Мустафа Чокай-оглы.

ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ

Простор.1992.N9-10.C.101-112.

Архив: тайные страницы.

Боль за свой поруганный народ считалась в социалистическом отечестве признаком национализма. Таким «национализмом» был болен Мустафа Чокайоглы. Ныне мы отвергаем ярлыки. Это способ обрести здоровое сознание. Национализм в тех пределах, в которых он служит утверждению национального достоинства, говорит правду о годах унижения и разорения наций, указывает верно тех, кому мешали черты национального своеобразия и сплоченности,- всегда необходим. И народу и каждому его представителю. На мой взгляд, есть простой способ вернуть многим оболганным истинам первоначальный смысл. О явлениях, объявленных большевистским мировоззрением гнусными и неприемлемыми, надо думать как о необходимых и полезных в нашей будущей нормальной жизни. И тогда вновь у людей появится чувство Родины, подлинное знание Истории, обнаружится смысл Жизни. После прочтения книги Мустафы Чокая возникает желание сделать только одно уточнение. Большевизм никогда не был идеологией русского человека. Трагедия народов была всеобщей. Гнусности большевизма, организованные в стране агентами международного зкстремизма, отразились и до сих пор отражаются на каждом из нас. Книга Мустафы Чокая полезна тем, что показывает особенноети революционных приемов уничтожения наций и народов так называемых окраин…

Е.Гусляров, зав. отделом документальной прозы

По существу не было никакой надобности в этой дорогостоящей поездке в далекий Туркестан, чтобы высказать святые для всех большевизанствующих истины: в стране советов все хорошо, особенно же безукоризненна национальная политика советской власти. Ведь все коммунисты всех стран заранее убеждены, что в Советском Союзе все народы воодушевлены чувством братской солидарности, что «Советский Союз основан на братском добровольном сожительстве национально-свободных советских республик…» Повторяю, что для высказывания мнений, подобных мнениям гг. Шемино, Гаше и др. о туркестанских республиках, не было решительно никакой надобности в этой поездке. То же самое они могли высказать и написать, сидя во Франции. И нужные им справки могло доставить любое советское представительство в Европе. «Книга явилась ответом Мустафы Чокая-оглы на выступления французских коммунистов, посетивших Казахстан и республики Средней Азии в пору «первых успехов» в строительстве социализма». Вот пример того, что французам не надо было ездить и «видеть все своими глазами». Французские делегаты проехали без остановок через советский Казахстан, если не считать остановки везшего их поезда на несколько минут (около часу ночи) на ст. Кзыл-Орда. Там они успели обменяться официальными приветствиями и получить из рук представителя революционного Профсоюза Казахстана товарища Азьмухана Корамыс-оглы альбомы. И зтого было достаточно, чтобы гости «убедились» в революционных достижениях Казахстана и пришли в дикий восторг и умиление от условий жизни трудящихся масс и пролетариата этой «счастливейшей в мире» республики. Французские делегаты настолько поражены достижениями сов. Казахстана, что дали себе зарок «идти его дорогой» и твердо решили добиться и во Франции тех же условий культурной жизни и труда, в которых живут и работают «счастливые казахи». Так именно и сказано в «письме французских рабочих к трудящимся Казахстана», опубликованном за подписями всех членов делегации в номере от 28.ХII.27 главной партийно-правительственной газеты «ЭНБЕКШИ КАЗАК».

Мне хотелось бы поделиться сведениями по поводу тех самых достижений советской национальной политики в Туркестане, которые привели в такой восторг делегатов французской коммунистической партии и особенно сирийца Али-Мира. Последнему я особенно рекомендую получить в надлежащих советских органах опровергающие мои сведения данные. Этим я исполняю не только долг туркестанца, но и прямое поручение моих соотечественников, обратившихся ко мне с настойчивой просьбой ответить на «личные впечатления» французских гостей московского правительства. При этом я буду пользоваться источниками советского происхождения, туркестанскими газетами и журналами на русском, узбекском и казахском языках. Буду цитировать протоколы партийных или иных конгрессов и издания советского Государственного издательства. Я буду говорить о фактах, которые не могут быть опровергнуты, ибо все они зафиксированы самой же советской прессой. Их остается только принять и признать. Признать в данном случае — значит исключить возможность разного толкования их, значит исключить и разногласие в соответствующих выводах. А выводы эти заключаются в той громадной пропасти, которая отделяет теорию и лозунги национальной политики советской власти от их осуществления в Туркестане.

Когда писались эти строки, автор не рассчитывал, что его поддержат с трибуны… ЦИК СССР. В приводимой в «Приложении» речи Шалвы Элиавы, посвященной этой брошюре, есть фраза об «известном расстоянии между идеями сов. власти, ее директивами и их исполнением. Все зависит, говорит далее Элиава, от того человеческого материала, который работает в данной стране». В настоящей работе, как увидят читатели, речь идет как раз об этом «расстоянии» («пропасти») и об этом «человеческом материале». Мы, я и мои единомышленники, отнюдь не являемся сторонниками старой европейской системы так называемой «колониальной политики». Но советская практика в Туркестане убила в нас веру в искренность революционно-освободительных лозунгов, с такой расточительностью выбрасываемых коммунистами всех стран. А было время, когда мы готовы были поверить и даже поверили московским большевикам. Автор этих строк, выгораживая Ленина, Троцкого и Сталина от их туркестанских агентов, без разбора грабивших и убивавших коренных туркестанцев (в феврале 1918 года), на собственном опыте испытал… веревку на шее. Я от души желаю сирийцам, алжирцам, индокитайцам и всем прочим, чтобы их страны избегли участи, которой подверглась наша страна под советской властью.

Позвольте мне, не углубляясь особенно далеко в историю советской власти в Туркестане,остановиться только на некоторых фактах, чтобы показать, какая страшная пропасть отделяет соблазнительные лозунги большевиков от кошмара их практики. Полемизируя со своими ныне поверженными противниками — Зиновьевым и Троцким — о характере китайской революции и объясняя свою недостаточно решительную борьбу против умеренного крыла «Гоминьдана», Сталин ссылается на авторитет Ленина, который-де рекомендовал в так называемых колониальных и полуколониальных странах Востока не выдвигать сразу на первый план организацию советов раб. и солд. депутатов, а начать дело революционной борьбы в них с организации «крестьянских советов». При этом, как на пример этой ленинской «революционно-освободительной» программы «Крестьянских советов», Сталин указывает на наш Туркестан. Чистейший вымысел! Ложь! Ничего подобного не было!

Советская власть в Туркестане началась с огульного отрицания за местным коренным населением права на участие во власти. 3-й Туркестанский съезд Советов в своей резолюции от 19 ноября 1917 года решительно и твердо заявил: — Включение в настоящее время мусульман в органы высшей краевой власти является неприемлемым… Какая же это была власть в мусульманской стране без мусульман? За ответом обратимся к маленькой брошюрочке некоего Б. Р. Тагеева — «В долине роз и крови», выпущенной сов. Государственным издательством в Москве в 1927 г. Там на стр. 65 мы читаем: «Началась новая эра Туркестана под властью самобытных ташкентских «большевиков» — отбросов колониального режима… Колонизаторский характер новой советской власти был закреплен резолюцией 3-го Туркестанского Съезда Советов». Вот эту власть «отбросов колониального режима» Сталин ныне выдает за власть туркестанских «национальных крестьянских советов»… Как же чувствовали себя под этой властью туркестанцы-крестьяне? Позвольте на этот вопрос ответить простыми словами бесхитростного заявления «бедняка-мусульманина», оглашенного 5-го июня 1919 г. на заседании 3-го краевого съезда коммунистической партии Туркестана в Ташкенте. Там мы читаем: — Мы, бедные мусульмане, как находились при Николае Кровавом скотиною, так находимся и теперь при нынешнем пролетарском правительстве. И даже хуже, хотя не сопротивлялись советской власти. Представители власти объявили, что они будут бороться с капиталистами, и под этим предлогом начали обирать и наживать в свои карманы. Один бедный пролетарий имел лошадь и арбу, занимался извозом и тем кормил семью. Приходит красноармеец и отбирает лошадь без всякой оплаты. И бедняк с семьей остается голодный на произвол судьбы. Под предлогом, что будут обирать баев (богатых), обобрали всех, все 84-тысячное население города (Намангана). Конфисковали весь наманганский товар, до замков включительно… — Представители власти только и делали, что защищали своих русских, хорошо их кормили, хорошо обували, дома свои разукрашивали чужими шелковыми материями и другими драгоценностями. А нам, мусульманам, что сделали? Кормили? Нет! Обували? Нет! Если бы обували, не ходили бы мы, бедные, босыми. Если бы кормили, не умирали бы по 1.000 — 10.000 голодными. Что осталось в наших домах? Остались одни рваные одеяла. Больше ничего! .. Этот позорный для советской власти документ приведен на стр. 101 книги туркестанца Турара Рыскулова, ныне занимающего высокий пост заместителя председателя Совнаркома РСФСР. Называется эта книга «Революция и коренное население Туркестана», выпущена Узбекским Государственным издательством в Ташкенте в 1925 году. Что этот бедняк-туркестанец не преувеличивал своего национального горя, своего «скотского положения» под советской властью, о чем свидетельствует и сам тогдашний председатель совета народных комиссаров Туркестана, русский большевик Сорокин, ездивший по поручению своего правительства в Ферганскую область. -… От мусульман отбирают все, и не только отбирают, но и убивают их. Наши солдаты вместо защиты несут грабежи и убийства… В кишлаках (туземных селах) население терроризировано и бежит. Растут шайки разбойников. Но, может быть, возразит кто-нибудь, что это-де не партия,а красная армия чинит насилия. Но партия стоит во главе. Во главе всех партийных органов власти стоят партийные товарищи, но они не принимают никаких мер для улучшения положения. Под их покровительством всюду процветают пьянство и безобразия, и, конечно, партия несет на себе вину за это. Мусульманский пролетариат просит помощи у русских, но те отвечают, что не доверяют им. Мусульман травят, мусульман даже убивают. Мусульманская беднота терпит от наших отрядов, уничтожавших без разбору (их) имущество, женщин и детей… — Мусульмане — националисты,- продолжает тот же Сорокин, — и вполне понятно, каким образом они могут относиться к нам дружески, когда видят столько оскорбления? Мы сами делаем их националистами… И этот документ, из которого я привел лишь малую часть, также приведен в названной книге заместителя председателя Совнаркома РСФСР Турара Рыскулова (стр. 100)*. Позволяю себе привести здесь ту часть речи Сорокина, которая не была включена во французский текст из-за экономии места. Сорокин говорит: «В Фергане (речь шла о положении в этой части Туркестана.- М. Ч.) советской власти нет, разве только в городах с русским населением. Но в мусульманской деревне сов. власти не существует. Там царят старые порядки николаевского времени, времени приставов и волостных управителей с заменой первых назначенными комиссарами, а волостных управителей — шайками разбойников. Число разбойников растет, и кажется вам, что все население представляет собою разбойничью шайку.

Наши партийные товарищи заподозревают весь мусульманский пролетариат. На таких взглядах строится вся линия поведения в отношении туземного населения. В некоторых местах организовались было партийные дружины, но их разоружили. Но в то же время, не знаю, факт это или провокация,- но говорили, что среди убитых разбойников один был наш товарищ с партийной карточкой. Со стороны русских партииных товарищей ничего не предпринято. Когда устраивали заседания исполкома, то представителей старых городов удаляли с заседания при обсуждении некоторых вопросов, а удаляемые — это те же рабочие, и от них сторонится русский пролетарий. Эти товарищи являются партийными чиновниками с генеральскими замашками. Партийной работы никакой не ведется, коммунистических ячеек нет (я имею в виду главным образом Андижанский и Наманганский районы), во главе партии и сов. работы стоят партийные генералы. Жалуются оии в своих докладах на то, что некому-де у нас работать, а между тем определенным образом препятствуют притоку свежих и новых сил. Сами же занимают по две-три должности… Когда мы приехали в Фергану, партийные товарищи говорили нам об ужасной жизни. Они прямо говорили: мы ждем вас, как бога. Мусупьманская масса встречает всюду отпор и отказ. Правда, есть в Фергане и муссовдепы, но никакого значения или влияния не могут иметь. «Мы ничего не можем сдепать, нас удаляют с заседаний»,- говорили нам мусульмане. Кроме того, им грозят тюрьмой и пр. И при таком положении каково же может быть отношение масс к партии и сов. власти? К этому надо добавить грабежи. От мусульман отбирают все, и не только отбирают, но и убивают их. И т. д. см. выше. Я прошу французских коммунистов и особенно коммунистов-сирийцев обратить сугубое внимание на то, что туркестанцев преследовали, убивали, резали жен и детей, «без различия партии». Чтобы подвергнуться зверствам красноармейцев, чтобы быть убитыми агентами московского правительства, требовался лишь один признак-надо было быть коренным туркестанцем.

Еще одна выдержка из книги того же Рыскулова. На этот раз речь пойдет о неслыханной нигде в мире «голодной политике» советской власти в отношении коренного населения Туркестана. Говоря о голоде среди туземного населения, в частности среди казахского, Турар Рыскулов свидетельствует, что один «из ззаслуженных руководителей Октябрьского переворота в Туркестане Тоболин на заседании Туркестанского Центрального Исполнительного Комитета заявил прямо, что киргизы (казахи), как экономически слабые с точки зрения марксистов все равно должны будут вымереть. Поэтому для революции важнее тратить средства не на борьбу с голодом, а на поддержку лучше фронтов (см. предисловие, стр. ХII). «Количество умерших от голода (мусульман),говорит Рыскулов(стр.77),исчисляется в огромных размерах…» Но цифр он не приводит. Советские источники (1919 г.) называли кошмарную цифру в один миллион сто четырнадцать тысяч (1 114 000). Таков наш национальный пассив от московской «национально-освободительной политики». А вот «советский актив». — Можно сказать, пишет Т. Рыскулов на стр.77, что погибшие люди спасли советскую власть, так как если бы они, эти миллионы голодающих… пришли и потребовали своей доли, то они не оставили бы камня на камне и перевернули бы все… Поэтому приходится признаться, что хотя мы их и не накормили, но они спасли общее положение… Я бы хотел спросить у французских коммунистов: такой же ли точно политики они будут держаться (если, к несчастью Франции, они оказались бы у власти) в отношении сирийцев, марокканцев, индокитайцев и др. «с марксистской точки зрения экономически слабых» народов? А сириец Али-Мира захочет ли, чтобы будущая советская власть в Сирии утвердилась, благодаря гибели сирийской бедноты, на трупах сирийских крестьян? Бще два-три свидетельских показания о колонизаторском, национально угнетательском характере советской власти в Туркестане.

Например: — В Перовске (ныне Кзыл-Орда) сидел самодержец Гержот. От него откочевал целый народ — киргизы (казахи). При этом откочевании вымерло около одного миллиона человек. Знаете, где это написано? Не думайте, г. Мазони, что так пишет «газета капиталистической Франции». Нет. Это было напечатано на столбцах безукоризненно правдивой в ваших глазах московской «Правды в номере 133 от 20 июня 1920 г. Зиновьев еще в то время, когда он был признанным главою 3-го Интернационала, на памятном Съезде Народов Востока в Баку (сентябрь 1920), вынужден был признать, что агенты советского правительства в Туркестане «обижают туземных крестьян, отнимают у них землю, смотрят на них как на низшую расу» (см. стенографический отчет съезда, стр. 227).

Знаете ли вы, французские коммунисты и сирийские национал-революционеры, что на основании пункта «д» приведенного мною выше постановления ЦК РКП свободно уехали из Туркестана отказавшийся помогать «экономически слабым с точки зрения марксизма» киргизам-казахам «заслуженный руководитель октябрьского переворота в Туркестане Тоболин (затем вернувшийся) и «самодержец» Гержот, спасаясь от которого погибло «около миллиона киргизов-казахов»? Приведу из более позднего, близкого к нам времени один случай, ярко характеризующий «национальную политику» московского правительства в Туркестане, случай, относящийся уже ко времени образования «независимой советской республики» Узбекистан, где, как удостоверяют французские коммунисты, «узбеки являются хозяевами своей страны», где «равноправие национальностей проведено в жизнь». Имею в виду акт советской власти, позорней которой едва ли можно сыскать в истории культурных стран. 21 января 1925 года в годовщину смерти Ленина, туземное население старого города Ташкента, по распоряжению властей, было поставлено на колени. И в этом положении подлинных колониальных рабов туземцы оставались в течение нескольких минут. Об этом позорном акте Советской власти газеты молчапи в течение долгого времени. И только по истечении двух с половиной месяцев, 9 апреля 1925 года, ташкентская газета «КЗЫЛ УЗББКИСТАН» решила дать место статье своего корреспондента из Москвы. Вы думаете, что сотрудник «КЗЫЛ УЗББКИСТАНА» или сама газета протестовали против этого позорного для революционной власти и оскорбительного для национального достоинства туркестанцев акта? Нисколько! Вот каким языком пишет сотрудник органа «свободного независимого Узбекистана». — Статья эта написана не с целью критиковать кого-нибудь, а лишь в видах исправления собственных ошибок, если бы таковые могли быть усмотрены в моих мыслях. Сириец Али-Мира должен быть готов к тому, что когда в годовщину смерти Ленина или Кашена сирийских крестьян будут ставить на колени (а французы в это время будут кричать стоя: Ленин и Кашен умерли, а дело их живет!), протестовать против этого будет опасной «ошибкой в мыслях».

Никто не обратил внимания на эту робкую заметку. Вот в беглых набросках обращенная к Туркестану «физиономия» той власти, на Х летний юбилей которой ездили делегаты французской коммунистической партии.

Перехожу к вопросу о руководящем составе органов государственного управления Узбекистана. Советская власть снабдила своих гостей справками, по которым это «руководящее большинство принадлежит трудящимся и рабочим б. царских колоний». Позвольте начать с одной чисто цифровой справки. Опровергая ходячее обвинение об еврейском засилии аппаратов советского управпения, Орджоникидзе, председатель ЦИК, представил партийному съезду следующие интересные справки по затронутому нами вопросу. Из приводимых Орджоникидзе данных я возьму только те, что имеют отношение к Узбекистану. Национальный состав органов советского управления в Узбекистане выглядит в следующем виде: русских — 61,9% и коренных национальностей — 24,7%. Кажется, достаточно этой короткой справки, чтобы о «национальном большинстве» в руководящих органах Узбекистана не поднимать вообще разговора. Французские гости этой справки, конечно, не имели. Их кормили разговорами о председателях и членах президиумов исполнительных комитетов, им показывали самого председателя ЦИК Узбекистана Юлдашбая Ахунбаева, с которым некоторые члены удостоились даже сняться вместе на одной фотографической пластинке. Так вот, разрешите мне дать справку об этих «ответственных руководителях свободного советского социалистического» Узбекистана.

— Председатели и члены президиумов окружных исполкомов не знают первых четырех действий арифметики, не могут грамотно писать на своем родном языке, не знают, где Париж и Лондон, с историей партии не знакомы, программы партии не читали… Так аттестует «ответственных государственных деятелей» Узбекистана орган Средне-Аз. Бюро ЦК ВКП «3А ПАРТИЮ» в ном. 3 (ноября 1927 г.) в статье И. Хансуварова. И через несколько строк после этого Хансуваров приводит слова Ленина о том, «что безграмотный человек стоит вне политики, его сначала надо научить азбуке, ибо без этого не может быть политики, без этого есть только слухи, сплетни, сказки, предрассудки, но не политика». Вот этих «людей вне политики» советская власть и поставила «во главе государственных органов» Узбекистана. Говорить о том, что эти люди «слухов, сказок и предрассудков» играют хоть какую-нибудь роль в руководстве государственной жизнью страны, могут только люди, в свою очередь начиненные «партийными сказками и предрассудками». Хансуваров точно знал, что французские экскурсанты разразятся похвалою по адресу государственного строительства Узбекистана. Ведь номер журнала «ЗА ПАРТИЮ» с его статьей вышел в дни пребывания в Ташкенте французских гостей, и Хансуваров, конечно, видел и знал, какими справками снабжают их советские чиновники. Поэтому он очень кстати предпослал своей статье эпиграфом изречение Ленина: «поменьше бы нас хвалили, побольше бы изучали».

И как жаль, что этот завет Ленина меньше всего воспринят его учениками и последователями. Те, которые хотят вывести полезные для себя уроки из советской политики по национальному вопросу, должны добросовестно изучить практику применения ленинской программы в Туркестане и уже потом делать выводы. Во власти «слухов, сказок и предрассудков и вне политики» находятся не только председатели и члены президиумов окружных советов, но и сам глава советского Узбекистана, председатель ЦИК, Юлдашбай Ахунбабаев. Когда, в 1925 году, последний был избран впервые председателем ЦИК Узбекистана, выяснилось, что он неграмотный. 06 этом писалось спустя некоторое время в передовой статье ташкентского «Кзыл Узбекстана» (от 23 августа 1925 года). И главный орган советского Узбекистана даже гордился неграмотностью главы государства, призванного служить «образцом будущих советских республик на всем мусульманском Востоке». Верите ли вы, французские коммунисты, что человек, не знавший ни программы вашей партии и не могший ее знать по своей неграмотности, человек, по определению Ленина, находящийся «вне политики», т. е. вне понимания законов социальной жизни, что этот человек может быть ответственным не только руководителем социалистического государства, но и просто сознающим свои поступки проводником чужой воли? А между тем, под советскими декретами ставилась то по новой, то по старой узбекской орфографии (заметьте это!) подпись этого самого Ахунбабаева! Теперь Ахунбабаев научился бойко и быстро подписывать свое имя и читать по-своему. И все же можно ли всерьез говорить, что этот полуграмотный крестьянин-земледелец действительно возглавляет «состоящий в большинстве (?!) из представителей местного населения руководящий состав государственных органов Узбекистана? Гг. французские коммунисты, вы находитесь во власти «туркестанских сказок» ваших гостеприимных товарищей — московских большевиков.

Я хочу вскользь остановиться на двух важнейших реформах советской власти в Ташкенте — на земельной реформе и на борьбе против закрытия женского лица. Прошло три года, как проведена была земельная реформа, «передавшая земли помещиков в руки малоземельной и безземельной бедноты». Гг. французские коммунисты, Ленин, по словам Сталина, проведший в Туркестане в жизнь власть «крестьянских советов», до середины 1920 года, т.е. в течение двух с половиной лет после начала Октябрьской революции, не имел понятия об этом самом туркестанском крестьянине. Упомянутый уже не раз мною Турар Рыскулов рассказывал на страницах московской «ПРАВДЫ» (см. номер от 1 февраля 1924 года), что «летом 1920 года Ленин допытывался узнать от него, кого в туркестанских условиях можно называть крестьянином-бедняком, кого кулаком и на чем зиждется разрешение земельного вопроса» (в Туркестане)… И Турар Рыскулов, по его собственному признанию,»не мог по-марксистски точно дать ответ на вопросы Владимира Ильича»,т. е. человек (в данном случае Турар Рыскулов), через которого не имевший понятия о Туркестане и туркестанском крестьянстве Ленин проводил свою марксистскую теорию в жизнь, этот человек сам не знал, что такое «по-марксистски» туркестанский крестьянин. Этот союз одержимого «революционными предрассудками» Ленина с живущим «революционными сказками и слухами» Рыскуловым стоил нашей стране миллионы жизней ее беднейшего населения! С тех пор прошло много времени. Советская власть, если судить по ее реляциям, научилась «по-марксистки точно определять туркестанского крестьянина», установила его родовые и видовые признаки и нашла соответствующее ему место в системе марксистской классификации. Следовательно, найдено, «на чем именно зиждется разрешение земельного вопроса» в Туркестане. И провела эту самую земельную реформу «по Марксу», предварительно получив «фетву», т. е. духовную санкцию, мусульманского духовенства.

«Фетва» ташкентского (центрального) духовного управления, «фетва» ферганских, бухарских, самаркандских «улема» (ученые богословы) обращались к имущим мусульманам с разъяснением, что безвозмездная передача земли в руки беднейших — есть дело богоугодное, что земельная реформа советской власти не противоречит Шариату, и призывали их добровольно, вс имя мусульманского братства, отказаться от излишков своих участков в пользу неимущих братьев. И это возымело огромное действие. Десятками и сотнями стали поступать заявления о добровольном отказе от земельных участков. Были, конечно, и скрытые сопротивления. Но в общем земельная реформа, происхождение которой советское правительство представляло себе как акт беспрерывной междуклассовой гражданской войны, прошла спокойно. Имевшие место эксцессы столь незначительны, что в счет они идти не могут.

И поразительная вещь. Если советская власть удержалась в Европейской России только благодаря удовлетворению земельного запроса русского крестьянства, то в Туркестане… с передачей земли в руки крестьянства внутреннее беспокойство советской власти нисколько не уменьшилось, и советская власть вынуждена зорко следить за тем, чтобы получившая землю туркестанская беднота не передала ее обратно прежним владельцам! Накануне празднования десятилетия Октября, в сентябре 1927 г., официальный орган Средне-Азиатского Бюро ЦК ВКП «ЗА ПАРТИЮ» приводил ряд случаев добровольного отказа крестьян-туркестанцев от полученных ими участков в пользу прежних хозяев. Отмечались также случаи отобрания земли как насильственно, так и при помощи представителей местных советских же властей. Иногда получивший землю крестьянин приходил к быв. хозяину участка с извинениями: «Я не виноват, что наделен землею» (см. «ЗА ПАРТИЮ», Ме 1). Затем, 11 января 1928 г., в ташкентской газете «ПРАВДА ВОСТОКА» появился весьма интересный официальный документ, из которога я позволю себе привести несколько строк: — Факты говорят о случаях самовольного захвата и присвоения баями (помещиками) бывших своих земель.,В большинстве эти случаи имеют место в пределах Самаркандского (т. е. столичного) и Бухарского округов… И далее: — Случаи добровольного отказа от земли также учащаются… И еще: — Мы не можем пройти также мимо тех отдельных работников некоторых сельских и районных исполнительных комитетов, которые в той или иной форме допустили и допускают захват баями (помещиками) земли. Этот документ есть не что иное, как официальный циркулярный приказ народного камиссара земледелия Узбекистана. Можно ли представить себе нечто подобное в самой России? Вероятно, могут подумать, что узбекские крестьяне возвращают землю обратно потому, что узбекские помещики представляют собой огромную силу. Нискалько. Сам циркуляр народнога комиссара земледелия определяет число этих «помещиков и крупных торговцев», пострадавших от советскай земельной реформы, «более полутора тысяч». Чем объяснить, что эта кучка людей, не имеющих и никогда не имевших организациснной связи между собой, осмеливается идти против самой основной революционной реформы советской власти в Узбекистане? Чем объяснить, что поддерживаемое всей мощью советской власти многомиллионное узбекское крестьянство идет с извинениями («я не винсват, что наделен землею») к побежденному «классовому врагу» — своему б. помещику? Причина этого на посторонний взгляд несколько странного явления заключается не в силе «более полутара тысяч б. помещиков, у которых, кроме кухонного ножа, никакого оружия принуждения не имеется, а в том, что советская власть превратила эту земельную реформу в страшное орудие своей экономической политики в Туркестане. Начать с того, что новый туркестанский мелкий землевладелец в большинстве случаев или вовсе не снабжен или снабжен в крайне малой степени необходимым земледельческим инвентарем. Поэтому его легче подвергнуть гнету советской хлопковой политики. Путем выдачи авансов в счет будущего урожая советское правительства вынуждает мелкого маломощного землевладельца засевать свой участок исключительно хлопком. Уже в истекшем 1927 году площадь хлопкосеяния в Туркестане превзошла довоенную норму, между тем как скотоводство, составляющее наряду с хлопком важнейшую отрасль среднеазиатскога хозяйства, еще далеко не достигло прежнего своего уровня. Отсюда происходит небывалая до сих пор зависимость Туркестана, именно ее коренного населения (ибо хлопководством занимается исключительно только оно), от ввозного русского хлеба. Невыполнение советским правительством плана завоза хлеба, ставшее постоянным, нормальным явлением, вызывает сильное повышение хлебных цен, и крестьянин-хлопксроб не получает законного эквивалента за свой хлопок. С другой стороны, не вся отобранная от имущих земля переходит в руки туземной бедноты. Часть, и весьма значительная, остается в «государственном фонде», откуда преимущественное право на получение земельнсго надела остается за красноармейцами,как за «защитниками революции». Не стану повторять, какую революцию и как защищали красноармейцы в Туркестане. Процент красноармейцев из состава коренного населения крайне ничтожен поэтому приоритет при получении земли из «государственного фонда» почти исключительно остается за русскими. Таким образом, советская земельная реформа продолжает подлую переселенческую политику павшего режима.

Несомненно, эта ставшая очевидной двойная опасность — пачти полная зависимость от русского ввозного хлеба, с одной стороны, и ежегодно увеличивающееся числ,о русских переселенцев — с другой — заставляет туркестанского крестьянина задуматься над действительными планами советской власти. И он, этот туркестанский крестьянин, еще психологически чуждый принципу и методам — классовой вражды, начинает местами отказываться от плодов искусственно прививаемой ему политики классовой диктатуры. В роли «полицейского исполнителя» воли и приказов московского правительства узбекские Ахунбабаевы произносят заученные речи о классовой войне, о международной солидарности пролетариата, о марксизме и ленинизме. А там, у себя в кишлаке (селении), эти самые Ахунбабаевы приходят к бывшему владельцу земли и говорят: — Мы не виноваты, что наделены землею… Ахунбабаевы в кишлаке чувствуют себя «виноватыми», потому что «наделены землею» не национальной властью, не властью, пользующейся национальным авторитетом, а властью чужою и чуждою их мироощущению и национальному сознанию. А будь туркестанский крестьянин сам полновластным хозяином в своей стране, разве эти «полторы тысячи бывших помещиков» осмелились бы поднять не то что руку, а просто голос против них? Конечно, нет. Мы же знаем пример Турции, где власть с национальным авторитетом уничтожила самый священный для мусульман, а для турок в особенности, институт Халифата. Сопоставьте это упомянутое мною выше обращение советской власти к мусульманскому духовенству в Туркестане за поддержкой при проведении земельной реформы, и вам станет ясна пропасть, отделяющая советское правительство Туркестана от туркестанских народных масс.