Часть первая

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ

И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

ХИВИНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1920 г.

Глава I

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ

И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ

ХИВИНСКОГО ХАНСТВА В НАЧАЛЕ XX в.

Хивинское ханство как политическое объединение возникло на территории некогда могущественного и цветущего Хорезма.¹ После многочисленных завоеваний Хорезм в XVI в. был занят группой узбекских племен, вытеснивших последних тимуридов. Полукочевой образ жизни, текучесть населения, изменения территории, отсутствие реальной центральной власти не дали возможности первым узбекским ханам создать сколько-нибудь прочное феодальное государство.

Относительное завершение политической консолидации ханства осуществили первые представители Кунградской династии, получившие главенство над узбекскими родами в первой половине XVIII в.

После завоевания оседлого населения областей Средней Азии Узбекское общество носило уже классово-феодальный характер.

Часть земельного фонда ханства составляли государственные земли, находившиеся в руках царствующего дома, представлявшие собой не личную, а феодальную собственность главы государства. Эти земли были известны в Хиве под названием мемлеке-и-падшалык, но кроме этих земель различались еще три группы землевладения: крупных феодалов, крупное церковное (вакуфное), мелкое крестьянское.

Источники сосредоточения крупных земельных владений в одних руках были самые различные, но на первое место надо поставить систему пожалования земель в условное пользование, которое при слабости центральной власти сначала превращалось в наследственную, а затем и в личную собственность.

Источником мулькового (полного личного) землевладения [20] могло быть пожалование в полную собственность земель из государственного фонда и, наконец, купля земли.

Крупное церковное, вакуфное, землевладение, сложившееся на мусульманском Востоке, главным образом в Средней Азии, возникло из пожертвований при жизни или завещаний на благотворительные нужды в пользу религиозных учреждений. Этот вид землевладения был необычайно устойчив, так как на Востоке почти не наблюдалось фактов секуляризации земель.

Наряду с этими формами землевладения сохранялась и мелкая личная крестьянская земельная собственность, возможно, образовавшаяся из перерастания общинно-родового землевладения в личное, но она не получила широкого распространения.

На примере Средней Азии, и в частности Хивы, можно наблюдать и другую характерную черту феодального землевладения, а именно соединение крупного землевладения с политической властью.

Начало XVIII в. для Хивы характеризуется быстрым ростом крупного землевладения и децентрализацией политической власти, что, в свою очередь, приводит к некоторому упадку хозяйственной жизни, нарушению торговых связей и облегчает для правителя Ирана Надир-шаха в 1740 г. временное завоевание Хивы.

Феодальные междоусобия и географическая изолированность Хивы хотя и задерживали ее экономическое развитие, но общеэкономические связи с окружающими странами, торговля с Россией и Бухарой, с кочевниками, а также расширение внутреннего рынка вели к развитию товарно-денежных отношений, к разделению труда и оказывали большое влияние на сложившийся общественно-политический строй.

Ликвидация феодальной раздробленности, преемственность власти, изменение характера землепользования привели в XIX в. к значительному усилению политической и экономической мощи Хивинского ханства; это дало возможность Хиве не только отстоять свои владения от притязания ее ближайшего соседа — Бухары, но и привело к военному перевесу Хивы над Бухарой.

Изолированность Хивинского оазиса и трудность подступов к нему давали возможность Хиве сохранять свою независимость от Ирана и от русского самодержавия.

Начавшееся завоевание Средней Азии русским самодержавием не беспокоило Хиву, и, пользуясь тем, что над ней не висело непосредственной угрозы захвата, Хива еще больше укрепляет свое внутреннее положение, подчиняя окружающее туркменское население.

Таковы в общих чертах социально-политический строй и внешнеполитическое положение Хивинского ханства накануне завоевания его царской Россией.

За последние годы в советской исторической литературе в общем сложилась единая и вполне аргументированная точка [21] зрения на характер, мотивы, экономические и политические последствия присоединения Средней Азии к России. Все эти вопросы нашли подробное освещение в работах Н. А. Халфина² и других авторов, а также в специальной монографии А. Аминова и А. Бабаходжаева.³

Все авторы, не отрицая заинтересованности российского купечества и нарождавшейся промышленной буржуазии, считают, что стремление царизма присоединить Среднюю Азию вызывалось в основном факторами внешнеполитического характера. Царское правительство упорно боролось за ослабление английских позиций на Востоке, опасаясь, что английские колонизаторы сумеют обосноваться в Средней Азии по соседству с Россией.⁴

Присоединение Средней Азии к России по своему объективно историческому значению было прогрессивным как в социально-экономическом и культурном отношениях, так и с точки зрения перспектив развития национально-освободительного движения, соединившегося в единый поток с революционной борьбой российского пролетариата и крестьянства. Все это, вместе взятое, целиком относится к характеристике присоединения к России Хивинского ханства.

Туркестанскому генерал-губернатору фон Кауфману, осуществлявшему общее руководство походом, было дано твердое предписание — Хивы к российским владениям не присоединять. Это объясняется отчасти нежеланием русского самодержавия обострять дипломатические отношения с Англией, которая была чрезвычайно обеспокоена занятием русскими войсками Средней Азии, расположенной по соседству с Индией.

Сохранением власти эмира бухарского и хивинского хана царское правительство хотело показать, что оно не преследует завоевательных целей, с другой стороны, изолированность Хивинского ханства, его незначительные размеры и экономическая слабость в первое время не могли оправдать тех расходов, которые бы потребовались на содержание администрации и войска в ханстве.

Трудность завоевания Хивы заключалась отнюдь не в сопротивлении хивинских войск, а только в продвижении к Хиве, и поэтому Хива была занята 29 мая 1873 г. первым достигшим ее оренбургским отрядом.

Отношения Хивинского ханства с Россией после завоевания определяли так называемые «„Условия мира» между Россией и Хивой, предложенные командующим войсками, [22] действующими против Хивы, генерал-адъютантом фон Кауфманом Сеид-Мухаммед-Рахим-Богадурхану хивинскому и подписанные последним 12 августа 1873 года».⁵ На время присутствия русских войск в Хиве хану была оставлена только судебная власть, административная власть была передана особому дивану (совету) из семи человек, четверо из которых были назначены генерал-губернатором.

Еще до подписания договора с Хивой, 12 июня 1873 г., диваном было принято постановление об уничтожении «на вечные времена» рабства в пределах Хивинского ханства. Впоследствии пункт об уничтожении рабства и торговли рабами был включен в текст договора. Если учесть, что к этому времени в ханстве насчитывалось почти 40 тыс. рабов, главным образом иранцев, и сохранялось долговое рабство, то включение в договор пункта о его уничтожении имело большое практическое и исторически прогрессивное значение.

Первый пункт договора определял положение Хивы. В нем было записано, что хивинский хан отказывается от всяких непосредственных отношений с соседними владениями и ханами без ведома и разрешения высшей русской власти в Средней Азии, не предпринимает никаких военных действий против них. Этот пункт договора давал возможность русской администрации Туркестана не только контролировать все действия хана, но и беспрестанно вмешиваться во внутренние дела ханства.

Второй, третий и четвертый пункты договора определяли границы Хивинского ханства.

В третьем пункте было сказано о переходе к России хивинских владений на правом берегу Амударьи, убытки прежних владельцев земель хану предлагалось возместить землями на левом берегу.

Пятый и шестой пункты касались судоходства по Амударье. «Русским пароходам и другим судам русским, как правительственным, так и частным, предоставляется свободное и исключительное плавание по Амударье» (п. 5).

Пункты с седьмого по четырнадцатый включительно являлись центральными в «Условиях мира». Политическое подчинение ханства было призвано служить защите преимуществ и льгот русских купцов и промышленников. Именно эти части договора вызывали в дальнейшем недовольство нарождающейся хивинской торгово-промышленной буржуазии, побуждавшей хана просить о пересмотре отдельных статей «Условий мира».

Завоевание Хивы открывало широкий доступ русским купцам и русским товарам в ханстве, и это нашло свое отражение в «Условиях мира». В восьмом пункте договора было записано: [23] «Русские купцы и русские караваны могут свободно разъезжать по всему ханству и пользуются особенным покровительством местных властей. За безопасность караванов и складов отвечает ханское правительство». Русские купцы, торговавшие в ханстве, освобождались от всякого рода торговых взносов, им предоставлялось также право беспошлинной транзитной торговли (пп. 9, 10).

Особенно характерным для данных «Условий мира» был четырнадцатый пункт, гласивший: «Жалобы и претензии русских подданных на хивинцев ханское правительство обязуется безотлагательно расследовать».

Вассальность Хивинского ханства и полная потеря им политической самостоятельности вытекали также из шестнадцатого пункта «Условий», по которому ханскому правительству ни в коем случае не разрешалось принимать к себе разных выходцев из России и категорически предлагалось: «Если кто из преступников, русских подданных, будет скрываться от преследования законом в пределах ханства, правительство ханское обязывается изловить таковых и доставить ближайшему русскому начальству».

Последний, восемнадцатый, пункт договора был посвящен наложению на Хивинское ханство пени в размере 2200 тыс. р. «для покрытия расходов русской казны в связи с походом на Хиву». Но так как в Хивинском ханстве не имелось достаточно денег, «и в особенности в руках правительства», как подчеркивается в «Условиях», то по выплате была предоставлена рассрочка до 1893 г. (с расчетом по 5% в год). В счет первого взноса ханскому правительству предоставлялось право собрать подать за истекший год с населения правого берега Амударьи.

Даже после такого беглого разбора пунктов «Условий мира» видно, что они не являются условиями двух равноправно договаривающихся сторон, а были навязаны силой побежденному ханству и ставили его во всех отношениях в подчиненное положение по отношению к русскому самодержавию.

Отошедший к России правый берег Амударьи объединился в особый Амударьинский отдел, центром которого было Петро-Александровское укрепление с большим гарнизоном, арсеналом и т. д. Хивинский хан мог сноситься с Туркестанским генерал-губернатором только через Амударьинский отдел, начальнику которого был поручен контроль над действиями хивинского правительства и без санкции которого в Хиве не могло быть проведено ни одно крупное мероприятие.

Превращение Хивинского ханства в полусамостоятельное, вассальное владение, подчинявшееся военному министру и министерству иностранных дел, с сохранением в нем почти всех прежних форм деспотического режима вытекало из существа реакционной политики русского самодержавия и буржуазии.

Вместе с выделившимся из него после завоевания в 1873 г. [24] Амударьинским отделом Хивинское ханство занимало северо-восточную часть Арало-Каспийской низменности. На севере и востоке оно граничило с Аральским морем, Сырдарьинской и Самаркандской областями Туркестанского генерал-губернаторства. На юге и западе — с бухарскими владениями и Закаспийской областью. Общая площадь ханства составляла 130 590 кв. верст.

В состав Хивинского ханства входили территории современной Хорезмской области Узбекской ССР, Ташаузского оазиса Туркменской ССР, Каракалпакской АССР.

Ландшафт хивинского района, как его называют в своих описаниях Гиршфельд и Лобачевский,⁶ представляет собой равнину с пологим скатом к северо-западу. С юго-востока на северо-запад равнина прорезана Амударьей, и только вдоль реки и по отходящим от нее оросительным каналам узкой полосой протянулся оазис. Вся остальная территория была покрыта безжизненной пустыней с редкой и скудной растительностью.

После выделения Амударьинского отдела, в который отошли все земли правого берега Амударьи и дельта реки до самого западного из ее протоков Талдыка, Хивинское ханство уже занимало площадь 54 698 кв. верст, культурный оазис тянулся по левому берегу Амударьи на 360 верст шириною от 10 до 60 верст.

Культурная площадь земель ханства составляла 2 005 520 десятин (около 35%) по отношению ко всей территории. Под пашнями (к началу XX в.) было занято 324 тыс. десятин (5,7% ).⁷

Общая численность населения в ханстве к тому же времени составляла 519 437 человек.⁸ Оседлого населения было 488 922 человека (94,1%), кочевого — 30 515 (5,9%), городских поселений— 22, в которых насчитывалось 26 280 жителей (5,1%). Плотность населения в ханстве была сравнительно большой — 9,5 человек на кв. версту и особенно велика в южной части (68 человек на кв. версту).

Основными занятиями жителей ханства были земледелие и садоводство. Особенностью земледелия являлось то, что оно было исключительно поливным, т. е. в нем совершенно отсутствовали богарные посевы, весь оазис ханства был прорезан сетью каналов, выведенных из Амударьи и теряющих свои мелкие разветвления в глубоких песках. [25]

Для орошения полей и садов из Амударьи был выведен 21 магистральный канал (арык), многие из них были настолько многоводны, что кроме орошения служили средством сообщения внутри ханства.

Хива расположена на большом многоводном канале Палван-Ата, многоводность которого давала возможность передвижения по нему небольших каюков (баркасов). Город был обнесен двойной стеной с башнями на углах, в нем насчитывалось 3840 дворов с населением свыше 19 000 человек.⁹

Дома в городе были построены без всякого плана, почти все с глиняными стенами и плоскими глиняными крышами, без окон на улицу, улицы узкие и кривые. Но в той части города, где помещались дворец хана и дома сановников, улицы были шире и чище. В Хиве насчитывалось семь дворцов, двадцать мечетей, тридцать восемь медресе, несколько караван-сараев и базаров, разбросанных по разным частям города.

Наиболее интересным в Хиве был большой караван-сарай, расположенный в восточной части города, сложенный в два этажа из жженого кирпича в виде прямоугольника, с большой площадью внутри для выгрузки товаров. В караван-сарае размещалось около 50 лавок, и к нему же примыкали крытые глиняные ряды, где производилась основная городская торговля и имелось около 400 лавок. В окрестностях города располагались поля и сады, принадлежавшие главным образом хану и его родственникам.

Из других городов ханства следует отметить Ново-Ургенч, являвшийся центром сосредоточения торговли и ремесла. Здесь жили богатейшие купцы ханства, а впоследствии расположились агенства торговых фирм, было открыто отделение Среднеазиатского банка, построены первые хлопкоочистительные заводы.

Город Куня-Ургенч был известен громадным базаром, где сосредоточивалась вся торговля с туркменами. Город Ходжейли на севере ханства имел такое же значение по отношению к каракалпакскому и казахскому населению ханства.

Все дороги были грунтовые (глинисто-солонцеватая почва), и передвижение по ним зависело от времени года и погоды. Серьезным препятствием для сообщения внутри ханства были многочисленные арыки и отсутствие мостов через них, поэтому все передвижение совершалось верхом, перевозка грузов — на арбах и верблюдах.

Из внешних путей сообщения важнейшим являлась р. Аму-Дарья, длина которой в пределах оазиса равнялась 720 верстам, но до тех пор, пока не была соединена линия Закаспийской железной дороги с Ташкентом и Оренбургом, направление на Чарджуй не играло существенной роли, то же самое нужно [26] сказать о направлении вниз по реке к Аральскому морю, на котором не было судоходства.

Трудность сообщения была серьезным препятствием в развитии внутреннего рынка и внешней торговли ханства, поэтому отдельные районы ханства между собой экономически почти не были связаны и представляли замкнутые в хозяйственном отношении единицы, объединявшиеся вокруг местных базаров.

Караванная торговля и переброска грузов на верблюдах даже после значительного развития судоходства по Амударье к соединения Закаспийской железной дороги с Ташкентско-Оренбургской, играли в ханстве существенную роль. Уже само обилие направлений караванных путей показывает, с каким трудом Хивинский оазис освобождался от излишка своих продуктов и как затруднен был приток в ханство самых необходимых товаров. Плохое сообщение было серьезным препятствием для развития в оазисе хлопководства, и оно в Хиве не имело большого прироста до тех пор, пока не соединилась Закаспийская железная дорога с Оренбургско-Ташкентской и не развернулось судоходство по Амударье, давшие возможность доставлять в Хиву дешевый хлеб.

Основой хозяйственно-экономической жизни Хивинского ханства являлось сельское хозяйство, и в частности земледелие, остальные отрасли значительной роли в экономике ханства не играли.

Завоевание ханства русским самодержавием не привело к серьезным изменениям существующего в нем строя. Также неизменным остался этот строй и к началу XX в., когда царская Россия уже полностью выявила все черты военно-феодального империализма, потому что «везде империализм старается сохранить и увековечить все те докапиталистические формы эксплуатации (в особенности в деревне), которые являются основой существования его реакционных союзников».¹⁰

Такими союзниками русского военно-феодального империализма в Хиве был прежде всего сам хан и его сановники, которые при поддержке военной силы со стороны самодержавия, в союзе с представителями русской империалистической буржуазии, проникавшей в ханство, и в союзе с местной торгово-ростовщической буржуазией могли безнаказанно грабить угнетенное трудовое население Хивы.

Земледелие в Хивинском оазисе было возможно только на поливных землях. Следовательно, в ханстве реальную ценность представляли те земли, которые были орошены или годились под орошение; такой «культурной площади», т. е. не занятой песками, в ханстве, исключая уже упомянутые 324 тыс. десятин, занятых посевами, было 1 681 520 десятин. [27]

Принципы мусульманского права (шариата), говорящие о принадлежности всей земли богу и его наместнику на земле, главе государства, а также тому, кто с разрешения хана оживит, т. е. оросит и обработает, «мертвую» землю — портау в Хивинском ханстве, сохранявшемся в значительной мере как теократическое мусульманское государство, существовали только в теории.

В Хивинском ханстве, кроме известной группы государственных земель (падшалык) и вакуфных владений, все остальные земли, большинство из которых раньше находилось в условном владении, превратились в частновладельческие (мульк).¹¹ Большая часть их сосредоточилась в руках хана, его ближайших родственников, сановников и духовенства.

По свидетельству В. Гиршфельда, «около 100 тыс. десятин на левом берегу Амударьи принадлежали хану, его родственникам, сановникам и весьма состоятельным лицам и около 280 тыс. десятин составляли собственность населения».¹²

Трудно документально установить размеры личных земельных владений двух последних ханов Мухаммед-Рахима и Асфендиар-хана, но владения их предшественников Сеид-Мухаммед-хана (1856—1865 гг.), которые были наследственными, достигали огромных размеров.

Примерами таких же крупных земельных владений могут служить земли виднейших ханских сановников Мад-Мурада-диванбеги — 50 тыс. танапов,¹³ Мухаммед-Ниязи-диванбеги — 3227 танапов.

Другую группу крупных земельных владений составляли вакуфные земли, «юридически составляющие собственность мечетей, медресе и т. п. религиозных учреждений, фактически находившиеся во владении духовенства».¹⁴

Например, в самой Хиве, по свидетельству В. Гиршфельда, медресе Мадамин-хана имело вакуф в 30 тыс. танапов земли, медресе Мухаммед-Рахима — 26 тыс. танапов земли, медресе Кутлу-Мурад-Инака — 25 тыс. танапов, причем эти земли были расположены в лучших частях ханства, очень часто возле самой Хивы, где стоимость земли колебалась от 150 до 400 и даже до 500 р. за танап.¹⁵

Господствующий класс хивинского общества, сосредоточивший в своих руках землю, а вместе с ней и политическую [28] власть, поддерживаемую вооруженной силой, был крайне разнообразен и многочислен.

В составе правящей группы, помимо хана, его родственников и высших сановников, были различные должностные и наследственно владеющие титулами лица — аталыки, мехремы, баи, сердары, наибы, ясаулбаши, мирабы, мушрифы, представители высшего и среднего духовенства — шейх-уль исламы, накыбы, ишаны, мутевелли и др.¹⁶

Господствующий класс существовал за счет полуфеодальной эксплуатации крестьянства, лишенного элементарных политических прав и минимальной хозяйственной самостоятельности. Часть крестьян сидела на общегосударственных землях (мемлеке-и-падишахи), пользуясь ими как бы на правах вечной аренды, другие обрабатывали мульковые (частновладельческие) земли отдельных сановников-феодалов, и удельные земли самого хана, третьи, наконец, были заняты на вакуфных землях. Мелкая крестьянская земельная собственность значительного распространения не имела, хотя на существование ее указывают факты продажи небольших участков мульковых земель разными лицами, по-видимому, из крестьян, как это видно из документов на куплю-продажу земли, относящихся к периоду 1798—1840 гг.¹⁷

По подсчетам М. Ю. Юлдашева, основанным на изучении документов архива хивинских ханов, в середине XIX в. в Хиве на долю государства и вакуфов приходилось около 1/7 общего земельного фонда, крестьянские земли занимали около 1/10 части обрабатываемого земельного фонда, вся остальная земля принадлежала крупным феодальным земельным собственникам.¹⁸

По свидетельству В. Гиршфельда, средний земельный надел для Хивинского ханства составлял 5,8 танапа, это свидетельство подтверждается опубликованными П. П. Ивановым документами из архива хивинских ханов. В большинстве случаев средний земельный надел колебался в крестьянском хозяйстве в пределах от 5 до 10 танапов, иногда понижаясь до 2,5 танапа и повышаясь до 12.¹⁹ Большая масса крестьян или вовсе не имела личной земельной собственности, или была в недостаточной мере наделена землей и была вынуждена прибегать к аренде. Все безземельные крестьяне-арендаторы в соответствии с видом арендуемой земли делились на три категории: арендаторы государственной земли назывались биватан, церковной — [29] вакуфкор, или вакуфчи, арендаторы частных земель — каранда.²⁰

Мусульманское право — шариат, на основе которого определялись все правовые отношения в Хивинском ханстве, имело точно определенные положения о дольщиках.

В Хивинском ханстве, как и во всякой мусульманской стране, имелось две формы держания чужой земли: музориат — держание земли из доли урожая и иджорат — аренда.²¹ Договоры на ту или иную форму держания земли могли быть как письменными, так и устными, долгосрочными и краткосрочными.

В Хивинском ханстве держание земли из доли урожая было более распространенным, и аренда могла быть не только денежная, но до последних дней существования ханства натуральная. Издольная аренда проводилась на различных условиях, в зависимости от того, с чем приходил на эту землю желавший ее получить.

По свидетельству О. А. Шкапского, в Хивинском оазисе практиковались главным образом две формы музориата: или хозяин земли дает только семена, а все остальное принадлежит дольщику, который получает половину всего урожая, или же хозяин земли кроме семян дает еще рабочий скот и орудия труда, и тогда дольщик получает только 1/3 часть урожая.²²

Первая форма была более распространенной, и поэтому в Хиве для всех издольщиков был общеупотребителен один термин — «ярымчи», что буквально означает половинщик. Этот термин, как и распространенный по всей Средней Азии, вытеснивший все остальные термин «чайрикер» (издольщик, работавший из четверти урожая), позднее потерял свое первоначальное значение и стал обозначать издольщика вообще.

Издольная аренда, широко применявшаяся в среднеазиатских ханствах, по социально-экономическому содержанию представляла собой форму феодальных полукрепостнических отношений между крупными землевладельцами и непосредственными производителями—дехканами-чайрикерами.²³

При чайрикерстве взимание феодальной ренты осуществлялось в форме присвоения прибавочного продукта — определенной доли урожая дехкан-чайрикеров. Феодальная рента по форме отличалась от крепостнической, но по своей социально-экономической сущности являлась ее разновидностью. Это обстоятельство объясняется тем, что к моменту перехода к оседлости [30] узбекское общество носило уже ярко выраженный феодальный характер, что привело к захвату общинно-родовой земельной собственности феодальной верхушкой рода.

В Хивинском ханстве шел интенсивный процесс обезземеливания крестьян. Издольная аренда (особенно типа каранда и вакуфкар) являлась практически переходным этапом к потере хозяйственной самостоятельности.

В характеристике социально-экономического строя и особенностей землевладения и землепользования в Хивинском ханстве большое место занимает вопрос о взаимоотношениях ханского правительства с туркменами, каракалпаками, казахами и др. народностями, составлявшими меньшинство населения ханства. Многонациональный состав ханства свидетельствует о том, что в нем существовало сложнейшее переплетение национальных интересов, но в основе национальной по форме борьбы, происходившей на всем протяжении истории ханства (главным образом борьбы туркмен), лежали социально-экономические мотивы. Туркмен в Хивинском ханстве проживало около 139 640 человек, что составляло 26,8% всего населения. Это были в основном представители многочисленного туркменского племени иомудов (иомутов — по туркменской транскрипции) — около 15 тыс. семейств и племени чаудоров — около 5500 семейств.²⁴ До завоевания Хивы русским самодержавием туркмены несли по отношению к ханству главным образом воинскую повинность, а в виде вознаграждения получали из государственных земель наделы и за каждые 30 танапов были обязаны выставить одного вооруженного всадника (атлы), поэтому и участок носил название атлык. Но после завоевания, когда необходимость содержания войска в ханстве отпала, туркмены взамен воинской нукерской повинности были обложены поземельной податью, называемой салгын-кесме, в размере 12 тиллей²⁵ с каждых 30 танапов. О тяжелом положении туркмен свидетельствуют многочисленные официальные документы.

Противоречия между узбекским и туркменским населением имели не национальные, а социальные причины, и поэтому карательные экспедиции и мелкие уступки не могли снять этих противоречий, которые усугублялись с каждым годом и, наконец, привели к массовому восстанию туркменского населения в 1912—1916 гг.

Следующей народностью после туркмен, составляющей одно из национальных меньшинств населения Хивы, были каракалпаки. Теснимые казахскими ханами и джунгарами в XVIII в. [31] каракалпаки были вынуждены покинуть среднее и нижнее течение Сырдарьи. Большая часть их перешла в низовья Аму-дарьи и частично на Зеравшан.

Каракалпаки, поселившиеся в пределах Хивинского ханства в восточной части дельты Амударьи в конце XVIII в., были вынуждены выполнять связанные с принятием хивинского подданства определенные повинности. Первое время подчинение каракалпаков Хиве не было полным, но уже в 1809—1810 гг. хивинский хан Мухаммед-Рахим совершает на каракалпаков удачный поход. В результате похода казахи были оттеснены, а каракалпаки окончательно закреплены за Хивой.

Положение каракалпаков под властью хивинских ханов было крайне тяжелым. Они платили салгыт-кесме, т. е. земельную подать, заранее установленную независимо от величины засеваемой площади и урожая. Подать была денежной. Помимо этого, они платили зякет со скота, должны были за свой счет содержать 2 тыс. нукеров для ханского войска, поставлять рабочих на очистку арыков и выполнять другие повинности.²⁶

После завоевания Хивы в 1873 г. большинство каракалпаков оказалось в Амударьинском отделе. В ханстве каракалпакское население составляло всего лишь 3,8% (20 тыс. человек), но и это небольшое количество каракалпаков имело тенденцию после завоевания Хивы переселиться в Амударьинский отдел, и только противодействие русской администрации заставило их вернуться в ханство.

Казахи в ханстве составляли небольшую группу, около 18 тыс. человек (3,4%). Преобладающее большинство их занималось скотоводством и земледелием, прокармливая скот на близлежащих пастбищах. Положение казахов в ханстве не отличалось от положения каракалпаков.

Административное устройство ханства, после завоевания Хивы русским самодержавием, не претерпело существенных изменений. В политическом строе Хивинского ханства до самых последних дней его существования были сохранены все черты восточного деспотического государства. Вся полнота законодательной, исполнительной и судебной власти принадлежала хану. Государственные должности распределялись ханом или переходили по наследству, но ни одно из должностных лиц не имело определенных обязанностей и прав, не получало определенного государственного содержания, также не имелось в ханстве строго определенного центрального аппарата власти. Особо важные и неотложные дела поручались отдельным сановникам.

В административном отношении ханство делилось на 20 бекств и два наибства, во главе которых стояли назначенные ханом беки, хакимы и наибы. [32]

Первичная административная и податная единица называлась коум (группа населения, объединяемая одной мечетью). Мечетные общества как в городах, так и в сельских местностях избирали своих аксакалов, утверждаемых ханом.

Туркменское, каракалпакское и казахское население на местах управлялось родовыми старейшинами (кетхуда, вакиль, бахши—у туркмен, аталык, бий — у каракалпаков и казахов).

Родовые должности были наследственны, но для получения их также требовалось утверждение хана. Группа таких родовых объединений управлялась особым бекляр-беги, назначаемым ханом.

Хакимы и наибы получали 1/10 часть сбора, причитавшегося сборщикам податей и налогов, и жили за счет всякого рода незаконных поборов.

Произвол и взяточничество местной администрации были безграничны. Жалобы на хакимов разбирались только самим ханом, а жалобы на аксакалов и старейшин разбирались хакимами.

Высшая судебная власть в ханстве принадлежала хану, разбор дел на местах осуществлялся казиями. Казиям были подведомственны духовные и имущественные дела окрестного населения. У туркменского, каракалпакского и казахского населения дела чаще всего разбирались не казиями по шариату, а старейшинами по обычаю (каульет — у туркмен, адат — у каракалпаков и казахов).

По шариату решения казия были безапелляционны. Гражданские дела казии могли решать на любую сумму, по уголовным же делам могли приговаривать обвиняемого к 100 ударам доры.²⁷ Помимо разрешения судебных дел казии заверяли все сделки и скрепляли своей подписью долговые расписки (кази-хаты), которые по истечении срока сразу обращались в исполнительный лист и могли быть предъявлены хакиму для взыскания долга.

Кроме казиев, разрешавших судебные и гражданские дела, в каждом городе имелся так называемый кази-раис, в обязанность которого входили надзор за выполнением мусульманами в домашней жизни правил шариата, благоустройство города, надзор за исправностью дорог, правильностью мер и весов.

Судом высшей инстанции являлись старшие казии, жившие в Хиве, — кази-Калян, кази-Урда, решавшие дела также по шариату.

Приговоры о смертной казни выносились только по повелению самого хана или в случае утверждения им приговора высшего суда. Пытки и наказание посредством отсечения рук и ушей официально были отменены в ханстве, но в действительности существовали до самого последнего дня ханской власти. [33]

Хотя у хана не имелось строго централизованного аппарата тем не менее из общего числа сановников и придворной знати выделялся ряд должностных лиц, выполнявших определенную группу поручений. Кушбеги ведал оседлым населением всей южной половины ханства; мехтеру подчинялось оседлое население северной части ханства; диванбеги ведал всеми важнейшими делами ханства — податными книгами, внешними сношениями и т. п. Войсками ведал один из есаулбашей. Кроме того, вокруг хана была большая группа лиц, не имевших постоянных обязанностей, но игравших большую роль в делах ханства, так называемых махрамов — советников хана.

Отдельные сановники по назначению хана наблюдали за очисткой арыков и получали с работающих особый сбор (афеняк-пулы). Кроме того, они владели также большими участками земли, которую сдавали в испольную аренду, а большинство сановников занималось и торговлей.

Ханское войско состояло из незначительного числа нукеров. Нукерская служба была одной из повинностей населения, которое должно было содержать определенное количество нукеров, являвшихся на службу на своем коне и с собственным холодным оружием, исключение составляли 200 нукеров, постоянно находившихся в Хиве и получавших полное содержание и вооружение от хана.

Малочисленность войска и плохая боеспособность не могли гарантировать ханство от угрозы нападения туркмен, которые в любую минуту могли выставить до 30 тыс. прекрасно вооруженных всадников. Поэтому хан непрерывно осаждал Туркестанского генерал-губернатора и через него военное министерство просьбами об оружии. Частично его просьбы удовлетворялись, и постепенно ханские нукеры перевооружались русскими берданами. Но русская администрация Туркестана не желала и боялась укреплять Хивинское ханство, к тому же при частых стычках нукеров с туркменами большое количество винтовок переходило туркменам.

Подати и повинности, лежавшие на населении Хивинского ханства, прежде всего на крестьянстве, были многочисленны и разнообразны, большинство из них имели ярко выраженное феодальное происхождение, с сохранившимся характерным для феодализма внеэкономическим принуждением, многие из повинностей сохраняли натуральный или полунатуральный характер.

Экономическое и социальное развитие Хивинского ханства отличалось крайне замедленными темпами, поэтому сведения и характеристики о податях и повинностях населения ханства, которые относятся к XIX в., полностью применимы и к началу ХХ в., так как существенных изменений в этом отношении в ханстве не произошло, тем более что порядки, существовавшие в ханстве до завоевания его Россией, остались в полной неприкосновенности и после этого завоевания. [34]

Что же касается общего ухудшения положения народных масс после завоевания Россией и общего увеличения размера податей и повинностей, то все это, являясь отражением тех социально-экономических сдвигов, которые произошли в ханстве в связи с включением его в общую систему феодально-империалистической эксплуатации, в то же время это было результатом возросших хищнических аппетитов хана и его сановников. Вся тяжесть поборов ложилась на беднейшую часть населения, почти не задевая верхушки хивинского общества.

Выдающийся знаток Хивы Н. С. Лыкошин²⁸ (долгое время служивший начальником Амударьинского отдела), который был даже несколько склонен идеализировать систему сбора податей и налогов в Хивинском ханстве, характеризуя основной поземельный налог Хивинского ханства, так называемый салгут, вынужден был заметить: «Оклады, конечно, неравномерны. Значительная часть населения — ханские родственники, чуть ли не до последнего колена, разного рода ханжи и святоши, вроде ходжей, ишанов и пр., вовсе освобождены от платежа налогов и вся тяжесть обложения падает на бедноту. Этого отрицать нельзя».²⁹

О непосильном для населения бремени податей и повинностей свидетельствуют также многочисленные недоимки, числящиеся за населением, часто превышающие фактическую сумму собранных денег и переходящие из года в год.³⁰ Помимо податей и повинностей, установленных по шариату, в Хивинском ханстве существовал еще целый ряд поборов и повинностей, узаконенных обычаями и ложившихся дополнительной тяжестью на население.

Характерен неполный список податей и повинностей Хивинского ханства и примерный размер их к началу XX в.³¹

Даяк или ушр взимался с крестьян, сидевших на падшалычных (государственных) землях. Раньше этот налог был натуральным, предназначавшимся на религиозные нужды, и составлял 1/10 часть урожая, но в позднейшее время наряду с другими стал денежным.

«Документы показывают, — пишет П. П. Иванов, — что ушр (даяк) натурой собирался не только с земель государственных (падшалык, хассэ), но и частновладельческих (мульк)».³²

Даяк в переводе на русские золотые рубли в конце XIX в. приносил в ханскую казну 35 тыс. р. в год. [35]

Основной поземельный налог Хивинского ханства — салгут— с XIX в. был уже денежным, что уже само по себе свидетельствовало о росте товарно-денежных отношений.

Все землевладельцы-налогоплательщики, владевшие мульковыми землями, для уплаты налога делились на три группы в зависимости от размеров владения. Высшая категория — аъло, владевшая наделом свыше 10 танапов, платила налог в размере 6 тиллей; средняя категория—авсат, с размером владения от 5 до 10 танапов, платила 4 тилля; низшая — адно, владевшая участками до 5 танапов, платила 2 тилля.³³

Подобный порядок обложения был чрезвычайно выгоден крупным землевладельцам, земельные владения которых могли достигать нескольких тысяч танапов, и был крайне обременителен для землевладельцев, отнесенных ко второй и третьей группам. Издольщики — беватаны, каранда, вакуфщики — платили салгут государству в зависимости от размеров арендуемой земельной площади, помимо этого они были обязаны натурой, деньгами или путем отработки расплачиваться за пользование землей. Туркмены платили салгут-кесме в размере 12 тиллей с каждого атлыка (30 танапов), независимо от того, какое количество земли обрабатывалось фактически, кроме того, в эту же сумму входили 2 тилля с атлыка за освобождение от натуральной повинности по очистке каналов. Всего от сбора салгута, по сведениям уже указанных авторов, в ханскую казну поступало около 248 тыс. р.

Принадлежность плательщиков налога к тому или иному разряду целиком зависела от самих сборщиков и местной администрации, кроме того, поскольку определение разряда плательщика происходило один раз в 20 лет, то изменения, происшедшие в хозяйстве за этот период, не приводили к перечислению его в другую группу. Поэтому по податным спискам трудно судить о действительном положении хозяйств на землях мульк. Тем не менее опубликованные документы архива хивинских ханов могут дать значительный материал для изучения имущественного положения населения Хивинского ханства, главным образом центральных районов.

Так, например, по свидетельству П. П. Иванова, в десяти мечетных обществах, относящихся к Хиве и ее окрестностям, из 382 хозяйств к высшей категории относилось 181, к средней — 77, к низшей — 122.³⁴

Кочевое население ханства облагалось кибиточной податью в размере 20 теньга (4 р.) на кибитку, общая сумма кибиточной подати устанавливалась для каждого казахского и каракалпакского рода на 3 года, по истечении срока к этой сумме [36] делалась надбавка — 5% с учетом выделившихся из семьи новых кибиток.

Кроме того, кочевое население платило особый сбор со скота, называемый чуп-пулы, за пастьбу скота на казенных землях, сбор определялся в четверть теньги (5 к.) с овцы, полутеньги (10 к.) с рогатого скота и теньги (20 к.) с верблюда, этот сбор распространялся также и на туркмен. Раньше вместо этого сбора собирался особый натуральный налог со скота — зякет — в размере 1/40 части поголовья, но по шариату лица, имевшие меньше 40 голов скота, должны были освобождаться от зякета, и поэтому такой порядок сбора для хана был невыгоден и зякет был заменен чуп-пулы. Кибиточная подать и чуп-пулы приносили в ханскую казну около 152 тыс. р.

Из других сборов следует отметить кесым, взимаемый с купцов за право вывоза товаров из ханства, приносящий около 36 тыс. р., зякет с ввозимых товаров в размере 5% их стоимости, с продаваемого местного скота 4% и пригоняемого в пределы ханства скота 2,5%. Всего зякет давал около 35 тыс. р. Тагиджай — базарный сбор за место торговли и весовой сбор давал около 25 тыс. р., а паспортная пошлина — около 7 тыс. р.³⁵ Таким образом, сумма всех поступлений в ханскую казну составляла 538 тыс. р.

Исследователи, приводящие эти данные, замечают: «Хотя общая сумма всех поступлений в ханскую казну, по соображениям с количеством населения, очень невелика, но значительная часть населения несет почти чрезмерные налоги, так как огромные пространства земли, принадлежащие лицам правящего класса, или свободны от подати, или обложены совершенно ничтожным налогом, и довольно большая часть поступлений по таким статьям, как сборы даячный и чуп-пулы, утаивается сборщиками.

Если же к этому прибавить еще, что с населения сверх законных налогов взимается много лишнего, что сборщики тагиджая и весового сбора делают множество злоупотреблений и что кроме поземельной подати население очень часто уплачивает за ту же землю оброк вакуфным учреждениям, то можно утвердительно сказать, что платит на самом деле не 538 тыс. р., а, может быть, вдвое больше».³⁶

Но этим еще не исчерпывались все повинности, огромную тяжесть для населения представляли разнообразные натуральные и трудовые повинности. Главная из них — очистка заносимых илом каналов и содержание в порядке ирригационных сооружений. Эта работа требовала большого количества рабочих и много времени. От каждых десяти танапов земли население [37] было обязано выставлять для очистки магистральных и мелких местных каналов по одному взрослому человеку на срок от 12 до 25 дней со своим инструментом и питанием.

Работы по очистке каналов обычно начинались в феврале. Также ежегодно приходилось проводить 20—25 дней летом на экстренных работах по постройке и ремонту дамб—качу. Крестьяне должны были прибывать на место работы с собственным инвентарем и питаться за свой счет, они уплачивали особый сбор афеняк-пулы по 1,5 теньги (30 к.) с человека в пользу особого чиновника, присланного от хана для наблюдения за работой.

Очистка мелких каналов проходила под наблюдением местной администрации (хакима), в пользу которого и шел сбор афеняк-пулы. На очистке каналов работала только часть пришедших, остальные привлекались к работам на казенных постройках, отдавались в пользование отдельным сановникам в виде награды за службу или вовсе освобождались от работы за взнос особой платы.³⁷ Вследствие этого состояние ирригации в ханстве не улучшалось, а, наоборот, падало. Трудовая повинность по поддержанию ирригации отнимала у населения от 40 до 54 дней и обходилась ему около 2 млн. р.³⁸

Помимо прямых государственных податей и повинностей существовал целый ряд незаконных поборов, проводимых местной администрацией, а также почти принудительная работа — кумек ³⁹ — для окружающего населения на полях ближайших сановников и хакимов, являвшаяся пережитком прежнего закрепощения.

Тенденция к ухудшению экономического положения основной массы крестьянства, за исключением небольшой группы лиц, превращавшихся в кулачество, в Хивинском ханстве проявлялась вполне определенно. Отсутствие денежных ресурсов в хозяйстве, его низкая товарность и особенности хлопководчества заставляли не только беднейшую часть крестьянства, но и более зажиточных прибегать к кредиту и тем самым при отсутствии государственного кредита отдавать себя в кабалу ростовщикам.

Застой в развитии производственных сил грозил перейти в полное разорение ханства. Втягивание Хивы в орбиту колониальной эксплуатации представителями русского и иностранного монополистического капитала, зарождение новой и оживление деятельности прежней местной торгово-ростовщической буржуазии, служившей посредником в делах колониальной эксплуатации, вновь поставили вопрос об изменении [38] существующих порядков в ханстве, результатом чего и было требование к новому хану Хивы Асфандиару, вступившему на престол в 1910 г., проведения ряда реформ. Это требование поддерживалось как местной, зарождающейся торгово-промышленной буржуазией, отстаивающей свои экономические интересы, так и представителями царской администрации, защищавшей интересы русского самодержавия, и проникавшими в ханство представителями русской империалистической буржуазии.

Для завершения общей характеристики общественно-политического и социального строя ханства необходимо коснуться его духовной и культурной жизни.

После окончательного завоевания Средней Азии Хива наряду с Бухарой стала центром мусульманского религиозного просвещения. В ханстве, по сведениям, проводимым Гиршфельдом, к началу XX в. насчитывалось 1440 мектебов (низших духовных училищ), в которых обучалось 20 216 человек, и 65 высших духовных училищ с 2262 учащимися.

Несмотря на такую, казалось бы, широкую сеть учебных заведений в Хиве, неграмотный министр был не редкостью, потому что ученики мектеба, пробыв в нем 5—6 лет, выучивались только механическому чтению и письму и, закончив на этом свое образование, при выходе из школы сразу же забывали все, чему учились. Лишь незначительная часть лиц, окончивших мектеб, переходила в медресе.

Срок обучения в медресе был от 10 до 15 лет, после чего окончившие его проходили установленные испытания, получали места муфтиев, казиев или преподавателей (ахунов) и репетиторов (мукарриров) в медресе.

Мектебы имелись почти в каждом мечетном обществе, преподавание в них велось местным духовенством (имамами и домуллами), содержались они на средства прихожан. Медресе были закрытыми учебными заведениями, где ученики жили и получали содержание.

Как в ханстве, так и во всей Средней Азии было очевидно, что духовные училища не могут отвечать практическим интересам населения, высшей администрации требовались люди, владеющие местным языком и знающие русскую грамоту. Необходимость в таких людях была и у частных лиц в связи с развивающейся торговлей.

С этой целью в Средней Азии была организована довольно широкая сеть русско-туземных школ. Организуя их, русская администрация Туркестана преследовала не только практические цели, но и желала воспитать в них верных и преданных слуг для себя. Одна из таких школ была открыта в Бухаре (1894 г.) и одна школа в Хиве (1891 г.), которые содержались на средства ханств.

Культура и искусство хивинского народа имели глубокие традиции, складывающиеся столетиями, развитие их не могли [39] издерживать ни феодально-деспотический режим, ни национально-колониальное угнетение.

Во второй половине XIX и начале XX в. в связи с общим экономическим развитием Средней Азии, с ростом революционного и национально-освободительного движения наметился значительный подъем литературы и общественной мысли в Узбекистане и других областях Туркестанского края. Этот процесс проходил под воздействием русской передовой общественной мысли и распространявшейся революционной марксистской теории.

В конце XIX — начале XX в. жили и творили такие выдающиеся представители литературы и общественной мысли Туркестана, как Ахмед Дониш, Мукими, Фуркат и их преемники Садриддин Айни, Абдулла Салих, выступавший под псевдонимом Завки, Аваз Отар-оглы, Хамза Хаким-Заде и др. Несомненно, что и Хивинское ханство не могло остаться в стороне от этого общего подъема культуры.

Развитие культуры и искусства в Хивинском ханстве конца XIX и начала XX в. неразрывно связано с произведениями двух выдающихся историков, какими был Мунис и Агехи.

Шир Мухаммед-Мираб, писавший под именем Мунис (умер в 1829 г.), начавший работу над историей Хивинского ханства в 1806 г., довел изложение событий до 1812 г. В дальнейшем работа Муниса была продолжена его племянником Мухаммед-Риза-Мирабом, выступавшим под именем Агехи. Итогом работы двух историков была работа «Фирдаус-аль-икбал» («Райский сад счастья»), доведенная до пребывания на престоле Мухаммед-Рахим-хана (1842 г.). Несмотря на традиционную для того времени пышность названия и на то, что изложение истории Хивинского ханства начинается «от Адама», труд Муниса и Агехи является основным источником по истории Хивинского ханства XVIII—XIX вв.⁴⁰

Исследователям истории Хивинского ханства в течение многих лет был неизвестен труд еще одного выдающегося хивинского историка Мухаммед Юсуфа, получившего прозвище Баяни (1858—1923 гг.). Мухаммед Юсуф Баяни, являвшийся диваном (советником) во дворце хана, был высокообразованным и разносторонне одаренным человеком. Будучи историком, он в то же время был хорошим музыкантом и мастером музыкальных инструментов. В 1911 г. Баяни было поручено заново переработать и продолжить историю Хорезма, написанную Мунисом и Агехи. Уже в 1914 г. Баяни представил объемистую рукопись, состоящую из 16 глав, названную им «Шаджара-йи Хорезмшахи». Изложение событий было доведено до времени [40] пребывания на престоле Асфандиар-хана. Важно отметить то, что после свержения ханской власти Баяни подверг критике отдельные положения своего труда, известного теперь под названием «История Хорезма».⁴¹

В 1877 г. в Хиве открылась литография, создателем которой был Атаджан Абдалов (1856—1927 гг.). Хотя литография предназначалась главным образом для размножения официальных изданий, Атаджан Абдалов, человек для своего времени передовых взглядов и хорошо образованный (после Октябрьской революции он редактировал газету «Инкилоб куёши» — «Солнце революции»), помимо трудов Муниса и Агехи издал сочинения многих других авторов, и в том числе произведения классика узбекской литературы Алишера Навои.

О проникновении в литературу демократических идей в Хивинском ханстве конца XIX и начала XX в. свидетельствует творчество выдающегося узбекского поэта Аваз Отар-оглы (1884—1919 гг.). В своих произведениях Аваз Отар правдиво показывал тяжелую жизнь трудящихся Хорезма. Спасение народа поэт видел не в религии ислама, а в просвещении. Демократические тенденции творчества Аваза усиливались под влиянием растущего освободительного движения. За стихи, направленные против правящей верхушки Хивинского ханства, в 1909 г. по приказу хана поэт был наказан 200 ударами плетьми и объявлен сумасшедшим. Однако все это не сломило поэта и не изменило направления его творчества.

В 1915—1919 гг. в ряде стихотворений Аваз Отар разоблачает реакционную роль духовенства, чиновничества, нарождающейся буржуазии и младохивинцев, как противников настоящей свободы, особо подчеркивает значение науки и просвещения для народа. Поэт восторженно встретил 1917 г. словами: «Аваз, благослови же год девятьсот семнадцатый, в нем — будущего песня и радость в нем вдохновенная».

Поэт скончался за несколько месяцев до хорезмской народной революции.⁴²

К началу XX в. относится также творчество народной поэтессы из Хивы Хоным-джан-апы, которая в одном из своих стихотворений, клеймя хивинского хана Асфандиара, говорила: «…твои руки пусть будут отрезаны, а глаза ослеплены, жизнь твоя пусть будет жалкой».⁴³

Следует отдать должное трудолюбивому и талантливому хивинскому народу, который в тяжелых условиях ханского деспотизма и национально-колониального угнетения не только сохранил самобытную культуру, но и продолжал ее развивать.

1 Подробнее об истории Хивинского ханства до завоевания Россией см. в кн.: Иванов П. П. Очерки по истории Средней Азии (XVI — середина XIX вв.). М., 1958.

2 X а л ф и н Н. А. 1) Политика России в Средней Азии (1857— 1868 гг.). М, 1960; 2) Присоединение Средней Азии к России (60—90-е годы XIX в.). М„ 1965.

3Аминов А. М., Бабаходжаев А. X. Экономические и политические последствия присоединения Средней Азии к России. Ташкент 1966.

4 Там же, с. 29.

5 Текст договора опубликован в приложении к кн.: Жуковский С. Сношения России с Бухарой и Хивой за последнее трехсотлетие. Пг., 1915, с. 179—183.

6 Гиршфельд В. Военно-статистическое описание Хивинского ханства, составленное Генерального штаба капитаном Гиршфельдом, переработанное генерал-майором Галкиным, ч. 1—2. Ташкент, 1902—1903 гг.; Лобачевский В. Военно-статистическое описание Туркестанского военного округа. Хивинский район. Ташкент, 1912.

7 Гиршфельд В. Военно-статистическое описание… ч. 2, с. 142.

8 Там же, с. 56. — По неофициальным данным — около 600 тыс. Некоторые современные авторы в своих работах называют цифру 800 тыс. человек.

9 Гиршфельд В. Военно-статистическое описание… ч. 2, с. 128.

10 Коммунистический Интернационал в документах. М., 1933, с. 838.

11 В Хивинском ханстве частновладельческие земли (мульк) делились на несколько видов: земли атаи-мульк (отцовские, перешедшие по наследству), земли ярлыклы-мульк (пожалованные в личную или условную собственность ханом и наделенные особым ярлыком) и, наконец, собственно земли мульк (купленные, вновь орошенные) и т. д.

12 Гиршфельд В. Военно-статистическое описание… ч. 2, с. 145.

13 Хивинский танап = 900 кв. сажен (0,41 га).

14 Иванов П. П. Архив хивинских ханов. Л,, 1940, с. 24.

15 Гиршфельд В. Военно-статистическое описание… ч. 2, с. 96.

16 Иванов П. П. Архив хивинских ханов, с. 22.

17 Там же, с. 24—25.

18 Ю л д а ш е в М. Ю. К вопросу об особенностях развития землевладений в Хиве XIX века: Материалы первой всесоюзной конференции востоковедов. Ташкент, 1957, с. 202, 205.

19 Иванов П. П. Архив хивинских ханов, с. 25 (док. 9, 24, 28).

20 Ю л д а ш е в М. Ю. К вопросу об особенностях развития землевладения в Хиве XIX века: Материалы первой всероссийской конференции востоковедов, с. 206.

21 Шкапский О. А. Амударьинские очерки. Ташкент, 1900, с. 125.

22 Там же, с. 125.

23 А м и н о в А. М. Экономическое развитие Средней Азии (со второй половины XIX столетия до первой мировой войны). Ташкент, 1959, с. 35.

24 Гиршфельд В. Военно-статистическое описание… ч. 2, с. 66—67.

25 Полная хивинская тилля состояла из 18 теньга и по русскому курсу того времени равнялась 3 р. 60 к. серебром. Малая тилля — 9 теньга (1 р. 80 к. серебром). Далее везде имеется ввиду малая тилля. Тилля и теньга были серебряными монетами. Теньга разменивалась на 32 медные пулы.

26 Иванов П. П. Очерк истории каракалпаков. — Труды Ин-та востоковедения АН СССР, т. 7, 1935, с. 81—82.

27 Дора — плеть. 28 Подробнее о Н. С. Лыкошине см.: Лунин Б. В. Средняя Азия в дореволюционном и советском востоковедении. Ташкент, 1965, с. 206—208.

29 Лыкошин Н. С. Сбор податей и налогов (Британская Индия, Хива, Туркестан). — Туркестанское слово, 1917 г., № 18.

30 Иванов П. П. Архив хивинских ханов, с. 28 (док. 86, 100).

31 Цифровые данные см.: Гиршфельд В. Военно-статистическое описание… т. 2.

32 И в а и о в П. П. Архив хивинских ханов, с. 29.

33 Транскрипция названий групп дается по кн.: Юлдашев М. Ю. К истории крестьян Хивы XIX в. Ташкент, 1966.

35 Паспорт жители ханства получали только в случае выезда из его пределов.

36 Гиршфельд В. Военно-статистическое описание… ч. 2, с. 48—49.

34 Иванов П. П. Архив хивинских ханов, с. 67.

37 Там же, с. 50.

38 Туркестанские ведомости, 1913, № 20.

39 Кумек — добровольная помощь по приглашению во время сезонных работ на полях, принадлежащих лицам местной администрации.

40 Подробнее о трудах Муниса и Агехи см.: Иванов П. П. Хивинские хроники XIX в. Муниса-Агехи как источник по истории туркмен. — В кн.: Материалы по истории туркмен и Туркмении, т. 2. М.; Л., 1938, с. 23—28.

41 Подробнее см.: Юлдашев М. Ю. Баяни и его исторический труд.— В кн.: Общественные науки Узбекистана. Ташкент, 1962, № 3, с. 40—50.

42 История Узбекской ССР, т. 1, кн. 2. Ташкент, 1956, с. 338—340.

43 Муминов И. Из истории развития общественно-философской мысли в Узбекистане конца XIX и начала XX вв. Ташкент, 1957, с. 185.