Экскурсы. Экскурс I. Угроза Евтидема -

Экскурсы. Экскурс I. Угроза Евтидема.

ЭКСКУРСЫ I — III

ЭКСКУРС I УГРОЗА ЕВТИДЕМА

«Долго говорил так Евтидем и, наконец, просил

Телею оказать ему услугу в мирном посредничестве

и убедить Антиоха оставить за ним царское имя.

Если Антиох не исполнит его просьбы, то положение

обоих становится небезопасным. На границе,

продолжал он, стоят огромные полчища кочевников,

угрожая им обоим, если только варвары перейдут

границу, то страна наверное будет завоевана ими»,

Полибий XI, 34.

1. ГРЕЧЕСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ

Первый этап греческой колонизации Средней Азии, Восточного Ирана и северных рубежей Индии связан с деятельностью Александра и его полководцев. На территории будущего греко-бактрийского царства в двадцатых годах IV века до н. э. была основана серия «Александрии» — опорных пунктов военной греко-македонской колонизации. Отметим Александрию Арианскую (Герат), две Александрии в Арахозии (одна, видимо, Кандагар), Александрия Кавказская у подножья Гиндукуша, Александрия Эсхата на Сыр-Дарье (Ленинабад), Александрия Оксианская, Александрия у Бактры, Александрия Маргианская (Мерв или Мерверруд). По данным Юстина (XII, 5) в Согдиане и Бактрии было основано Александром 12 городов. Страбон говорит о восьми. Ко времени смерти Александра число греко-македонских военных колонистов в «верхних сатрапиях» было не менее 23000. Однако кризис, последовавший за смертью завоевателя, едва не привел к потере этих сатрапий. 23000 воинов, расквартированных в восточных «Александриях» (20000 пехотинцев и 3000 всадников), сделали попытку вернуться на родину и были на пути встречены и истреблены регентом Пердиккой.

Мы не знаем, сколько воинов осталось на местах и не приняло участия в этом восстании. Вряд ли их было много. Нельзя, конечно, с уверенностью принять утверждение источников о полном истреблении восставших. Вполне вероятно, что значительная часть их была насильственно возвращена Пердиккой в колонии, из которых они бежали. Но так или иначе, надо полагать, что и в эпоху войн диадохов, и, в особенности, в начале селевкидского периода, потребовалась значительная дополнительная колонизация восточных сатрапий, чтобы обеспечить господствующее положение греков в этой с немалым трудом подчиненной ими стране.

По данным Трога Помпея и других источников, верхние сатрапии были по смерти Александра закреплены за назначенными им наместниками. Источниками упоминаются следующие сатрапии Востока: Бактрия (Аминта), Согдиана (Стасанор Солийский), Парфия (Филипп), Гиркания (Фратаферн), Ария и Дрангиана (Стасанор Кипрский)¹. С.-З. Индия (Питон, сын Агенора), область Паропамисадов (Оксиарт бактриец). Таксил, Пор и другие индийские цари сохранили свои области. Впрочем, Пор вскоре был убит греком Эвдамом, овладевшим его царством.

Повидимому, в период борьбы диадохов вообще шла острая борьба между восточными сатрапами. Об этом свидетельствует факт расхождения источников в отнесении отдельных областей к тем или иным полководцам. Так, один и тот же Диодор относит Бактрию и Согдиану сперва к владениям Филиппа, а затем — Стасанора Солийского, первоначально владевшего Арией и Дрангианой. Филипп же оказывается уже правителем Парфии, первоначально принадлежавшей Фратаферну.

Восточные сатрапы в качестве союзников Эвмена принимают участие в его борьбе против Антигона Сирийского. Диодор упоминает в составе войска Эвмена 1200 пехотинцев и 400 всадников Андробаза, полководца Оксиарта, 1500 пеших и 1000 конных воинов Стасанора, правителя Арии, Дрангианы и Бактрии, 3000 пехотинцев, 500 всадников и 120 слонов Эвдама Индийского.

После того как борьба диадохов завершилась переходом большей части азиатских владений Александра в руки Селевка I Никатора, основателя династии селевкидов, последний по словам Трога (XV — 4), «завоевал Бактрию», положив, видимо, предел растущему [232] могуществу Стасанора. Однако индийские владения Александра оказались потерянными для селевкидов. Борьба против македонских завоевателей явилась толчком к политическому объединению индийских княжеств под властью Чандрагупты Маурья. Селевк около305 — 303г. потерпел поражение в борьбе с первым Магадхским императором и был вынужден отказаться от претензии не только на индийские владения сатрапов Александра, но и на страну Паропамисадов, Арахозию, Гедрозию и даже Ариану, уступленные им Чандрагупте, договор с которым был скреплен брачным союзом (видимо, Чандрагупта получил в жены дочь Селевка).

Есть все данные предполагать, что именно время войн Селевка с непокорными восточными сатрапами и Чандрагуптой было использовано народами Средней Азии для новых попыток освободиться от власти греков.

О том, что не только греческие сатрапы и гарнизоны Востока волновались в эпоху кризиса Македонской империи, что освободительная борьба среднеазиатских «варваров» отнюдь не прекращалась после страшных карательных экспедиций Александра — мы имеем прямые свидетельства.

Так, Плиний сообщает, что «когда Александрию (Маргианскую) разрушили варвары, то Антиох, сын Селевка, построил Селевкию на том же месте, по течению Марга, впадающего в Зоталу. Но он предпочел назвать ее Антиохией» (VI, 18). Видимо, это событие падает еще на царствование Селевка (до 280 г.). Конец этого царствования и время правления Антиоха I Сотера (280 — 261 гг.) являются периодом нового укрепления греческой власти в Средней Азии. Антиох ведет энергичную колонизационную и военную деятельность по северовосточной границе своих владений. Помимо возобновления разрушенной Александрии Маргианской под именем Антиохии, он укрепляет Маргиану против кочевников, окружив Мургабский оазис системой длинных стен, достигавших в окружности, по Страбону (XI,10,2), 1500 стадий (ок. 240 километров). Это первое упоминание «длинных стен» в истории фортификации Средней Азии, явно свидетельствующее о напряженности положения на северных границах греческих владений в Средней Азии.

На это же указывают и походы Демодама — полководца обоих великих селевкидов — Селевка I и Антиоха I, на крайний северо-восток, в бассейн средней Сыр-дарьи, которую Демодам пересек, основав на правом ее берегу «Антиохию за Яксартом». Ниже мы еще вернемся к анализу обоих направлений наступательной и оборонительной стратегии Антиоха I в Средней Азии, связанных, видимо, с политической консолидацией независимых племен севера под гегемонией Кангхи — Хорезма, представлявшей серьезную угрозу для восточных сатрапий селевкидской империи.

Мы не имеем прямых свидетельств об остальных сторонах селевкидской политики в Средней Азии и Восточном Иране. Здесь нам приходится исходить из общего характера политики этой династии, ведущим элементом которой являлось, в противоположность египетским Птолемеям, быстро превратившимся в фараонов Египта, резкое подчеркивание грани между греками и эллинизированными малоазийцами и сирийцами, с одной стороны, и прочим «варварским» населением — с другой.

Военная селевкидская колонизация, насаждение густой сети военных греческих колоний, воспроизводящих политическое устройство эллинских городов и составляющих каркас разноплеменной империи наследников Селевка, охватила, несомненно, и среднеазиатские греческие владения, создав здесь достаточно многочисленное греческое и эллинизированное малоазиатско-сирийское население, включившее в свой состав потомков колонистов Александра и послужившее впоследствии базой для подъема греко-бактрийской монархии².

5. ЕВКРАТИД И ГЕЛИОКЛ

Гигантская империя Деметрия, распростершаяся от р. Нербудда до Сыр-Дарьи и от Арахозии до Памира, самым фактом своего подъема подготовила свою гибель. Слишком узка была социальная база власти Деметрия, слишком значительны были в его деятельности [239] элементы политического авантюризма, чтобы созданное им государство могло быть сколько-нибудь прочным. Лучшие, преданные власти завоевателя силы греческих колонистов были брошены в Индию, ибо, несомненно, рассчитывать на одну поддержку местных буддистов и североиндийских племен было невозможно. Оккупационные армии Аполлодота в Синде и Менандра в Пенджабе оттянули, видимо, — об этом можно судить по некоторым данным Трога (см. ниже) — столь значительные силы бактрийских греков, что небольшие гарнизоны в бактрийских владениях сократились до немногих тысяч людей, разбросанных к тому же по различным колониям. А так как столь значительное военное предприятие, как индийский поход Деметрия, требовало, конечно, огромных средств, есть все основания полагать, что налоговый пресс в бактрийских владениях был завинчен до предела, что не могло в свою очередь не вызвать нового роста недовольства местного населения, которое в силу военного ослабления греков на Севере получало все шансы для успешного восстания. Снова вспоминается параллель Тарна: Деметрий — Александр. Как персидский поход Александра, так и индийский поход Деметрия были предприятиями, связанными с огромным политическим риском. И тот и другой оставляли позади себя неспокойный тыл. И тот и другой рисковали ударом в спину. Но если в глубоком тылу Александра, позади волнующейся Эллады, лежала Македония, сильная своей полуварварской сплоченностью, то за спиной Деметрия, в его глубоком тылу, за Гиндукушским хребтом, было лишь враждебное грекам бактрийское и согдийское население, сдерживаемое горстью греков, на преданность которых сыну узурпатора Евтидема особенно рассчитывать было трудно. Слишком недавней была политическая традиция династии, слишком памятен был пример ее основателя, чтобы не нашлись новые подражатели этому примеру, — люди, готовые поставить под страшную угрозу самое существование греческой власти на «Дальнем Востоке» эллинизма для достижения личных целей. И такой человек, действительно, нашелся.

Авантюра Деметрия родила авантюру Евкратида. Гипотеза Тарна, желающего видеть в Евкратиде селевкидского «генерала», связанного с селевкидской династией узами родства по женской линии и посланного в 169 г. своим кузеном Антиохом IV Епифаном против Деметрия — явно несостоятельна.

Единственными аргументами в ее пользу являются:

1) Принятие Антиохом IV титула «Спасителя Азии», что по Тарну должно означать ликвидацию огромной опасности, которая якобы нависла с Востока над селевкидской Сирией в результате побед Деметрия в Индии.

2) Наличие бактрийских монет, несущих на одной стороне портрет Евкратида, на другой портреты некоего Гелиокла и Лаодике, причем последняя увенчана царской диадемой. По мнению Тарна, это родители Евкратида, селевкидский генерал Гелиокл и царевна Селевкидского дома, носящая традиционное в династии имя.

3) Наличие на некоторых монетах Евкратида тех же символов, что и на селевкидских монетах.

Однако: 1) деятельность Антиоха IV на Западе была столь разнообразна, что в ней найдется не мало моментов, когда этот царь, вообще в своей монетной титулатуре и символике не отличавшийся скромностью, мог присвоить себе претенциозный титул «Спасителя Азии». Вспомним хотя бы успешный (до вмешательства Рима) поход Антиоха против Египта. Разгром традиционного африканского врага Селевкидов является гораздо более правдоподобным предлогом для происхождения увлекшего Тарна на путь рискованных гипотез титула.

2) Уже Саллет очень давно и очень убедительно (за него и портретное сходство изображений) показал, что Гелиокл монет-медалей, привлеченных Тарном, — не отец, а сын Евкратида, исторический Гелиокл, о котором речь пойдет ниже. Если Лаодике — что, конечно, не исключено — и селевкидская царевна, то появление ее портрета на бактрийских монетах означает нечто совсем иное, чем думает Тарн.

3) Типологическое родство монет Евкратида и Селевкидов ничем не больше родства последних с монетами Евтидемидов.

Наконец, и это самое главное, ни один источник, рассказывающий об авантюре Евкратида, ни слова не говорит о его связи с Селевкидами. А с точки зрения военно-политической обстановки — поход в Бактрию с оставлением столь растянутой коммуникации, на всем протяжении угрожаемой с севера Парфянским царством Митридата I, находящимся на стадии подъема и, несомненно, являющимся весьма реальной угрозой для селевкидской Сирии — просто невероятен, более того — политически нелеп.

«В это же время (речь идет о времени воцарения в Парфии Митридата I — 174 г. до н. э.) в Бактрии начал царствовать Евкратид, столь же великий, как в Парфии Митридат, но более счастливая судьба парфян довела их при этом вожде до высшего могущества. Бактрийцы же, пройдя через множество войн, потеряли не только государство, но и свободу. Утомленные войнами с согдийцами, арахозийцами, дрангами, ариями, индами они, наконец, словно истощив свою кровь, были побеждены [240] парфянами. Все же Евкратид провел храбро много войн и, хотя и обессиленный, выдержал осаду Деметрия царя Индов , делая постоянные вылазки с 300 солдат против 60.000 врагов, победил его и покорил всю Индию. Он был убит своим сыном, с которым он делил власть, не таившим убийства, но убившим в нем не отца, а врага, проехавшим в колеснице по трупу и оставившим его непогребенным».

Так рассказывает нам о царствовании Евкратида Помпей Трог (XII, 5).

Этот текст и данные нумизматики позволяют нам так в основных чертах восстановить ход событий: Около 174 года, один из военоначальников северных провинций греко-бактрийской империи, возможно, возглавлявший те элементы греко-бактрийского войска, которые были вынуждены нести тяжелую и опасную гарнизонную службу на северных границах, не участвуя в дележе индийской добычи, произвел военный переворот в Бактрах и с горстью соучастников (вспомним слова Трога о трехстах воинах Евкратида) захватил власть. Этот переворот явился сигналом к немедленному отпадению Согдианы, Дрангианы, Арахозии, Арианы. В некоторых из этих областей, видимо, пытались удержать власть князья Евтидемидского дома, может быть бывшие там и ранее наместниками, вероятнее же просто бежавшими из Бактр. С юга, с индийской армией, с возможной быстротой двинулся Деметрий. Вероятно, даваемые Трогом цифры соотношения сил преуменьшены для Евкрадита и крайне преувеличены для Деметрия. Выведение в Бактрию шестидесятитысячной армии из Индии означало бы потерю последней. Вряд ли и в Индии Деметрий располагал такой армией. Вероятнее видеть здесь не цифры соотношения сил в боях под Бактрами, а соотношение сил бактрийского узурпатора со всеми силами Деметрия, включая и оккупационные армии Аполлодота и Менандра, основная масса которых оставалась в Индии.

Видимо, Деметрий мог реально опереться лишь на гарнизоны страны паропамисадов, вряд ли намного превосходившие силы Евкратида. Столкновение кончилось победой узурпатора и, видимо, гибелью Деметрия. Это событие привело к окончательному распаду политических связей империи. Где-то в северо-западных провинциях провозглашают себя царями Евтидемиды Антимах и Агатокл, видимо, младшие братья Деметрия, начинающие чеканить генеалогическую монету со своими изображениями и надписями, и одновременно, с именами Александра, Антиоха, Диодота и Евтидема, явно подчеркивая этим легитимность своей власти, противопоставляемой незаконной власти военного узурпатора. В С.-В. Индии власть захватывает Менандр, сохранивший в своих руках основные военные силы Деметрия и закрепляющий свою связь с Евтидемидами браком с царевной Агатоклеей, вероятно, сестрой Деметрия и Агатокла.

На юго-западе индийских владений начинает чеканить монету провозгласивший себя также царем Аполлодот.

Нумизматика этой эпохи рисует нам яркую картину политической борьбы между многочисленными конкурирующими между собой правителями.

Агатокл и Антимах, легитимные евтидемиды северо-запада, видимо, державшие в своих руках власть в провинциях от Дрангианы на юго-западе до Согдианы на северо-востоке (так рисуют нам сферу их деятельности основные места находок их монет)¹⁶, чеканят монеты-медали отмеченного выше типа, причем для подчеркивания своей роли как носителя старомакедонской традиции Антимах изображает себя в старомакедонском головном уборе, так называемой каусии, широкополой войлочной шляпе. В этом же уборе изображает себя сын погибшего царя Великой Бактрии, Деметрий II, видимо, удерживающий на короткий срок власть в стране паропамисадов. Евкратид изображает себя в военном шлеме, подчеркивая свою связь со своей главной социальной опорой — войском. Он выпускает золотые монеты-медали гигантских размеров, долженствующие продемонстрировать его величие и могущество.

Вместе с тем доля истины в построении Тарна все же есть — Евкратид стремится, видимо, закрепить свои права на престол какой-то формой союза с Антиохом IV, скрепленного браком сына узурпатора Гелиокла и селевкидской царевны Лаодике.

Менандр выступает то в евтидемидской диадеме, то в шлеме, как Евкратид. В шлеме же изображает себя впоследствии и его жена Агатоклея и их сын Стратон. Воинственные изображения женщины и ребенка подчеркивают важность этого символа в глазах греческого [241] войска, рождение новой политической концепции, противопоставляющей право меча возведенных армией императоров праву рождения легитимных евтидемидов.

И Трог и нумизматическая география позволяют заключить, что основной фронт борьбы, длительной и тяжелой, лежал в пригиндукушских странах, на рубежах Бактрии и Индии, и на первом этапе борьбы победа досталась снова Евкратиду. Вместе с жаждущим участия в дележе индийской добычи войском он вторгается около 162 г. на территорию Северной Индии, видимо, оккупируя владения Аполлодота и оттесняя Менандра на восток.

Попытка евтидемидов удержаться на западе рушилась в результате вмешательства Парфии. Митридат I оккупирует одну из наиболее цветущих областей Греко-Бактрийского царства — Маргиану, попутно подчиняя себе и Арию и, одновременно развертывая наступление в направлении Нижнего Инда (см. ниже). Западные провинции оказываются безвозвратно потерянными для бактрийских греков. Падение власти Антимаха в Мерве, видимо, явилось предпосылкой окончательной эмансипации Согда от ставшей после 174 г. призрачной власти бактрийских греков. Это политическое обособление Согдианы, о подчинении которой Евкратиду и его сыну Гелиоклу мы не имеем никаких сведений, нашло свое яркое отражение в появлении многочисленных варварских имитаций монет Евтидема с греко-арамейской надписью и монет с изображением местных царей в характерных головных уборах и с надписью, нанесенной знаками арамейского алфавита, но с типом (сидящий Геркал) монет Евтидема и, иногда, с крайне неграмотной имитацией его имени, нанесенной греческими буквами¹⁷. Основной район находок этих монет — долина Зеравшана. Видимо, это тоже своего рода монеты-медали, и царь, чеканивший их, имел реальную или фиктивную евтидемидскую генеалогию (вероятно через брак с представительницей павшего дома, заключенный вскоре после 174 года в ознаменование союза с одним из представителей евтидемидских претендентов — скорее всего Антимахом, в сферу распространения монет которого входит Согдиана, и резиденция которого — я склонен здесь принять гипотезу Тарна — находилась в Мерве).

Видимо, очень скоро после этого Согд входит в состав Кангхско-хорезмской державы. В пользу ранней даты этого говорит тот факт, что в 20-х годах II века, во время путешествия Чжан-Цяня, Согдиана еще входила в состав Кангюя, находившегося, однако, уже в состоянии упадка и в своих южных владениях, как раз в Согдиане, делившего свою власть с властью бактрийских юечжи. Вероятно, впрочем, что имитации монет Евтидема и являются первыми образцами массагетско-юечжийской чеканки.

Возможно, что принятое чтение туземной легенды этих монет MaH’TaSa YaVUGa, MaH’TaSa MaLK’N MaLK’ надо исправить MaZaH’TaSa YaVUGa, MaZaH’TaSa MaLK’N MalK’: первый знак ***, вероятно, не М — арамейское *** а лигатура MZ.

Тогда перевод этого титула может читаться, «царь-царей массагетов» или «ябгу массагетов». Если это так, то эти монеты будут рассматриваться, как дополнительное эпиграфическое свидетельство тождества массагетов и юечжи. Трудно пока выяснить отношение этих монет и монет Герая и их предполагаемых хорезмско-кангюйских прототипов. Возможно, что здесь отражены различные этапы борьбы двух центров массагетско-юечжийской конфедерации старого — кангюйско-хорезмского и нового, формирующегося на юго-востоке, сперва в Согде, откуда в значительной своей части происходят монеты «массагетского ябгу», а затем — в Бактрии.

2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ГРЕКО-БАКТРИЙСКОГО И ПАРФЯНСКОГО ЦАРСТВА

Внешнеполитические неудачи Антиоха I Сотера и Антиоха II Теоса (261 — 247 гг.) в их многолетней борьбе с птолемеевским Египтом способствовали расшатыванию политического единства огромной, но слабо сколоченной селевкидской империи.

Страшное поражение, нанесенное Птолемеем II Антиоху Теосу, потеря последним ряда владений на финикийском и малоазийском побережье, тяжелая борьба с индийским князем Атропатены на северных границах царства создают благоприятную ситуацию для отпадения восточных сатрапий. [233]

Источники дают отрывочные и во многом противоречивые сведения о том, как произошло это событие. Видимо, время конца правления Антиоха I и, особенно, Антиоха II способствовало укреплению роли бактрийских наместников, как гегемонов над всем комплексом восточных сатрапий. Толчком к отпадению, по единогласному показанию источников, были неудачи и трудности внешней и внутренней политики селевкидов на западе — борьба с Мидией (Страбон, XI, 9,2), усобицы между Селевком II Калиником и Антиохом II Теосом, поражение Селевка II галлами в Малой Азии (Трог, XII, 4). Видимо, первоначально имеет место провозглашение независимости сатрапами отдельных провинций. Так, Помпей Трог говорит, что в 250 году от селевкидского государства отложились парфяне, видимо, наместник — грек Андрагор (другие источники называют его Фереклом и Агафоклом), причем ввиду усобиц между Селевком и Антиохом «это прошло безнаказанно». Археологическим свидетельством об этом событии являются имеющиеся в небольшом количестве в нумизматических собраниях монеты Андрагора.

«В это же время, — продолжает Трог, — отпал и Теодот (Диодот), наместник тысячи бактрийских городов, и принял титул царя, следуя его примеру, отложились от македонян все народы Востока».

По Страбону, «наместники взбунтовали прежде всего Бактриану, а друзья Евтидема всю окрестную область».

Анализ всей совокупности текстов заставляет предположить, что Диодот Бактрийский сумел объединить под своей гегемонией греческих наместников Восточных сатрапий, выступления которых, видимо, происходившие не вполне одновременно, были использованы им для укрепления своей власти. В качестве крупнейшего — наряду с Диодотом — вождя этого движения восточных наместников Страбон упоминает и будущего царя Бактрии Евтидема из Магнезии, бывшего, по мнению Дройзена (к которому присоединились впоследствии де Вале-Пуссен и Груссе), сатрапом Согдианы, а по мнению Лассена — сатрапом Маргианы и Арии.

Вряд ли можно согласиться с В. Тарном, выдвинувшим в последнее время гипотезу, согласно которой при Диодоте I по существу имело место не отпадение Бактрии от Селевкидской Азии, а лишь ослабление политических связей при сохранении Диодотом лойяльности по отношению к Селевку Калинину³. Источники прямо говорят против этой гипотезы, а построенная В. Тарном на данных Помпея Трога о союзе Диодота (в конце его правления) и Селевка против парфян и на монетах-медалях Агафокла и Антимаха (см. ниже) остроумная, но неубедительная конструкция вряд ли может перевесить единогласное показание того же Трога и всех других источников. Та часть монет Диодота, которая позволяет говорить о сохранении остатков лойяльности к селевкидам, несет на себе изображение Диодота и имя Антиоха (несомненно, Антиоха II) и, следовательно, должна быть датирована временем между 261 и 247 годами, вероятнее всего — временем раньше 250 года, когда, вероятно, начинается чеканка монет самого Диодота. Никаких намеков на сохранение суверенитета Селевка II над Бактрией нумизматический материал не дает.

Сближение между Селевком II и Диодотом I, последовавшее после отпадения последнего, имело своей предпосылкой появление новой грозной опасности, общей и для селевкидов и для бактрийских греков. Я имею в виду захват власти в Парфии вождями скифского племени парнов — Аршаком и Тиридатом. Страбон приводит две версии о происхождении Аршакидов. По одной, согласно с показаниями Арриана и Помпея Трога, их выступление было направлено против нанесшего им личную обиду наместника Парфии. «Другие, — добавляет, однако, Страбон, — считают его (Аршака) бактрийцем, который, желая избежать господства Диодота, поднял Парфию к восстанию».

Я думаю, что здесь не две версии, а две стороны одного и того же события, причем в тексте Трога мы находим и данные для раскрытия характера этого события: восстание Аршака и Тиридата было направлено не против Селевкидов, власть которых в Парфии уже пала, а против принявшего бактрийскую ориентацию и признавшего власть Диодота, греческого наместника Парфии, т. е., другими словами, против самого Диодота Бактрийского. Движение Аршака и Тиридата — событие исторически куда более серьезное, чем отделение и до того полунезависимой части селевкидских владений под властью принявших царский титул прежних наместников этих владений. Восстание «скифских» племен южной Туркмении и Хорасана имело не антиселевкидский и не антибактрийский только, но и антимакедонский вообще характер, и не могло не явиться предпосылкой для нового сближения правителей обеих половин распавшейся селевкидской монархии на базе общей политической задачи — борьбы с освободительным движением среднеазиатских и восточно-иранских племен.

Скифы, составившие ядро будущего парфянского государства, представляли смешанную в этническом отношении группу. Если основное ядро их составляли даи (дахи) и парны южной [234] Туркмении⁴, то, по показаниям Помпея Трога (XII, 1), в их состав вошли и разнообразные эмигранты из более удаленных скифских племен, откочевавшими в пустыни между Гирканией и Маргианой из «Скифии» в результате «междоусобий». Повидимому, на это указывает одно из показаний Страбона, в числе этих эмигрантов были и группы бактрийцев и, возможно, согдийцев, враждебных греческой власти.

Я склонен думать, что и цитированное только что место Трога нужно толковать прежде всего именно как указание, что кочевья парнов и даев стали местом концентрации всех недовольных греко-македонским режимом местных элементов, и видеть в восстании Аршака и Тиридата не локальное выступление, а решающее звено широкого фронта борьбы среднеазиатских народов за независимость.

Повстанцы не только завладели Парфией, но сумели быстро овладеть и Гирканией, создав в короткий срок значительное государство от Теджена на востоке до Каспия на западе и сконцентрировать крупные военные силы.

В. В. Тарн⁵, на наш взгляд, убедительно показал, что около 246 г. Селевк II выдал свою сестру за Диодота I. Однако это ни в какой мере не значит, как хотел бы этого В. В.Тарн, что в это время «Диодот был еще селевкидским сатрапом». Наоборот, мы должны видеть в этом акте проявление сближения двух уже независимых друг от друга государств, военного союза против парфян, закрепленного, как обычно бывало в таких случаях, браком. Не исключено, что в этом акте (как впоследствии было с браком Деметрия и дочери Антиоха III) сочеталось признание Селевкидами нового государства и признание Диодотом верховного суверенитета Селевкидов над Азией, хотя прямых доказательств этому привести нельзя.

Однако этот союз не дал ощутимых результатов. К тому времени, когда Селевком II был заключен мир с Египтом, развязавший ему руки для активности на Востоке, и когда он смог в 228 г.⁶ двинуть на Парфию крупные военные силы — престол умершего Диодота I занимает уже его сын Диодот II. Молодой царь резко изменил внешнеполитическую ориентацию, заключив, по показанию Трога (XII, 4), союз с Тиридатом — братом и преемником основателя парфянского государства.

Трудно разобраться в темной и сложной истории этих событий, почти совершенно не освещенных источниками. Наиболее вероятной для объяснения поворота бактрийской политики при Диодоте II является, на мой взгляд, гипотеза, что в этом отразилась попытка молодого царя найти более широкую базу для своей власти, чем греко-македонские военные колонисты, вожди которых и прежде всего Евтидем из Магнезии могли сами претендовать на престол Диодота I — претензия, которую Евтидем впоследствии и осуществил. Внутриполитические причины толкали, таким образом, молодого Диодота навстречу Тиридату, союз с которым, вождем антигреческих сил Средней Азии, должен был привлечь на сторону Диодота туземную бактрийскую родовую аристократию, хранившую до того по отношению к царю бактрийских греков в лучшем случае враждебный нейтралитет. Тиридат, в свою очередь, сейчас, когда всерьез надвинулась угроза вторжения Селевка, был крайне заинтересован в этом союзе.

На первых порах кампания была удачна для Селевка. Тиридат вынужден был покинуть Парфию и Гирканию и искать убежища у племени апасиаков, обитавших, видимо, к северу от старого русла Аму-Дарьи — Узбоя, на границах Хорезма (Полибий X, 48) и по аральскому Приморью, до устьев Сыр-Дарьи.

Характерно, что Страбон, описывая этот факт, проводит параллель между бегством Тиридата к апасиакам и бегством Спитамена к хорасмиям.

Эта параллель является вполне закономерной. В обоих случаях вожди антигреческих движений опираются на северные народности, как на свой глубокий тыл. В обоих случаях Кангха-Хорезм, оставшаяся независимой и от Александра и от Селевкидов и от бактрийских греков, стоит за спиной этих движений.

Весьма вероятно, что связь основателей Парфянской империи с правящими кругами Канхи-Хорезма была и еще более прочной. Местная традиция генеалогически связывает парфянский и хорезмийско-кангюйский дом. Цари [235] Хорезма, по ал-Бируни, возводили свою генеалогию к Сиявушу, сыну Кей-Кауса (Кава-Уса Авесты) и его сыну Кей Хосрову. Сиявуш, (Сиявахш), аграрное божество бассейна Аму-Дарьи, среднеазиатский вариант умирающего и воскресающего бога растительности, видимо, ономастически и мифологически близкий к фракийско-фригийскому Сабазию, изображен на монетах царей Хорезма-Кангюя с I по VIII в. н. э.

Между тем, тот же Бируни⁷ возводит генеалогию Ашканиев-Аршакидов к Ашку⁸, сыну Кей-Хосрова, сына Сиявуша. Имя Ашк (Аск) входит как составной элемент в имена четырех хорезмийских царей списка ал-Бируни (два Аскахамука и два Аскахвара или Аскаджувара). Напомню, что и армянская традиция (Моисей Хоренский, Агафангел, Фавст Византийский и др.) подчеркивает генеалогическую связь аршакидов Ирана и династии кушанов, именуемой также «аршакидами»⁹. Династическая связь кангюйско-хорезмийского и кушанского домов, подтверждаемая нумизматическими данными и китайскими хрониками, не подлежит сомнению. Весьма вероятно, что независимое показание мусульманских и армянских источников, оставлявшееся до сих пор без внимания, раскрывает перед нами гораздо более сложный и организованный характер «скифского» движения Аршака и Тиридата, за спиной которого стояла независимая держава Среднеазиатского севера.

Не исключено, что братья-вожди были связаны узами родства с кангюйско-хорезмским домом сиявушидов и на первых порах выступали в качестве его полководцев.

В этой связи интересно отметить наличие опубликованной впервые П. Гарднером в 1879 г. монеты, найденной в составе Аму-дарьинского клада вместе с отмеченной выше монетой Андрагора и чрезвычайно близкой к ней по типу, весу, фактуре и т. д. Однако на лицевой стороне она имеет не бородатое изображение грека в диадеме (Зевс?), как монета Андрагора, а изображение туземца в скифском уборе, а на реверсе квадригой управляет не Ника, а повидимому, тот же «скиф». Вместо греческой надписи мы имеем здесь арамейскую. Надпись на реверсе не возбуждает сомнений. Аллот де ля Фюй правильно прочел ее: «Вахшу». Надпись на лицевой стороне читается тем же автором WRYWR.

Не имея возможности здесь подробно аргументировать наше положение и развертывать дискуссию с Гарднером, Ховорсом, Кэннингхэмом и Аллот де ля Фюй по поводу атрибуции этих монет, ограничусь ссылкой на поразительный параллелизм с хорезмийскими монетами, несущими на одной стороне изображение царя, а на другой — конное изображение Сиявуша, в образе того же царя. Я склонен видеть здесь как бы прототип монет сиявушидов (с использованием типа монет Андрагора), а в «Вахшу» — имя известного по ал-Бируни божества Аму-Дарьи «Вахш» (ОАХРО кушанских монет), мифологически тождественного с Сиявушем (Сиявахшем).

Характерно, что уникальная монета (халк), опубликованная Бартоломеем (1848)¹⁰ и несущая на лицевой стороне бородатую голову царя вправо, а на реверсе надпись *** (***) *** (***), имеет в центре реверса тождественное с монетами с надписью «Вахшу» изображение «Сиявуша» на колеснице.

Тогда перед нами будут монеты Аршака или Тиридата, чеканенные вслед за низложением Андрагора во имя божественного предка династии, с использованием имеющейся уже на монетах Андрагора колесницы в качестве атрибута этого бога, впоследствии изображаемого в виде всадника.

Вернемся, однако, к прерванному обзору политических событий.

Удача Селевка была непрочной. Поддержка со стороны Диодота II дала Тиридату возможность перейти в наступление и нанести поражение войскам Селевка. Вспыхнувшее, по свидетельству Трога Помпея, в тылу Селевка новое восстание вынудило сирийское войско очистить оккупированную область и вернуться на запад.

На три десятилетия Парфия и Бактрия оказываются предоставленными самим себе. На эти годы падают укрепление парфянского царства, завершение политической консолидации его основного ядра и сложение тех специфических черт своеобразной скифско-иранской монархии, которые затем красной нитью проходят через историю парфянской империи.

Тиридат, принявший родовое имя Аршак и известный обычно под именем Аршака I (248 — 214), вновь восстанавливает свою власть [236] над Парфией и Гирканией. Столицей государства при нем становится Гекатомпил, — город, расположенный на иранской стороне нынешней советско-иранской границы, к югу от Астрабада, вероятно, в окрестностях нынешнего Дамгана, но резиденцией царей оставалась Дара, на территории их родных кочевий, неподалеку от нынешнего Каахка. И впоследствии, как Дара, так и Неса к западу от Ашхабада, теперь величественное городище в окрестностях туркменского аула Багир, исследуемое в течение ряда лет ашхабадскими археологами, оставались резиденциями аршакидов, несмотря на то, что центр тяжести политической жизни страны был перенесен в западную часть парфянских владений. Как установил руководитель раскопок в Неса, т. Марущенко, здесь находились в соответствии с данными античных авторов родовые усыпальницы аршакидов, по старой скифской традиции возвращавшихся после смерти в места, где некогда кочевали их предки.

С именем Артабана I (214 — 196) связано новое расширение пределов Парфии. Он оккупирует Экбатаны, древнюю столицу Мидии, простирая свою власть, таким образом, на северо-западный Иран. Парфянские отряды появляются на границах Верхней Месопотамии.

3. ЕВТИДЕМ ИЗ МАГНЕЗИИ И АНТИОХ III

Мы почти ничего не знаем о том, что происходит в это время в Бактрии. Несомненно одно: проаршакидская политика Диодота II потерпела здесь крушение, и дворцовый переворот привел к власти Евтидема из Магнезии, уже упоминавшегося нами выше в связи с историей отложения Бактрии.

Это событие, вероятно, имело место уже вскоре после похода Селевка II, может быть и явившегося для этого непосредственной предпосылкой. Разгром селевкидами союзника Диодота II Тиридата мог развязать руки противной партии в Бактрии.

По подсчетам Тарна¹¹, около 227 г. Евтидем женится на дочери Диодота I и селевкидской принцессы (дочери Антиоха II) — брак, от которого родился будущий завоеватель Индии Деметрий.

Весьма вероятно, что этот брак последовал непосредственно за переворотом Евтидема, брачной связью с Селевкидами и домом Диодота, пытавшегося легитимизировать узурпацию власти. Думаю, что Тарн прав в том, что в этом перевороте могла сыграть известную роль и сама вдовствующая царица Бактрии — дочь Антиоха II, вместе с претендентом Евтидемом возглавлявшая дворцовый заговор против своего пасынка Диодота II и нанесшая этим удар в спину бактрийско-парфянской коалиции.

Вряд ли первые десятилетия власти Евтидема были связаны с особенным подъемом политического могущества Бактрии. Из его слов во время переговоров с Антиохом III в 206 г. (см. ниже) можно заключить, что этот период был наполнен жестокой оборонительной борьбой бактрийских греков против народов северной части Средней Азии, весьма вероятно действовавших в союзе с парфянами (см. ниже).

К 209 году относится новая — последняя — попытка селевкидской монархии возвратить власть над утраченными Восточными сатрапиями. Антиох III Великий (223 — 187) в этом же году разбивает захватившего было Экбатаны Артабана I. Войска Артабана отбрасываются за Каспийский проход, и царь Парфии оказывается вынужденным признать верховную власть Селевкидов. В следующем 208 году Антиох занимает Арию и наносит решительное поражение передовым заслонам Евтидема на Герируде — десятитысячной конной армии бактрийцев. В 207 г. селевкидские войска осаждают Бактры.

Осада была тяжелой и длительной. В 206 году после долгих переговоров между Антиохом и Евтидемом был заключен мир и союз, причем мотивы этого решения весьма показательны. Евтидем в беседе с представителем Антиоха Телеей «высказал, что Антиох действует несправедливо, стараясь лишить его царства. Не он первый, продолжал Евтидем, восстал на царя, напротив, он достиг владычества над Бактрией тем, что истребил потомство нескольких других изменников. Долго говорил так Евтидем и, наконец, просил Телею оказать ему услугу в мирном посредничестве и убедить Антиоха оставить за ним царское имя; если Антиох не исполнит его просьбы, то положение обоих становится небезопасным. На границе, продолжал он, стоят огромные полчища кочевников, угрожая им обоим: если только варвары перейдут границу, то страна наверное будет завоевана ими» (Полибий XI, 34).

Ниже мы попытаемся показать, кто были варвары, угрожавшие Евтидему и Селевку. Во всяком случае мир был заключен. Евтидем, признав верховную власть селевкидов, сохранил свой титул и владения, закрепив союз с Антиохом браком сына Евтидема — Деметрия и дочери Антиоха. Последний, получив от Евтидема припасы и боевых слонов, двинулся на юг, через перевалы Гиндукуша в Индию. После заключения союза с царем Северной Индии [237] Субхагасеной (Сафагасен Полибия) Антиох повернул в обратный путь, подчинив своей власти Арахозию и Дрангиану, ранее входившие в сферу политического влияния государства Маурья.

Союз с Антиохом и ослабление Парфии создали исключительно благоприятные шансы для политического подъема греко-бактрийского царства. У нас есть все основания полагать (см. ниже), что Евтидему удалось найти союзников среди самых кочевников в лице хуннов, восточных соседей распространившей к этому времени свою гегемонию на Восточный Туркестан массагетской конфедерации. 206 г. — год союза Евтидема и Антиоха — является годом начала наступления хуннов против массагетов (юечжи китайских источников)¹². Видимо, этот союз с хуннами и послужил основанием для слов Страбона (XI,II,I) о том, что «бактрийские цари простерли свои владения до «серов» (китайцев) и фаунов (хуннов)¹³. Действительно, годы высшего подъема Бактрии — это годы, когда союзник Евтидема-Деметрия, хуннский шаньюй Модэ, разгромив массагетов-юечжи, развертывает успешное наступление против Китая. Однако эта сторона политики Евтидема-Деметрия имела чисто оборонительный характер, и воевали здесь бактрийские греки, главным образом, чужими руками, натравливая друг на друга различные конфедерации степных племен. Политические устремления евтидемидской Бактрии были направлены в другую сторону — за Гиндукуш.

4. ПУШЬЯМИТРА, ЯВАНЫ И НАСЛЕДНИКИ МАУРЬЯ

Немногим более столетия отделяет начало правления наиболее блестящего представителя династии Маурья — основателя могущества буддийской империи Индии — Ашоки от дней, когда государство Чандрагупты, поднятое Ашокой на вершину могущества, пало под ударами внутренних смут и вторжения извне.

Столетнее господство буддизма, отражавшее глубоко прогрессивные тенденции развития индийского общества, тенденции разрушения племенной и кастовой замкнутости, выводившего народы Индии из узких рамок примитивных племенных и городских княжеств на широкую дорогу имперского объединения, не смогло до конца разрушить могущественное влияние хранителей традиций старого индийского общинно-рабовладельческого уклада — высшей касты брахманов, отодвинутой в империи Маурья союзом прогрессивных элементов касты кшатриев с городскими общественными слоями на второй план. База нового строя оставалась по прежнему очень узкой.

Индийская деревня, сохранявшая свой традиционный общиннородовой уклад и связанную неразрывно с ним древнюю религию, служила мощным резервом сил для антибуддийских элементов. Старые династии, особенно в южных полудравидских и дравидских княжествах, ущемленные и оттесненные централизаторской политикой императоров Маурья, всегда готовы были поддержать оппозиционное движение адептов брахманизма. Брахманская реакция и связанный неразрывно с нею процесс политического распада и упадка империи Маурья сказываются задолго до 184 г. до н. э. (конечная дата 137-летней эпохи Маурья по пуранам, дата смерти последнего Маурья — Брихадратхи от руки своего военачальника, основателя династии Шунга, Пушьямитры).

Повидимому, уже к последним десятилетиям III века реальная власть императоров Маурья не выходит за пределы их наследственного царства Магадха, и брахманы стоят за спиной местных раджей, восстания которых против установленного Ашокой режима наполняют историю Индии III века.

Положение осложняется появлением на севере крупной политической силы, которой в дальнейшем суждено сыграть в событиях последних веков истории античной Индии кратковременную, но выдающуюся роль. Мы имеем в виду достигшую к этому времени апогея своего могущества грекобактрийскую монархию Евтидема-Деметрия. Правители Бактрии не могли, конечно, безразлично относиться к происходящему за Гиндукушем. Тяжелая и рискованная борьба за расширение пределов монархии бактрийских греков на север и восток должна была отступить на второй план по сравнению с теми широкими перспективами, которые открывал перед хищническим государством потомков греко-македонских завоевателей Средней Азии упадок государства Маурья.

Выбор между опасной борьбой с суровыми варварами-кочевниками севера и свободолюбивым населением обнесенных могучими глиняными стенами родовых деревень обитателей еще не покоренных окраин Средней Азии и возможностью легкого захвата богатейших культурных земель на юге не мог, конечно, быть предметом колебаний для потомков бактрийских эпигонов Александра. [238]

Есть основания, вместе с тем, предполагать, что на своей бактрийской родине потомки греко-македонских завоевателей чувствовали себя недостаточно прочно, и перспектива возможности переноса на юг центра своих государственных интересов давала им почетный и выгодный выход из борьбы с освободительным движением среднеазиатских племен. Сопоставление трагической угрозы Евтидема Антиоху III — с общим направлением политики Деметрия — делает это предположение весьма вероятным.

Уже непосредственно вслед за заключением селевкидо-бактрийского союза, около 206 г. Евтидем оккупирует долину Кабула¹⁴, обосновываясь в стране Паропамисадов.

Видимо, к ближайшим десятилетиям надо относить постепенный переход под власть Евтидема и остальных индо-иранских областей Дрангианы и Арахозии, областей, судя по данным Полибия о походе Антиоха III, уже не связанных с империей Маурья в конце III века.

Еще при жизни Евтидема греки оккупируют верхний Пенджаб, и Шагала (Сиалкот) получает, по свидетельству Птолемея, имя этого царя.

Занявший, видимо, около 190 года престол Бактрии сын и преемник Евтидема Деметрий круто поворачивает фронт своей политики против Индии. Между 190 и 180 гг. он вторгается в бассейн Нижнего Инда, подчиняя Паталену (Патала, дельта Инда), Сураштру (Катхиавар) и Сигертис.

Ко времени около 190 года надо относить постройку им города Деметрий в Арахозии — на подступах к долине Инда. Деметрий вскоре вслед за этим распространяет свои владения на юго-западе до устьев р. Нербудды.

Я не склонен следовать за В. В. Тарном в его попытках реконструировать гигантский стратегический план Деметрия, согласно которому якобы этот царь наносит одновременно удар против разрушающегося царства Магадха в двух направлениях на юго-запад, на Нижний Инд, где он руководит якобы операциями сам, вместе со своим братом Аполлодотом, и на юго-восток, против центрального ядра царства, где в качестве полководца Деметрия выступает Менандр. Судя по всему, экспансия Менандра на юг, в область Магадха, относится к значительно более позднему времени, к 50-м годам II века. Первые Шунга, по показанию Калидасы, ведут борьбу с «яванами» на берегах Инда.

В. В. Тарн вместе с тем удачно подметил характерные черты политики Деметрия, отличающие его от его предшественников и кладущие начало новой полосе взаимоотношений правителей восточной греко-македонской империи с подчиненными ей народами. Выступая на обширное поприще южных завоеваний, Деметрий делает попытку воскресить политические традиции великого основателя македонского могущества Александра. В противоположность Селевкидам и первым греко-бактрийским царям, Деметрий (Тарн приписывает это еще Евтидему, политику которого он сопоставляет с политикой Филиппа II, что вряд ли верно) пытается порвать с характерным для селевкидской политики противопоставлением рафинированного эллинства завоевателей культуре туземных«варваров». Он, как Александр, ищет путей сближения с местным населением, во всяком случае с его классовой верхушкой, путей синтеза греческих и индийских форм политической и культурной жизни. Это ярко отразилось в нумизматике Деметрия. В противоположность своим предшественникам, он изображен на монетах не в традиционной греческой диадеме, а в своеобразном головном уборе в виде скальпа слона — уборе, воспроизводящем формы индийских туземных царских уборов. Наряду с серебряной греческой он первым из греческих правителей Востока начинает чеканить квадратную медную монету индийского образца с надписью на индийском языке, где именует себя титулом магараджи. Заслуживает внимания высказывавшаяся неоднократно и развитая в 1938 г.Тарном¹⁵ гипотеза, усматривающая в политике греческих завоевателей Индии попытку объявить себя законными наследниками императоров Маурья, обоснованную династическими связями.

Я имею в виду гипотезу о брачной связи дома Маурья и Селевкидского дома, ответвлением которого по женской линии (см. выше) считали себя Евтидемиды.

Во всяком случае, наиболее вероятно, повидимому, что на первом этапе своего продвижения способствуя окончательному обессилению и распаду государства последних Маурья — после смерти Брихадратхи от руки Пушьямитры, косвенной причиной которой они явились, Евтидемиды объявили себя законными наследниками Маурья и продолжателями их политической и идеологической традиции против возглавляемой Пушьямитрой брахманской реакции. Пробуддийская политика греко-индийских царей — не подлежит сомнению.

5. ЕВКРАТИД И ГЕЛИОКЛ

Единственными аргументами в ее пользу являются:

3) Наличие на некоторых монетах Евкратида тех же символов, что и на селевкидских монетах.

Так рассказывает нам о царствовании Евкратида Помпей Трог (XII, 5).

На юго-западе индийских владений начинает чеканить монету провозгласивший себя также царем Аполлодот.

6. МИТРИДАТ I, МАССАГЕТЫ-ЮЕЧЖИ И ПАДЕНИЕ ГРЕКО-БАКТРИЙСКОГО ЦАРСТВА

Сложившаяся к 60-м годам политическая ситуация в Средней Азии как нельзя более благоприятствовала Парфии.

Митридат I начал свою политическую карьеру с использования междоусобиц в Бактрии, оккупировав Маргианское царство Антимаха и покончив, таким образом, с эфемерным северным государством последних среднеазиатских евтидемидов. Видимо, на протяжении 60-х годов Митридат подчинил себе все западные сатрапии Бактрии — Маргиану, Дрангиану, Арахозию, Арию, сделав Южные Каракумы и западные отроги Гиндукуша границей между Парфией и государством Евкратида. Эта граница становится восточной границей Парфии вплоть до падения династии аршакидов. Приобретение богатой Маргианы, одной из наиболее цветущих провинций греко-бактрийского царства, явилось предпосылкой для быстрого роста хозяйственной и военной мощи царства парфян. Смерть Антиоха IV (163 г.), оборвавшая кратковременную и непрочную экспансию царства селевкидов против непокорных восточных сатрапий, Мидии и Элимаиды; позволила Митридату оккупировать обе эти провинции, сделав Тигр почти на всем его течении временным [242] рубежом своего наступления на Запад. Персида также входит в сферу господства поднимающейся империи, смыкая цепь западных и восточных приобретений Митридата. Вавилонские документы показывают нам, что около 142г. Митридат аннексирует Вавилон (один вавилонский контракт датирован 108 г. аршакидской эры — 141 — 140 гг.; последняя дата правления Селевкида Деметрия II вавилонских документах — февраль 142 г.).

Последняя попытка Деметрия II возвратить Вавилонию связана с созданием союза ранее действовавших изолированно друг от друга противников Митридата: Бактрия, где у власти стоял последний из греко-бактрийских царей Гелиокл, выступает в конце 141 г. на восточной границе Парфии, отвлекая силы Митридата на северо-восток, восстают Элимаида и Персида, и войска Деметрия II вновь занимают Вавилон.

Однако Митридат быстро справляется с коалицией. Разбив и отбросив Гелиокла на восток, он наносит решительное поражение Деметрию, который попадает в плен и отвозится в Гирканию. Элимаида и Персида вновь входят в состав Парфии.

Для понимания быстрой и решительной победы Митридата I над селевкидско-бактрийской коалицией мы должны учесть, что Парфия в этой борьбе также имела весьма серьезных союзников — родственные основному этническому ядру парфянского государства племена северной части Средней Азии, обрушившиеся на растянутый правый фланг бактрийских греков и уничтожившие государство Гелиокла. II век был веком больших событий во внутренней истории народов Средней и Центральной Азии, — событий, лишь слабые отголоски которых донесли до нас источники. При этом, ввиду того, что наиболее значительные сведения об этом времени мы черпаем из источников китайских, дошедших до нас несравненно полнее, чем сохранившиеся в ничтожных отрывках источники античные, мы больше осведомлены о том, что происходило на далеких восточных окраинах Центральной Азии, на восточных рубежах Монголии и Китайского Туркестана, чем о событиях в бассейне Окса и Яксарта.

Это положение немало способствовало сложению господствующей в литературе концепции, согласно которой именно события, имевшие место на протяжении конца III и первой половины II столетия до н. э. на западных границах Китая, целиком определили события второй половины II века в Средней Азии, в частности такой фундаментальный исторический фант, как падение греко-бактрийского царства.

Ход исторических событий в традиционной схеме, опирающейся на хронику Сы-ма-цяня, рисуется так:

В III веке над кочевыми племенами Монголии господствует племенной союз Больших Юечжи, кочевья которых располагаются между Дунь-хуаном и горным хребтом Циляньшань в провинции Ганьсу.

Подъем другого государства Монголии, государства Хунну, центр которого был локализован далее к востоку, на север и запад от Хуанхэ, связанный с именем основателя этого государства — Модэ (206 — 174) обусловил падение могущества юечжи. В 165 г. шаньюй (верховный вождь) хуннов Ляошань разбил окончательно юечжи. Царь последних был убит в баю, череп его был превращен Ляошанем в чашу для питья. Юечжи были отброшены на запад, заТяньшань.

«Итак, юечжи удалились на запад, пройдя через Давань (Фергана), напали на Дахя (Бактрия) и покорили это государство; столицу основали на северной стороне Гуйшуй (Окс — Аму-Дарья)», так говорит об этом событии Цянь-Ханьшу (Хроника старшей династии Хань). Имя больших юечжи на протяжении XIX века было объектом многочисленных и разнообразных гипотез¹⁸. Интересно, что наиболее ранние авторы — Абель-Ремюза, Клапрот, а за ними — Григорьев, еще неискушенные в хитросплетениях этнолого-филологических конструкций по вопросам этногенеза Центральной Азии, исходя из непреложных фактов исторической фонетики китайского языка, выдвинули гипотезу о том, что «большие юечжи» — массагеты¹⁹.

В самом деле,имя юечжи *** в ханьскую эпоху читалось гветти или гоатти (ср. чтения первого иероглифа в современном японском «гетсу», в южно-китайском «иет»²⁰, a «мas»²¹[243] прозрачно этимологизируется в свете сравнительного изучения индоиранских языков, как «большой», «великий»²².

Характерно, что античные авторы, рассказывая о падении греко-бактрийского царства, нигде не упоминают имя юечжи и связывают это событие с движением с севера целого ряда племен. По Трогу Помпею — это «саравки и асианы», по Страбону — «асии, пасианы, тохары, сакаравлы». «Саравки» и «сакаравлы», несомненно, тождественны, и, по общему мнению всех исследователей, означают сакараваков, в которых, несомненно, надо видеть «сака хаумаварга» ахеменидских надписей и «скифов амюргиев» Геродота.

В свою очередь ахеменидские надписи совсем не знают массагетов, которым так много уделяют вниманяя античные авторы. А так как Ктесий, пользовавшийся непосредственной персидской информацией, переносит предания о событиях, связанных у Геродота с массагетами, на амюргийских скифов («скифы царя Омарга»), есть все основания предполагать, что ахеменидские персы знали массагетов под разными названиями, не употребляя известного грекам, видимо, от европейских скифов их собирательного имени, причем сака хаумаварга, вероятно, самое значительное из массагетских племен, выступает в надписях на первый план²³. Бактрийские греки, соприкасавшиеся с массагетскими племенами также более [244] чем близко, могли так же, как авторы ахеменидских надписей, писать о каждом из них в отдельности, в то время как китайцы II в., как греки во времена Геродота, знали их под собирательным именем «великих гетов».

По Тарну²⁴, следующему в основном Германну²⁵, в состав массагетской конфедерации входило пять племен — дербики (*** Стеф, Визант.; *** Птолемея VI 10, 2, Derbices Мелы III, 39, Dribyces Плиния VI, 48)²⁶, аугасии или аугалы (*** Стеф. Визант., *** Птолемей VI 12, 4), аттасии (*** Страбона XI, 513; Германн считает аугасиев, аугалов и аттасиев одним племенем), апасиаки (*** Страбона XI, 513 и Полибия X, 48, Paesicae или Pestici Мелы III, 39, 42, *** Птолемея VI; Стеф. Византийский 254, ставит апасиаков рядом с аорсами (аланами) и прямо относит их в число массагетских племен: *** и хорасмии.

В основном мы можем принять эти положения с некоторыми уточнениями. Во-первых, как уже сказано выше, первое место в этом перечне должны занять сакараваки и тохары (см. ниже). Во-вторых, хорасмии вряд ли могут считаться племенем, скорее это результат слияния различных массагетских племен, в первую очередь, видимо, сакараваков, втянутых в систему хорезмийской государственности. В-третьих, вероятно прав Германн в отождествлении атасиев и аугасиев. В-четвертых, вариантом имени апасиаков является и имя пасианов Страбона. В-пятых, к упомянутым Германном вариантах имени дербиков нужно прибавить упоминаемых Птолемеем IV, 12 дрибактов («за Согдийскими горами») и дрепсиан к востоку от хорасмиев и названия городов, видимо, этнического происхождения, Дреспу и Трибактру, расположенные в дельтовой области Зеравшана и Кашка-Дарьи. Наконец, видимо, помимо пяти основных племен, составлявших базу конфедерации, в ее состав входили многочисленные более мелкие племенные единицы, возможно являвшиеся осколками более древних крупных племен, а иногда подразделениями пяти основных. Я имею в виду оксидранков (за Согдийскими горами), оксиан — соседей хорасмиев, аристеев (может быть, тождественные ариакам. Птолемей VI, 12) Нижнего Яксарта и кирродеев у Окса (Птолемей IV, 12), напастов (Птолемей VI, 14, может быть, напаи Плиния VI, 17), соседей сакараваков, наконец, рибиев у Окса (Птолемей VI, 14) и мардов у устьев Окса, рядом с апасиаками (Мела).

Первоначальная локализация тохаров, которых значительная часть современных авторов пытается поставить на место юечжи²⁷, хотя, на деле, мы можем говорить о них лишь как об одном из племен массагетско-юечжийской конфедерации, представляет все же существенный интерес.

Птолемей (IV, 12) помещает их «близ Оксийских гор» на северном отрезке Яксарта (Сыр-Дарья). Под Оксийскими горами надо, несомненно, понимать всю систему гор водораздела Аму- и Сыр-Дарьи, от Султан-уиздага на северо-западе через возвышенности центральных Кызыл-Кумов до Туркестанского хребта. Впрочем, весьма вероятно, что в это понятие включался и Чинк — юго-восточный обрыв Устьюрта. [245]

Рядом с тохарами Птолемей упоминает ятиев, а перед ними живущих, повидимому, в районе между чинками Усть-урта и Сыр-Дарьей пасиков. Вероятнее всего здесь и надо видеть первоначальную локализацию первых трех из четырех упомянутых Страбоном племен, ибо тождество пасиков и пасианов²⁸ и тех и других и апасиаков не подлежит сомнению, а тождество ятиев и асиев-асианов весьма вероятно²⁹.

Трудно предполагать, что здесь Птолемей дает вторичную локализацию интересующих нас племен. Китайские источники говорят нам о движении юечжи в Согдиану и в Бактрию, т. е. на юг от «Оксийских гор», и если бы здесь шла речь о прохождении из восточного Туркестана преследуемого хуннами племени, вряд ли можно было бы предполагать широкое его расселение, притом в областях, по китайским хроникам, составлявшим территорию государства Кангюй, да еще ту его часть, которая находилась под влиянием врагов юечжи — хуннов.

Вероятнее видеть здесь оставшиеся на месте, на местах своих древних поселений, части племен массагетов-юечжи, другие части которых вторглись на территорию Бактрии, куда был перенесен и центр массагетско-юечжийской конфедерации, первоначально, вероятно, зависимой от Кангюя-Хорезма.

Таким образом, в целом завоевание Бактрии «варварами» рисуется как движение племен прежде всего Приаралья в южном направлении против их традиционных врагов.

Большой интерес представляет показание того же Птолемея (VI, 13), основанное, видимо, на свежих данных его информатора (Марина), о нахождении массагетов в верховьях Яксарта, в местности Аскатанка, т. е. в Притяншаньи. Это показание полностью совпадает с показанием истории старшей династии Хань, что «между усунями находится поколение племен сэ (саки) и юечжи (массагеты)»³⁰.

Это свидетельство является важным дополнительным аргументом в пользу отождествления массагетов и юечжи и вместе с тем проливает свет на проблему взаимоотношения древних массагетов V века, твердо локализуемых античными авторами в Закаспии, и юечжи III века, столь же твердо локализуемых китайскими источниками в восточном Туркестане, вплоть до провинции Ганьсу.

Наиболее вероятным на наш взгляд является предположение, уже высказанное в свое время Франке³¹, что ганьсуйские юечжи — восточная ветвь массагетов.

Если мы не можем не учитывать значения для истории кочевников Средней Азии событий II в. до н. э., разыгравшихся у Китайской стены, то столь же ошибочно было бы игнорировать события, разыгравшиеся с конца IV по начало II века в самой Средней Азии — для истории центрально-азиатских народов.

Политическая консолидация порубежных племен северных окраин Бактрийского царства, толчком к которой явилась борьба с греко-македонскими завоевателями, могла иметь своим последствием широкую экспансию кангхско-массагетской конфедерации в глубь степи на восток³², тем более, что здесь кочевали близко родственные массагетам исседонские племена, вероятно и раньше находившиеся в известной связи со своими западными сородичами³³.

Тогда и походы Евтидема-Деметрия на Восток «до серов и фаунов» приобретут свое исторически закономерное место, как интегральная часть оборонительной политики Греко-Бактрийского царства против северных кочевников, в первую очередь именно массагетов, не только отрезавших Греко-Бактрию от источников скифского золота, но, и это самое главное, грозивших охватить ее сплошным полукольцом сплоченного «варварского» фронта с запада, севера и востока.

Серы и фауны, китайцы и хунны (будем следовать и здесь за старой гипотезой Томашека-Маркварта, а не за новейшими весьма [246] искусственными построениями) должны были рассматриваться бактрийскими греками как естественные союзники против общих врагов — массагетов-юечжи.

Характерно хронологическое совпадение движения Евтидема и Деметрия на восток и хуннов на запад. Подчеркнем некоторые даты:

207 год. Над северной границей Бактрии нависает угроза варварского вторжения, о которой говорит Евтидем Антиоху III, вторжения настолько серьезного, что оно может угрожать всему эллинистическому Востоку. На границах Монголии — период высшего подъема могущества «больших юечжи», облагающих данью хуннов и господствующих над оазисами восточного Туркестана.

206 год. Заключается, в связи с угрозой варварского вторжения, союз между Антиохом III и его недавним врагом Евтидемом. Видимо, за этим следует начало наступления Евтидема на север и восток. Тот же 206 год. В результате военного переворота и отцеубийства, в Монголии к власти приходит шаньюй хуннов Модэ, до того находившийся в качестве заложника у юечжи. Модэ реорганизует и перевооружает хуннское войско, руководствуясь, как мы показали выше, массагетскими (по Лауферу — иранскими) образцами. Между 206 и 204 годом Модэ наносит юечжи первый удар с востока.

176 год. Время высшего подъема греко-бактрийского царства Деметрия. Второй поход Модэ-шаньюя на запад против юечжи, в бассейн Тарима и в Семиречье против подданных юечжи усуней.

Сопоставление достаточно показательно. На наш взгляд нет ни малейшего сомнения, что Модэ и его преемники с самого начала выступают как союзники Евтидема и Деметрия, координируя свои выступления с выступлениями бактрийских царей. Весьма вероятно, что и его бегство около 206 года от юечжи на родину, и последующий заговор против его отца, и захват власти определяются теми перспективами, которые открывались перед хуннским царевичем в связи с начавшимся наступлением греков против ненавистных юечжи. А соли учесть, что император Китая Ву-ди посылает Чжан-цяня в Бактрию для заключения союза с победоносными юечжи против хуннов, я не вижу ничего невероятного в том, что агенты Евтидема вступили в сношения с молодым хуннским вождем, находившимся в качестве заложника у соседей и врагов Бактрии, массагетов-юечжи, для того чтобы получить себе ценного союзника, способного ударить массагетам в тыл, когда греки начнут свое наступление против них.

Дальнейшая история восточной экспансии массагетов нам известна из китайских источников.

165 год. Время, соответствующее победе Евкратида в Греко-Бактрии. Хунны во главе с Ляошанем вновь выступают против юечжи. Царь последних гибнет в бою. Остатки восточных массагетов отбрасываются на запад за Тянь-шань. Опять совпадение столь же показательное как и прежние — последняя большая победа хуннско-бактрийской коалиции против массагетской конфедерации.

Полная историческая нелепость положения кабинетных исследователей, за чистую монету принимавших сообщения китайских источников о том, как разгромленные хуннами и бежавшие за Тянь-шань юечжи в течение 25 лет завоевывают Фергану, Согд и, наконец, самую Бактрию и устанавливают господство над южной частью Кангюя, — ясна для всякого, знакомого с реальными условиями кочевого хозяйства и кочевых войн. Разбитый в боях, растерявший скот, бежавший за тысячи километров от родины кочевой народ — труп с политической точки зрения. Никакой иной судьбы, кроме либо окончательного истребления туземцами, либо ассимиляции ими, он ждать не может. Все без исключения исторически достоверные факты аналогичных событий не дают нам ничего другого.

Совершенно иной будет картина, если исходить из нашей гипотезы. Как бы тяжелы ни были поражения конфедерации массагетов на востоке и, вероятно, на юге, они затрагивали лишь периферию этой примитивной кочевой империи, ее Hinterland — степи Приаралья и цветущие оазисы Кангхи-Хорезма и нижней Сыр-Дарьи оставались недоступными для врагов. 25 лет при таких условиях были временем вполне достаточным, чтобы оправиться от поражения 165 года, и, залечив, раны, в союзе с Парфией, возглавляемой родственной Кангхскому дому сиявушидов династией, нанести сокрушительный удар по ослабленному длительными междоусобиями греко-бактрийскому государству. Я не вижу никаких оснований итти вслед за Тарном в снижении даты юечжийского завоевания Бактрии. 140 год, дата, принятая большинством исследователей для юечжийского завоевания Бактрии, совпадает с датой последнего союза между селевкидами и бактрийскими греками против парфян. Одновременность разгрома селевкидов парфянами и Гелиокла юечжи, вытекающая из общепринятых датировок обоих событий — в свете предшествующего анализа, более чем понятна. Это не два события, а одно: победа парфяно-массагетской коалиции над селевкидо-бактрийской.

Митридат I умер около 138 г. Уже царствование его сына Фраата II было связано с крупными испытаниями для только что основанной империи, — испытаниями, подготовленными самим подъемом Парфии. [247]

Антиох VII Сидет (139/13 — 129) воспользовался смертью основателя могущества Парфии Митридата I, чтобы сделать новую попытку возвратить Вавилонию. Около 136 года он перешел Тигр, в трех боях разбил полководцев Фраата II и оккупировал Вавилон. Подчинение Мидии ему также удалось. Военный разгром парфян на западной границе был настолько значителен, что Антиох претендует на то, чтобы Фраат II признал себя данником селевкидов, как некогда Артабан при Антиохе III, и возвратил Антиоху все владения, кроме Парфии и Гиркании. Однако зима 130 — 129 г. решила вопрос иначе. Вынужденный расположить свои войска на зимние квартиры в различных городах Мидии, Антиох предоставил благоприятные шансы парфянам, которым удалось использовать ослабление сирийцев и быстрым ударом на Экбатаны нанести Антиоху решающее поражение. Антиох был убит, сын его Селевк, как незадолго до этого Деметрий II, попал в плен к парфянам.

Однако непосредственно вслед за этой победой события развернулись весьма неблагоприятно для Фраата II. Призванные им в начале кампании в качестве наемных контингентов «скифы», в которых я склонен видеть отнюдь не просто мигрирующие с севера на юг беспорядочные орды кочевников, а союзные части массагетской конфедерации, состоявшие, вероятно, из сакараваков и, возможно, апасиаков, не получили, ввиду якобы опоздания, обусловленной платы (Трог XIII, II, I). «Недовольные тем, что даром прошли такой путь, они потребовали либо оплаты за проторы, либо нового врага. Оскорбленные надменным ответом, они начали грабить парфянскую землю».

Попытка Фраата II двинуть против них не только парфянские части, но и только что взятых в плен греческих солдат Антиоха, стоила ему жизни. По показанию Трога, греки в решительный момент перешли на сторону скифов, парфяне были разбиты и Фраат был убит.

Восточная граница Парфии была прорвана. Преемник Фраата II, его дядя Артабан II, был вынужден выдержать тяжелую борьбу с тогарами (тохарами), видимо утвердившимися в это время в Бактрии и наступающими на Маргиану, в результате которой, он, как и его предшественник, потерпел поражение и пал в бою (около 124 года). В этих тохарах надо, несомненно, видеть основное ядро оккупировавшей Бактрию отрасли массагетов-юечжи. Однако, видимо, основные контингенты оккупировавших восточные сатрапии Парфии юечжийских войск состояли из кангюйских сакараваков, с именем которых, вероятно, связано последующее образование сакского государства в Сакастане (Сеистане).

Исидор Харакский сообщает нам, что саками была занята также Траксиана и Тапурия — прикопетдагские области, граничащие с Каракумами. Отдельные группы саков прорвались на запад через Гирканию до верхнего Тигра и Армении³⁴.

Массагетское наступление на севере и востоке Парфии сочеталось с военными неудачами и усобицами на западе. Судя по показаниям Диодора и нумизматическим данным в Мидии и Вавилонии, власть захватил назначенный еще Фраатом II наместник Гимер, разграбивший Вавилон и уведший многочисленных пленных в Мидию. На 127 — 126 гг. падает кратковременный захват власти в Вавилоне правителем Харакены — маленького царства в низовьях Тигра и Евфрата. Видимо, это и явилось причиной страшной расправы Гимера.

Парфия находилась на краю гибели, когда к власти пришел сын Артабана II Митридат II (124/123-87 г. до н. э.).

Этот царь, справедливо рассматривающийся как второй основатель могущества Парфянской империи, решительными мерами сумел восстановить разрушающееся государство и закрепить власть Парфии над восточными и западными сатрапиями, подчинив своей власти оставшиеся на территории восточной Парфии сакские племена.

Но история этих событий лежит уже за пределами нашей темы. Угроза Евтидема воплотилась в жизнь. Эллинистическая империя «Дальнего Востока» рухнула под ударом «варваров», заложивших основы двух империй позднеантичного Востока — Парфии и будущей державы Кушанов, империй, в которых среднеазиатская эллинистическая культура достигла своего расцвета. Это событие не было результатом стихийных переселенческих движений кочевых племен. Оно завершило организованную, многовековую борьбу свободолюбивых народов Средней Азии против греко-македонских поработителей, — борьбу, в которой на протяжении двух веков организующую роль играло единственное сумевшее сохранить свою независимость государство Средней Азии — Кангха-Хорезм. [248]

1 Весьма вероятно, впрочем, что оба Стасанора — одно и то же лицо.

2 О характере селевкидской колонизации см. W. W. Tarn. The Greeks in Bactria and India. Cambridge 1938, стр. 5 — 35. В последующем изложении мы широко используем для изображения общего хода событий с греческой стороны новейшее обобщение греко-бактрийской и парфянской истории, принадлежащее этому автору, и данное в цитированном сочинении и в разделе Парфии в Cambridge Ancient History. Однако в целом ряде вопросов, в том числе в трактовке основной темы нашего исследования, мы коренным образом расходимся с Тарном. См. по этому поводу нашу работу «Подъем и крушение империи эллинистического Дальнего Востока» в ВДИ № 4 за 1940 г., посвященную критике концепции Тарна. Первоначальный вариант даваемой нами ниже концепции см. в нашей работе «Народы Средней Азии под властью греко-македонских завоевателей». История СССР, изд. ИИМК, М. — Л., 1939, ч. I — II, стр. 274 сл., особенно 285 — 290, 297 — 311.

3 Tarn, цит. соч., стр. 74.

4 Парны, видимо, являлись лишь подразделением более широкой конфедерации племен, известной под именем дахов (***) или даев (***). Эти племена в III в. до н. э. занимают территорию от юго-западного угла Каспия, где они граничат с Гирканией, до области расселения массагетов (Страбон, XI, 511), в основном — область южной Туркмении. К концу IV в. восходит сообщение Арриана (Анабазис III, 28, 8, 10, ср. также Страбон XI, 515) о локализации их на Нижней Яксарте, близ Арала — примерно там же, где Птолемей локализует тохаров. Hermann [Alte Geographie, стp.44 сл. P. W. Massagetai (2129)] считает это результатом происшедшего в это время крупного этнического передвижения, приведшего к тому, что двинувшиеся на юг дахи оттеснили массагетов на восток. Я не вижу надобности в столь смелой гипотезе. Дахи в IV веке были, видимо, в обоих районах, о чем свидетельствует наличие их в войске Дария III, куда они не могли попасть от устьев Яксарта, так как лежащий на пути Хорезм от Персии не зависел и в войне не участвовал. Думаю, что сопоставление имен даев Арриана и тохаров Птолемея наводит на другую мысль — на старую увязку обоих имен (второе — с суффиксом этнических имен r(< — аr).

5 Цит. соч., стр. 74.

6 О дате см. Cambr. Anс. Hist. 722, Greeks in Bactria and India, 74.

7 Chronologie der orientalischen Volker, 113.

8 Видимо, как и в имени кушанов, s в имени Ашк восходит к африкате r^s, откуда и Р=S в кушанской графике и два варианта имени основателя аршакидской династии. См. выше, стр. 223.

9 Агафангел (цит. по Н. Эмину. Всеобщая история, М., 1864, стр. 249) сообщает о разделении аршакидов на четыре ветви: персидских, армянских, индийских, или кушанских, и маскутских (массагетских), под которыми вероятнее всего скрываются первоначально цари Кангюя-Хорезма (впоследствии этот термин переносится на эфталитов). Эта классификация, сохраненная династийной традицией армянских аршакидов, весьма интересна для нас, подтверждая наш тезис о династийной связи кушанской, аршакидской и хорезмско-кангюйской династий, обосновываемой выше нумизматически.

10 Memoires de la societe d’archeologique et Nunismatique St. Petersburg II,1848, стр. 17, табл. 1, рис. 2.

11 Цит. соч., стр. 73.

12 По поводу этой идентификации см. наши работы в ВДИ 1938, №1, КСИИМК 1, История СССР, изд. ИИМК I — II, стр. 304 — 305, а также ниже § 6.

13 Мы не можем следовать за Германном и Тарном (цит. соч., стр. 85 — 111), в рискованных гипотезах отождествляющих серов с усунями, а фаунов с оседлыми народами кашагаро-яркендской и хотанской областей и остаемся на почве твердо установленной Томашеком, Марквартом и др. старыми исследователями идентификации.

14 Тарн, цит. соч.

15 Цит. соч., стр. 152 сл., 174,

16 См. по этому поводу нашу рецензию на книгу В. Тарна в ВДИ, 1940, № 3 — 4. Предложенная недавно К. В. Тревер новая гипотеза об Антимахе, якобы согдийском или ферганском мятежнике, захватившем власть в Согдиане при Евтидеме II или Деметрий III (Памятники греко-бактрийского искусства, стр. 7, 125 — 128), на наш взгляд, неубедительна. Сближение головного убора Антимаха с «более поздними китайскими» не выдерживает критики, так как помимо того, что в ханьскую и последующие эпохи в Китае ничего подобного нет, головной убор этот — обыкновенная, хорошо известная македонская и северо-греческая каусия. Тип лица Антимаха (по определению специалистов антропологов, к которым я обратился,чтобы проверить себя, именно Г. Ф. Дебеца и Н. Н. Чебоксарова) никак не туземный, как думает К. В. Тревер, а типично южноевропейский, средиземноморский. А никаких других аргументов в пользу этой гипотезы К. В. Тревер не приводит.

17 J. de Morgan, цит. соч., стр. 421 — 422.

18 Новейшие авторы пытаются видеть здесь или имя кушанов («куши» — Бартольд. История культурной жизни Туркестана, Л. 1927 г.), или имя arsi — одного из народов, оставивших памятники мертвых ныне языков Восточного Туркестана (F. W. K. Muller и др.), который одновременно отождествляли с асиями~асианами античных авторов, или имя саков, под которым, якобы, надо разуметь тохаров (Haloun. Zur Ue tsi Frage ZDMG. XCI, 1937).

19 Abel Remusat: Nouveaux Melanges asiatiques 1. 220; Klaproth. Tableaux Historiques de l’Asie. p. 287 — 288; Григорьев. О скифском народе саках, стр. 136 — 139.

20 Удвоение s в греческом *** представляет, как нам думается, существенный интерес, являясь, повидимому, попыткой изобразить какой-то диффузный сибилянт средствами греческой графики. В этой связи стоит вспомнить, что сейчас на территории расселения древних массагетов, у их наиболее непосредственных потомков — туркмен (см. нашу работу в ВДИ, 1938, №1 — 2), господствует так наз. «шепелявое s» — близкое к английскому th (*** в аналитическом алфавите Н. Я. Марра) — соответствующее в туркменском консонантизме общетюркскому s.

21 В транскрипции Карлгрена (Analitic Dictionary of Chinese and Chino-Japanese) ngjwat-zie. Характерно, что почти все современные ученые принимают это чтение с различными оттенками транскрипции (Marquart, Erangahr, стр. 206 *get (goat)-ti, Wehrot und Aranggot-ti; Hermann, Massagetai в P. W II R XII H. B. 1634 Guat-si), однако вопреки самим собой напрашивающемуся решению, пытаются видеть здесь искажение какого-то другого имени. Так, Mapкварт видит здесь производное *** < ***, отождествляемое им с *** ~ ***, а Германн видит либо тех же *** Страбона (XI, 511), либо носителей языка toyri турфанскнх фрагментов, именовавших себя Arsi.

22 Название массагетов Томашек, а за ним Маркварт (Eransahr, стр.156, Unters. zur Gesch. von Iran. II, 78) пытались этимологизировать (в связи с даваемой им Страбоном характеристикой), как «рыбоеды» — от авест. masyo=«pыбa», отсюда masyaka~masyaga с осетинским суффиксом множественного числа. По существу, эта гипотеза стоит на уровне вульгарной «народной этимологии». Против нее выступил с возражением целый ряд авторов. (Ср. F. W. R. Muller в Sitzb. der Preuss Ak. Wiss. 1918, стр. 567. Hermann P.W. XXVIII, стр. 2124, а также Alte Geographie des unteren Oxusgebiets, стр. 14 сл.) В последнее время выдвигается гипотеза, выводящая имя массагетов из mas-saka-t’a, т. е. первый элемент расшифровывается по Клапроту, последний — по Томашеку — Маркварту, в целом слово этимологизируется как «великие саки», «великая сакская орда». Так смотрит Junge в Saka Studien (1939). К этой точке зрения примыкает и Тарн (Greeks, стр. 80 — 81). Эта гипотеза на первый взгляд производит подкупающее впечатление, но решительно против нее говорит тот существенный факт, что в многочисленных именах, производных от «с а к а», мы нигде не встречаем суффикса множественного числа — ни этого, ни другого, как и вообще во всех известных нам среднеазиатских этнических именах этой эпохи. Наоборот, комплексы имен, производных от *** через присоединение в начале слова определений (тирагеты — «днестровские геты», тиссагеты — «чусовские геты») имя массагетов занимает строго закономерное место. Приведенный нами выше материал, особенно глава IV — 2 и 3, бесспорно устанавливает наличие в хорезмийской культуре близкого к фракийскому пласта, с которым, видимо, и связано это имя. Анализ Кушанской, resp. юечжийской ономастики, не оставляет сомнения в правильности нашего уравнения: юечжи= массагеты=геты.

Из известных нам царских имен кушанов имена обоих Кадфизов: ***, ***, *** монетных легенд имеют тот же второй элемент, что и имя сына царицы массагетов Томирис — Спаргапис, и имя одного из приднестровских «скифских» (вероятно, тирагетских) царей по Геродоту — Спаргапис и другого — Ариапис. Сопоставление имени Спаргапис с именем царицы амюргиев (=массагетов) у Ктесия — Спаретра позволяет сделать и дальнейшее заключение: основу обоих, мужского и женского имен, составляют родственные слова: sparga и spara — ср. скр. s v a r(~surya) «солнце», «свет», «небо» и svarga — «небо», «небесное блаженство». Видимо, и здесь мы имеем ту же основу с тем же значением (ср. то же чередование в скр. acva= ир. asp). Что же касается вторых элементов обоих имен, то я склонен видеть здесь в первом случае — «сын» (ср. скр. ***, ав. ***, в перс. *** белудж. ***. Bo втором — характерный суффикс, образования степеней родства tar-tra в женской его форме (ср. скр. duhi-tar др.- сл. дъштер, арм. dustr «дочь»; скр. ya-tar, др.-сл., я-тры, лит. jen-ter «золовка» и т. п.; др.-сл. сес-тра при скр. svas-ar лат. sor-or «сестра»).

В первом случае таким образом смысл имени будет в массагетском — «сын неба», во втором — «родственница (дочь?, сестра?) солнца».

Это же, специфически массагетское (и гетское!) оформление личного имени (характерно, что оно не совпадает с тохарским!) мы находим в имени Кадфиза~Кадафеса. Окончание ska, характерное для остальных царей кушанов: Kaniska (KANHPKI), Huviska (OOEPKI) ведет нас также в западноскифскую, resp. тирагетскую среду, где мы находим это окончание в знаменитой триаде сколотских прародителей Арпоксаиса, Липоксаиса и Колоксаиса Геродота.

Как уже не раз отмечалось, в греческом *** мы должны видеть туземное sk.

Параллели в области массагетской и фракогетской лексики отразились в различных областях сохранившихся более чем скромных остатках массагетского словаря. Сюда бесспорно относится, как мы отмечали выше, Сабазий — Сиявуш, закаспийские горы Балханы и европейские Балканы — этнонимы дахов Закаспия и даков Дакии, выступающих рядом с массагетами и гетами, tagroi Плиния на Днестре и тохары Сыр-Дарьи и т. д. Возвращаясь к личной ономастике, вспомним фракийского певца Тамира и массагетскую царицу Томирис.

23 A. Hermann (PW XXVIII, стр. 2127) видит массагетов в «сака тиграхауда» ахеменидских надписей. Той же точки зрения держится J. Junge, Saka-Studien. Der ferne Nordosten im Wellbild der Antike «Klio». 1939. Однако эта гипотеза ни на чем не основана. Наоборот, есть все основания локализовать сака тиграхауда за Як-сартом. За это говорит и этнографическое их сходство с европейскими скифами на ахеменидских рельефах.

Локализировать амюргийских скифов на Памире, как делает это Hermann (статья Sakai в PW, стр. 1791), можно только, поддаваясь столь свойственному современным этногоническим конструкциям немецких авторов неудержимому фантазированию. Никаких данных на это нет. Наоборот, источники говорят нам, во-первых, об амюргийской равнине (***), которые вернее всего локализовать в Каракумах и Кызылкумах, а уже никак не на Памире, во-вторых, то, что Геродот рассказывает о войне Кира с массагетами, Ктесий (Фотий XXII, 29, 6, 106) переносит частью на дербиков с их царем Амореем, частью на саков, с их царем Аморгом. Хотя у Ктесия это и разные лица, но, я думаю, у нас есть все основания для их отождествления и для того, чтобы видеть у Ктесия не одну, а две версии гибели Кира. Любопытно, что Германн привлекает рассказ Ктесия для идентификации (правильной) с массагетами дербиков, но игнорирует этот рассказ, когда дело касается «аморговых» или амюргийских скифов. Это достаточно типичный прием обращения с источниками, не имеющий, конечно, ничего общего с их исторической критикой. Напомню, что именно сакарауки, в отождествлении которых с сака-хаумаварга вряд ли есть сомнение, выступают в качестве основной группы «варваров», вторгающихся около 130 г. до н. э. в Маргиану и Арию и ведущих борьбу с Фраатом II на восточной границе Парфии.

Напомню, что, как показал еще Аристов (ЖС, III, IV, 1896, стр. 416), потомки сакарауков, видимо, сохранились под своим именем (в форме «сакар») среди средне-аму-дарьинских туркмен.

Напомню, наконец, убедительное отождествление сакарауки = кангюй (не надо забывать при этом, что Кангюй — название страны, а не племени), сделанное еще Гутшмидом (Geschichte Irans, 1888, стр. 58, 70 — 73) и принимаемое и сейчас рядом исследователей, с оговоркой и Тарном. Если это так и если верно наше отождествление Кангюй=Хорезм, то надо вспомнить Страбоновский тезис хорасмии=массагеты и видеть в сакарауках ~ сакараваках ~ саках амюргиях ~ сака хаумаварга основное ядро массагетских племен, сыгравшее ведущую роль в образовании хорезмско-кангхского государства.

Напомню, что Птолемей (VI, 4) локализует сакараваков (***) к северу от «Оксийских гор», между Оксом и Яксартом, ближе к первому, видимо, на восточной периферии Хорезма.

24 Цит. соч., стр. 80 — 81.

25 P. W. XXVIII, стр. 2127.

26 Это обосновывается сопоставлением геродотовской и ктесиевской версии гибели Кира, на локализации дербиков на ЮЗ участке Каспийского рукава Окса (Страбон XI, 514, Плиний VI, 48, Мела III, 39), наконец, на сходстве погребальных обрядов у массагетов и дербиков по Страбону.

27 Это отождествление, выдвинутое еще в 1756 г. Дегинем, в настоящее время отстаивается Haloun’ом (цит. выше работа в ZDMG XCI 1937, стр. 243 — 318). Новейший критический обзор огромной литературы, посвященной тохарской проблеме, см. в статье И. Умнякова. Тохарская проблема, БДИ, 1940, № 3 — 4, стр. 181 — 193.

28 Ср. F. С. Andreas P. W. Статья Amardoi и A. Hermann. Alte Geographie, стр. 47

29 Гипотеза Дегиня (Mem. De l’Acad. Des Inscr. XXV, p. 28) и Григорьева (О скифском народе саках, стр. 139 — 140), отождествляющая усуней и асианов, мне представляется весьма вероятной. Однако, я думаю, как и в отношении тохаров, их первоначальное местообитание нужно искать на Нижней Сыр-Дарье.

30 Характерно, что Германн (PW XXVIII, 1930, стр. 212, а также Alte Seidenstrassen Zwischen China und Syrien III), отвергая гипотезу Клапрота-Рюмюза, вместе с тем признает возможным видеть в этих *** Птолемея греческую транскрипцию имени Больших юечжи китайских источников, в его транскрипции * Mas-Ngetsi с иранской этимологией Mas — «большой». Однако это совершенно справедливое сопоставление автор обесценивает, не видя возможности сопоставлять притяньшаньских *** = Mas-Ngetsi = Большие юечжи и *** Закаспия (Mit unseren Massagetai hat also diese Angabe des Ptolomaios sachlich nichts zu tun, пишет он). Здесь перед нами красноречивый образец того, как некоторые новейшие исследователи приносят факты, против которых они сами не в силах возражать, в жертву предвзятым псевдонаучным конструкциям.

31 О. France. Beitrage aus chinesischen Quellen zur Kenntniss der Turkvolker und Skylhen Zentralasiens. Berlin. 1904. Стр. 25.

32 Важным на наш взгляд документом сильного движения среднеазиатских племен около III в до н. э. на восток является типично среднеазиатская порода коня, открытая в захоронении скифского вождя в Пазырыкском кургане на Алтае. Ср. В. О. Ритт. Лошадь Древнего Востока в сб. «Конские породы Средней Азии», М. 1937, стр. 24, а также рис. 11 на стр. 23.

33 Ср. сходство брачных и погребальных обычаев исседеонов и массагетов. Напомню, что этот аргумент явился одним из решающих для включения Германном дербиков в состав массагетов.

34 См. статью Е. Herzfeld’a и A. Keith’a в I томе Survey of Persian Art A. U. Pope’a.