Глава 2

КРИЗИС КОЛОНИАЛЬНО-ХАНСКОГО РЕЖИМА В ХИВЕ

В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ

ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ

И ФЕВРАЛЬСКОЙ БУРЖУАЗНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ

РЕВОЛЮЦИИ 1917 г.

Период, предшествовавший началу первой мировой империалистической войны, в жизни Хивинского ханства характеризовался глубокими социально-экономическими и политическими сдвигами.

Начало XX в. ознаменовалось скачком в развитии капитализма и переходом в его высшую стадию — империализм, наложило свой отпечаток как на политическое состояние, так и на экономику ханства. Хива начинает привлекать к себе внимание русского акционерного капитала, разведчиками которого выступали различного рода торгово-промышленные фирмы.

Уже в первом десятилетии XX в. в Хиве действовали представители таких фирм, как «Т-во Большой Ярославской мануфактуры», «Московское Торгово-промышленное товарищество», «Братья Крафт», «Братья Шлосберг», «Т-во Шуйской мануфактуры», «Р. Майркорт», «Стукен и К0» и др. Наряду с ними выступали местные купцы и хлопкозаводчики, например Салим-жанов, Мануйлов, братья Баккаловы, X. Гавданов, Самандаров, С. М. Аминов¹ (многие из названных лиц были хивинцы, а братья Баккаловы являлись ближайшими сановниками хана).

Торговые и транспортные фирмы наряду с торговлей и заготовкой сырья занимались и мелким кредитованием, успешно конкурируя с открывшимися позднее отделениями государственного и частных банков.

Капиталовложения русских и иностранных предпринимателей, а также хозяйство и промышленность Хивинского ханства распределялись следующим образом: примерно 70% падало на кредитную сеть, 25 — на судоходство и рыболовство, 5%—на хлопкомаслобойную отрасль и заготовку семян люцерны. На ирригационное строительство расходовалось лишь 0,1 %.² Причиной этого являлось то, что капиталовложения в развитие ирригации не приносили непосредственной прибыли.

Центром торгово-промышленной жизни ханства был город Ново-Ургенч, но более крупные фирмы имели своих [42] представителей и в других городах ханства: Хазараспе, Ханки, Ташаузе,

Гурлене, Ходжейли и др.³

Отсутствие полных статистических данных не позволяет дать детальной характеристики экономики Хивинского ханства как к началу XX в., так и ее динамики в годы, предшествующие империалистической войне, но даже по имеющимся отрывочным сведениям можно сказать, что хивинское хозяйство постепенно становилось товарным и теряло свой замкнуто-натуральный характер. В это время расширяется посевная площадь таких культур, как хлопчатника и люцерны, происходит усиление торговых связей с Россией, изменяется характер самой торговли. Ведущей культурой в сельском хозяйстве ханства становится хлопчатник.

По свидетельству Лобачевского, который оперировал данными 1909 г., в Хивинском ханстве посевы хлопчатника составляли 15,8% ко всей посевной площади. Посевы люцерны, занимавшие 7,8%, составляли уже 15,9%. В 1909 г. из оазиса (включая и Амударьинский отдел), было вывезено уже 500 тыс. пудов хлопка-волокна и 320 тыс. пудов семян люцерны.⁴

Увеличение количества вывозимого хлопка-волокна объясняется не только расширением посевной площади под хлопчатник, но главным образом за счет повышения урожайности (путем замены местного сорта хлопчатника — гузы американскими сортами).

Динамику развития других основных отраслей хозяйства Хивинского ханства за десятилетие можно проследить по материалам, приводимым Лобачевским.

По его данным население Хивинского ханства в 1910 г. составляло уже не менее 700 тыс. человек. Увеличение населения вследствие географической изолированности, политической замкнутости и ограниченности средств существования в ханстве Лобачевский вполне правильно объясняет естественным приростом.⁵

Из отраслей хозяйства, имеющих товарное значение, кроме полеводства (разведения хлопчатника и люцерны) следует назвать скотоводство, но в нем за десятилетие мы видим резкое сокращение поголовья скота. Об этом свидетельствует сопоставление данных, приводимых Гиршфельдом и Лобачевским.⁶ [43]

Резкое сокращение поголовья скота объясняется прежде всего колоссальным разорением туркменских хозяйств, переходом значительной части туркмен к земледелию.

Суммируя разнообразные статистические данные, можно заключить, что тенденция ханства в сторону развития товарного хозяйства вполне определенна. С каждым годом все больше и больше Хивинское ханство, не меняя своей социальной основы, превращалось для России в источник сырья и рынок сбыта. Предметами вывоза в основном было сырье, а ввоза — промышленные товары. Экономическая зависимость ханства от России непрерывно увеличивалась.

Динамика роста хлопководства в Хиве подтверждается расширением сети хлопкоочистительных и маслобойных заводов. В Хиве в 1914 г. насчитывалось уже свыше 30 хлопкоочистительных и 4 маслобойных завода.⁷

Дальнейшее развитие хлопководства зависело от улучшения и совершенствования ирригационной системы в ханстве, но хивинское правительство, довольствуясь полуфеодальной эксплуатацией крестьянства, не было заинтересовано в улучшении ирригации, да и не имело на это средств. Торговые фирмы предпочитали вкладывать деньги в кредитную сеть, приносящую большие доходы, а не в организацию крупного плантационного хозяйства.

Наличие большого количества представителей торговых фирм в ханстве свидетельствует о быстро возрастающей роли Хивы как источника сырья и рынка сбыта для промышленности центральной России. По некоторым сведениям, ввоз товаров в Хивинское ханство составлял от 5 до 6 млн. пудов.⁸

Ознакомление с деятельностью русских торгово-промышленных фирм в Хиве дает возможность говорить о монопольном положении их в Хивинском ханстве. Проникавший в Хивинское ханство русский торгово-промышленный капитал не вносил в него культуртрегерской струи. Существующий политический строй и географическая изолированность ханства позволяли русским торгово-промышленным фирмам проводить в нем ярко выраженную колониальную политику.

Преимущественное положение в ханстве купцов, русских подданных, вытекавшее из «Условий мира» России с Хивой, дало им возможность сосредоточить в своих руках всю оптовую торговлю и превратить хивинских купцов, по сути дела, в своих агентов. Исключение в данном случае представляли ближайшие родственники хана и сановники или купцы, торгующие на его деньги.

Как бы ни были выгодны условия договора 1873 г. с Хивой для русских капиталистов, как бы ни был послушен хивинский [44] хан ТГГ (туркестанскому генерал-губернатору), все же та подчас номинальная, самостоятельность Хивинского ханства затрагивала интересы русских империалистов. В прессе неоднократно появлялись требования о присоединении Хивы к Российской империи, причем, как и раньше, туркестанская администрация склонна была разрешить этот вопрос утвердительно. Хотя русская империалистическая буржуазия была далека от того, чтобы составить серьезную оппозицию самодержавию, особенно после революции 1905 г., тем не менее ее интересы не всегда полностью совпадали с политикой, проводимой царизмом. Недостаток развития капитализма «вглубь», с которым вынуждена была мириться буржуазия, компенсировался неограниченным распространением империализма «вширь», и в данном случае существование самостоятельных Хивы и Бухары несомненно было некоторым препятствием в таком распространении. «Сокрушаясь» о судьбе хивинского и бухарского населения, империалистическая буржуазия заботилась вовсе не о том, чтобы освободить это население от эксплуатации вообще, а только о том, чтобы иметь возможность эксплуатировать его самой, не делясь прибылью с ханом, эмиром, нарождающейся хивинской и бухарской буржуазией.

Хищническая эксплуатация и разрушение производительных сил, наблюдавшиеся в Хиве и Бухаре, не могли не беспокоить империалистическую буржуазию, в особенности представителей текстильной промышленности, которые хотели превратить и превращали Бухарское и Хивинское ханства в дополнительные источники хлопкового сырья и рынки сбыта.

Застойность политических форм и общественной жизни Средней Азии и Хивинского ханства, оставшаяся и после завоевания, нарушилась как проникновением капитализма, так и революционной грозой 1905—1907 гг., прокатившейся по России и нашедшей отклики в странах Востока.

И до революции 1905 г. народные массы Средней Азии неоднократно поднимались на национально-освободительную борьбу, но раздробленные отряды крестьян-повстанцев, боровшихся под руководством местных феодалов и духовенства, не могли ликвидировать колониально-империалистического гнета, который наряду с проникновением капитализма в экономику Средней Азии приводил к быстрому расслоению дехканства, к обнищанию его большей части, поднимал на борьбу обездоленные массы.

Национальная буржуазия и духовенство не могли и не хотели возглавить борьбу народных масс за освобождение от национального гнета, так как она могла обратиться против них самих, тем не менее под влиянием революции 1905 г. и ее откликов в Турции, Персии, Индии национально-освободительное движение затрагивает национальную буржуазию, духовенство и местные феодальные элементы. Происходит оживление [45] общественно-политической жизни, формируется самосознание национальной буржуазии. Только в эти годы оппозиционные группировки в Хивинском ханстве из культурных и религиозных превращаются в политические. Отзвуки революции 1905 г. докатились и до далеких вассальных ханств — Бухары и Хивы. Палван-Нияз Юсупов, являвшийся одним из лидеров младохивинской партии, 1905 годом датирует образование младохивинской группы. Позже в своих воспоминаниях он писал: «Ко мне присоединилось несколько свободолюбивых людей, вместе с которыми я обсуждал разные вопросы, касающиеся свободы. В числе моих единомышленников находились: убежденный за свободу Хусаин-Мухаммед-диванбеги, его брат Шейх-Назар-бай, Аман-Гельды-сердар-бай, Атаджан-Махрам, Худай-Берген-диван, Мухамадьяр-бай, Назар Шалыкаров, Бабаджан-бай, Хасан-Али-Акбаров и др.».⁹

Но и оформление целой группы еще не означало хоть сколько-нибудь решительной борьбы против хана, так как во главе перечисленной группы стояли его главнейшие сановники. До февральской буржуазно-демократической революции младохивинцы не отметили своего существования ни одним практическим выступлением.

Экономические сдвиги, проникновение в ханство капиталистических отношений, связь феодально-ростовщической верхушки общества с представителями торгово-промышленных фирм, укрепившихся в ханстве, нашли свое отражение в сложной борьбе придворных группировок, заполнившей всю политическую жизнь ханства, вплоть до конца 1917 г.

Решающим мотивом участия в той или иной группировке для каждого сановника было прежде всего стремление получить новую должность для себя и для своих родственников, стремление сохранить свое богатство.

С особой силой борьба придворных группировок развернулась в 1909—1910 гг. в связи с ожиданием вступления на престол сына хана — Асфандиар-тюри. Этот же период времени характеризуется общественным возбуждением в Хиве в связи с революционными событиями в Персии.

Связь общественного возбуждения в Хиве с персидскими событиями весьма знаменательна. Революция 1905 г., события в Турции и Персии не могли пройти бесследно для хивинского населения, особенно для его буржуазных элементов, постепенно группировавшихся в политическую оппозицию к существующему строю.

По официальному сообщению из Хивы: «Иомуды, недавно в Куня-Ургенче узнав о свержении шаха персидского, пришли в сильное возбуждение и устроили громадное празднество со стрельбой и со скачками».¹⁰ [46]

Придворная борьба в Хивинском ханстве не была случайной, она знаменовала собой политический кризис Хивинского правительства. Угроза массовых беспорядков, возможных в связи с переходом престола к новому хану, заставляла царских администраторов Туркестана пересмотреть не только их взаимоотношения с Хивинским правительством, но и каким-то образом регулировать внутреннюю политику хана.

В связи с изменившимися социально-экономическими условиями развития ханства в нем необходимо было хотя бы в какой-нибудь степени ограничить административный произвол, ввести минимум юридических норм. Этого требовала русская империалистическая буржуазия, отстаивая свои притязания на планомерную эксплуатацию хивинского населения, этого же добивалась и развивающаяся (зарождавшаяся) хивинская буржуазия. Но опасней всего для русского самодержавия была угроза непосредственного выступления самих народных масс, особенно туркмен, против ханского деспотизма. Именно поэтому назначение Асфандиар-тюри на хивинский престол было сопровождено требованием проведения некоторых реформ управления и податного обложения.

Проект предполагаемых реформ был разработан в канцелярии туркестанского генерал-губернатора. В качестве основных недостатков политической и хозяйственной жизни Хивы в проекте указывалось на бесправие населения, произвол ханских чиновников, неравномерность обложения вследствие несовершенства налоговой системы, на отсутствие медицинской помощи, недостаток благоустроенных путей сообщения, почтово-телеграфных учреждений, слабое развитие оросительной сети, на ее засорение и т. д.¹¹

Осуществление реформ в ханстве было сопряжено с определенными денежными затратами,¹² и говорить о каком-то дополнительном обложении населения налогами не приходилось, потому что размер обложения населения в Хивинском ханстве зависел исключительно от платежеспособности трудового населения. Это вынуждена была признать туркестанская администрация.

Хивинскому хану было предложено некоторую часть своих доходов затратить на общеполезные нужды управляемого им народа. Необходимо было создать поземельный кадастр, улучшить ирригацию, пути сообщения, почтово-телеграфные сношения, организовать медицинскую и агрономическую помощь населению, отменить варварский обычай заковывать в ошейники не только осужденных преступников, но и арестованных полицейским арестом по подозрению лиц, прекратить раздачу ханских земель большими площадями, а также наряд рабочих в [47] виде натуральной повинности в имения хивинских чиновников на земледельческие и ирригационные работы.¹³

Старый хан Мухаммед-Рахим умер 16 августа 1910 г. Начальник Амударьинского отдела генерал-майор Глушановский, заранее предупрежденный о плохом состоянии здоровья хана, находился в Хиве уже с 12 августа, имея при себе вооруженную свиту из казаков, которая могла бы потребоваться в случае возможных беспорядков, связанных со смертью хана. От имени туркестанского генерал-губернатора Глушановский объявил прибывшему Асфандиар-тюре, что ему вручается управление делами ханства.

В письме к начальнику Амударьинского отдела генерал-майору Глушановскому от 11 сентября Асфандиар-хан извещает о предпринимаемых реформах и посылает один экземпляр своего обращения к хивинскому народу. Проведение реформ было поручено энергичному сановнику Ислам-Ходже, это давало надежду, что если не все, то значительная часть намеченных мероприятий все же будет проведена в жизнь.

Туркестанская периодическая печать к предполагаемым в Хивинском ханстве реформам относилась очень сдержанно, по тем не менее это событие нашло в ней отклик.

Трудно сказать, каково было действительное отношение народных масс к предполагаемым реформам. Вероятнее всего, темные, задавленные нуждой и вековым угнетением дехканские массы с большим недоверием отнеслись к заверениям хана облегчить их положение, но в среде правящих кругов и духовенства реформы несомненно встретили большую оппозицию, которая проявилась в конце 1911 г. в так называемом заговоре диванбегинцев. Этот заговор был продолжением той придворной борьбы, которая велась вокруг хивинского престола в течение целого ряда лет и затихла лишь на некоторое время при вступлении на престол нового хана.

После смерти старого хана сыновья Мад-Мурада-диванбеги Шейх-Назар-бай, Хусаин-бек, Аман-Гельды-сердар не только сохранили свои прежние должности и наследство отца, но и получили большие подарки от молодого хана. Но постепенно все дела по управлению ханством стали переходить в единоличное распоряжение первого министра Сеид-Ислам-Ходжи, который приобрел решающее влияние на Асфандиар-хана и, желая упрочить свое положение, выдал свою дочь за него замуж. Особенно прочным положение Сеид-Ислам-Ходжи стало после того, как ему было поручено руководство проведением всех реформ в ханстве.

Сеид-Ислам-Ходжа был одним из немногих ханских сановников, понимавших необходимость серьезных изменений в ханстве, связанных с изменением и ростом его экономических сил. [48]

Помимо боязни «остаться не у дел» противоположная Ислам-Ходже группировка сановников была обеспокоена тем, что проводимые им в жизнь мероприятия лишат ее очень важных источников дохода. Чтобы этого не случилось, нужно было устранить Ислам-Ходжу и усилить влияние на хана. С этой целью в конце 1911 г. группа крупнейших сановников, возглавляемая сыновьями Мад-Мурада-диванбеги, в числе девяти человек подписала акт протеста против нововведений хана¹⁴ и выразила свое недовольство деятельностью Сеид-Ислам-Ходжи. Зная, что хан не разделяет рвения Ислам-Ходжи в проведении реформ, оппозиционная группа сановников также стала выражать свое недовольство политикой, проводимой Ислам-Ходжой. Выступление было преждевременным. Пользуясь своим могуществом, Сеид-Ислам-Ходжа добился обвинения своих противников в политическом заговоре, ареста их и конфискации имущества.

Хан получил в свое распоряжение огромное состояние. У сына Мад-Мурада Амангельды-сердара было конфисковано наличных денег и драгоценностей на 334 560 р., наследственный дом в Хиве, четыре дома в Ново-Ургенче, земельный участок в центре Ново-Ургенча, земельный участок на канале Даудан (Лаузан) в 2000 танапов, дом в Ашхабаде, совладельцами которого являлись его братья.

У второго сына Мад-Мурада Хусаин-бека было конфисковано наличных денег, драгоценностей и денежных документов на сумму 543 154 р., отданный в аренду под постройки в городе Хиве земельный участок в 32 танапа, второй участок, занятый зданием почтово-телеграфной конторы, дом в Хиве, земельный участок на канале Караман в 100 танапов, земельный участок в центре Ново-Ургенча.¹⁵ Это было конфисковано только у двух из девяти, правда, наиболее крупных сановников.

Хусаин-бек оказался одним из самых крупных ростовщиков. При аресте у него было конфисковано на 117 712 р. казихатов — долговые расписки, деньги по которым были немедленно взысканы в пользу хана.

Когда политические страсти несколько улеглись, подвергшиеся опале сановники были освобождены из-под ареста, восстановлены в должностях, им было возвращено имущество, за исключением денег и части драгоценностей. Но никогда уже сыновья диванбеги не могли достичь прежнего положения при дворе и прежнего благосостояния. Таким образом, оппозиционная борьба не была ликвидирована и прорывалась наружу при каждом удобном случае.

Период с момента вступления на престол Асфандиар-хана (1910 г. — август 1913 г.) отмечается в Хиве энергичной и [49] разносторонней деятельностью Сеид-Ислам-Ходжи. В это же время наблюдается и экономический рост ханства. После неурожайного в Хиве 1911 г. в последующие годы растет удельный вес хлопководства. По данным бюллетеней хлопкового комитета в 1912 г. Хива дала 647 тыс. пудов хлопка-волокна (без Аму-дарьинского отдела), в 1913 г. — 696 тыс. пудов.¹⁶

Деятельность Сеид-Ислам-Ходжи несомненно находила поддержку со стороны выросших торгово-промышленных элементов ханства. По словам газеты «Новое время», «… все более развитые хивинцы (торговцы, промышленники и пр.) стоном стонут от хивинских порядков и категорически утверждают, что только при трех условиях Хивинское ханство поднимется: широкие оросительные работы; проведение железной дороги; смена хивинского произвола русской законностью».¹⁷

Ислам-Ходжа действовал именно в этом направлении, добиваясь осуществления всех намеченных реформ. Он также добился от хана выделения средств на постройку почтово-телеграфной станции в Хиве, проведения телеграфной линии до наиболее отдаленного пункта ханства — Ташауза, по его инициативе ханом было ассигновано 100 тыс. р. на организацию медицинской помощи в ханстве, в Хиве было начато строительство больницы на сто коек и амбулатории. Для работы в больнице были приглашены русские врачи, было открыто несколько новометодных школ. Дебатировался вопрос о постройке в ханстве железной дороги. Начавшаяся война помешала осуществлению этих проектов.

В самом ханстве в эти же годы работала геодезическая партия по съемке земельных участков к готовящейся реформе податного обложения. Проведение реформ требовало дополнительных средств, что не могло не задевать личных интересов хана, бесконтрольно распоряжавшегося хивинской казной. Расхождения, которые существовали между ханом и Сеид-Ислам Ходжой с самого момента вступления на престол Асфандиар-хана, все больше и больше увеличивались. Хан уже тяготился своим первым министром и искал случая избавиться от него. В течение всего периода, от вступления Асфандиар-хана на престол до самой смерти Ислам-Ходжи, последнему приходилось выдерживать упорную борьбу за свое положение при дворе. Напряженная атмосфера при хивинском дворе разрядилась гибелью Сеид-Ислам-Ходжи, убитого 9 августа 1913 г. Расследование по делу об убийстве Ислам-Ходжи ни к чему не привело.

Палван-Нияз Юсупов инициатором убийства Ислам-Ходжи считал самого хана. «В конечном итоге он нанял убийцу среди своих приближенных людей»,¹⁸ — писал он в своей рукописи. [50]

Если это даже было не так, то, во всяком случае, хан стремился возможно скорее прекратить следствие.

После смерти Ислам-Ходжи большое влияние на хана и все хивинские дела стал оказывать Мад-Вафа Баккалов, крупнейший землевладелец, торговец и промышленник. Асфандиар-хана в Баккалове привлекали прочная связь с торговым миром и большое состояние. Приближение Баккалова к хану отразилось не только на положении его родственников. Специально посланный в Хиву для выяснения сложившейся там обстановки генерал-майор Н. С. Лыкошин в обширном секретном докладе ТГГ писал: «…все дела в ханстве теперь ведутся в зависимости от торговых операций братьев Баккаловых…»¹⁹ Баккалов был для Хивы политическим деятелем необычного, невиданного до сих пор типа, и это очень верно подмечено Лыкошиным, когда он говорит, что Баккалов «никогда, вероятно, не думал о своем отечестве иначе, как о рынке сбыта и покупки товаров».²⁰

Рассмотренный период истории Хивинского ханства с начала XX в. до лета 1914 г. был в известном смысле переломным как в экономическом развитии Хивы, так и в ее политической жизни.

В области хозяйственного развития Хивинское ханство в этот период, все более втягиваясь в сферу товарно-капиталистических отношений, потеряло свою замкнутость, стало постепенно превращаться в источник хлопкового сырья и громадный рынок сбыта промышленных изделий. Вместе с этим стала изменяться и его социальная структура. Быстрее пошло расслоение крестьянства, выделение из его среды кучки зажиточных баев — ростовщиков и огромной массы обезземеленных арендаторов-чайрикеров. Быстрее шел процесс выделения крупной торговой буржуазии, чаще всего связанной с крупным землевладением, а также и с зарождающейся промышленной деятельностью русского и иностранного акционерного капитала, проникающего в ханство.

Экономические сдвиги, происшедшие в ханстве, нашли свое отражение и в его политической жизни. На смену сановникам-феодалам типа консервативного Мад-Мурада-диванбеги пришли люди, подобные Сеид-Ислам-Ходже и Мад-Вафе Баккалову, крупному торговцу, занимавшему государственный пост Караван-баши (министр торговли), направлявшие политику правительства в соответствии с изменившейся обстановкой.

В области взаимоотношений Хивы с царской администрацией Туркестана и самодержавием это был период внешнего невмешательства в дела ханства и всяческого укрепления авторитета ханской власти, что посеяло в хивинском правительстве [51] иллюзии о самостоятельности Хивы, совершенно немыслимой при существовавшем строе в России.

Начавшаяся империалистическая война на некоторое время отодвинула вопрос о взаимоотношениях с Хивинским ханством и о событиях в нем на задний план. Но очень быстро вспыхнувшие там туркменские восстания заставили царское правительство вновь ввести туда свои войска и строже контролировать политику хивинского правительства в интересах самого же хивинского хана.

К началу империалистической войны Туркестан, а вместе с ним вассальные Хива и Бухара как аграрно-сырьевые придатки царской России были поставлены в полную зависимость от метрополии. Эта зависимость определялась не только отсутствием собственного производства промышленных изделий, добычи топлива и финансового кредитования, но в силу разрастающегося производства монокультуры — хлопка — Туркестан был зависим и от подвоза хлеба.

С началом империалистической войны, когда был затруднен импорт иностранного хлопка, а потребность в хлопковом волокне как для хозяйственных, так и военных целей возрастала, производство хлопка в Средней Азии неизмеримо увеличивается. Уже с первого года войны поступление хлопка из Средней Азии (включая Хиву и Бухару) превысило количество хлопкового волокна, ввезенного из-за границы. В сезон 1915— 1916 гг. из Средней Азии было вывезено 20 518 тыс. пудов.²¹

Увеличение площади посевов хлопка без дополнительного расширения ирригационной сети было возможно только за счет вытеснения зерновых и других культур. Следовательно, соответственно увеличивался спрос на привозной хлеб.

Расширение посевов и сбора урожаев хлопка не улучшало положения рядовых хлопкоробов, потому что выгоду от увеличения цен на хлопок при усилившемся спросе в первые годы войны извлекали только посредники-скупщики и хлопкозаводчики, в кабале у которых была подавляющая масса дехкан, взявших ссуды под будущий урожай по ранее фиксированным ценам.

Монополисты-текстильщики в связи с ростом потребления отечественного хлопка-волокна добились установления твердых монопольных цен на него. В Москве был учрежден «Комитет для заведования снабжением сырьем хлопчатобумажных фабрик», которому были предоставлены чрезвычайные полномочия, вплоть до реквизиции запасов волокна в случае продажи его хлопкосдатчиками по цене, выше установленной комитетом.

Первоначально, в 1915 г., цена за пуд хлопка-волокна первого сорта была 24 р. в Москве,²² к 1917 г. она достигла 36 р. [52]

Такая нормировка цен на волокно без нормировки на текстильные изделия и другие предметы потребления дала прибыль только владельцам текстильных предприятий и самым гибельным образом отразилась на состоянии хлопководческого хозяйства. Несмотря на постепенное повышение нормированных цен на хлопок, они никогда не поспевали за ростом цен на предметы первой необходимости.

Установленная в 1915 г. цена на хлопок в 24 р. была выше цены 1913 г. на 8 р. 6 к., «но зато цена на хлеб в 1915 г. увеличилась на 100%, а в 1916 г. — на 400% по сравнению с 1913 г., и к тому же хлеба не хватало».²³

Наряду с небывалым повышением цен второй и третий годы империалистической войны, отмеченные падением сельского хозяйства России, повсеместным сокращением площади посевов зерновых и технических культур, недостатком топлива и разрухой железнодорожного транспорта, привели к значительному сокращению подвоза в Среднюю Азию товаров первой необходимости. В Туркестане не хватало хлеба, сахара, тканей и т. п. Недостаток хлеба и нормированные цены на хлопок привели к сокращению посевов хлопка. В Бухаре и Хиве в 1916— 1917 гг. посевная площадь хлопка сократилась с 147 050 до 86 448 десятин.²⁴

Падение хлопководческого хозяйства, резкое ухудшение материального положения трудящихся дехканских и рабочих масс в связи с недостатком и дороговизной продуктов дополнялись тяжелым налоговым гнетом и специальными «добровольными» сборами пожертвований на войну.

Тяготы войны отразились на экономике Хивинского ханства и еще больше увеличили нужду масс. Не случайно именно в Хиве, хотя и по другим причинам, чем в остальных областях Средней Азии, вспыхнуло массовое народное восстание, в котором приняли участие туркмены, узбеки, каракалпаки, казахи. Восстание было вызвано многими причинами, но главными из них были непрерывное и быстрое ухудшение экономического положения масс в связи с войной, хищнический произвол местной и царской администрации в ханстве.

Прямым результатом войны явилась закупка в Хивинском ханстве по твердым ценам скота, в особенности лошадей и верблюдов. Помимо того, что цены на приобретаемый рабочий скот были установлены произвольно низкие, очень часто ханские беки и чиновники, через посредство которых происходила закупка, попросту не выплачивали денег. В 1917 г. командующему хивинским гарнизоном жители Ташауза принесли жалобу на то, что у них в прошлом (1916 г.) было уведено 143 лошади [53] с седлами, которые были оценены, но деньги так и не были выплачены.²⁵

Ухудшение экономического положения масс хивинского населения вызывалось не только ростом цен на хлеб и предметы первой необходимости, но также и усилением налогового гнета. Во время войны дополнительно к 24 налогам, существовавшим ранее, хан ввел уруш салгыт (военный налог), ат салгыт (налог на лошадей) и другие налоги на покрытие военных расходов царской России.²⁶

К разорению население приводили также произвол и взяточничество как хивинских чиновников, так и царской администрации, которые особенно пышно разрослись в годы империалистической войны.

О том, что заготовка хлопка и спекуляция им стали прибыльным делом, можно судить по тому лихорадочному строительству хлопкоочистительных заводов, которое наблюдалось в Хивинском ханстве в годы войны.²⁷

Помимо хлопка немаловажное значение в годы войны приобрел вывоз семян люцерны. До войны семена люцерны вывозились в Америку через Гамбург. С началом военных действий вывоз семян люцерны прекратился, и в 1915 г. ее цена упала до 1 р. 20 к. — 1 р. 40 к. за пуд, но затем, когда появилась возможность производить вывоз через Владивосток, цена на семена люцерны быстро поднялась до 6 р. за пуд. Директор Хивинского отделения Русско-Азиатского банка Фрюлинг в компании с одним из местных экспортеров на вывозе семян люцерны нажил огромное состояние и приобрел в Хивинском ханстве при содействии ново-ургенчского бека чуть ли не даром большие земельные владения.²⁸

Но так же как производство хлопка, так и производство люцерны и сбыт ее не могли выправить бедственного положения населения. Ханство существенно зависело от привозного хлеба, и поэтому каждый неурожай вызывал массовый голод. За счет зерновых культур в годы войны расширились посевы хлопчатника, в то же время уменьшился привоз хлеба, и если в течение первых лет войны хивинское население жило впроголодь, то в 1917 г. в Хиве разразился настоящий голод.

Признаками назревающего в ханстве политического кризиса являлись разложение центрального аппарата власти, произвол, взяточничество среди местной и царской администрации. Продажность ханских сановников и местной администрации — беков, хакимов и т. д. во все времена, а в особенности во время войны, была всем известна и неоднократно служила предметом [54] донесений туркестанского генерал-губернатора в Петроград. Взяточничество царских администраторов и правительственных лиц, имеющих отношение к управлению Хивинским ханством, тщательно скрывалось, пока не приобрело характер скандальной истории. Размер взяток был настолько велик, что не мог не отразиться не только на состоянии хивинской казны, но и хивинского населения, за счет которого она пополнялась.

Прежде всего при своих многочисленных поездках ко двору, еще будучи наследником, а затем уже и ханом, Асфандиар-хан отвозил царю и его семье многочисленные подарки огромной ценности.

В 1910 г. была составлена сводка сведений «О некорректных и неправильных действиях начальника Амударьинского отдела генерал-майора Глушановского по отношению к хану хивинскому». В сводке показано, как Глушановский с 1906 по 1910 г., занимая должность начальника Амударьинского отдела, фактически вымогал взятки у хана и наследника.²⁹

Другим видом вымогательства было приобретение русскими подданными земельных владений в Хивинском ханстве на чрезвычайно льготных условиях. Наиболее крупным было приобретение земель политическим авантюристом, близким к Распутину, князем Андронниковым. Князь Андронников накануне империалистической войны сумел войти в доверие к хану и под видом некоторого поступления своими правами как русского подданного, гарантированными договором 1873 г., сумел на весьма выгодных условиях приобрести огромную земельную площадь. Андронников при покупке земли вошел в компанию с таким же авантюристом А. П. Путиловым и за 680,5 тыс. р. компаньоны приобрели 19 400 десятин.

По этому поводу в секретном письме министру иностранных дел 12 декабря 1915 г. генерал-губернатор писал: «Обширные, неиспользованные в целях орошения и ж.-д. строительства пространства земли в пределах Хивинского и Бухарского ханств, при сравнительной легкости и выгодности получения концессий от местных правительств, повели к сделкам между последними и частными лицами по долгосрочной аренде больших земельных площадей или даже уступке в собственность на тех или иных, но обыкновенно весьма выгодных условиях для предпринимателей. Опыт показал, что, к сожалению, многие из предприятий не имели серьезной основы и преследовали скорее спекулятивные цели».³⁰

Империалистическая война и начавшаяся за ней революция помешали концессионерам воспользоваться своими правами. Большинство фактов взяточничества правительственных лиц и представителей царской администрации в Хиве было вскрыто [55] в конце 1916 г. в связи с делом бывшего начальника Амударьинского отдела полковника Колосовского.³¹ Колосовский и тогда, когда его взяточничество было документально доказано, продолжал оставаться на свободе и занимать официальную должность.

Возрастающий налоговый гнет, произвол и взяточничество правящих лиц, колониальная эксплуатация, проводившаяся при посредстве самого хана и его сановников, обострение нужды масс в связи с войной — все это подняло население Хивинского ханства на борьбу против ханского правительства, вылившуюся в народное восстание, вспыхнувшее в начале 1916 г., главную роль в котором играло туркменское население.

После 70-х годов XIX в., вплоть до 1916 г., не было ни одного случая выступления царских войск против хивинских туркмен, но хивинскому хану, чувствующему за собой поддержку со стороны русского самодержавия, удалось поставить туркмен в крайне невыгодное положение в отношении пользования землями, пастбищами, водой и всякого рода налогами и сборами, довести, как и большую часть населения ханства, до грани нищеты.

Вопросы землепользования и получения в достаточном количестве воды для своих посевов становятся главной причиной ряда туркменских волнений. Само определение „туркменские волнения» в известной степени является условным. Туркменское население Хивы давно уже не представляло собой единого целого. Каждое из туркменских выступлений имело глубокие социальные, экономические и политические причины, но руководство движением, как правило, захватывала та или иная феодально-байская группировка и старалась использовать его в своих корыстных целях. Обычно движение заканчивалось сговором этой верхушки с хивинским правительством. Возникновение выступлений туркменского населения в 1912—1915 гг. было также непосредственно связано с усилением феодальной эксплуатации и общим ухудшением положения трудового туркменского дехканства.

Удобным поводом для дополнительного обложения туркмен явилось проведение земельно-податной реформы. Новый порядок обложения был крайне невыгодным для туркмен. До этого, как указывалось выше, туркмены платили подать (салгыт-кесме по десять тиллей с каждого атлыка (30 танапов) и, кроме того, по две тилли за освобождение от работ по очистке каналов. И этот налог был для туркмен крайне обременительным, потому что их земли, находившиеся в низовьях каналов, почти ежегодно оставались незасеянными вследствие недостатка или позднего прихода воды; теперь, при потанапном обложении, по проектирующимся нормам они должны были уплачивать по [56] 7 теньга за танап, что составило бы на атлык свыше 23 тиллей, кроме того, им вменялась в обязанность очистка оросительных каналов.

Уверенный в вооруженной поддержке со стороны генерал-губернатора и начальника Амударьинского отдела, хан еще в 1911 г. вызвал в Хиву туркменских мухрдаров (носители печати — родовые старшины) и заявлял им об увеличении падающего на них обложения: вместо 32 тыс. тиллей, которые они платили раньше, до 64 тыс. тиллей, кроме того, они облагались еще натуральным налогом в 32 тыс. батманов пшеницы и должны были производить очистку каналов собственными силами. Представители туркмен наотрез отказались от выполнения предъявленных требований. Вернувшись в аулы, мухрдары начали призывать туркмен к выступлению против хана.³²

Это открытое наступление со стороны хивинского правительства на интересы подвластного ему туркменского населения послужило началом не прекращающихся в течение четырех лет военных столкновений с туркменскими всадниками.

Последним крупным выступлением туркмен, предшествующим восстанию 1916 г., были события, проходившие в 1915 г., которые завершились достижением нового соглашения между ханом и туркменскими родо-племенными вождями. После достигнутого соглашения в 1915 г. туркмены, хотя и разъехались по своим кочевьям, но, однако, не сдали своего оружия и были готовы в любую минуту выступить вновь в случае, если хан нарушит данные им обещания или попытается организовать против них карательную экспедицию. В соглашении были зафиксированы права туркмен, существовавшие до 1912 г.

Стремление туркменских масс к улучшению своего положения нельзя отождествлять с планами и намерениями верхушки туркменского общества. Деление туркмен на племена, роды, колена, строго учитываемое ими самими, уже давно стало пережитком и просто формой объединения по сути уже классового общества. Единственными, прочно укрепившимися институтами родового строя у туркмен остались совет старейших и суд по каульету (обычаю), в то время как предводительство в каждом роде уже наследственно переходило членам одной фамилии и утверждалось ханом.

Исключением из такого порядка был Джунаид-хан. Вначале он не занимал ответственного положения, оставаясь обычным зажиточным туркменом. В свое время буржуазно-националистическая, белогвардейская и иностранная буржуазная историография назвала Джунаид-хана туркменским национальным героем.³³ Эта легенда легко разоблачается. [57] Джунаид-хан (Курбан-Мамед-сердар) был выходцем из богатой феодальной семьи рода джунейд племени иомудов.³⁴ Хотя Курбан-Мамед был неграмотным, он долгое время занимал в своем ауле должность казия (судьи) и мираба (распорядителя воды). После закончившегося большой удачей выступления туркмен в 1915 г. популярность Мамед-Курбана заметно выросла. Чтобы привлечь его на свою сторону, Асфандиар-хан официально жалует ему титул сердара, и в это же время всадниками из родов Окус и Орсукчи ему дается имя хана рода Джунейд, являющегося одним из ответвлений рода Орсукчи. Так, ранее безвестный Мамед-Курбан получает вспоследствии известное всем имя Джунаид-хан.

Вступая в борьбу с хивинским правительством, Джунаид-хан и окружавшая его верхушка заботились не об освобождении туркмен от эксплуатации вообще, а о том, чтобы иметь монопольное право обирать туркмен и, в случае удачи, захватив хивинский престол, грабить и эксплуатировать узбекское население.

Подготовка к восстанию, проводившаяся туркменской верхушкой, выражалась в примирении враждующих между собой племен и вооружении туркменских всадников. Примирение племен и родов происходило как под давлением духовенства, в особенности влиятельного в кочевьях Хан-Ишана, так и под нажимом возросшего авторитета Джунаид-хана и даже путем применения силы.³⁵

В официальных донесениях этого времени по поводу брожения среди туркмен и узбеков Хивинского ханства и вооружения туркмен имеются очень частые ссылки на деятельность среди них германских и турецких агентов и на получение Джунаид-ханом письма — ярлыка от турецкого султана о назначении его хивинским ханом. Позднее об этом же в официальном сообщении по поводу февральских событий 1916 г. в Хиве говорилось: «Можно полагать, что к сведению личных счетов с ханским правительством туркмен побуждали еще и лица, заинтересованные в создании для русского правительства внутренних беспорядков, столь нежелательных России в переживаемое время».³⁶ Несколько лиц, задержанных правительством по подозрению в шпионаже в пользу Германии, главным образом из хивинских немцев-колонистов, были освобождены за отсутствием улик.³⁷ [58]

Не следует забывать о том обстоятельстве, что правительственный аппарат Туркестанского края усиленно поддерживал и распространял всякого рода слухи о постороннем влиянии в туркменских делах, желая скрыть подлинную социальную сущность движения. Однако все эти факты, свидетельствующие о наличии внешнего воздействия на события в Хиве, не могли играть существенной роли в восстании, которое назревало как стихийный протест против ханского феодального и колониально-империалистического гнета. То же самое нужно сказать о весьма распространенном слухе получения Джунаид-ханом какого-то особого письма от турецкого султана. Во всяком случае, если не было подлинного письма, то оно могло быть придумано исключительно для увеличения популярности Джунаид-хана. К концу 1915 — началу 1916 г. в Хивинском ханстве, в условиях нарастающего кризиса, назревали чрезвычайно крупные события, совершенно отличные от изолированных выступлений туркмен 1912—1915 гг., которые всколыхнули всю массу населения Хивинского ханства снизу доверху.

Стихийно назревающее народное движение стремилась использовать в своих интересах оппозиционная к Асфандиар-хану и его политике группа хивинских сановников и духовенства, возглавляемая сыновьями Мад-Мурада диванбеги. В декабре 1915 г. два бывших сановника Кутлу-Мурад и Абдулла-бек распространили составленное ими обращение.³⁸ Из него можно сделать заключение, что в среде сановников существовал заговор.

В обращении нет никаких призывов к народу, не выставлено никаких задач. Да этого и не могло быть, так как заговорщики рассчитывали опереться не на народ, а на родственную им по положению, тоже оппозиционную по отношению к хивинскому правительству верхушку туркменского общества.

В восстании 1916 г. в Хиве можно совершенно отчетливо выделить три этапа.

Первый этап — с 14 по 22 января, когда основную силу движения составляло главным образом узбекское и каракалпакское население и руководство захватила группа оппозиционных Асфандиар-хану лиц из числа правящей верхушки ханства и хивинского духовенства. Второй этап — первая половина февраля. Главную силу движения составили туркменские отряды во главе с Джунаид-ханом, разграбившие ряд городов и столицу Хивинского ханства. Этот этап восстания вместе с Джунаид-ханом направлялся главой туркменского суфийского духовенства Хан-Ишаном. Третий этап — прибытие в Хиву [59] карательной экспедиции генерала С. А. Галкина (15 февраля) и до полного подавления восстания в апреле месяце. Началом движения стала посылка делегации от населения Ходжейлинского бекства к хану с жалобой на тяжелое экономическое положение и постоянные притеснения со стороны ханской администрации.

Вскоре движение приняло массовый характер, в него включились узбеки, каракалпаки и казахи. В дальнейшем руководство движением захватили Джунаид-хан и представитель туркменского духовенства Хан-Ишан, имевшие целью свержение хивинского хана и захват власти.

В ходе движения туркменские всадники окружили Хиву и вынудили ханское правительство и представителей царской администрации вести переговоры. Затяжной характер событий в Хивинском ханстве и тревожные телеграммы начальника Амударьинского отдела заставили туркестанского генерал-губернатора предпринять решительные меры. 5 февраля 1916 г. исполняющий должность туркестанского генерал-губернатора приказал военному губернатору Сырдарьинской области генерал-лейтенанту Галкину возглавить карательную экспедицию в Хиву.

Решающие события в Хиве разыгрались еще до подхода основных сил царских войск. 11 февраля генерал-губернатор телеграммой предложил хану обратиться с призывом к населению о прекращении движения и сообщил о посылке в Хиву карательной экспедиции. Телеграмма была рассчитана на запугивание туркмен, но, по-видимому, цель не была достигнута. Ворвавшиеся в город всадники Джунаид-хана сначала освободили из тюрьмы арестованных узбеков, а затем, 13 февраля, главные силы бросили на дворец хана. Взяв с хана крупный выкуп и разграбив город без противодействия со стороны русского отряда, 15 февраля туркмены покинули Хиву, не вступая в соприкосновение с подходящим к Хиве карательным отрядом генерала Галкина.³⁹ Только 12 марта закончилось сосредоточение всех посланных в Хиву войск, а 15 марта, оставив в Хиве небольшой гарнизон, Галкин выступил в направлении туркменских поселений к городу Хазавату.⁴⁰

Под Хазаватом 16 марта произошло первое и единственное столкновение отряда Галкина с туркменами, в котором из отряда Галкина было убито всего только два человека и ранено три.

Разрушив Хазават, 19 марта Галкин с отрядом передвинулся в г. Тахту (центр туркмен), уничтожив по пути усадьбы Джунаид-хана и Хана-Ишана. В это время к Галкину начинают прибывать туркменские мухрдары с изъявлением покорности и [60] с просьбами не разорять мирное население. В ответ на просьбы генерал Галкин потребовал выдачи всех активных участников выступления, сдачи всего огнестрельного, холодного оружия и патронов, возвращения хивинскому населению имущества и денег, взятых туркменами в 1915—1916 гг., и покрытия расходов царской казны, вызванных посылкой в Хиву войск. В Тахте экспедиция Галкина пробыла до 14 апреля. Уже 23 марта туркменские мухрдары заявили о своем согласии выполнить все предъявленные требования.

Карательными отрядами, рассылаемыми во всех направлениях, производились аресты и захваты «пленных», часть из них подвергалась на месте военно-полевому суду, а остальные передавались на расправу хивинским сановником, находившимся при штабе отряда, возглавляемым Хусаин-беком.

Из Тахты отряд Галкина отправился в Ильял, где вновь от туркмен было получено 65 тыс. р., несколько сот винтовок, после чего, сжигая на пути туркменские аулы, отряд направился в Куня-Ургенч, оттуда в Ходжейли, на который было наложено 100 тыс. р. контрибуции. Все силы отряда были стянуты в Ташауз, куда Галкиным был вызван хан, с которым он поехал в Гурлен, Ново-Ургенч, и 4 мая возвратился в Хиву. Карательная экспедиция была закончена.

За время этой экспедиции помимо убитых в сражениях, особенно под Хазаватом, и погибших при захвате казаками в плен по приговору военно-полевого суда и распоряжению хивинских сановников было казнено несколько сот туркмен и узбеков.

Джунаид-хан и его идейный вдохновитель Хан-Ишан, бросив на произвол судьбы поднятое ими на борьбу население, с приходом карательного отряда генерала Галкина скрылись в песках.

В результате карательной экспедиции разгрому подверглось в основном мирное население, а за счет контрибуции нажились в первую очередь сам хан и его сановники.

Оценивая результаты восстания, необходимо отметить, что оно потерпело поражение не только как обычное крестьянское выступление, неорганизованное, стихийное, лишенное руководства, определенной программы и четкого плана действий, но и вследствие того, что во главе движения стояли представители туркменской феодальной верхушки и поддерживающие восстание оппозиционные хану представители духовенства и сановники. Первые стремились использовать народное движение в целях наживы и права монопольной эксплуатации туркменского населения, вторые, опираясь на выступление масс, желали только смены Асфандиар-хана. Вот почему еще до первого серьезного столкновения с царскими войсками руководители восстания Джунаид-хан и Хан-Ишан, а также примкнувшие к движению сановники и духовенство покинули народные массы [61] отдав их на произвол карательных отрядов и хивинского правительства.

Выступление против хана столкнуло массу хивинского населения с царской администрацией Туркестанского края, выступившей с оружием на защиту Асфандиар-хана и подавившей восстание, а это не могло не революционизировать массы и не раскрыть им глаза на то, что их полное освобождение будет возможно только при условии свержения самодержавия. Разгром восстания и предательское поведение руководителей многому научили массы, хотя еще и требовался длительный период для осознания ими своих подлинных задач и интересов.

В советской исторической науке установилась в целом единая точка зрения о характере и значении восстания 1916 г. в Средней Азии и Казахстане как о массовом народно-демократическом, национально-освободительном, прогрессивном движении (за исключением ряда районов), чего нельзя сказать по поводу восстания 1916 г. в Хиве, в оценке которого нет единого мнения исследователей.

Разнобой в оценке одного и того же движения объясняется недостаточностью изученности характера противоречий и социально-экономических отношений в Хиве того периода.

Подъем национально-освободительного движения в начале XX в. В. И. Ленин связывал с переходом капитализма в высшую и последнюю его стадию — империализм и с воздействием первой русской революции 1905—1907 гг. «Мировой капитализм и русское движение 1905 года, — писал он, — окончательно разбудили Азию. Сотни миллионов забитого, одичавшего в средневековом застое, населения проснулись к новой жизни и к борьбе за азбучные права человека, за демократию».⁴¹

В. И. Ленин указывал, что в условиях нарастающего национально-освободительного движения царскому правительству не удается удержать в подчинении угнетенные национальные окраины обычным путем и оно вынуждено прибегать к военной силе. Характеризуя национальную политику царского правительства, В. И. Ленин писал, что она «сразу станет понятной, естественной, неизбежной, если взглянуть правде в лицо и признать несомненный факт, что страна переживает состояние плохо прикрытой гражданской войны. Правительство не управляет, а воюет».⁴²

В. И. Ленин замечал, что революционный характер национально-освободительного движения в условиях империализма вовсе не предполагает обязательного наличия пролетарских элементов в движении и какой-либо строго очерченной программы.⁴³ [62]

Оценивая Хивинское восстание 1916 г., прежде всего следует отметить, что как по своему характеру, составу участников, так и по методам действия это восстание действительно было противоречивым.

События, последовавшие за восстанием 1916 г., вплоть до победы народно-демократической советской революции в Хиве в 1920 г., свидетельствовали о дальнейшем углублении классовых противоречий в ханстве и складывании предпосылок для этой революции. Февральская буржуазно-демократическая революция, явившаяся прологом великой пролетарской революции, привела к дальнейшему революционизированию трудящихся масс Хивы, росту их национального самосознания, и поэтому все попытки представителей буржуазного Временного правительства в Туркестане сохранить подчиненное колониальное положение Хивы и ханскую власть в ней были обречены на неудачу.

Разгром восстания 1916 г. в Хиве не принес ни хану, ни вновь назначенному ТГГ Куропаткину ожидаемого успеха. Сам Куропаткин должен был признать, что «и в текущем 1917 г. следует ожидать новых враждебных по отношению к хану выступлений».⁴⁴ О том, что в Хиве было не все благополучно, свидетельствуют также присутствие там большого гарнизона и непрерывно выражаемое ханом желание выехать за пределы ханства для «лечения». В начале февраля 1917 г. хан Асфандиар прибыл в Ташкент и вскоре выехал в Крым, где и был застигнут начавшейся буржуазно-демократической революцией.

Известия о происшедшей в Петрограде революции дошли до Туркестана с большим запозданием. Куропаткин в течение двух дней скрывал полученную им 1 марта телеграмму о свержении самодержавия и только 3 марта эта телеграмма вместе с другими сообщениями была опубликована в туркестанских газетах. Несмотря на возникновение в Ташкенте Советов — первоначально отдельно Совета рабочих депутатов, Совета солдатских депутатов и Совета мусульманских рабочих депутатов— Куропаткин, поддерживаемый Временным правительством князя Львова, продолжал управление Туркестаном и только 31 марта он был отстранен от власти и подвергнут домашнему аресту.

После отстранения Куропаткина власть перешла к Туркестанскому комитету Временного правительства, назначенному из Петрограда. Во главе комитета был поставлен кадет, член IV Государственной думы Н. Н. Щепкин, а для управления на местах самим комитетом выделялись областные комиссары. Как Временное правительство, так и его Туркестанский комитет не собирались каким-либо существенным образом [63] пересматривать национальную политику самодержавия и менять существовавшие взаимоотношения с вассальными ханствами — Хивой и Бухарой.

В самом Туркестане известие о революции в Петрограде нашло горячий отклик не только среди местного пролетариата, но и в массе дехканства. Однако национальная буржуазия раньше всех остальных слоев местного населения создала целый ряд своих объединений и комитетов, но в действительности была очень далека от подлинно революционных выступлений. Данное положение с полным основанием можно отнести к зарождающемуся буржуазно-национальному движению в Хиве.

Население Хивинского ханства узнало о февральской революции только в конце марта. По свидетельству П. Н. Юсупова, он узнал о революционном перевороте в Петрограде из газеты «Вакт». Насколько можно судить по поведению самого Юсупова и его ближайшего друга, ханского сановника Хусаин-бека, возглавлявшего вместе с ним ядро младохивинской группы, у них первоначально определенной программы действий в отношении хана в связи с происшедшей революцией не было.⁴⁵

Вместе с Асфандиар-ханом в Хиву прибыл генерал-майор Мирбадалов. Мирбадалов (по национальности татарин), хорошо владевший восточными языками, являлся генералом для поручений при командующем войсками округа ТГГ. Мирбадалову предлагалось отправиться в Петро-Александровск и принять командование войсками, расположенными в Амударьинском отделе и Хиве. Мирбадалову вменялись функции предполагаемой к введению должности военного комиссара при хивинском хане.⁴⁶

Хотя у ядра младохивинской партии и не было заранее определенной программы действий, тем не менее происходящие события толкали эту группу к более активным действиям. Характеризуя этот период, П. Н. Юсупов писал: «В это время мы, революционеры-младохивинцы, провели совет с обсуждением нашего дальнейшего шага и тактики в вопросе о свободе».⁴⁷

В совещании членов младохивинской группы приняли участие два солдата из Коканда—Шакир Тинеев и Абдушукур Латыпов (татары по национальности), которые и посоветовали младохивинцам прибегнуть к помощи русских войск для свержения хана, использовав для этого день приведения хивинского гарнизона к присяге Временному правительству.⁴⁸

В день принятия русским гарнизоном присяги, 4 апреля [64] (по некоторым источникам 5 апреля), младохивинцы со знаменем с надписью «Да здравствует Свобода, Справедливость и Равенство!» подошли к дому главного министра диванбеги Хусаин-бека. Одновременно были посланы специальные лица во все концы города, как пишет П. Н. Юсупов, «сделать объявление о предстоящей манифестации, на которую приглашались все баи, муллы, дехкане и трудящиеся».⁴⁹

Характерно, что младохивинцы скрыли истинную цель демонстрации, объявляя, что она будет направлена к солдатам для поздравления. В течение трех-четырех часов у дома Хусаин-бека собралась толпа до тысячи человек, и тогда, пишет Юсупов, «я внес предложение избрать для поздравления делегацию из нескольких человек».⁵⁰ Юсупов здесь же предложил список из 17 человек.⁵¹ Но избранная делегация предназначалась вовсе не для поздравления. Эта делегация в полном составе оказалась включенной в меджлис. Таким образом, впоследствии в составе меджлиса оказались ближайшие сановники хана, сыновья Мад-Мурада-диванбеги, брат убитого в 1916 г. Мад-Вафы Баккалова, Абдурахман-бай, советник хана Ата-

джан-махрам и др.

При подходе к казармам царских войск демонстранты были встречены начальником хивинского гарнизона, которому было сообщено, что демонстранты пришли поздравить русские войска с праздником, но имеют еще и просьбу. На вопрос, в чем состоит просьба, Палван-Нияз Юсупов заявил, что «население Хивы обращается к русским войскам с просьбой помочь свергнуть хана и провозгласить свободу».⁵² Начальник гарнизона ответил, что войска могут оказать помощь демонстрантам лишь в том случае, если хан будет оставлен в покое и будет провозглашена конституционная монархия. Юсупов пишет: «Создалось такое положение, что в случае нашего несогласия на это предложение хан всех нас подверг бы казни. В силу необходимости мы согласились оставить хана на своем месте».⁵³

Этим заявлением Юсупов попросту пытается задним числом оправдать предательские действия младохивинцев. Дело в том, что они в тот период даже и не ставили перед собой задачи ликвидации феодально-ханской монархии, ограничивая свои требования получением конституции и проведением ряда

реформ.

После переговоров с начальником гарнизона руководители демонстрации попросили его дать приказание конвойному взводу, охранявшему дворец, пропустить делегатов к хану. К хану был послан Хусаин-бек с требованием выйти к [65] представителям народа. Для переговоров с ханом был выделен Юсупов. Хан вышел к представителям, и Юсупов изложил ему требования делегации о введении конституции.

В ответ на требование П. Н. Юсупова дать документальное подтверждение о своем согласии признать конституцию хан заявил, что он подпишет манифест, если имеется готовый текст. Выяснилось, что у младохивинской группы никакого манифеста не имеется, и по приказу хана составление манифеста было поручено трем казиям и той же группе младохивинцев.⁵⁴ После подписания манифеста Асфандиар-хан, удостоверившись в своей безопасности, лично прочел текст манифеста собравшимся жителям Хивы.

Наспех составленный при участии младохивинцев и подписанный Асфандиар-ханом манифест страдал общностью формулировок и никак не мог служить программой дальнейших преобразований государственного строя Хивы.

Из манифеста, опубликованного 5 апреля 1917 г., видно, что в нем речь идет только о некоторых преобразованиях государственного аппарата и учреждении временного комитета для наблюдения за деятельностью высших сановников. Ни о каких изменениях социального строя, о ликвидации вакуфного и крупного, по сути дела, феодального землевладения в манифесте даже и упоминания нет. Все это свидетельствует не только об умеренности требований образующейся младохивинской партии, но и о нежелании младохивинцев, являвшихся в большинстве сановниками, крупными торговцами и представителями части духовенства, поставить эти вопросы, боязнь пробудить к революционной борьбе народные массы.

Число членов временного комитета, как его называли «маккамаи-адилья» — комитет правосудия, было ограничено (30 человек). Никакого порядка выбора депутатов в этот комитет установлено не было. Как свидетельствует Юсупов, по совету примкнувшего к младохивинцам Баба-Ахун-Ишана решено было пригласить в комитет представителей от туркмен, казахов и каракалпаков.

Вернувшийся из поездки в Ташауз генерал-майор Мирбадалов получил распоряжение от Туркестанского комитета Временного правительства наблюдать за деятельностью комитета. Ссылаясь на текст манифеста, Мирбадалов предложил ограничить число членов временного комитета 30. Таким образом, все 17 человек младохивинцев оставались вне комитета, так как из остальных городов ханства уже прибыло 30 депутатов. Потребовались новые переговоры с ханом об увеличении числа членов комитета до 49 человек. От туркмен во временный комитет также было введено 7 человек.⁵⁵ [66]

Председателем временного комитета, который П. Н. Юсупов называет громким именем «парламент», был избран Баба-Ахун-Ишан, «премьер-министром» — Хусаин-бек. На Юсупова были возложены обязанности вести переговоры с русским правительством и войсками.⁵⁶

Нельзя сказать, что меджлис совершенно не занимался разрешением практических вопросов, правильнее будет заметить, что разрешение этих вопросов не принесло практических результатов.⁵⁷ Тем не менее в первый период своего существования меджлис рассмотрел вопрос о продолжении землемерных работ и решил «ввиду происходящего переворота, заинтересованности большинства населения этим делом, из-за очень осложнившегося продовольственного вопроса и неспокойствия населения» землемерных работ в текущем году не производить.⁵⁸

Членам временного правительства было назначено содержание по 100 р. в месяц, бекам—от 160 до 300 р. Новые министры оказались не менее способными в использовании своего положения для извлечения доходов. Из 17 новых министров, «почти насильственно вошедших в комитет, 5 были назначены министрами и 5 их помощниками, причем каждый из них взял на себя заведование сбором разного рода податей и налогов, мотивируя этот незаконный захват сбора налогов и податей тем, что другие лица не знают этого дела и что это лишь временная мера до созыва настоящего меджлиса».⁵⁹

События, произошедшие в Хиве, не только не изменили положения трудящихся масс, можно сказать, что даже, наоборот, ухудшили его. Так, например, были возобновлены сборы с дехкан недополученных остатков «контрибуции», наложенной еще царским правительством за участие в восстании 1916 г. 22 мая 1917 г. беднота Хивы подняла «голодный бунт», начала громить лавки, склады, амбары купцов, забирать муку, рис и распределять их между голодающими жителями столицы.⁶⁰

Дальнейшее развитие революции как в центре страны, так и в Туркестане не могло не отразиться в Хиве. Большое влияние на население Хивы начал оказывать Хивинский Совет солдатских и казачьих депутатов и в особенности Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов, возникший в Амударьинском отделе. В ряде городов отдела возникли Советы мусульманских депутатов.

К этому времени в Амударьинском отделе и на южном берегу Аральского моря, в обрабатывающей промышленности, на рыбных промыслах, на речном и морском транспорте было занято уже около 30 тыс. человек. В первые дни февральской [67] революции в Амударьинском отделе оформились профсоюзные организации, начала активно действовать группа большевиков.⁶¹

Исключительное значение для развития революционного движения в Средней Азии в целом и в Хивинском ханстве имели решения VII (Апрельской) конференции РСДРП(б). Эта конференция наряду с другими важнейшими вопросами, определяющими переход к пролетарской революции, разоблачая колонизаторскую политику Временного правительства, четко определила позиции партии в области национальных отношений.

В выступлении В. И. Ленина на конференции было особо отмечено колониальное угнетение хивинского и бухарского населения: «Мы хотим братского союза всех народов… мы совершенно не хотим, чтобы хивинский мужик жил под хивинским ханом. Развитием нашей революции мы будем влиять на угнетенные массы».⁶² Такая четкая позиция партии по национальному вопросу помогла туркестанским большевикам ориентироваться в сложной обстановке края, находить пути и средства общения с местным населением.

Наиболее тяжелым в ханстве было положение туркмен, и поэтому не случайно к весне 1917 г. наблюдается новое движение в туркменских кочевьях. Первоначально в действиях туркмен было трудно усмотреть какие-либо политические моменты, но было ясно, что в основе движения лежит по-прежнему неравноправное, угнетенное положение туркмен, сохраняемое ханом и поддерживаемое младохивинцами.

Генерал-майор Мирбадалов, представлявший Туркестанский комитет Временного правительства в Хиве, получил от командующего ТВО (Туркестанским военным округом) предписание ликвидировать движение по возможности мирным путем. По возвращении из туркменских кочевий в начале апреля 1917 г. Мирбадалов от имени временного правительственного комитета обращается с особым воззванием к туркменскому населению ханства, в котором говорится, что при новом строе туркменское население Хивы займет равное положение с узбеками. Туркменам предлагалось послать своих представителей для участия в работе меджлиса.⁶³ На другой же день члены временного правительственного комитета обращаются к Мирбадалову с просьбой походатайствовать перед генерал-губернатором (должность уже была упразднена. — И. П.) о предоставлении 500 трехлинейных винтовок с запасом патронов для вооружения нукеров.⁶⁴

В мае туркменское движение разгорается вновь. В [68] телеграмме командующему Туркестанским военным округом генерал-майор Мирбадалов сообщает о появлении в туркменских кочевьях сподвижника и духовного руководителя Джунаид-хана — Хана-Ишана и требует посылки дополнительных войск, а в качестве неотложной меры просит разрешения на выдачу имеющегося вооружения организуемым отрядам нукеров.⁶⁵

После событий 22 мая в Хиве из состава меджлиса был выведен глава временного правительства Хусаин-бек. Хан стремился упразднить меджлис, что и было сделано впоследствии. В отставке Хусаин-бека хану способствовал генерал Мирбадалов. Наступление реакции было налицо. Прибывший в Хиву вскоре после описываемых событий представитель Туркестанского комитета Временного правительства подполковник Тризна по поводу этого случая замечает: «Я считал и считаю, что мы ни в коем случае не должны выдвигать и поддерживать в Хиве авторитет каких-либо отдельных лиц, а должны принять все меры к тому, чтобы к делу управления страной привлечь возможно широкие, чисто народные, массы, которые и должны избрать достойных лиц для управления и наблюдения за деятельностью должностных лиц на местах».⁶⁶

Хивинские дела были настолько запутаны, а сведения, поступаемые из Хивы, настолько противоречивы, что разобраться в создавшемся положении было невозможно. Туркестанский комитет Временного правительства вынужден был на своих заседаниях неоднократно возвращаться к хивинским делам. Так, например, на совещании по делам края от 31 мая 1917 г. обсуждался вопрос о посылке войск в Хивинское ханство и организации там милиции. Подтверждая свое прежнее постановление, Туркестанский комитет признал количество войск, находящихся в хивинском ханстве, достаточным и постановил выдать хивинскому правительству 300 винтовок для организации милицейско-нукерских отрядов.⁶⁷

Но уже 7 июня совещание было вынуждено вновь вернуться к вопросу о Хиве и обсудить телеграмму председателя меджлиса о присылке войск. На этом же совещании было решено для ознакомления на месте с положением дел в Хивинском ханстве и принятия неотложных мер командировать в Хиву в качестве уполномоченного от Туркестанского комитета подполковника Тризну.⁶⁸ Вместе с подполковником Тризной в Хиву были командированы представитель Краевого Совета рабочих и солдатских депутатов Мисостов и от Мусульманского Краевого комитета Юмагулов.

Участвовавший в комиссии подполковника Тризны представитель краевого Совета рабочих и солдатских депутатов [69] Мисостов в своем докладе на заседании Краевого Совета, состоявшемся 25 июня 1917 г., доказывая ненужность посылки войск в Хиву, говорил, что движение иомудов в Хиве носит социальный характер и что раздоры и недовольство могут быть устранены выделением иомудов в самостоятельную единицу. Хотя Краевой Совет рабочих и солдатских депутатов заслушал это мнение, но вследствие засилья в нем эсеров и меньшевиков ничего не сделал, чтобы провести его в жизнь.

На совещании по делам края 3 июля 1917 г. Туркестанский комитет Временного правительства вновь обсудил вопрос о положении дел в Хиве и принял решение об отправке в Хиву войск в таком количестве, которое командующим войсками Туркестанского округа будет признано возможным. Одновременно с этим совещание признало необходимым временно возложить на командированного в Хиву подполковника Тризну всю распорядительную власть в Хиве.⁶⁹ От разговоров и увещеваний Туркестанский комитет Временного правительства переходит к действиям. Уже 9 мая 1917 г. в Хиву на имя подполковника Тризны и нового начальника хивинского отряда полковника Гурьева посылается телеграмма о том, что по распоряжению командующего войсками в Хиву выступает четвертый Оренбургский казачий полк в составе 400 человек и пулеметной команды.⁷⁰

В телеграмме начальнику хивинского гарнизона полковнику Гурьеву начальником штаба ТВО давалась следующая программа: «Главная цель действия отряда — охрана русских жителей и их имущества, равно русского народного достояния. Помимо этого — ограждение мирного населения ханства вообще от грабежей и насилий, поддержание законной власти в ханстве по соглашению с ханом, меджлисом, амударьинским комиссаром, с образованными в хивинских владениях и Петро-Александровске Советами солдатских депутатов, комитетами общественной безопасности и исполнительными комитетами».⁷¹ В таких условиях задачи, поставленные перед миссией подполковника Тризны в Хиву, были исчерпаны.

Но какие бы большие надежды не возлагал Туркестанский комитет Временного правительства на применение вооруженных сил в отношении Хивы, нельзя было игнорировать образование временного правительственного комитета в Хиве. Требовалось хотя бы юридически пересмотреть вопрос о взаимоотношениях Хивинского ханства с Россией и создать иллюзию Демократического устройства ханства.

На заседании от 11 августа 1917 г. Туркестанский комитет Временного правительства обсудил и в общем одобрил [70] проект конституции для Хивинского ханства, представленный подполковником Тризной.⁷² Этому проекту не дано было осуществиться, но тем не менее он представляет большой интерес с точки зрения характера национальной политики Туркестанского комитета Временного правительства. Первый параграф первой главы проекта гласил: «Ханство Хивинское находится под дружественным покровительством России. Все договоры с русским правительством, пока они не отменены новыми соглашениями, должны быть ненарушимы». Второй параграф: «Верховная власть в ханстве принадлежит признанному русским правительством хану и избранным от населения представителям— меджлису». Третий параграф: «Законодательную власть хан осуществляет в полном единении с меджлисом, и никакой закон не может воспринять силы, пока не принят и не одобрен меджлисом и не утвержден затем ханом». В шестом параграфе первой главы, говорилось: «Роспуск всего меджлиса и назначение новых выборов может последовать только с согласия представителей русской власти».⁷³

Одновременно с проектом конституции совещание утвердило «Инструкцию российскому комиссару в ханстве Хивинском» и внесло ряд поправок в проект, наиболее существенной из которых было требование предоставления права законодательной инициативы наряду с ханом «российскому комиссару».⁷⁴

Наступление реакции в Хиве продолжалось. Асфандиар-хан, оправившись от испуга и убедившись в поддержке со стороны представителей Туркестанского комитета Временного правительства, командующего войсками округа, постепенно начал изгонять из меджлиса неугодных ему лиц.

Младохивинцы, оценив обстановку, учли, что единственной силой, на поддержку которой они могут рассчитывать, является Совет солдатских депутатов хивинского гарнизона. Палван-Нияз Юсупов сообщает, что «часть прогрессистов и младохивинцев из торговцев и мануфактурщиков по твердой согласованности между собой решили написать обращение к Совету солдатских депутатов».⁷⁵

В обращении к Совету солдатских депутатов младохивинцы ссылаются на то, что при содействии Мирбадалова, собрав вокруг себя представителей фанатичного и реакционного духовенства, своих родственников, взяточников, хан изгнал из меджлиса всех «революционеров» и заменил их своими людьми. Очень характерен конец обращения, где говорится: «Вследствие этого (т. е. деспотизма и произвола. — И. П.), обращаясь [71] к Совету солдатских депутатов, убедительно просим свергнуть тирана Асфандиар-хана и водворить на его место такого прогрессивно настроенного хана, который мог бы отвечать своему назначению».⁷⁶ Вмешательство Совета солдатских депутатов в хивинские дела было тормозом на пути усиления реакции.

В телеграмме Туркестанскому комитету Временного правительства и командующему войсками округа Асфандиар-хан жаловался на то, что Хивинский Совет солдатских депутатов предложил ему подписать новый манифест, обязывавший гарантировать нерушимость свободы и неприкосновенность депутатов меджлиса. В свою очередь Хивинский Совет солдатских депутатов, обращаясь к Краевому Совету рабочих и солдатских депутатов и командующему войсками, указывал, что увеличивающееся число туркменских выступлений вызывается политикой хивинского правительства. «Бороться с иомудами, — говорится в телеграмме, — надо начинать при дворе хана». Далее в телеграмме говорится о решении Хивинского Совета созвать областной съезд общественных организаций и представителей хивинского народа.⁷⁷

24 августа Хивинский Совет солдатских депутатов в телеграмме Краевому Совету сообщает об ухудшении положения в Хиве, о том, что иомуды покидают меджлис и что хивинский гарнизон становится игрушкой в руках интриганов и ханских наймитов. Телеграмма заканчивается такими словами: «Нас страшит предстоящая карательная экспедиция. Мы протестуем. Если ей суждено совершиться, пусть грех падет на совесть ее инициаторов и исполнителей».⁷⁸

Усиление реакции в Хиве и переход представителей Туркестанского комитета Временного правительства от попыток мирного урегулирования взаимоотношений с туркменами нельзя отрывать от общего перехода российской буржуазии к контрнаступлению, последовавшему после июльских дней в Петрограде. В телеграмме Краевому Совету рабочих и солдатских Депутатов председатель Хивинского Совета солдатских депутатов доктор Калмыков сообщал: «Карательная экспедиция фактически началась… Противником мы имеем не шайки разбойников, как предполагалось. Нет, мы имеем дело с целыми восставшими племенами туркмен. Последние организованы, объединены не хуже нас. По приблизительным сведениям вооруженных туркмен насчитывается около десяти тысяч».⁷⁹

События в Хивинском ханстве заставили военного министра [72] послать в Хиву особый отряд из двух казачьих полков с батареей с определенной целью — оттеснить туркмен в пески и затем занять военными постами пограничные пункты оазиса. Расквартированный в этот период в Хиве экспедиционный отряд был отозван, так как солдаты и казаки отказались действовать против населения ханства, поднимающегося на борьбу.

В начале сентября стало известно о возвращении из Афганистана Джунаид-хана с транспортом оружия и со своими приспешниками. Началось объединение всех действовавших прежде разрозненно отрядов туркменских главарей. По донесению полковника Зайцева, ставшего начальником хивинского гарнизона, по первому же призыву к Джунаид-хану прибыло около тысячи всадников, вооруженных трехлинейными винтовками.

19 сентября 1917 г. полковник Зайцев обратился к иомудским мухрдарам с требованием сложить оружие и начать переговоры.⁸⁰ Туркменские главари пошли на переговоры с делегацией полковника Зайцева и на время прекратили набеги.

Общее успокоение, наступившее в Хивинском ханстве, могло быть только временным. Выступления туркмен—это, несомненно, борьба за национальное освобождение и полное урегулирование взаимоотношений между туркменами и хивинским правительством. В условиях сохранившегося ханского строя разрешение всех спорных вопросов практически было невозможно. Находившиеся в ханстве пешие войска ⁸¹ отказывались защищать интересы хивинского хана и вступали в непрерывные столкновения с казачьими войсками.

Усиление контрреволюции в крае, прибытие в Ташкент карательной экспедиции генерала Коровниченко укрепили позиции хана, и он делает новую, в конце концов, приведшую к удаче попытку избавиться от меджлиса совершенно, тем более, что в связи с уходом из Хивы 732-й дружины становится слабее Хивинской Совет солдатских депутатов, уезжают Шакир Тинеев и Абдушукур Латыпов, сотрудничавшие с младохивинцами. Попытки младохивинцев выправить свое утраченное положение в меджлисе путем восстановления в должности председателя меджлиса влиятельного среди духовенства Баба-ахуна не увенчались успехом.

Готовясь к разгрому меджлиса и ликвидации младохивинского ядра, Асфандиар-хан обратился за помощью к полковнику Зайцеву, который ему посоветовал обвинить младохивинцев в нарушении шариата.

Дальнейшие события развернулись так, как предполагал полковник Зайцев. Младохивинцы, убедившись, что им [73] поддержки от полковника Зайцева не получить, обращаются в Хивинский Совет солдатских депутатов и даже поселяются под защитой солдат в казарме артиллеристов.

По этому поводу в солдатских казармах был собран митинг. Выступавшие солдаты, разоблачая интриги хана и полковника Зайцева, заявляли, что если потребуется, то нужно всеми силами, вплоть до применения оружия, защищать младохивинцев. Когда на следующий день младохивинцы должны были явиться на суд по обвинению в оскорблении шариата, то Хивинский Совет солдатских депутатов выделил для сопровождения охрану из солдат.

На суде младохивинцам было предъявлено обвинение в том, что они всюду на улицах и базарах кричат, что больше нет ни хана, ни шариата. Это обвинение было поддержано двумя свидетелями муллами. Никакие оправдания младохивинцев не принимались во внимание и казий, обратившись к сопровождающим младохивинцев русским солдатам, сказал: «В прежние времена за поругание шариата присуждались к смертной казни, в настоящее время вследствие объявленной свободы смертная казнь отменена, и потому мы решили их (младохивинцев.— И. П.) посадить в тюрьму».⁸²

Представители Хивинского Совета солдатских депутатов, видя, что суд является не более как инсценировкой, увели младохивинцев обратно в казармы и, не подчинившись приказу полковника Зайцева о выдаче младохивинцев хану, созвали объединенное заседание Совета солдатских депутатов с казачьим и офицерским Советом. Однако артиллеристы и пехотинцы, оставшись при обсуждении вопроса в меньшинстве, были вынуждены согласиться на выдачу младохивинцев и поэтому, вернувшись в казарму, предупредили последних о необходимости скрыться.⁸³

«После этого случая, — отмечается в докладе младохивинцев, представленном ЦИК Туркестанской республики в начале 1918 г., — мы разбежались в разные стороны». Часть младохивинцев во главе с Палван-Нияз Юсуповым окружным путем через Петро-Александровск и Казалинск в ноябре—декабре 1917 г. добралась до Ташкента, остальные же были арестованы в мае 1918 г. и по приказу Асфандиар-хана и Джунаид-хана расстреляны.

В 1917 г., несмотря на огромные политические сдвиги, вызванные победой февральской буржуазно-демократической революции, масса хивинского населения еще не пробудилась к борьбе, а хивинская национальная буржуазия, пытавшаяся объединиться в младохивинскую партию, не шла дальше требований конституционной монархии. [74]

Разгром младохивинской группы и хивинского временного правительственного комитета (меджлиса) по времени совпали с Великой Октябрьской социалистической революцией, которая пробудила хивинский народ к подлинно революционной борьбе за свое освобождение.

Восстание 1916 г. и весь богатый событиями 1917 г. явились большой политической школой для трудящихся масс Хивинского ханства. На собственном горьком опыте они убедились в том, что их разрозненные выступления против ханского деспотизма под руководством такой слабой, неоформленной, нерешительной и колеблющейся политической силы, какой являлась младохивинская партия, не могут иметь успеха. В то же самое время деятельность Хивинского Совета солдатских депутатов, отказ солдат-пехотинцев, артиллеристов и части казачества выступить на стороне хана против народа и в особенности более целеустремленная, проходившая под большим влиянием большевиков работа Петро-Александровского Совета рабочих и солдатских депутатов показала трудящемуся населению ханства, что его будущее неразрывно связано с борьбой рабочих и крестьян всей страны, с успехами пролетарской революции.

1 Туркестанский курьер, 1914, № 89.

2 С а д ы к о в А. С. Экономические связи Хивы с Россией во второй половине XIX—начале XX вв. Ташкент, 1965, с. 133.

3 Туркестанский курьер, 1914, № 93.

4 Л о б а ч е в с к и й В. Военно-статистическое описание Туркестанского военного округа: Хивинский район. Ташкент, 1912, с. 91—99.

5 Там же, с. 42.

6 Гиршфельд В. Военно-статистическое описание хивинского ханства, ч. 2, табл. 3; Лобачевский В. Военно-статистическое описание… прил. 6, с. 105

7 Туркестанский курьер, № 89, 1914.

8 Там же.

9 ПА УЗФИМЛ РФ, д. 349, с. 25.

10 ЦГА УзССР, ф. И-2, оп. 1, д. 375, л. 49.

11 Там же, д. 291, л. 98.

12 Там же, л. 103.

13 Там же, л. 133 об.

14 Там же, д. 289, л. 134.

15 Там же, д. 290, л. 98—99.

16 Бюллетень центрального хлопкового комитета, 1914, № 1 (5), с. 38.

17 Новое время, 1915, 23 мая.

18 ПА УзФИМЛ РФ, д. 349, л. 11.

19 ЦГА УзССР, ф. И-2, оп. 2, д. 475, л. 53.

20 Там же, л. 54.

21 Финансово-экономический ежегодник. Пг., 1916, с. 30.

22 Бюллетень центрального хлопкового комитета, 1917, № 1—2, с. 207.

23 Кастельская З. Восстание 1916 г. в Узбекистане. Ташкент, 1937, с. 60.

24 Ю ф е р е в В. Справочная книжка по хлопководству в СССР М., 1925, с. 127.

25 ЦГА УзССР, ф. И-722, оп. 1, д. 370, л. 130 об.

26 Мухаммедбердыев К. Коммунистическая партия в борьбе за победу народной советской революции в Хорезме. Ашхабад, 1959, с. 44.

27 Туркестанский курьер, 1916, 7 окт.

28 Там же, 13 нояб.

29 ЦГА УзССР, ф. И-1, оп. 1, д. 62, л. 10—11.

30 Там же, ф. И-2, оп. 1, д. 389, л. 4.

31 Там же, ф. И-1, оп. 31, д. 1138, л. 4—5.

32 Карпов Г. И., Бацер Д. М. Хивинские туркмены и конец Кунградской династии. Ашхабад, 1930, с. 48.

33 Непесов Г. Из истории Хорезмской революции. Ташкент, 1962, с. 64.

34 Мухаммедбердыев К. Коммунистическая партия в борьбе за победу народной советской революции в Хорезме, с. 44.

35 ЦГА УзССР, ф. И-1, оп. 31, д. 1104, л. 20.

36 Туркестанские ведомости, 1916, 9 марта.

37 Г. Непесов на основании некоторых других сведений, почерпнутых из официальной переписки между начальником Амударьинского отдела и Туркестанским генерал-губернатором, утверждает, что с 1914 г. деятельность Джунаид-хана направлялась сначала германо-турецкой, а затем англо-турецкой военно-политической разведкой. Автор также не подвергает сомнению указание на то, что Джунаид-хан во время своего бегства в Афганистан летом 1916 г. находился в центре внимания английской разведки (Н е п е с о в Г. Из истории Хорезмской революции, с. 68—69).

38 Полный текст обращения см. в кн.: Алексеенков П. Хивинское восстание 1916 г. Ташкент, 1930, с. 21.

39 ЦГА УзССР, ф. И-1, оп. 31, д. 1104, л. 108-109.

40 Там же, л. 157.

41 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 146

42 Там же, т. 25, с. 65.

43 Там же, т. 48, с. 12—13.

44 ЦГА УзССР, ф. И-1, оп. 27, д. 1794, л. 1.

45 ПА УзФИМЛ РФ, д. 349, с. 25, 26.

46 ЦГА УзССР, ф. И-722, оп. 1, д. 370, л. 29.

47 ПА УзФИМЛ РФ, д. 349, с. 27.

48 Там же.

49 Там же, с. 28.

50 Там же.

51 Там же.

52 Там же, с. 29.

53 Там же.

54 ЦГА УзССР, ф. И-722, оп. 1, д. 370, л. 66.

55 ПА УзФИМЛ РФ, д. 349, с. 88—91.

56 Там же, с. 97.

57 Туркестанские ведомости, 1917, № 89, 26 апр.

58 Там же, № 120.

59 Там же.

60 Непесов Г. Из истории Хорезмской революции, с. 80—81.

61 Очерки истории Каракалпакской АССР, т. 2 (1917—1963 гг.). Ташкент 1964, с. 9-13.

62 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 31, с. 436—437.

63 ЦГА УзССР, ф. И-722, оп. 1, д. 370, л. 134.

64 Там же.

65 Там же, л. 177—178.

66 Туркестанские ведомости, 1917, № 171, 4 авг. 67 ЦГА УзССР, ф. И-1044, оп. 1, д. 20, л. 68.

68 Там же, л. 85.

69 Там же, ф. И-722, оп. 1, д. 370, л. 391.

70 Там же, ф. И-1044, оп. 1, д. 20, л. 139.

71 Там же, ф. И-722, оп. 1, д. 3706, л. 406.

72 Там же, ф. И-1044, оп. 1, д. 20, л. 193.

73 Полный текст Конституции опубликован в газете «Туркестанский курьер», 1917, 29 авг. и 8 сент.

74 ЦГА УзССР, ф. И-1044, оп. 1, д. 20, л. 193.

75 ПА УзФИМЛ РФ, д. 349, л. 53.

76 Там же, л. 54.

77 ЦГА УзССР, ф. И-722, оп. 1, д. 370, л. 261, 265, 267, 268.

78 Там же, л. 284, 284 об., 286.

79 Там же, л. 317, 317 об. — Г. Непесов в книге «Из истории Хорезмской революции» (с. 88—89) ошибочно относит эту телеграмму к 20 ноября 1917 г.

80 ЦГА УзССР, ф. И-722, оп. 1, д. 370, л. 485, 488.

81 Пешие войска (дружины) представляли собой тыловые формирования, состоявшие из лиц, уже вышедших из призывного возраста.

82 ПА УзФИМЛ РФ, д. 349, л. 53.

83 Там же, л. 22—23.