю эту сухую плоскую землю, протянувшуюся с юга на север от Каракалпакии и до самого пролива, только что нами пройденного, имеет смысл называть иначе. А имя ей будет – Архипелаг Воздержания. Ибо весь этот бескрайний сухой мир не таит в себе ровным счетом ничего, что дышит жизнью и дарует перспективы творческих открытий. И есть там лишь то, что ты принес с собой. Попадая в этот край, воздержись от любых желаний и побуждений, требующих хоть каких-то серьезных усилий. Ибо плоды их не принесут тебе ничего в плоской и бесконечной пустыне, а лишь падут прахом и впитаются в песок. И, уходя, ты заберешь в том числе и память о своем посещении этих мест, ибо некому ее там хранить.